Следует подчеркнуть, что грань между материалистическим и идеалистическим направлениями в географии была всегда достаточно различимой. Чтобы показать основные различия в теоретических представлениях и конкретных исследованиях между этими двумя основными направлениями, достаточно хотя бы в самом кратком виде ознакомиться с теоретическими концепциями А. Гумбольдта и К. Риттера.
В творчестве этих крупнейших немецких географов первой половины XIX в. два основных направления в развитии географии проявились, пожалуй, с наибольшей яркостью и наглядностью. Кроме того, идеи Гумбольдта и Риттера оказали заметное влияние на многих географов последующего времени, что также заставляет нас уделить несколько больше внимания их теоретическим воззрениям.
Прежде всего, отметим то общее, что имелось в концепциях Гумбольдта и Риттера. Общее это заключалось в признании единства географии. Оба признавали, что деление географии на общую и частную (или на землеведение и страноведение) есть деление на части одной общей науки. Оба признавали также, что география должна давать целостные картины окружающей человека среды, включая и самого человека с результатами его труда и некоторыми особенностями общественной жизни. Оба, следовательно, признавали, что география имеет один общий объект изучения, несмотря на дифференциацию географических исследований. Наконец, оба испытали некоторое влияние философии Канта — применяли элементы диалектики, считая необходимым и возможным изучать географические явления в процессе их развития.
Эти общие черты в теоретических воззрениях Гумбольдта и Риттера весьма существенны, и было бы неправильно только противопоставлять этих двух ученых друг другу. Но еще большей ошибкой было бы рассматривать их как географов, стоявших целиком на общих теоретических основах и как бы лишь дополняющих один другого, поскольку в одном случае исследовательская мысль направлялась на изучение природы (Гумбольдт), а в другом случае на изучение географии общества (Риттер). Довольно распространенное представление о взаимно дополняющем единстве взглядов Гумбольдта и Риттера является, по нашему мнению, совершенно неправильным. Оно возникло из-за чрезмерной переоценки общих черт в их взглядах на географию и игнорирования имевшихся между ними весьма существенных различий.
Творчество Гумбольдта было самым тесным образом связано с обобщением большого эмпирического материала, собранного к его времени.
В накоплении таких материалов большое значение имели экспедиции XVIII в., в которых открытия и картографическая фиксация вновь открытых земель сопровождались систематическими научными описаниями страноведческого характера. «География была поднята на уровень науки определением формы земли и многочисленными путешествиями, которые лишь теперь стали предприниматься с пользой для науки». Гумбольдт сам был пытливым путешественником-естествоиспытателем, умевшим сочетать конкретное экспедиционное исследование природы с широкими обобщениями и глубокими выводами, сделанными на основе многолетнего личного участия в конкретном изучении ландшафтной оболочки Земли. Уже из одного этого видно, что его путь в науке принципиально иной, чем у кабинетного ученого Риттера. Если же говорить о научных результатах работы Гумбольдта, то до сих пор можно поражаться их чрезвычайной плодотворности.
В своих взглядах на географию, в подходе к изучению природы, в крупных обобщающих работах Гумбольдт везде и всегда неизменно основывался на естественноисторическом, стихийном материализме. В отличие от Риттера единство мира он понимал как материальное единство, движимое внутренними силами без какого-либо божественного начала. «Главным моим побуждением всегда было стремление обнять явления внешнего мира в их общей связи, природу как целое, движимое и оживляемое внутренними силами». Особое внимание он обращал на изучение структуры географической оболочки Земли, указав на ее сложный, синтетический характер. Им были высказаны весьма плодотворные идеи о природе и сущности географии как науки. Особенно большой интерес в этом отношении представляет методологическая глава «Введение к физическому землеописанию» в его «Космосе», где Гумбольдт с материалистических позиций, не лишенных диалектики, по существу полемизирует с кантовским пониманием географии — выступает против отрыва пространства от времени, против кантовской классификации наук, утверждая, что описание чего-либо существующего не может быть отделено от его истории. «Но сущее в понятии природы нельзя абсолютно отделить от деятельности: ибо не одно органическое находится в беспрестанной деятельности и прохождении, вся жизнь земного шара, на каждой ступени своего бытия, указывает на прежде пройденные видоизменения. Таким образом, наложенные друг на друга каменные пласты, составляющие большую часть внешней земной коры, заключают в себе следы почти совершенно исчезнувших творений… Эти пласты разом открывают взору наблюдателя собранные в одно пространство фауны и флоры различных эпох. В этом смысле нельзя совершенно отделить описание природы от истории природы, Геогност не может обнять настоящего без прошлого. Бытие в его объеме и внутреннем существе может быть вполне узнанным только как нечто сделавшееся».
