Начало XX в. знаменуется для И. В. медленно, но неизменно увеличивающейся его известностью. В это время его избирают почетным членом Калужского и Симбирского общества садоводства, Российского общества садоводства.
Творческие силы славного оригинатора (так иногда И. В. называл себя) находятся в полном расцвете (в 1900 г. ему исполняется 45 лет), однако вся обстановка старой России сковывает развитие замечательного естествоиспытателя, не давая ему возможности по-настоящему обобщить, подытожить все свои достижения и сделать их достоянием широких кругов читателей и тружеников сельского хозяйства своей страны.
В 1903 г. эта все возрастающая известность причиняла И. В. Мичурину уже известные тягости; он жаловался: «Я получаю массу корреспонденций, одних открытых писем ежегодно приходит до полпуда. Поручить ответы другому лицу я, конечно, не могу, а сам не всегда успеваю сделать вовремя ответ».
Питомник И. В. обогащается все новыми и новыми сортами плодово-ягодных растений. И. В. уже теперь начинает работу с дальневосточной ягодной лианой — актинидией, решает в основном проблему северного виноградарства, продолжает разработку сложнейшего вопроса продвижения на север персика. И. В. производит всевозможные новые варианты опытов, выписывает семена персика из различных районов его культуры и высеивает их, скрещивает. В 1901 г. И. В. делает следующую запись в своем дневнике: «Итак, в общем из всего количества в 2800 персиков не осталось ни одного экземпляра совершенно целого; тем не менее, по моему мнению, это еще не есть окончательное доказательство невозможности культуры персиков в нашей местности, и поэтому продолжаю борьбу далее… Чего не достигал упорный и настойчивый труд и терпение человека?».
В 1903 г. гениальный селекционер разрабатывает метод «посредника», указав тем самым надежный путь к решению, казалось бы, фантастической задачи продвижения культуры персика на север.
В 1905 г. И. В., сопоставив свои многолетние наблюдения и опыты, окончательно убеждается в непригодности метода акклиматизации растений, предложенного А. К. Греллем, и выступает в печати с резкой критикой этого способа, изложенной в статье «Каким путем возможна акклиматизация растений». В этой статье одновременно с критикой И. В. указывает новые пути акклиматизации — путем посева семян лучших культурных сортов. Естественным развитием этой работы является и другой труд И. В., опубликованный в то же время: «Мои опыты с выведением новых сортов слив в суровых местностях». В последней И. В. излагает результаты своих опытов, доказывая большую перспективность комбинирования отдаленной гибридизации с прививкой при соответствующем воспитании гибридов для получения новых сортов.
«Вообще такие серьезно важные, — пишет И. В. в последней статье, — для садового дела вопросы, как правила осмысленного выведения новых сортов плодовых деревьев путем посева и влияние подвоя на полученные сеянцы…, к сожалению, крайне мало разработаны. Если и попадаются в специальных изданиях попытки отдельных лиц осветить этот вопрос, то, по моему мнению, по этим попыткам почти всегда видно, что люди шли по большей части с завязанными глазами, на авось… одни — по незнанию, другие просто по упорному самомнению… третьи — из боязни лишнего труда. Наконец, бывают и такие личности, которые с необъяснимой бешеной злобой отвергают даже существующие факты этого дела. А между тем видно, какая колоссальная была бы польза разработать эти вопросы. Мне скажут: много ли я сам-то сделал? Много ли вывел полезных для данного времени сортов? Да, — соглашусь с ними, — мало сделал. Но с меня, как с человека, живущего личным трудом и с ограниченными средствами, и взыскивать много нельзя… что я смог и как мог, то сделал и буду делать в будущем».
Первая из названных выше статей И. В. Мичурина была снабжена примечаниями редакции, в которых указывалось, что его заключения «недостаточно обоснованы» и что имеются противоположные факты, свидетельствующие о возможности акклиматизации южных растений в средней полосе России с помощью черенков и отводков. И. В. Мичурину прекрасно были известны случаи разведения южных сортов в более северных районах. Все эти случаи он тщательно изучал и знал причину удачи каждого из них. Одни объяснялись применением искусственной защиты деревьев на зиму, другие — тем, что перенесенные растения случайно уже на родине обладали повышенной выносливостью, третьи — прививкою на морозоустойчивые подвои. В последнем случае свойство выносливости отчасти сообщалось и привою, но лишь временно, и это ценное качество быстро исчезало при переносе культурного южного сорта на другие подвои. Кроме того, сам сад «главного акклиматизатора» Грелля располагался на сухом возвышенном месте и легкой почве, что смягчало до поры до времени губительное действие не особенно сильных морозов.
В защиту греллевской акклиматизации выступил один из ярых последователей Грелля (в то время уже умершего) — Черабаев, напечатавший тогда же, в 1905 г., статью, в которой он стремился опорочить идеи И. В. о выведении новых сортов.
Черабаев вещал: «… пока русский человек по своей беспечности добьется каких-либо ощутительных результатов путем посева семенами, акклиматизаторы путем бесполого размножения наводнят достаточно прекрасными и выносливыми заграничными сортами Россию».
В связи с выступлением Черабаева Мичурин публикует статью под заглавием «Что такое акклиматизация плодовых деревьев». В ней И. В. разъясняет приводимые Черабаевым случаи акклиматизации плодовых пород и одновременно указывает, что и он одно время был поклонником Грелля и отошел от него только тогда, когда на собственном опыте убедился в ошибочности рекомендаций последнего.
