Исчерпав намеченную проблематику, мы можем теперь подвести некоторые итоги. Мы можем, прежде всего, установить, что дарвинизм безусловно обладает всеми теми признаками, которые позволяют понимать его, как самостоятельную науку.
Во-первых, дарвинизм есть систематизированное знание об органической эволюции. Во-вторых, он, безусловно, имеет свой специфический объект изучения — процесс органической эволюции. В-третьих, сам объект свидетельствует о том, что вопрос идет об особой, специфической форме движения — историческом развитии органических форм. Наконец, дарвинизм имеет и свой, возникший именно на почве учения Дарвина, исторический метод исследования. Мы видели также, что вопросы дарвинизма могут быть расположены в пределах определенной, фактически и логически обоснованной системы. Напомним ее общие основания.
1. Прежде всего, необходимо было выяснить объект нашей науки — процесс органической эволюции и установить основную характеристику эволюционного процесса. Тот факт, что эволюция ведет к повышению организации, что она носит дивергентный и приспособительный характер — эти основы ее характеристики тотчас ставят перед нами вопрос о причинном объяснении эволюционного процесса.
2. Отсюда естественный переход ко второй проблеме дарвинизма — факторов или движущих сил эволюции, к разбору изменчивости, наследственности и отбора, как процессов, обеспечивающих, в их качественном единстве, эволюционное преобразование органических форм. В состав этой центральной проблемы дарвинизма входит: а) обсуждение эволюционного значения различных форм изменчивости, б) анализ процессов наследования, в) анализ творческого действия отбора.
3. Установление творческого действия отбора, как движущей силы эволюции, ведет к элементарно-ясному положению, что движущая сила эволюции должна быть и ее направляющей силой, определяющей пути (направления) и закономерности эволюции. Отсюда неизбежно возникает третья большая проблема дарвинизма: пути и закономерности органической эволюции. Проблема эта соответствует особому разделу, который называется филогенетикой. Последняя, естественно, распадается на общую и частную филогенетику. Общая филогенетика рассматривает:
- методы изучения эволюционного процесса;
- анализ отношений между онтогенезом и филогенезом — вопрос, который ведет нас, через критику биогенетического закона, к установлению теории филэмбриогенезов;
- обсуждение этой теории непосредственно связывает ее с проблемой способов филогенетических изменений органов;
- анализ этой проблемы открывает путь к обсуждению проблемы путей и закономерностей эволюции, к учению об адаптиоморфозах.
Установление всех этих проблем общей филогенетики позволяет перейти к вопросам частной филогенетики, к прослеживанию эволюции форм эволюции в различных группах повышающейся организации, к установлению факта эволюции форм отбора, элементов его ослабления у высоко организованных форм и его снятия в пределах своеобразной эволюции человека.
4. Рассмотрев эволюцию человека, установив, что человек достиг господства над природой, мы, естественно, переходим к обсуждению завершающей синтетической проблемы дарвинизма — проблемы управления эволюционным процессом.
Таков тот логически связанный круг проблем, которые, в их взаимных и естественных связях, и составляют систему дарвинизма.
Выяснив эти вопросы, нельзя не вспомнить о людях — мыслителях, поднявших теорию эволюции на высоту ведущей биологической науки. Во главе этой плеяды нужно поставить великого Дарвина. Вокруг него группируется ряд других ученых, его современников и его последователей, вплоть до наших дней.
Из современников Дарвина, его сподвижников и друзей необходимо указать на ботаника Джозефа Гукера и зоологов Альфреда Уоллеса и Томаса Гекели.