Развивая идеи Варениуса, Гумбольдт многое сделал для правильного объяснения единства общей и региональной географии и — что особенно важно — выступил против механистического понимания природы как простой суммы частностей, чем нанес удар по позитивизму, распространенному среди географов, целиком ушедших в частные отраслевые исследования. Со всей присущей ему основательностью Гумбольдт выступил против утверждений, что с развитием отдельных отраслей географии (отдельных географических наук) география в целом якобы «исчезает», так как есть отдельные предметы, изучаемые отдельными географическими науками, но нет общего объекта изучения у географии в целом. По этому поводу он писал: «Для разумного созерцания природа есть единство во множестве, соединение разнообразного по форме и составу, есть понятие о совокупности естественных явлений и естественных сил, как о живом целом. Главная цель разумного изучения природы состоит в том, чтобы в разнообразии узнать единство, в частностях обнять все то, что нам передано открытиями прежних веков и настоящего времени, но так, чтобы, поверяя подробности, уметь выбирать между ними, не падать под их массой…». «Чем глубже проникаешь в сущность естественных сил, тем более постигаешь связь явлений. В начале человеческой образованности все явления, будучи рассматриваемыми поверхностно, кажутся стоящими отдельно и сопротивляющимися всякому сближению; повторяемые наблюдения и размышление сближают их и показывают их взаимную зависимость, а через это получается большая возможность внести простоту и краткость в изложение общих идей».
У Гумбольдта можно найти и более определенные высказывания против разорванности географии. Так, в том же «Космосе» он пишет: «Специальные описания земель — без сомнения самый необходимый материал общей физической географии; но самый старательный свод этих описаний разных земель так же мало представит характеристическую картину природы в ее цельности, как мало одно вычисление всех отдельных флор земного шара представит географию растений». Приведенные высказывания А. Гумбольдта в известной мере не утратили своего значения и в наше время.
Творчество Гумбольдта лишено мистики и идеалистических домыслов. Его работы основываются на реальных фактах, на обобщении опыта. Только реальные тела, процессы и явления входили в круг рассматриваемых им вопросов. Взаимосвязи между природными компонентами понимались им не только как взаимоотношения в пространстве. Он правильно считал, что пространственные взаимоотношения без взаимодействия отдельных тел и сил материального мира невозможны, как невозможно и существование материальных тел вне пространства. Отчетливое понимание невозможности существования внепространственной материи и внематериального пространства — одна из характерных и наиболее сильных черт во всех работах А. Гумбольдта. Он видел единство материального мира и этим в значительной степени разделял точку зрения французских материалистов XVIII в. Но в методологии Гумбольдта содержалось гораздо больше элементов диалектики, чем в философии не только французских энциклопедистов, но и Людвига Фейербаха, что заметно выделяло Гумбольдта среди других ученых первой половины XIX в.
В отличие от географов-идеалистов Гумбольдт утверждал, что география имеет свой собственный, реально существующий материальный объект, изучение которого надо производить во времени, пространстве и взаимодействии между составляющими его элементами. Со всей решительностью подчеркивался им комплексный, синтетичный характер объекта географии, подчеркивалась его целостность, а отсюда и специфичность географии как науки. «Распределение органических типов сообразно широте, высоте мест и климатам, география растений и животных, столь же различна от описательной ботаники и зоологии, как и геологическое познание земли различно от минералогии. Оттого физика вселенной не должна быть смешиваема с так называемой энциклопедией естественных наук… В учении о Космосе частное будет рассматриваемо только в его отношении к целому, как часть всемирных явлений» Гумбольдту свойственно глубокое понимание сложной и многообразной взаимообусловленности, существующей между отдельными компонентами природной среды. «Слово климат означает прежде всего, без сомнения, специфическое свойство атмосферы, но это свойство зависит от непрестанного взаимодействия моря — всюду глубоко бороздимого течениями совершенно разных температур и испускающего лучистую теплоту — и суши, многообразно расчлененной, поднятой и окрашенной, обнаженной или покрытой лесами и травами».
Пожалуй, трудно найти у кого-либо из географов более яркий показ сущности одного из частных объектов географического изучения (климата) в его обусловленности и неразрывной связи с другими элементами, чем это сделано в приведенной цитате.
Обладая широким географическим подходом к явлениям природы, Гумбольдт доказывал высказанную им мысль, что география это не сумма сведений, а самостоятельная (или, как он писал, самобытная) наука. Выявляя и формулируя закономерности развития природной среды как синтетического сочетания составляющих ее элементов, Гумбольдт трактовал географию как естественную науку. Теоретическому обоснованию физической географии был посвящен его крупнейший труд «Космос».