«Я в свое время, — писал И. В., — тоже увлекался греллевским способом акклиматизации. Дорого этот способ обошелся многим, в том числе и мне. Пропала почти бесследно масса труда, денег и времени. Под руководством теории Грелля я тоже чудодейственным образом акклиматизировал в Тамбовской губернии много лучших иностранных груш, которые несколько лет росли благополучно и успешно плодоносили, так что не только я сам уверовал в возможность чудес подобного рода, но, стараясь убедить других, написал о моем опыте акклиматизации статью, помещенную тогда в журнале «Вестник садоводства и огородничества» за 1888 г. Но, как на зло, в следующую зиму половина сортов вымерзла, а затем еще в последующие годы за очень малыми исключениями и остальные».
С этого времени начинается борьба между И. В. Мичуриным и «акклиматизаторами». В 1907 г. в редакцию журнала «Прогрессивное садоводство и огородничество» поступило письмо от одной из любительниц садоводства (Архиповой), в котором она задавала вопрос о выносливых для Харьковской губернии черешнях. Редакция в № 19 журнала за тот же год дала ответ на этот вопрос, основываясь на ошибочных положениях греллевского способа акклиматизации. И. В. не вытерпел и прислал в журнал письмо под заглавием «По поводу некоторых ответов и статей в журнале». Это письмо, без согласия И. В. Мичурина, было опубликовано в № 31 журнала. В этой корреспонденции И. В. разъясняет ошибочность сообщения редакции о выносливости некоторых черешен в средней полосе России (вплоть до Москвы).
«Мне кажется, — пишет И. В., — такими ответами можно нанести неопытным садоводам массу непоправимых убытков…, а что г. Черабаев проповедует об уцелевшей какой-то черешне в Москве в акклиматизированном греллевском саду, — то мало ли каких чудес являлось там, но только на них основываться было бы, по меньшей мере, рискованно, в чем, я думаю, многие убедились. Я никак не пойму, (наконец, почему редакция не нашла нужным сделать какое-либо замечание на статью Черабаева о влиянии подвоя на привитый сорт. Вникните, пожалуйста, ведь в ней что-то уж очень несообразное».
Здесь И. В. обращал внимание на то, что Черабаев, признавая общее влияние подвоя на привой, отрицал это влияние на плоды привоя.
Греллевские «акклиматизаторы», сидевшие в редакции вышеуказанного журнала, не зря опубликовали это письмо И. В. Мичурина. К письму одновременно же были приложены комментарии редакции, в которых И. В. обвинялся в «издевательстве» по адресу столь почтенного лица, как Грелль, и в недопустимом выражении по отношению к Черабаеву, которого, по мнению редакции, никак нельзя было упрекать «в несообразностях». И. В. с удивлением увидевший опубликованным свое частное письмо, да еще с подобными примечаниями, немедленно направляет новое письмо в редакцию. В нем он снова терпеливо разъясняет правильность своих утверждений и отклоняет обвинения в глумлении над Греллем, он даже изъявляет готовность «печатно попросить извинения у г. Черабаева за нетактичное выражение, если последнее вызывает обиду». Однако это письмо (которое И. В. просил напечатать) не было опубликовано, оно увидело свет лишь спустя 32 года.
Дискуссия доставила И. В. Мичурину еще большую известность. Несмотря на все ухищрения «акклиматизаторов», всем было ясно, что истина остается на его стороне. И хотя официальная наука продолжала «не признавать» И. В., число его сторонников в среде садоводов-опытников и любителей увеличивалось. Тамбовский губернский инспектор сельского хозяйства Марфин подает И. В. совет обратиться за помощью в Петербург, в Департамент земледелия, в целях расширения деятельности питомника и опытов по выведению новых сортов. Долго обдумывал И. В. это заманчивое, казалось бы, предложение. Он ясно себе представлял, что, получив казенную субсидию, он потеряет независимость и самостоятельность в постановке опытов и должен будет вести всю работу по указке чиновников из Департамента. «Каждая копейка такой субсидии, — писал И. В. в своем дневнике, — будет давить своей тяжестью, будет заботить о ее лучшем применении… Это невозможно».
Однако без необходимых средств дальнейшая работа становится почти невыполнимой: «…опыты начальные, стоящие не так дорого, окончены. Теперь для окончательного выяснения свойств новых сортов и новых способов селекции требуются уже большие средства».
И 15 ноября 1905 г. И. В. посылает в Департамент доклад, в котором старается пояснить всю важность и необходимость дела улучшения и пополнения ассортимента плодовых растений и просит учредить на базе его работ школу садоводства.
Результаты этого доклада были самые плачевные: Марфин был отстранен от должности инспектора сельского хозяйства в связи с его смелыми высказываниями в Департаменте по существу просьбы И. В. Мичурина, а сам И. В. получил ответ от директора Департамента Н. Крюкова лишь 14 февраля 1908 г. В ответе говорилось: «Оказывая в редких исключительных случаях пособия частным лицам на продолжение их опытов по садоводству и плодоводству, Департамент земледелия нашел бы возможным воспользоваться и Вашей опытностью и знаниями». Но… при этом ставилось условие: опытную работу И. В. должен будет вести по программе Департамента и выполнять поручения последнего. И. В. отказался принять это условие, превращающее его в чиновника Департамента. В нужде, одиночестве, непризнанный, но стойкий в борьбе, И. В. упорно продолжал свое замечательное дело, получая моральную поддержку лишь от своих немногих друзей в эти мрачные годы реакции в царской России. Смелым вызовом реакционерам, отстаивавшим якобы «вековые устои» жизни русского народа, звучали страстные призывы И. В. к русской общественности:
«Перемены условий жизни идут с головокружительной быстротой, и если мы пожелаем улучшить свои средства к жизни более энергичным трудом, не пожелаем вечно тащиться в хвосте у других наций, мы должны проснуться от своей вековой спячки, должны энергично и дружно взяться за улучшение нашего садоводства».
