Наиболее полное представление о новейших течениях в лесной типологии можно почерпнуть из трудов совещания по лесной типологии, состоявшегося в феврале 1951 г. при Институте леса Академии наук СССР. Совещание было посвящено обмену мнениями по разным вопросам лесной типологии, преимущественно — классификационным.
Перед совещанием не была поставлена задача обобщения опыта лесной типологии в историческом разрезе, а в ходе его были лишь незначительно затронуты вопросы динамики лесных растительных сообществ. Важнейшей целью совещания явилось объединение разных направлений лесной типологии на общей основе мичуринской биологии.
Акад. В. Н. Сукачев во вступительном слове указал: «Жизнь идет вперед, наука развивается и взгляды ученых, естественно, меняются». Он отметил также, что изменение взглядов ученых снижает интерес к истории развития науки и не способствует выяснению современных точек зрения, имеющих наибольшее значение. По его мнению, «нет надобности излагать на совещании историю лесной типологии в целом, а тем более заниматься полемикой по поводу того, как понимать те или иные часто 15—20 лет назад высказанные или напечатанные слова».
В докладе «Основные принципы лесной типологии» акад. В. Н. Сукачев отметил, что «все наши хозяйственные мероприятия сводятся к регулированию взаимоотношений (взаимодействий) между деревьями древостоя, между ними и другой растительностью, животным миром, и между ними и почвой и климатом приземного слоя». В другом месте докладчик сказал: «Типы леса, выделяемые в интересах лесного хозяйства, должны быть однородны как по совокупности всех компонентов леса, так и по их взаимодействию между собой». По этому поводу Б. П. Колесников заметил, что типы леса в данном случае получаются мелкие, подчас требующие укрупнения.
В. Н. Сукачев рекомендует положить в основу лесной типологии «учение о биогеоценозе». «Биогеоценотическая классификация леса есть более высокий этап в развитии лесных классификаций. По мере того как будет углубляться изучение свойств наших лесов, будет углубляться и расширяться их классификационная база, т. е. биогеоценотическая классификация лесов будет насыщаться новым содержанием, что увеличит ее значение для практики различных отраслей лесного хозяйства». Из приведенных слов ясно, что биогеоценология «насыщается новым содержанием» не за счет собственного метода, а за счет «изучения свойств наших лесов» другими методами, т. е. собственной методики она не выдвигает.
Главным достоинством биогеоценологии, по мнению В. Н. Сукачева, является то обстоятельство, что все явления изучаются не изолированно, а в их взаимодействии (коакции). Биогеоценоз составляется из взаимодействующих частей: биоценоза (фитоценоз + зооценоз) и геоценоза (почва + атмосфера).
Новым термином «биогеоценоз» В. Н. Сукачев стремится заменить понятие о типе леса Е. В. Алексеева, данное этим ученым еще в 1927 г., как о типе лесного участка, совокупности насаждения и его среды. Это — несомненный шаг вперед, ибо понятие В. Н. Сукачева о «фитоценозе» подвергалось, как он и сам теперь частично признает, справедливой критике за свою абстрактность, так как оно является представлением о группировке растений в пустоте, т. е. без почвы, воздуха и других элементов среды.
Однако термин «биогеоценоз» является излишним. Существующие общепринятые термины — «биоценоз», растительное сообщество или наиболее краткий термин — ценоз — достаточны для наших целей, поскольку в природе не существует ни фитоценозов, ни «растительных сообществ» как группировок растений без среды. Термин «биогеоценоз» тем более неприемлем, что наряду с ним остаются также и три других необходимых для него определения: фитоценоз, зооценоз и геоценоз, совокупностью которых является он сам. Нетрудно понять, что, являясь единством организмов (растений, животных) и среды (почвы, атмосферы), растительные сообщества (ценозы) вовсе не слагаются из упомянутых трех ценозов — «фито», «зоо» и «гео». Совершенно не соответствует истине представление, что растения, животные и среда прежде чем вступить во взаимодействие между собой, группируются в упомянутые ценозы.
«Как правило, — замечает В. Н. Сукачев, — между типами леса и типами лесорастительных условий наблюдается соответствие. Однако возможны случаи, когда при одном и том же типе лесорастительных условий как в природе, так и в культуре, благодаря разному составу древесных пород, имеются разные типы леса». Последний пример автор выдвигает как случай несоответствия. Типы леса можно объединять в более крупные единицы, но разделять их не рекомендуется. Первый признак для выделения типов леса как биогеоценозов — состав древесных пород (т. е. тот же самый, что и при выделении фитоценозов).