В творчестве Гумбольдта ярко воплотились лучшие черты того этапа развития географии, который Энгельс назвал «сравнительной физической географией». Как уже говорилось, Гумбольдт обобщил огромный фактический материал, накопленный географией к началу XIX в. Такое обобщение стало возможным благодаря применению в широких масштабах сравнительного метода, при помощи которого он установил ряд важнейших географических закономерностей, таких, как закон высотной зональности климатов, закон зависимости высоты снеговой линии в горах от географической широты и характера климата и т. п. Гумбольдт не ограничился применением только сравнительного метода, а сумел сочетать его с комплексным подходом к изучаемым объектам. Это дало возможность правильно подойти к всестороннему изучению природы и более глубоко заглянуть в сущность отдельных компонентов природной среды, что и сделало его труды основой для развития многих отраслей физической географии.
Мы и теперь не можем не согласиться с оценкой, которую дал Гумбольдту один из крупнейших представителей русской классической географии Д. Н. Анучин. «Если можно назвать имя, которое должно остаться навсегда на видном месте в истории научного землеведения, то это, бесспорно, имя Александра фон-Гумбольдта».
Признавая единство материального мира и пытаясь в своих работах «по-аристотелевски» всесторонне охватить природу, Гумбольдт в то же время не смог подойти к правильному пониманию географических явлений общественного характера и научно объяснить сущность взаимоотношений между природой и обществом. Он высказывался в духе географического детерминизма. Рассматривая труды Гумбольдта, легко можно обнаружить, что, признавая единство материального мира, он фактически изучал почти исключительно одну природную часть этого единства, «обесчеловеченную» природу. Единство географии, по Гумбольдту, сводилось, следовательно, к единству физической (включая и биологическую) географии. В тех же случаях, когда Гумбольдт все же касался общественных явлений, он обычно ограничивался описанием и констатацией фактов чисто внешней зависимости деятельности людей от природных условий. Его глубокие, намного опередившие свое время теоретические обоснования относились к познанию природного комплекса ландшафтной оболочки Земли. География в целом понималась им прежде всего как физическая география, как «физика земного шара», обоснованию которой и был, повторяем, посвящен его «Космос». Материализм Гумбольдта отличался непоследовательностью, как только дело доходило до попыток объяснения качественных отличий человеческого общества от остальной природы. Именно со времени Гумбольдта или, вернее, после него среди значительной части географов стал усиливаться «уход» в чистую физическую географию, нередко без всяких попыток установить связи между природными и общественными явлениями. Об этом периоде И. П. Герасимов говорит: «В изучении частных конкретных связей, особенно в сфере природных явлений, география уже давно добилась многих выдающихся результатов. Однако историческая и генетическая сущность важнейших общих связей природных и общественных явлений, описываемых в ходе географического изучения различных районов и стран, длительное время была недоступной последовательному научному истолкованию. В этой области научных знаний имели место главным образом лишь отдельные правильные догадки крупнейших мыслителей прошлых времен. В большинстве же случаев в общей теории географической науки на протяжении многих столетий преобладали ложные, идеалистические представления, до сих пор питающие реакционные, антинаучные взгляды некоторых зарубежных географов». Правда, И. П. Герасимов в приведенном высказывании совершенно очевидно имеет в виду более длительный отрезок времени, чем от Гумбольдта до наших дней. Но если говорить о «выдающихся результатах» в изучении отдельных компонентов природной среды при одновременной недоступности выявления сущности связей между природными и общественными явлениями, то, конечно, это положение с особой яркостью проявилось именно после Гумбольдта и продолжает проявляться до сих пор.
Теоретические взгляды Риттера представляли собой смешение идеалистических положений, заимствованных из философии Канта и Гегеля. Кроме того, большое влияние на него оказало творчество философа И. Гердера (1744—1803), не лишенное материалистических тенденций. В частности, понимание единства мира у Риттера связано с некоторыми взглядами Гердера, отличавшимися большой противоречивостью и непоследовательностью. Гердер ближе стоял к материалистическому мировоззрению, чем Кант. Он был сторонником естественного происхождения живых организмов, в том числе и человека, в чем предвосхитил Дарвина. Весьма близки были Гер деру и идеи географического детерминизма. Он, например, большое значение в развитии человеческого общества придавал дифференцированности природных условий. «Разнородность людей, так как и всех земных творений, имеет свою причину в разнородии местностей». Гердер критиковал Канта с натуралистических, материалистических по сути позиций. Говоря о влиянии природной среды, прежде всего рельефа, на общественную жизнь, Гердер видел единство между всеми формами материального мира, видел взаимосвязь и взаимозависимость между обществом и остальной природой. Но единство мира выводилось им не из материального начала, а из всеединого духа, предопределяющего судьбы народов. Здесь Гердер оказался в плену идеалистических представлений.
География, по Гердеру, основа истории, а история — приведенная в движение география; география изучает застывшее пространство (как арену истории), а история изучает развитие, происходящее во времени одно вслед за другим. Отрыв пространства и времени от материи проявлялся, следовательно, и у Гердера, как проявлялся он в философии Канта.