Альфред Уоллес (1823—1913), независимо от Дарвина, пришел к теории естественного отбора. Этот факт показывает нам, что в его лице мы должны видеть крупного мыслителя и ученого. И действительно, Уоллес, был им. Отличаясь необычайной наблюдательностью, он был непревзойденным полевым зоологом, черпавшим свои богатые биологические знания из их единственного подлинного источника — природы, которую Уоллес тонко понимал и глубоко любил. Наряду с неукротимой жаждой общения с природой, он обладал глубоким синтетическим умом и не только тонко наблюдал, но в то же время умел видеть факты в их взаимных связях. Эта черта, в которой среди биологов его времени Уоллес уступал только Дарвину, позволила ему так близко подойти к теории естественного отбора, что он с полным правом должен рассматриваться, как один из двух творцов научной эволюционной теории. Однако, особенно велики заслуги Уоллеса в разработке ряда кардинальных вопросов дарвинизма. Уоллесу принадлежит, в частности, большое место в создании дарвиновской теории адаптаций. Он является одним из создателей теории покровительственной и предостерегающей окраски и мимикрии. Острым взором натуралиста Уоллес вскрыл и распутал сложные закономерности мимикрии, им собраны все основные факты, касающиеся экологии знаменитой каллимы, и самое название этой бабочки неизбежно ассоциируется с его именем. Прекрасно понимая место теории изменчивости в системе дарвинизма, Уоллес посвятил изучению ее много труда и собрал огромное число фактов, показывающих, как велик размах внутривидовых вариаций. Уоллес впервые ясно показал, что изменчивость охватывает все признаки и физиологические свойства, значительно дополнив материалы Дарвина. Уоллес впервые подчеркнул и разработал понятие о резерве изменчивости, как материале для естественного отбора в самых различных направлениях, и тем самым в корне подорвал предельческие представления об органической эволюции. Уоллесу принадлежат также важные зоогеографические обобщения. Он является основоположником современного нам учения о зоогеографических областях. В этом сложном и трудном вопросе Уоллес сумел найти ведущие фаунистические черты, на основании которых достигается диференцировка многообразной фауны Земли на зоогеографические области. Работа эта требовала всеобъемлющих знаний о животном населении нашей планеты. Надо поражаться, как мог один человек построить целую науку — зоогеографию, тем более, что наряду с этими кропотливыми исследованиями Уоллес вел кипучую деятельность в области пропаганды дарвинизма и защиты его от многочисленных нападок со стороны антидарвинистов.
К сожалению, Уоллес, оставаясь материалистом в области биологии, сошел с этого пути в области проблемы антропогенеза, допуская, что становление человека не поддается естественному объяснению и связано с деятельностью особого «мирового духа». Эта идеалистическая трактовка антропогенеза звучит диссонансом в научном наследстве Уоллеса.
В этом отношении полной его противоположностью является знаменитый Томас Гекели (1825—1895) — «бульдог Дарвина», как он сам себя называл. Гекели преимущественно работал в области сравнительной анатомии, впервые на почве конкретных фактов этой науки направивший ее развитие в сторону эволюционной проблематики. В особенности важными являются работы Гекели в области проблемы происхождения человека. Смелый борец за дарвинизм, Гекели впервые в истории науки недвусмысленно и конкретно ставит вопрос об обезьяньем происхождении человека в своем классическом труде «О положении человека в ряду органических существ». На ряду с научно-исследовательской работой, Гекели вел жесткую, непримиримую, смелую борьбу с антидарвинизмом. Пропаганду дарвинизма Гекели вел не только в научных кругах, но и в рабочих аудиториях, стремясь популяризировать идеи дарвинизма в широких массах.
В Германии популяризатором и исследователем в области дарвинизма был Эрнст Геккель (1834—1919), имя которого связано с широким распространением дарвинизма в XIX столетии. На протяжении нашего курса неоднократно упоминалось его имя. Он оставил после себя огромное количество работ и книг, в том числе широко известные «Мировые загадки» (1899 г.), «Естественная история мироздания» (1868 г.). Свое научное credo Геккель изложил в специальных теоретических работах, среди которых нужно отметить «Общую морфологию» (1866), «Антропогению» (1874), «Систематическую филогению» (1894—1896) и ряд специальных монографий.
Геккель должен расцениваться, как выдающийся исследователь в области филогенетической проблематики. Филогенетическое направление получило мощное развитие несомненно под его непосредственным влиянием.