B. Н. Сукачев, как и раньше, не рекомендует пользоваться народными названиями типов леса (бор, суборь, дубрава, рамень и т. п.) и предлагает для биогеоценозов старые названия фитоценозов: ельник-кисличник, кедрач-зеленомошник, сосняк лишайниковый и т. п. По вопросу использования типов леса как биогеоценозов автор строго придерживается тех же рекомендаций, которые ранее были им даны для типов леса — фитоценозов. Он отмечает: «Если задачи лесной типологии сводятся, главным образом, к правильному распределению лесохозяйственных мероприятий в соответствии с природными свойствами леса, то ясно, что свойства типов, на которых базируются или от которых зависят эти мероприятия, должны быть хорошо известны. От степени изученности лесоводственных свойств… зависит более полное использование данных лесной типологии в практике. Для пространственного распределения лесохозяйственных мероприятий по тем или иным частям лесного массива почти всегда необходимо знать, как распределены типы леса в массиве». Из последнего требования вытекает необходимость составления типологических карт.
В докладах Г. П. Мотовилова и С. Е. Тюкова на тему «Применение типологии в лесоустройстве» были изложены разные точки зрения на способы применения типологии в лесоустройстве: первым докладчиком — фитоценологическая, вторым — экологическая. В докладах Д. Д. Лавриненко и С. Я. Соколова на тему о лесохозяйственном значении типов леса также были изложены разные точки зрения.
Особый интерес представляет доклад С. Я. Соколова «Лесохозяйственное значение типов леса таежной зоны», являющийся конкретной иллюстрацией биогеоценологических приемов исследования как новейшего этапа в развитии фитоценологии.
C. Я. Соколов сделал небезынтересную попытку построить на основе общеизвестной крестообразной классификационной системы фитоценозов В. Н. Сукачева («обобщенная система») новую координатную систему, иными словами — попытку выйти за пределы линий классификационного «креста» и заполнить заключенные между ними секторы.
Особенная трудность при этом, как мы уже отмечали, возникает из-за сложности и неоднородности содержания линий «креста». Каждый из четырех его лучей имеет, согласно В. Н. Сукачеву, следующее содержание: верхний — нарастающие от центра бедность и сухость почв, нижний — «проточное увлажнение», левый — «застойное увлажнение», правый — богатство и сухость почв.
Если не прибегать к помощи эдафической сетки, выход мог быть найден самостоятельно лишь при заполнении секторов конкретными растительными ассоциациями, классификационно-промежуточными между теми, которые размещены на линиях «креста». Например, между крайними точками беломошника (верхний луч) и сфагнового торфяника (левый луч) могут быть размещены найденные в природе переходные между ними ассоциации. Кроме того, они могут быть размещены также и в других секторах классификационного креста. Однако С. Я. Соколов подобной работы не произвел и ограничился старыми сериями типов леса таежной зоны, которые не могут быть на каком-либо основании расширены за пределы соответствующих лм точек на классификационном «кресте». Поэтому все его 24 «координатные» диаграммы представляют собой плод весьма отвлеченной и субъективной экстраполяции, лишенной объективного основания. Почти все эти диаграммы — шаржи на эдафическую сетку, плод скорее художественного воображения, чем научного творчества.
В исходной диаграмме «плодородия почв» классификационное поле разбито на 9—10 прямоугольников, шаржирующих эдатопы. Стремясь приблизить обобщенную схему В. Н. Сукачева к эдафической сетке, С. Я. Соколов разделяет ее на три вертикальные градации богатства почв: «бедно», «среднее минеральное богатство» и «богато». При этом он вступает в острое противоречие с самой «обобщенной схемой», так как крайне бедные в отношении почвенного плодородия беломошники попадают в категорию «среднего минерального богатства». Чтобы выйти из этого положения, С. Я. Соколов весь верхний ряд типов леса относит к малоплодородным почвам. Он говорит: «Неблагоприятное сочетание этих руководящих факторов в жизни растений («богатства почвенного субстрата» и «режима влажности его») показано в верхней части схемы, где расположены почвы малого плодородия; здесь даже при богатстве почвенного субстрата элементами пищи растений плодородие почв лимитируется сухостью, однако все же слева направо оно несколько повышается». На каком основании сделан вывод о «повышении плодородия слева направо», об этом ничего не говорится. Сделать подобный вывод на основании единственного конкретного члена этого ряда — беломошника — совершенно невозможно. Такой вывод можно сделать лишь на основе эдафической сетки, придерживаясь правила В. Л. Леонтьева, о котором будет сказано ниже.