Однако эти призывы И. В. наталкивались на стену равнодушия и недоверия со стороны «просвещенных садоводов» того времени. Следующий пример иллюстрирует сказанное. И. В. открыл простой и доступный способ борьбы с ржавчиной роз (болезнью, вызываемой грибком) при помощи сока молочая и в № 32 журнала «Прогрессивное садоводство и огородничество» за 1905 г. напечатал статью «Новое средство против ржавчины роз». В статье он описал этот способ и обратился с призывом ко всем редакциям журналов перепечатать его статью, а к специалистам — проверить его открытие. Увы! Редакции русских журналов ответили молчанием.
В 1908 г. И. В. посетил один из его лучших друзей — Н. И. Кичунов (по переписке и литературе они были знакомы с 1887 г.). Кичунов так описывает первое впечатление, произведенное на него И. В. Мичуриным: «Тут же я сразу же на месте убедился, что я вижу перед собой подвижника, совершенно исключительных, не встречаемых в жизни у людей достоинств».
Ознакомившись с положением дел на питомнике, Кичунов увидел, что дела эти очень плохи: вследствие больших зимних снежных заносов весной, при таянии сугробов, была погублена и испорчена масса деревьев и кустарников, «так что, — пишет Кичунов дальше, — трудно было даже и подсчитать понесенные тогда Иваном Владимировичем потери. Я тогда полагал, что для него вследствие сказанных потерь наступил настоящий безвыходный хозяйственный крах. Однако И. В. вышел из последнего полным победителем благодаря редкой среди людей стойкости в борьбе с жизненными бурями».
В 1908 г. исполнилось 30-летие деятельности И. В., которая, как в то время считали, началась в 1878 г.
И. В. Мичурин, как известно, относил начало своей научной деятельности на 1875. г. — год основания им опытно-гибридизационного питомника в Козлове. Эта последняя дата в настоящее время общепринята.
И вот Кичунов, вернувшись из Козлова в Петербург, публикует в редактируемом тогда им «Вестнике садоводства» статью под заглавием «Иван Владимирович Мичурин. К тридцатилетию его деятельности по садоводству». В этой статье он пишет:
«В текущем году исполняется тридцатилетие трудовой деятельности по садоводству выдающегося садовода-гибридизатора Ивана Владимировича Мичурина, неутомимо работающего на ниве родного садоводства с 1878 г… Статьи И. В. Мичурина в области получения новых сортов плодовых деревьев из посева появились двадцать лет тому назад и, к нашей гордости, на страницах «Вестника». С тех пор И. В. Мичурин ежегодно находит возможным обогащать новыми сортами не только отечественную Помону (т. е. садоводство), но и отечественную Флору…
«И. В. Мичурин, как опытный гибридизатор, на основании своей долголетней практики является у нас утверждателем и насаждателем положения, что, при выполнении известных условий, от посева семян плодовых растений получаются вовсе не дички, как это утверждалось до сих пор плодоводами-оригинаторами Западной Европы, а деревья со съедобными плодами культурных качеств. Что русское садоводство в лице И. В. Мичурина располагает не только огромной и выдающейся, но еще .и небывалою у нас до сих пор силою, в этом нет никакого сомнения, но, к сожалению, вина И. В. Мичурина состоит в том, что он жил, вырос и трудился в России, где собственные, родные таланты мало или совсем не признаются».
Однако эта справедливая оценка деятельности И. В. Мичурина осталась «гласом вопиющего в пустыне». Ни один — даже специальный садоводческий — журнал не откликнулся и одним словом на юбилей великого селекционера. О Департаменте земледелия и говорить нечего: там человека без диплома вообще не считали специалистом, а талант и возрастающая известность И. В., его независимые суждения и резкие отзывы о порядках царской России вызывали у чиновников Департамента (как и других учреждений) только злобу и недоброжелательство. К тому же юбилей совпал с годами разгула реакции, наступившей после спада революции 1905 г., а И. В. был давно на замечании у царских чиновников и реакционеров.
В это время В. В. Пашкевич — один из немногих друзей И. В. Мичурина — известил последнего, что в Департаменте земледелия обсуждался вопрос о принятии на государственное содержание мичуринского питомника с предоставлением И. В. возможности продолжать его работу.
Однако сумма ежегодной платы в 3000 рублей (о которой упоминал И. В. в своем докладе) показалась высокой, и положительного решения вопроса достигнуто не было.
Услыхав об этом, И. В., еще имея слабую надежду, 12 июня 1908 г. снова подает доклад в Департамент земледелия. Молчание было ответом на этот доклад. Тогда 26 октября 1910 г. И. В. вновь обращается в Департамент, снова ставит свой наболевший вопрос, причем ставит его не в форме униженной просьбы о помощи, а в форме резкой критики отношения царского правительства к повышению благосостояния населения.