Свою систематизацию изучаемых географических материалов Риттер подгонял под теологические схемы, используя географию для доказательства как божественного происхождения Земли и человека, так и фатальной предопределенности развития общества и природы. Существующие в реальной действительности взаимосвязи внутри природы, как и связи между нею и обществом, Риттер связывал с религиозными идеями о божьем провидении, о божьем промысле в устройстве земной жизни. Свои многотомные сочинения он насыщал реакционными, идеалистическими идеями, чем часто закрывал дорогу к правильному объяснению фактического материала. Поэтому роль Риттера как систематизатора последнего была скорее отрицательной, чем положительной.
Восприняв некоторые черты диалектического метода Гегеля, что обусловило наличие историзма в его работах, Риттер вместе с тем заимствовал у Гегеля ряд его идеалистических заблуждений, которые впоследствии отбросили Маркс и Энгельс. Например, Риттер считал природу категорией, развитие которой целиком зависит от ступени развития разума или культуры, достигнутой к тому или иному времени человечеством. Главное отличие географии от других наук он видел в изучении ею изменений физического характера нашей планеты под влиянием человеческой деятельности. Это положение звучало бы неплохо, если бы эти изменения рассматривались как реальные, происходящие в результате действия сил природы и производственной деятельности человеческого общества. Но Риттер рассматривал их как изменения в духовном восприятии окружающей природы людьми в результате их совершенствования. В своих работах он пытался конкретизировать известное, но весьма далекое от науки, высказывание Гегеля, который пытался «обосновать» разумность господства европейцев над жителями других частей света. Гегель, как известно, утверждал, что «вообще новый мир представляет собой неразвившееся раздвоение (имеется в виду Америка.— В. А.). Он делится на северную и южную часть, подобно магниту. Старый же свет являет совершенное раздвоение на три части, из которых одна, Африка, есть самородный металл, лунная стихия, оцепеневшая от зноя, где человек замирает в самом себе; это — не вступающий в сознание немой дух. Другая часть, Азия, есть вакхически кометное исступление, буйно порождающая из себя среда, бесформенное произведение, без всякой надежды на овладение своей средой. И, наконец, третья часть, Европа, образует сознание, разумную часть Земли, равновесие рек, долин и гор,— и центром ее является Германия. Части света распределены таким образом не случайно, не ради удобства, а представляют существенные различия».
Руководствуясь приведенным положением Гегеля, Риттер рассматривал характер материков в непосредственной связи с жизнью населяющих их народов и с государственными образованиями. При этом Европе и прежде всего Германии отводилась предопределенная судьбой наиболее совершенная форма жизни и руководящее значение в жизни всех других стран и народов. «Таким образом, чрезвычайное дробление и физическое развитие твердых и жидких форм на самом тесном пространстве, легкость, с какою можно обозреть в Европе как естественные отношения, так и быт населяющих ее народов,— вот что составляет отличительный характер этой части Старого Света. Уже по самой природе своей она имеет, кажется, другое назначение, нежели те части света, с которыми она соприкасается». Кроме того, Риттер, повторяя Канта, утверждал, что географические науки должны иметь дело главным образом с пространственными категориями, с заполнением пространства, с описанием заполненных пространств и их пространственными же отношениями. Этим Риттер отличал географию от истории, которая ограничивает свое изучение исследованием вещей в их последовательном развитии. География — наука о пространстве, история — наука о развитии, повторял Риттер известное положение Канта, пропагандируя понимание географии как пространственной науки, лишенной тем самым материального объекта изучения. Не удивительно поэтому, что ему не удалось сколько-нибудь плодотворно применить в своих работах даже известный ученым его времени сравнительный метод. «Риттер ограничивался только сравнением внешних форм, он вовсе не рассматривал генезиса различных элементов Земли; он не исследовал переходные формы, связующие, по-видимому, различные элементы, как это делает анатом или филолог и как это преследует современная сравнительная география на основании исследования различных гомологичных форм».
Целиком восприняв реакционную идею Гегеля об исторических и неисторических народах, Риттер подходил к географии, с одной стороны, как к чисто пространственной (хорологической) науке, с другой — проводил в своих работах религиозно-натурфилософскую трактовку взаимоотношений природы и общества. Здесь как бы произошла своего рода «встреча» исторического идеализма с географическим детерминизмом. Географы-детерминисты шли от материальной основы, но, придавая влиянию природной среды решающее значение в жизни общества, приходили к неизбежному выводу о предопределенности общественного развития, которое можно якобы заранее предсказать, зная характер природных условий. Идеалисты объясняли связи между природой и обществом действием бога, который создал природу в качестве основы человеческой жизни, предопределяющей общественное развитие.