С. Я. Соколов отметил, что «при среднем атмосферном увлажнении… плодородие почв возрастает целиком за счет богатства минерального субстрата, но становится наибольшим тогда, когда нормальное увлажнение и богатство почв несколько увеличиваются благодаря подтоку обогащенных грунтовых вод». Заметим, что построение С. Я. Соколова по своим главным признакам является пестрым и логически противоречивым. Здесь и «богатство почвенного субстрата» (трактуемое в смысле потенциального почвенного плодородия), и эффективное почвенное плодородие, почвенное и атмосферное увлажнение, режимы увлажнения, характеризующие не столько само по себе плодородие, сколько процесс его формирования. Убеждение С. Я. Соколова в том, что «малое плодородие на избыточно-застойно увлажненных почвах обусловлено плохой аэрацией, а также физиологической сухостью», в отличие от почв «избыточно-проточно увлажненных», является устаревшим.
Создается впечатление, что автор «новой» координатной системы не ставит перед собой задачи дать классификацию на экологической основе и задается целью отобразить лишь протекающие в почве процессы взаимодействия между питательными веществами и влагой. Однако это не мешает С. Я. Соколову утверждать, что «обобщенная схема типов леса имеет своей основой именно закономерность размещения прямо действующих факторов и конкретные местообитания». На вопрос, «является ли фактор проточности прямым или непрямым», С. Я. Соколов отвечает: «Фактора проточности нет. Есть фактор воды. Вода есть прямо действующий фактор, а проточность — способность воды уходить с одного места на другое. Растения питаются не проточностью, а водой». Следовательно, внесение в классификационную схему С. Я. Соколовым косвенных факторов «проточности» и «застойности» увлажнения является с точки зрения самого же С. Я. Соколова нелогичным, и ему приходится как в этом, так и в других случаях вступать в полемику с самим собой.
Из отдельных схем-иллюстраций С. Я. Соколова остановимся на схеме взаимоотношений древесных пород. В ней подчеркнуто внедрение ели в дубравы и на бедные почвы, занятые сосной, а также вытеснение елью ольхи, вытеснение сосны дубом и другие давно известные «самостоятельные» смены. В специальных почвенных схемах, где вся координатная система обычно делится на две равные части, подчеркнуто, что в случае, когда образовался грубый гумус, происходит «процесс аммонификации мертвого отпада» и в почве создается кислая среда. С. Я. Соколовым дана схема точно нанесенных изобонитетов, но без указания древесной породы, к которой они относятся. Изобонитеты С. Я. Соколова являются очень усредненной схемой, полученной на эдафической сетке для сосны, ели и дуба. Однако при всем упомянутом, автор «новой» схемы самодовольно замечает: «Как видим, на обобщенной схеме типов леса вполне закономерно ложатся лини», изобонитетов, причем ход последних отчетливо указывает на зависимость производительности древостоя от всего комплекса факторов среды, но никоим образом не от одного или нескольких из них». Нельзя не отдать должное этим всеохватывающим достижениям, призванным обогащать биогеоценологию за счет других источников.
Схема качеств древесины имеет не меньше достоинств, чем схема бонитетов; качества древесины указаны в ней также независимо от древесных пород. Из данной схемы мы узнаем, что в малопроизводительных типах леса древесина узкослойная, в высокопроизводительных — широкослойная, а в избыточно увлажненных — сильно обводненная. Среди схем С. Я. Соколова мы находим не менее содержательные обобщения связей между типами леса и многими важными явлениями вплоть до «распределения грибов промышленного значения» и «курортологической ценности леса». Само собой разумеется, что надежность и точность всех этих построений крайне невысока, но положение спасается тем, что вложенное в них содержание чаще всего не идет далее повторения общеизвестных истин.
Классифицируя типы леса по 9—10 клеткам, а отдельные их особенности (например, почвенные, курортологические и другие) всего по двум-трем категориям, С. Я. Соколов с оттенком нескрываемого превосходства замечает: «Схема акад. Сукачева построена, на глубоких экологических основах и позволяет вместить в нее все условия местообитания и географически замещающие типы леса», она «не заставляет вмещать все разнообразие лесов в 16—20 клеток, как это предполагается схемой Алексеева—Погребняка». Отвечая на замечание Д. В. Воробьева, что на основе последней классификации выделено для европейской части СССР около 300 типов леса, С. Я. Соколов остается крайне недовольным таким подходом, характеризуя его как излишнее дробление.