И. В. писал, что в России многое плохо «потому, что тащились в хвосте у других и пользовались тем, что нам дадут или что случайно попадало нам под руку. Мы даже мало задумывались над необходимостью выращивания своих местных лучших сортов растений. Напротив, у нас в России с пренебрежением и недоверием относятся ко всему русскому, ко всяким оригинальным трудам русского человека. Не раз мне приходилось слышать советы некоторых рутинеров, что лучше держаться испытанного старого, чем стремиться к неизвестному новому. На это я нахожу нужным сказать, что крайне неблагоразумно, да и немыслимо, удержаться на месте, цепляясь за часть, когда целое неудержимо стремится вперед… Все, что сдерживается искусственно на одном месте, неизбежно вычеркивается жизнью».
Здесь же И. В. обращает внимание на то, что иностранные министерства сельского хозяйства, в особенности Соединенных штатов Америки, уже давно ведут с ним оживленные сношения, усиленно приобретая новые мичуринские сорта плодовых растений, «которые там фигурируют под совершенно другими названиями и со временем будут ввезены и, вероятно, приняты в России гораздо охотнее, чем от своего соотечественника».
Царские чиновники встречали в штыки эти смелые новаторские призывы, стремясь всеми способами удушить дело И. В. Вспоминая об этом жутком времени, он позднее писал, что до революции его слух всегда оскорбляли невежественные суждения о ненужности его работ, о том, что все эти работы — «затеи», «чепуха». Казенные ученые объявили гибриды, полученные И. В., «незаконорожденными». Даже представители местного духовенства пытались убедить И. В. прекратить опыты по гибридизации, усматривая в них кощунство, нарушение вековых устоев природы.
Между тем сад И. В. Мичурина все более и более обогащался новыми, еще невиданными плодами, необыкновенными по вкусу и красоте, слухи о которых все усиливались среди населения Козлова и приводили подчас к неожиданным результатам: к учащающимся нападениям ребят на чудесный мичуринский сад. Акад. П. Н. Яковлев в своих воспоминаниях очень ярко рисует перед нами одну из забавных картин этого, уже далекого прошлого. Он пишет, что его первое знакомство с И. В. произошло около 1910 г. при необыкновенных обстоятельствах.
«Наш дом, — сообщает П. Н. Яковлев, — был на окраине города, в рабочем поселке. И часто с ватагой ребятишек-товарищей я ходил купаться на реку Воронеж. Главной приманкой для нас, в то время беспризорных ребят, — отцы работали на заводе, матери были обременены большими семьями и не до нас им было, — был мичуринский сад с его прекрасными плодами… Вихрем налетали мы на мичуринский сад, проскальзывали под колючую изгородь и набивали пазухи яблоками, грушами или абрикосами. Под визг и отчаянный лай двух^ разъяренных желтых собак, потомство которых живет у нас и по настоящее время, мы кубарем проскакивали между проволокой и подкопанной снизу землей, «отстреливаясь» от собак надкусанными яблоками, и спасались от опасности, бросаясь в реку. Однажды… стоял жаркий августовский день. Я был вожаком всей ватаги. В случае погони собак последним из сада должен был вылезать я, как капитан последним покидает гибнущий корабль… Но на этот раз собаки оказались ловчее меня. Схватив зубами мою пятку, они крепко держали меня под самой колючей проволокой. Несмотря на страшную боль, я пытался вырваться из собачьей пасти, но только порвал штаны и оборвал икру у левой ноги. Эта метка осталась у меня до сих пор». И. В. сам отбил мальчика от разъяренных собак и повел к себе. Расспросив подробно, И. В. прочел ему отеческое наставление, пояснил, что за сад разоряют ребята и какие ценные плоды они без разбора уничтожают, какие портят растения; в заключение он нарвал вкусных яблок и подарил пленнику, после чего отпустил и даже велел переправить его на другой берег реки на лодке. Результат подобного «наказания» оказался совершенно неожиданным: ребята прекратили свои налеты на мичуринский сад. Последнее было очень важно для И. В.: сад и питомник были в то время единственным источником существования его и семьи, причем некоторые очень ценные сорта были представлены уникальными деревьями, порча которых тяжело отзывалась на скудном бюджете Ивана Владимировича. Недаром он жаловался: «После появления в печати каждой моей статьи о новом сорте меня осаждают требованиями деревцов описанного сорта, а у меня нередко в наличности имеется лишь одно маточное дерево выведенного сорта, от которого я могу уделить лишь черенки для прививки в самом небольшом количестве».
В это тяжелое время И. В. по-прежнему создает свои каталоги, не прерывая работы вместе с семьей на питомнике и в саду. Отметим, что в 1909 г. к И. В. перешла на постоянное жительство племянница его жены Александра Семеновна Платенкина (по мужу Тихонова), ставшая вскоре прекрасной помощницей. В честь ее И. В. назвал один сорт земляники, который значится в «Каталоге XXXV года» как «крупноплодная садовая земляника «Шура» — новый гибрид с лесной земляникой, очень ароматный и сладкий».
Каталоги И. В. Мичурина в этот период выходят заполненные все новыми и новыми сортами плодово-ягодных растений, нередко совершенно неожиданными, как это было, например, при выпуске каталога с предложением новых сортов «северного винограда».
По-прежнему в каталогах И. В. помещает массу сведений по агротехнике плодоводства, борьбе с вредителями и болезнями растений и т. д. Одновременно он всеми возможными путями неизменно пропагандирует свою идею выведения местных сортов плодово-ягодных растений. Так, например, будучи приглашен в 1909 г. редакцией журнала «Прогрессивное садоводство и огородничество» давать ответы читателям журнала на их вопросы, И. В., вместо того чтобы воспользоваться этим и рекомендовать читателям покупать растения из его питомника, убеждает их выводить из семян свои собственные местные сорта, так как это единственно верный и надежный способ иметь хорошие, продуктивные и выносливые сорта плодовых деревьев и кустарников.