Биологические исследования Геккеля приобретают особый интерес и значение в связи с его философскими воззрениями. Геккель во многом был материалистом. Он дел резкую борьбу с деизмом и идеализмом в науке. Едва ли найдется другой биолог (кроме Тимирязева), который нажил бы себе столько врагов из лагеря реакции, как Геккель. Особенно велико было значение его книги «Мировые загадки», в которой Геккель показывает, как под неудержимым натиском материалистической науки разрешаются «загадки» природы. «Популярная книжечка сделалась орудием классовой борьбы. Профессора философии и теологии всех стран света принялись на тысячи ладов разносить и уничтожать Геккеля… Весело смотреть, как у этих высохших на мертвой схоластике мумий — может быть, первый раз в жизни — загораются глаза и розовеют щеки от тех пощечин, которых надавал им Эрнст Геккель» (В. И. Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, М. 1939 г., стр. 236—237).
Однако, Геккель был все же вульгарным материалистом, механистом и типичным эклектиком. Буржуазная ограниченность Геккеля сказалась в ряде его ошибочных положений. Так, он пытался обосновать особую религию, монизм, едко высмеянную В. И. Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме» (М. 1939, стр. 237). Геккель сыграл также крупную роль в развитии социал-дарвинизма — реакционной социальной доктрины, основанной на неправильном переносе естественного отбора на общество. Социал-дарвинизм получил широкое распространение в Германии и исторически является предтечей фашистских расистских «теорий» о неравенство рас — идея поддерживавшаяся Геккелем, которого можно рассматривать, как одного из основоположников ее.
К отрицательным сторонам его работы нужно также отнести неточный стиль ее. Геккель молчаливо проводил в своей научной деятельности антинаучный принцип «цель оправдывает средства». Там, где нехватало фактов, Геккель не задумываясь ставил на их место необоснованные гипотезы. Его враги не без основания обвинял» Геккеля в подтасовках фактов и даже подделке. Стиль работы Геккеля был иной, чем у Дарвина, которому никогда не была присуща поспешность заключений. Геккель не может рассматриваться, как классик дарвинизма. Над дарвинизмом он сделал ряд надстроек, зачастую идеалистического и механистического характера. Так, он не отрицал врожденной целесообразности, ламарковских принципов и различных, чисто натурфилософских концепций.
Рядом с Геккелем следует поставить Ф. Мюллера (1822—1897), работавшего в Южной Америке, имя которого преимущественно связано с разработкой вопроса о соотношениях между онто- и филогенезом. Мы видели, что Мюллер значительно ближе подошел к правильному пониманию этих соотношений.
Кроме кратко охарактеризованных дарвинистов зарубежных стран, можно было бы указать на ряд исследователей, принадлежащих XX веку, внесших крупные вклады в сокровищницу дарвинизма. Некоторые из современных зарубежных исследователей, каковы, например, Холден, Фишер, Дж. С. Хаксли, Карпентер, Форд и другие, сделали очень много для разработки фактического основания теории естественного отбора. Были указаны и другие исследователи, имена которых войдут в историю нашей науки. Однако, зарубежные исследователи все же относительно очень мало сделали в области разработки общей методологии дарвинизма. Для большинства из них характерны эклектические воззрения на органическую эволюцию в попытки совмещения теории дарвинизма с различными механистическими и даже идеалистическими концепциями. Еще более характерны для зарубежных исследователей антидарвинистские воззрения. Поэтому, при всем богатстве фактических данных, на копленных исследователями зарубежных стран, прогресс дарвинизма, как ведущей эволюционной концепции, а тем более, как самостоятельной науки, был незначительным. Антидарвинистские концепции в зарубежных странах явно господствуют, и причины этого нужно видеть прежде всего в том, что на европейском Западе и в С. Америке нет условий для свободного распространения последовательного материализма.