На вопрос о том, «как увязать крестообразные схемы акад. Сукачева с вашей двумерной схемой плодородия?», С. Я. Соколов дал следующий ответ: «Никакой крестообразной схемы акад. Сукачев никогда не давал. На схемах для удобства поставлены крестообразные координаты, облегчающие отыскание необходимой точки. Все местообитания таежной зоны размещены в схеме в параллельных рядах, идущих снизу вверх и справа налево от сухих почв до избыточно увлажненных и от бедных почв до богатых. Соответственно им в схеме Сукачева размещаются группы типов леса и сами типы леса. Схема очень простая. Она дана В. Н. Сукачевым около 27 лет назад».
По-видимому, С. Я. Соколов точно и типично иллюстрирует биогеоценологические способы работы. Поэтому нельзя не согласиться с следующими словами Д. В. Воробьева: «Доклад С. Я. Соколова создал впечатление, что вообще между двумя типологическими школами разногласий нет или почти нет, так как С. Я. Соколов принимает ту же самую экологическую схему, что и мы. Как и все представители лесоводственной типологии, я высказываюсь за объединение наших сил в одном мичуринском направлении, но не считаю, что тот шаг, который сделал С. Я. Соколов, ведет к объединению. С. Я. Соколов превратил фитоценологический классификационный крест в систему координат. Если это волшебное превращение имеет смысл, то разве только тот, чтобы освободить себя от необходимости благодарить В. Р. Вильямса за его классификацию факторов плодородия и русскую лесоводственную типологическую школу за ее эдафическую сетку. Координаты схемы С. Я. Соколова не имеют ничего принципиально общего с нашей классификацией так как в его схеме на двух координатах мы видим самое непостижимое размещение всей совокупности факторов, чего никак нельзя сделать при двумерной системе координат».
В доказательство общности принципов лесоводственной и фитоценологической классификаций наиболее убедительные аргументы были приведены В. Л. Леонтьевым. Если общую схему В. Н. Сукачева нанести на эдафическую сетку и при этом повернуть классификационный «крест» вокруг его оси против движения часовой стрелки на 45°, обе схемы близко совпадут по своему содержанию. Несомненно, что открытие В. Л. Леонтьева имеет под собой объективное основание. Оно является ценным в том отношении, что еще раз подтверждает справедливость вывода о смешанном характере линий-лучей фитоценологического креста, во всех случаях нераздельно совмещающих в себе и линию плодородия (богатства) почвы и линию ее увлажнения и тем самым затрудняющих экологическую оценку лесов и их местообитаний.
После того как В. Л. Леонтьев показал упомянутое обстоятельство с диаграммной ясностью (эта часть его выступления вызвала заслуженные аплодисменты), можно было ожидать, что последует отказ от расплывчатого классификационного «креста» и будет совершен переход к эдафической сетке. Однако, следуя фитоценологическим традициям, сам В. Л. Леонтьев пользуется «крестом» для классификации… саксаульников Средней Азии, причем в ряду нарастающего сфагнового заболачивания он произвольно размещает ряд нарастающего же… почвенного засоления, а в ряду увеличения богатства почв — увеличение мощности песчаного плаща, покрывающего богатые мелкоземистые почвы, т. е. поступает вопреки содержанию обобщенной схемы. Схема, выдерживающая столь бесцеремонное использование, едва ли может быть пригодной для серьезных научных исследований и обобщений.
В выступлении проф. Н. М. Горшенина было сказано: «На совещании большинство выражает желание создать единую советскую школу лесной типологии. При этом полагают, что никакой разницы между двумя основными лесотипологическими школами нет. Однако это неправильно и противоречит историческим фактам… Напомню, что еще Г. Ф. Морозов, заложивший научные основы лесной типологии, вел очень жестокую борьбу на два фронта. С одной стороны, он боролся с представителями того направления в лесоводстве, возглавляемого М. М. Орловым, которое абсолютно отрицало значение лесной типологии, с другой стороны — со школой ботаников в лесоводстве, или, как он их называл, с «представителями чистой науки». Сам Морозов исходил из производственных заданий и, как теперь стало ясно, стихийно стоял на мичуринских позициях. Многие же теперешние фитоценологи стояли на позиции «чистой науки»… Морозов, последовательно развивая свое учение, стоял до конца жизни на определенной позиции — позиции единства насаждений и среды. В этом отношении нельзя делить учение Морозова ни на какие периоды. Для Морозова фактор местопроизрастания всегда был первичным, а биологические свойства древесных пород и факторы лесонасаждений — функциональными».
В выступлении начальника московской экспедиции «Леспроекта» К. А. Ильминского были отмечены результаты успешного применения при устройстве лесов Московской области методов лесоводственной типологии. К. А. Ильминский сообщил о произведенном и одобренном местными работниками устройстве лесов на основе лесоводственной классификации в горных лесах Кавказа, Крыма, в Рязанской и Калининской областях, в Мордовской АССР и в других республиках и областях.