Плохим «торговцем» был И. В., и он сам этого не скрывал. В своих каталогах (например, на осень 1903 г. и весну 1904 г., в каталоге на1912 и 1913 гг. и др.) И. В. настойчиво подчеркивает, что его питомник не является обыкновенным торговым питомником, где большое значение придается рекламе и все внимание обычно сосредоточивается на показной стороне растений как товара, с целью поскорее завлечь покупателя внешней красотой, пышностью развития деревцов и повыгоднее сбыть этот товар, не заботясь ни о дальнейший судьбе своей продукции, ни об интересах покупателя.
«В своем питомнике, — пишет И. В., — я не преследую одни торговые цели и поэтому очень мало обращаю внимания на отделку показной стороны как самого питомника, так и отпускаемых из него экземпляров растений… поэтому тех г. г. покупателей, которые мало интересуются лучшими качествами плодов растений, а гонятся лишь за внешней красотой самих растений, я покорнейше прошу обращаться со своими заказами не в мой питомник, а в специальные торговые заведения… Я совершенно не имею ни малейшего желанья рекламировать эти новые сорта. Напротив, я убеждаю не увлекаться ими уж по одному тому, что вообще новые сорта требуют долгого и всестороннего испытания и оценки их достоинств».
В 1911 г. И. В. опубликовал свою первую большую сводку в журнале «Прогрессивное садоводство и огородничество» (№№ 1—32) под названием «Выведение новых культурных сортов плодовых деревьев и кустарников из семян». Это был первый капитальный его труд, обобщающий итоги 35-летней деятельности. Здесь И. В. выступает уже во всеоружии своих достижений, накопленных в результате огромного количества опытов и непревзойденной наблюдательности прирожденного натуралиста.
В этой своей сводке И. В. снова обращается к благоразумию и совести руководителей садового дела в России: «… вникните, господа, во все мною изложенное, и вы убедитесь, что нам давно бы следовало радикально изменить свои устаревшие и неправильные понятия о садоводстве в наших краях, и сколько бы этим мы устранили препятствий к развитию и процветанию дела садоводства в России».
Однако «господа» только злорадствовали по поводу тяжелого положения И. В. и по-прежнему старались удушить все его начинания.
В 1911 г. И. В. Мичурину исполнилось 56 лет. Старость стояла у порога. «Торговые обороты» замечательного селекционера, хотя он особенно и не стремился к их увеличению, оставались слишком ничтожными и едва обеспечивали существование его с семьей.
Не так-то легко было продвигать новые сорта честными приемами Ивана Владимировича в условиях того времени, с девизом торговли: «не обманешь — не продашь». Отсутствие средств и земельной площади не давали И. В. возможности расширить питомник и свои опыты. Мысль о помощи со стороны Департамента земледелия приходилось теперь оставить. С ужасом замечал И. В., как его питомник, созданный ценою многолетнего каторжного труда, невероятных лишений и жертв, приходит в упадок, что ждать помощи неоткуда… И он заключает свой труд «Выведение новых сортов…» скорбными словами: «Мне пришлось в течение 33 лет корпеть над жалкими по размерам клочками земли, отказывая себе в самом необходимом, пришлось дрожать за каждый затраченный на дело грош, стараясь как бы скорее возвратить, выбить этот грош, чтобы на следующий год была бы возможность воспитать хоть кое-как, с грехом пополам, еще лишний десяток сеянцев, уничтожая иногда, скрепя сердце, ценные экземпляры лишь потому, что нет свободного места для других растений… О материальной поддержке и говорить нечего, — этого в России для полезных дел и не дождешься никогда. И вот, в конце концов, дело гибнет, питомник запущен, две трети новых сортов частью погибли, затерялись за отсутствием должного ухода, за недостатком свободного места, а частью рассеялись по различным покупателям в России и за границей, откуда к нам вернутся под другим именем».
«Заговор молчания» вокруг И. В. Мичурина был неожиданно нарушен одним весьма интересным происшествием.
Нужно сказать, что к этому времени, в особенности же после опубликования Иваном Владимировичем указанного только что выдающегося сочинения, известность его стала еще более возрастать. В Козлов потянулись ученые ботаники и садоводы из Англии, Франции, Швейцарии; письма, запросы, обращения шли без конца во все возрастающем количестве, приток посетителей со всех краев России в мичуринский питомник непрерывно увеличивался. Только дипломированные ученые царской России по-прежнему игнорировали И. В., считая его практиком-садоводом, не больше.
«От своих русских ученых, — говорил впоследствии И. В., — за исключением уважаемого профессора Н. И. Кичунова и покойного профессора Рытова, я не видел никакого сочувствия к делу».
Михаил Васильевич Рытов — профессор Горецкого сельскохозяйственного института (в Белоруссии), единомышленник И. В.