Совершенно иная обстановка сложилась в России, а тем более в Советской стране. «Происхождение видов» вышло в 1859 году, и идеи Дарвина нашли благоприятную почву в России 60-х годов, когда в русской интеллигенции очень широкое распространение получили революционно-демократические идеи «шестидесятников», а в связи с ними — интерес к точному, материалистическому естествознанию. Как пишет крупный русский историк дарвинизма, Антонович (1896), «…русские ученые отнеслись к новой теории весьма сочувственно и встретили ее как желанную и до некоторой степени ожидаемую ими гостью». Тимирязев указывает, что впервые он услышал о теории Дарвина в лекции профессора петербургского университета С. С. Куторги. Уже в 1861 г. в «Библиотеке для Чтения» появились сочувственные статьи об учении Дарвина, однако без имен автора их. Вероятно, это был Куторга. В 1864 году проф. С. А. Рачинский опубликовал первый русский перевод «Происхождения видов», а в 1865 году вышло второе издание. Книга была встречена русской прогрессивной печатью с восторгом. Насколько интересовались дарвинизмом в России, видно из того, что начиная с 1864 года появилось много переводов популярных зарубежных книг, излагавших теорию Дарвина, а также большое число журнальных статей на ту же тему. В 1864 году появилась большая статья Д. И. Писарева о теории Дарвина, способствовавшая популяризации эволюционной теории. Русский дарвинизм, с первых шагов своего развития приобрел особые черты. Этим он обязан великому русскому дарвинисту — Клименту Аркадьевичу Тимирязеву (1843—1920), противопоставившему эклектическим воззрениям западно-европейских ученых принципиально четкое положение.
Еще молодым человеком он написал свою знаменитую книгу «Чарлз Дарвин и его учение», в которой теория дарвинизма излагается и разрабатывается в ее кристальной, классической чистоте. В то время, как Геккель увлекался филогенией, Тимирязев направил свои усилия на разработку главной проблемы дарвинизма — факторов эволюции, и в особенности естественного отбора. Геккель не дал целостной системы дарвинизма. Он не показал, например, глубоких органических связей между дивергенцией и отбором. Напротив, именно в работах Тимирязева эта связь устанавливается с необычайной четкостью. Глубокая разработка теории естественного отбора позволила Тимирязеву раскрыть основные особенности эволюции видов. Геккель совершенно извратил дарвиновское учение о виде. Он придерживался натурфилософского представления о виде, как абстракции. По Геккелю, виды, как реальные обособленные единицы, не существуют. Извращая теорию дарвинизма, Геккель, подобно Ламарку, противопоставлял идею эволюции и нереальности видов — идее константности форм и обособленности видов. Таким образом, он был далек от диалектического понимания развития и стоял на вульгарной позиции понимания эволюции, как плавного процесса. Тимирязев, с первых шагов своей дарвинистической деятельности, еще незнакомый с материалистической диалектикой, стал тем не менее на почву диалектического понимания единства прерывности и непрерывности эволюционного процесса, показав позднее в своей работе «Исторический метод в биологии», что обособление видов и их реальность есть проблема, которую дарвинист должен не отрицать, а объяснить. Анализируя процесс дивергенции, Тимирязев еще в 1864 году показывает, что каждый новый вид есть качественный скачок и что взаимное обособление видов есть необходимый результат их дивергенции и вымирания их общего предка.
Мы видели значение работ Тимирязева в постановке проблем изменчивости и наследственности, и едва ли нужно вновь повторять, что тот физиологический аспект на процессы наследования, который развивал Тимирязев, получил свое полное подтверждение в данных современной науки.
Тимирязев, как Гекели и Геккель, был выдающимся борцом за дарвинизм. Известна его работа «Наши антидарвинисты». Но от Геккеля его отделяют совершенно иные воззрения на социальные проблемы.
В то время, как Геккель превратил дарвинизм в орудие реакционного социал-дарвинизма, Тимирязев утверждал, что дарвинизм ставит своею целью лишь объяснить «темное прошлое» человека — его происхождение, но не касается его «светлого будущего» — царства демократического равенства людей, народов и рас. Гневно протестовал Тимирязев против войны, против немецкого милитаризма. Сын XIX века, он вошел в XX век революционером. Уже близкий к смерти, он полностью оценил значение Великой Октябрьской Социалистической Революции и отдал ей свою пламенную душу.
Несомненно, что блестящее развитие дарвинизма, которое характерно для русской и советской науки, в значительной степени связано с именем Тимирязева.
Рядом с ним следует поставить братьев А. О. и В. О. Ковалевских.
A. О. Ковалевский (1840—1901) занимался эмбриологическими исследованиями. Особенно интересны его работы по изучению развития ланцетника и асцидий. Ковалевский показал, что личинки асцидий обладают хордой, нервной трубкой и жаберными щелями — признаки, которые позволили установить ему принадлежность оболочников к хордовым. Едва ли можно сомневаться в том, что именно А. О. Ковалевскому принадлежит заслуга конкретного выяснения роли онтогенетических исследований в познании филогенеза. А. О. Ковалевский является основоположником сравнительной эмбриологии и учения о зародышевых листах.
B. О. Ковалевский (1842—1883) работал в области палеонтологии. Ему принадлежат фундаментальные исследования в области эволюции непарнокопытных. Ковалевский работал в чисто дарвинистском духе и ввел в палеонтологию экологический метод, который позволил ему представить эволюцию непарнокопытных, как живую картину преобразования предков однопалых форм под влиянием борьбы за существование и естественного отбора. Блестящий экологический анализ приспособлений предков лошади превращает мертвые палеонтологические документы в убедительную картину развития адаптаций к бегу в условиях открытых пространств. Ковалевский конкретно и в чисто дарвиновском духе показывает, как вырабатывалась, под влиянием естественного отбора, однопалая конечность.
Имена А. О. и В. О. Ковалевских вошли в мировую науку. Например, Долло указывает, что В. О. Ковалевский был его истинным учителем в области палеонтологии. Коп, Скотт, Осборн, Абель и другие палеонтологи расценивают В. О. Ковалевского, как одного из величайших, ведущих ученых в этой области знания. Крупным дарвинистом был также И. И. Мечников, книга которого «О дарвинизме» недавно издана в СССР.
К дарвинистам XIX столетия (по стилю изложения и общему строю мыслей) нужно отнести также выдающегося русского орнитолога — М. А. Мензбира (1855—1935), ведшего многолетнюю и плодотворную борьбу за дарвинизм. Совместно с Тимирязевым, Мензбир перевел на русский язык сочинения Дарвина, оказав этим кропотливым трудом большую услугу русской науке. Мензбир был, как и Тимирязев, представителем классического дарвинизма (см. его книгу «За Дарвина») и вел резкую полемику против антидарвинистских течений в науке.
Если даже в дореволюционной России дарвинизм стоял очень высоко, то с победой социализма в советской стране дарвинизм поднялся на небывалую высоту. В СССР дарвинизм обрёл свою вторую родину. Партия и Правительство стали на путь всемерного развития этой области знания.
Прежде всего в СССР была разработана методология дарвинизма. Было показано, что теория Дарвина близка к философии материалистической диалектики и вскрывает объективную диалектику развития органической природы, входя, таким образом, в общую систему марксистско-ленинского учения о развитии. Этот факт сделал учение Дарвина особенно близким советской науке, и в нем надо искать причину того широкого и глубокого развития дарвинизма, которое мы наблюдаем в СССР.
Признание методологической ценности дарвинизма само по себе обеспечило его развитие. Однако, еще большое значение в этом смысле приобрели производственные отношения, характеризующие социалистическую культуру. Мощное развитие производительных сил нашей родины создало благоприятные условия для изучения органической природы СССР. Накопилось много фактических данных по кардинальным вопросам дарвинизма — по проблемам географической и экологической изменчивости, борьбы за существование, отбора и т. п. Вооруженные марксистско-ленинской методологией, советские биологи разрабатывают этот материал в духе дарвинизма, и вместе с тем самим материалом демонстрируют безусловную правильность дарвинистской теории.