И вот в самом конце 1911 г. к И. В. в Козлов прибыл известный американский «искатель растений», профессор ботаники Вашингтонского сельскохозяйственного института Франк Н. Мейер. Мейер подробно ознакомился с работой И. В. и отправил в Америку большую партию мичуринских растений. Он высоко оценил работы И. В. Мичурина, которого назвал «передовым русским оригинатором и селекционером». Всполошились царские чиновники. Нужно было что-то предпринять… И был сделан ловкий маневр: менее чем через месяц после отъезда Мейера из Козлова (в начале января 1912 г.), 3 февраля 1912 г., И. В. совершенно неожиданно получает от царского правительства награду — орден «Святой Анны 3 степени», а в 1913 г. — «Зеленый крест» за «заслуги на сельскохозяйственном поприще». Горько усмехнулся И. В., получив эту подачку, смысл которой был ему ясен.
Летом 1912 г. к И. В. Мичурину прибыл важный правительственный чиновник Салов. Козловская глушь, переправа на лодке через речку в убогую усадьбу И. В., наконец сам угрюмый хозяин, которого, по словам А. Н. Бахарева, чиновник вначале принял за сторожа сада, — все это в конец раздражило Салова. «Его превосходительство», как рассказывал впоследствии И. В., и не думал даже интересоваться питомником и .вообще мичуринской работой. Салов говорил о «святости патриотического долга», малейшее отступление от которого граничит с крамолой, о «высоком назначении русского дворянства», к которому по происхождению принадлежал И. В., о необходимости «уважать порядок и законы Российской империи» и т. д. О поддержке же мичуринского дела, о материальной помощи Салов не сказал ни слова и, закончив свое грозное внушение, уехал.
В дополнение к этому визиту Салова через месяц после его отъезда И. В. пришлось еще выслушать «духовное внушение» от местного Козловского протоиерея Христофора Потапова, к которому давно уже поступали сведения об И. В. как о гордеце, смущающем верующих своими опытами по скрещиванию разных пород растений. По собственной ли инициативе или по указанию Салова, только однажды протоиерей явился к И. В. Мичурину и потребовал от него прекращения опытов по гибридизации.
Между тем предприимчивые американцы не дремали. Быстро оценив достоинства мичуринских сортов плодово-ягодных растений, они снова (в январе 1913 г.) направляют Ф. Мейера в Россию. На этот раз Мейер приехал в Козлов уже с большими полномочиями от правительства США. Речь шла не только о покупке всей коллекции мичуринских сортов, но и о переезде самого И. В. с семьей в Америку на самых выгодных для него условиях. Американцы предлагали ему отдельный пароход от Виндавы до Вашингтона и оклад в 8000 долларов в год. Департамент земледелия США не сомневался, что И. В. покинет Россию и уж во всяком случае продаст все свои растения в Америку… «Я уверен, — писал ему заведующий отделом интродукции Департамента земледелия США Дэвид Ферчайльд, — что мы можем притти к соглашению, которое будет взаимно выгодно для России и для Соединенных Штатов и для вас лично».
Но И. В. отказался. Расхождение получилось «только» по одному пункту письма Ферчайльда: И. В. не согласился с тем, что это будет «выгодно для России». Суровой мачехой была Россия для него, но она была и его многострадальной родиной, а он был верным сыном своей страны, верным сыном великого русского народа. И. В. верил в светлое будущее своего отечества и самоотверженно работал для этого будущего.
Снова всполошились Саловы, Крюковы, Потаповы и им подобные «друзья» И. В. Что делать с этим человеком, который становится уже объектом международного внимания? И. В. указывал: «Последние годы перед европейской войной и затем революцией в течение 18 лет почти ежегодно меня посещали профессора ботаники американских университетов, командированные ко мне Сельскохозяйственным департаментом Северо-Американских Соединенных Штатов. Приезжали нередко и английские профессора ботаники».
И вот царские чиновники решили попытаться «приручить» этого свободолюбивого, независимого человека: И. В. получает предложение переселиться в Петербург на службу в Департамент земледелия с окладом в 3000 рублей годового жалованья.
Махнул рукой И. В. на этот вариант старого проекта связать его по рукам и ногам и «обезвредить» и остался в Козлове.
Наконец русская научная общественность в лице отдельных прогрессивных ученых обратила должное внимание на русского оригинатора. 18 января 1913 г. И. В. получил письмо от вице-президента Российского общества садоводства и редактора журнала «Вестник садоводства, плодоводства и огородничества» А. А. Ячевского, который принадлежал к числу немногих друзей и единомышленников И. В. и стремился его поддержать. А. А. Ячевский писал:
«Многоуважаемый Иван Владимирович! Считаю приятным долгом известить Вас, что в состоявшемся Чрезвычайном собрании Общества садоводства Вы были избраны почетным членом этого Общества, как скромное свидетельство нашего уважения к Вашей многолетней деятельности. По поводу Вашего письма много думал и советовался. Вы, конечно, не можете сомневаться в моем горячем желании Вам содействовать. Ваши работы настолько ценны для России, что заслуживают всяческой поддержки. Я это уже не раз говорил многим, но у нас любят восхищаться американцами, а своих не признают или, но крайней мере, не желают замечать».
В заключение Ячевский высказал надежду на получение хотя бы некоторой единовременной субсидии от Департамента земледелия на развитие мичуринского питомника и просил И. В. для этой цели прислать ему описание питомника с фотографиями.
Но И. В. уже ни на что не надеялся и ничего не хотел просить у царского правительства. Его известный ответ А. А. Ячевскому на вышеприведенное письмо, посланный 5 февраля 1913 г., является воплем наболевшей души великого ученого. Приводим текст этого письма:
«Многоуважаемый Артур Артурович! Приношу искреннюю благодарность Вам как инициатору и всем членам собрания Общества за сочувствие к моим работам, выразившееся в избрании меня почетным членом Общества садоводства. Буду стараться с своей стороны по возможности принести свою посильную лепту труда на пользу уважаемого Общества.
В отношении же предложения Вашего прислать фотографические снимки культур моего питомника и описание их должен сказать, что я вообще никогда не задавался целями отделывать показную сторону культур и поэтому таких фотографий не имею. Да в сущности и не мог иметь, потому что для этого пришлось бы вести дело далеко не в том виде, что это имеет место у меня. На это потребовались бы значительно большие расходы, что оказалось бы мне не по средствам. Нельзя на такие второстепенные дела найти средства, когда их не хватает на выполнение самых необходимых.
Например, я не в состоянии перенести питомник с совершенно истощенной почвы на новый земельный участок. Все растения так сгустились, что заглушают друг друга и, конечно, гибнут; все заросло сорными растениями настолько, что иногда трудно найти какой-либо ценный экземпляр нового сорта.
Нередки такие курьезы, когда некоторые приезжие иностранные ботаники, для того чтобы снять фотографию с заинтересовавшего их экземпляра нового сорта растения, должны были собственноручно предварительно ополоть его от сорной травы… Предполагаю, что Вам, вероятно, уже не раз передавали об этом проезжавшие через Петербург такие лица…
В последнее свое посещение (8 января 1913 г.) вместе с одним из английских ботаников им (Мейером) сделано мне предложение от имени американского министерства о высылке в Америку всех выведенных мною новых сортов плодовых растений, с описанием процесса выводки каждого из них. Но дело в том, что я не нахожу для себя удобным, хотя бы даже и по значительно повышенным ценам, отправлять в Америку все новые растения. Так вот как обстоит дело, многоуважаемый Артур Артурович…
Хлопотать, как Вы пишете, о единовременной субсидии от нашего Департамента для поддержки дела выводки новых сортов растений, положительно, — игра не стоит свеч. Россия, как видно, еще не доросла до сознания всей важности дела обновления и улучшения сортов плодовых и хлебных растений…
Если можно было бы ожидать крупную субсидию, могущую действительно дать возможность повести дело в надлежащем виде, — дело бы другое было, а то, вероятнее всего, дадут каких-либо несколько сотен рублей, которые принять будет прямо обидно, да и делу существенной пользы они принести не могут, а между тем при этом придется принять на себя известные в таких случаях, крайне нежелательные зависимость и обязательства по отчетности и т. п.».
Подобная же попытка организации помощи И. В. Мичурину была предпринята и со стороны известного в то время деятеля по садоводству А. Д. Воейкова, с которым И. В. был в переписке. А. Д. Воейков на состоявшемся в 1913 г. в Киеве съезде садоводов сделал доклад, в котором обратил внимание съезда на необходимость поддержки русских селекционеров-садоводов, отметив заслуги И. В. в этой области и его тяжелое материальное положение. Съезд пошел навстречу предложению Воейкова и принял следующее постановление:
«1. Желательно, чтобы Департамент земледелия поддерживал оригинаторов русских сортов, если они заслуживают внимания.
«2. Секция садоводства, признавая большие заслуги И. В. Мичурина, давшего много прекрасных сортов для Средней России, высказывается за материальную поддержку его со стороны Главного управления землеустройства и земледелия».
А. Д. Воейков поспешил известить И. В. об этом постановлении, отметив в своем письме, что съезд, признавая большие заслуги Мичурина, не был единодушен в своем решении.
Воейков приложил к своему письму написанный им самим проект прошения И. В. Мичурина о выдаче денежного пособия и предлагал ему подписать прошение и отправить его в Департамент земледелия.
Как и следовало ожидать, ничего и из этой затеи не вышло. Между тем материальное положение И. В. Мичурина все ухудшалось. Он вынужден был экономить решительно на всем. Страстный искатель растений, он находит на Дальнем Востоке, в Маньчжурии, давно желанные им морозоустойчивые формы плодовых растений. В 1913 г. он пишет Н. П. Курошу — своему корреспонденту, любителю садоводства, одному из офицеров русской пограничной стражи: «Всякие плодоносящие растения Вашего края и смежных с ним китайских местностей меня очень интересуют… будьте добры, пришлите, что найдете… за редкие сорта семян, лишь бы удалось их получить, можно и дорого заплатить, хотя бы рубль за десяток каких-либо косточек персиков, но тогда, конечно, более десятка такого сорта и не нужно доставать».
Временами И. В. впадает в отчаяние.
В письме от 4 июня 1913 г. к редактору журнала «Садовод й огородник» С. В. Краинскому по поводу предложения последнего писать в журнал И. В. указывает: «… я не вижу смысла в этой безрезультатной работе… Наше русское общество, как видно, еще не доросло до сознания должной оценки прогрессивного движения каждого дела, равнодушие его прямо невыносимо. Сколько ни пиши, нет сил побудить общество к более живому участию в деятельности по рекомендуемому мною пути… Правительство наше на помощь делу не приходит, от него, кажется, в настоящее время трудно и ожидать помощи для развития дела…
Безвыходность своего положения И. В. сознавал ясно. В 1914 г. к нему обратился редактор журнала «Садовод», издававшегося Обществом садоводства в Ростове-на-Дону, Г. X. Бахчисарайцев с просьбой написать автобиографию, которая и была опубликована в июньском номере журнала того же года. Здесь И. В. писал:
«В течение всей моей долголетней деятельности по улучшению сортов плодовых растений в средней России я не пользовался за свои труды ни тысячными окладами жалованья, ни, тем более, какими-либо субсидиями от казны. Я вел дело как мог, на свои средства, добываемые личным трудом; я в течение всего прошлого времени постоянно боролся с нуждой и переносил всевозможные лишения молча… Я несколько раз, по советам видных деятелей садоводства, посылал в Департамент земледелия доклады, в которых старался выяснить всю важность и необходимость дела улучшения и пополнения наших ассортиментов плодовых растений путем выводки своих местных сортов из семян, но из этих докладов ничего не выходило.