Особенно полному изучению подверглись в СССР основные факторы органической эволюции — изменчивость, наследственность и отбор.
Материалистический аспект на органическую природу создал предпосылки к более тщательному и широкому изучению явлений естественного отбора. Большое значение приобрели не только многочисленные полевые, но и лабораторно-экспериментальные исследования. Их количество столь значительно, что мы могли построить этот курс дарвинизма в значительной мере на материале, добытом советскими исследователями, свободными от тенденциозных антидарвинистских идей и антидарвинистского освещения материала, что придает последнему и наибольшую фактическую достоверность.
На ряду с разработкой проблемы факторов эволюции в СССР значительное развитие получило изучение явлений онтогенеза и филогенетической проблематики. Основная заслуга в этом направлении принадлежит А. Н. Северцову (1866—1936), — основоположнику общей и частной филогенетики. Рядом с ним и его многочисленными учениками следует назвать И. И. Шмальгаузена, который впервые сделал во многом удачную попытку синтеза данных современной генетики, механики развития и дарвинизма, оказав этим выдающуюся услугу разработке теории и системы дарвинизма.
Крупные работы и сводки А. Н. Северцова и ряда других авторов (в том числе ряд работ Б. М. Козо-Полянского, В. Л. Комарова, Д. Н. Кашкарова и др. исследователей) сыграли большую роль, так как повлекли за собою значительное число более частных исследований в области проблемы факторов эволюции и общей и частной филогенетики.
Развитие теории дарвинизма явилось одной из посылок к введению в систему среднего и высшего образования специального курса, дарвинизма (с 1937 года), разработки соответствующей программы, а, следовательно, и выработки системы дарвинизма, как самостоятельной дисциплины и науки. Однако, нельзя забывать того факта, что эти успехи оказались тесно связанными с практикой социалистической культуры. Дарвинизм занял подобающее ему место не только как орудие борьбы за материалистическое мировоззрение, но и как теоретическая основа советского сельского хозяйства. Возникла оживленная борьба за дарвинистские установки в области животноводства и растениеводства. Работы Дарвина, и в особенности его книга «Изменение животных и растений в состоянии одомашнения» привлекли к себе большое внимание советских ученых животноводов и растениеводов. К Дарвину они пришла в значительной мере под влиянием идей К. А. Тимирязева и И. В. Мичурина, и эти три имени стали знаменем передовых специалистов в области сельского хозяйства. Практика последнего, в условиях социалистической культуры, привела к пересмотру взглядов в области проблем изменчивости и наследственности. В этом направлении очень большую роль сыграли многочисленные выступления и работы Т. Д. Лысенко. Было издано полное собрание работ И. В. Мичурина, и ряд вопросов, поднятых в свое время Дарвином, Тимирязевым и Мичуриным, снова стал обсуждаться в многочисленных журналах.
Большой интерес представляют также теоретические работы, связанные с проблемами разведения и происхождения домашних животных. Среди ряда исследователей этих вопросов должны быть указаны имена А. А. Браунера, Д. А. Кисловского, С. Н. Боголюбского. Если Кисловский разрабатывает преимущественно теорию разведения с.-х. животных, и притом на почве марксистско-ленинского учения о развитии, то Браунер и Боголюбский отдали много сил изучению проблемы происхождения домашних животных. Однако и для этих ученых, а вместе с ними для многих других наиболее характерна разработка проблемы управления эволюционным процессом (М. Ф. Иванов, Д. А. Кисловский, 1937, С. Н. Боголюбский, 1940).
Работы этих и многих других ученых пронизаны духом Дарвина, однако, Дарвина, поднятого на новую ступень, соответствующую советской социалистической культуре.
Если бы мы захотели, таким образом, определить характернейшую черту советского дарвинизма, поднятого социалистической культурой на новую ступень развития, то мы должны были бы признать, что его основная задача хорошо выражается словами Карла Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».