«Наконец теперь уже и поздно, — года ушли и силы истощены…
«Конечно, крайне обидно проработать столько лет для общей пользы даром и на старости не иметь для себя никакого обеспечения, вследствие чего приходится до конца тянуть лямку тяжелой трудовой жизни, — перспектива незавидная…».
В 1914 г. разразилась мировая война. Заказы на покупку растений из питомника И. В. почти прекратились, тем самым он лишился единственного источника для поддержания существования своей семьи и ведения дела. В 1915 г. ранней весной вследствие бурного таяния снега река Лесной Воронеж вышла из берегов и затопила мичуринский питомник, а наступившие затем сильные морозы при быстром спаде воды погубили под глыбами льда всю школу двухлеток и массу ценных гибридов. Чтобы свести концы с концами, И. В. идет на крайние меры: он запродает одному из садовладельцев сроком на три года (до начала 1918 г.) право пользования своим новым сортом груши Вере зимняя Мичурина.
Лето 1915 г. приносит Ивану Владимировичу новый страшный удар. В то время в Козлове свирепствовала холера. У И. В. на питомнике работал М. Г. Логунов, дочь его заболела. Жена И. В. Александра Васильевна совместно с А. С. Тихоновой самоотверженно ухаживали за ней. Вскоре больная выздоровела, а обе ухаживавшие за ней женщины заболели. Александра Васильевна умерла через двое суток; А. С. Тихонова, проболев девять суток, поправилась.
Лишившись в это ужасное время жены, своего верного друга, более сорока лет трудившейся безропотно вместе с ним и поддерживавшей все его начинания, И. В. как бы оцепенел. Он никуда не выходил из питомника и избегал разговоров и встреч с людьми. К счастью, около него оставались преданные ему друзья, родственницы умершей — Анастасия Васильевна Петрушина и Александра Семеновна Тихонова. Благодаря их заботам И. В. понемногу пришел в себя и возобновил свою работу. А нужно сказать, что, несмотря на сложившуюся тяжелую обстановку, эти годы ознаменовались для И. В. рядом крупных успехов, подтвердивших целую серию ранее поставленных им опытов. Эти достижения изложены И. В. в его работе «Что нового сделано в деле гибридизации и какие получились новые сорта растений в 1914 г.».
Из этой работы видно, что в 1914 г. впервые начали плодоносить знаменитая мичуринская яблоня Бельфлер-китайка и груша Бере зимняя Мичурина, в 1915 г. — новый сорт яблони Пепин шафранный, в 1916 г. — слива Ренклод-терновый, появились всходы новых сортов абрикоса (№№ 84, 86, 241) и т. д. К этому же времени у И. В. за 40 лет его работы накопился целый архив черновых записей, масса зарисовок, фотографий, заметок по выведению новых сортов. Однако обобщить все это и обработать для печати И. В. не имел никакой возможности, и весь этот ценнейший материал лежал почти без движения. Он лишь отчасти публиковался в виде отдельных статей, писем и заметок в журналах.
В 1916 г. студенческий кружок любителей садоводства при Московском сельскохозяйственном институте (ныне Тимирязевской сельскохозяйственной академии) обратился к И. В. с вопросом о возможности опубликования его трудов.
Безнадежностью веет от ответа И. В. В нем он прямо указывает, что сомневается в том, пойдут ли когда-либо в печать его труды, итоги его многолетней упорной работы. Ведь И. В. видел, что никто не оказывает ему никакой поддержки, а усилия его друзей-одиночек остаются бесплодными.
Перед ним стоял вопрос не об издании трудов, а о спасении питомника — дела его жизни.
1916 г. был одним из самых тяжелых для И. В. Питомник уже не приносил ему никакого дохода, — наоборот, требовал средств, а их не хватало даже на поддержание существования семьи и самого И. В. Все питались преимущественно овощами, выращенными своими руками, да случайными приношениями друзей и почитателей И. В. В стране в это время царила разруха, усугублявшаяся поражениями царской армии на фронтах войны и усиленной деятельностью «темных сил» в тылу, терзавших нашу страну. Царские чиновники, наживавшиеся на народном бедствии, держали курс на капитуляцию перед германским империализмом. Все это еще более обостряло переживания И. В. — уже теперь немолодого человека с пошатнувшимся здоровьем (ему исполнился 61 год).
Грозный вопрос «что делать?» встал перед ним во всей своей силе. Этот момент ярко отражен в известной кинокартине «Мичурин». Здесь представлен И. В. в своем саду. Ужасом и безнадежностью проникнута его одинокая фигура, склонившаяся на садовой скамье… Нервно сдергивается с головы фуражка… Взор устремлен в землю… Непризнанный, задавленный нуждою и горем, затравленный темными силами царизма, сидит великий естествоиспытатель в гибнущей питомнике, в котором он совершил крупные, большого значения, открытия, которому он отдал всю жизнь… Впереди — неумолимая старость, бедность стучится в дверь. Где выход? Где конец этой трагедии?