Волк
Волк в прошлом был настолько обычен и многочислен, что встречался в самых ближайших окрестностях Петербурга, особенно к северу от него, например около деревень Большие Лаврики (1870 г.), Мурино (1871 г.), Второе Парголово (1874 г.), Юкки (1907 г.), Осельки (1910 г.). Более того, иногда волки забегали на окраины города: на Охту (1855, 1879 гг.), в Новую Деревню (1891 г.). В 1888 г. волк появился в самом городе: пробежал по нынешнему пр. Майорова и скрылся в Александровском саду (Венцеславский, 1855; «Волки в С.-Петербургской губ.», 1861, «Волки в Петербургском уезде», 1870; «Волки в Мурине», 1871; «Волки в окрестностях Петербурга», 1872; «Волк в Петербурге», 1879, 1888; «Звери в Петербурге», 1893). В Павловске волки не только неоднократно заходили в город, но и нападали там на домашних животных («Волки в Павловске», 1878).
Волк и в настоящее время распространен по всей области достаточно широко, хотя в результате интенсивного истребления во многих местностях практически исчез. По данным П. Д. Иванова (1963; Альтшуль и др., 1970), численность хищника упала до минимума к началу 40-х годов, но за время войны вновь возросла, и в 1948 г. волки появились даже во Всеволожском районе на Карельском перешейке, где прежде отсутствовали, а к 1955 г. заняли весь перешеек. В настоящее время больше всего волков на востоке области, в пограничной части Карельского перешейка и на юго-западе. По сведениям Госохотинспекции, в 1946 г. в области насчитывалось около 150 волков, в 1951 г. — 400, в 1955 г. — 850, в 1957 г. — 530, в 1959 г. — 126, в 1961 г. — 56, в 1965 г. — 140, в 1968 г. — 118, в начале 1969 г. — около 100 голов.
Волки встречаются в разнообразных стациях, включая непосредственно прилегающие к деревням и поселкам, но чаще всего в еловых и других лесах.
Они отличаются большой подвижностью, однако нередко подолгу держатся в определенном районе. Например, в окрестностях д. Ложголово (Сланцевский район) группа волков постоянно встречалась в течение двух лет на пространстве около 50 км в поперечнике и регулярно раз в неделю проходила возле деревни. В ноябре 1956 г. стая (4—5 экз.) несколько дней жила около туши лося, не отходя от нее далее чем на 2—3 км. А. Пулов (1962 6) сообщает, что в бывш. Осьминском районе матерый самец ушел с петлей на шее и был уничтожен спустя 17 месяцев около той же деревни.
Зимнее существование волков осложняется тем, что они сильно вязнут в снегу. Например, 4 зверя, которых В. И. Тимофеев тропил 12 марта 1963 г. на болоте, в Подпорожском районе, где глубина снега достигала 75 см, проваливалась на 60—65 см, а в густом еловом лесу, при глубине снега 50—55 см, — на 30—35 см. Поэтому волки часто предпочитают передвигаться по лесным дорогам, лыжням, заячьим тропам. Так, крупный зверь (18 января 1963 г.) около 200 м спокойно шел по лыжне, но как только свернул с нее, сразу начал проваливаться на 15—16 см (при глубине снега около 30 см), что вынудило его через 25 м опять выйти на лыжню и пройти по ней еще 120 м. Встретившуюся на пути поляну волк пересек большими прыжками и скрылся в ельнике, где глубина снега была всего 15 см, но и здесь он сперва предпочел идти по заячьей тропе и лишь позднее свернул с нее.
В связи с обилием в Ленинградской области рек и других водоемов интересно сообщение В. П. Макридина (1959), который в 1944—1948 гг. наблюдал, что волки не переходят реки вброд, а очень хорошо запоминают расположение мостов и пользуются ими. Однако егерь А. П. Матвеев в апреле 1966 г. отметил, что 5 волков переплыли р. Лезну.
По нашим данным, волки в основном питаются лосями, а также падалью. Их добычей, наверняка, чаще становятся подранки, которых много остается в лесу после лосиных охот. По-видимому, нередко волки ловят зайцев. Н. Я. Озерецковский (1792) и С. М. Сорокин (1959) сообщают, что на Ладожском озере в марте—апреле волки охотятся на тюленей, укрывающихся среди ледяных торосов. До сих пор волки нередко нападают на домашний скот.
В дореволюционные годы вредная деятельность волков была несравненно ощутительнее. Например, в 1873 г. в Петербургской губернии погибло приблизительно 1300 голов крупного скота и 5500 мелкого. В Олонецкой губернии в 1871—1891 гг. ежегодно погибало от 2000 до 9000 голов; например, в 1878 г. — 126 лошадей, 433 жеребенка, 450 корову 890 телят, 2405 овец, 29 свиней и 487 собак («Количество скота, истребленного волками и медведями», 1875; «Убытки от волков», 1879; Туркин, 1892).
В популяции волков, преобладают, по-видимому, самцы. Среди 265 экз., добытых в 1962—1966 гг., их было 152, или 57,4%. Тем не менее, гон протекает сравнительно спокойно, без тех ожесточенных драк, о которых часто пишут в литературе. Гон обычно начинается в феврале, изредка в конце января и продолжается до начала марта (28 февраля—4 марта 1958 г., 27 января—1 февраля 1966 г., 17 февраля 1967 г.). К сожалению, мы не располагаем данными о характере логовищ и о выводковой жизни волков. 21 августа 1966 г. егерь А. П. Максимов встретил в Тосненском районе 4 молодых волчат без взрослых зверей. Интересные наблюдения над размножением волков в Гатчинской охоте принадлежат В. Р. Дицу (1891). В феврале 1882 г. спарились волки, содержавшиеся вместе в загоне. Они вырыли нору глубиной около 2 м, и 11 мая самка родила 5 волчат. В 1884 г. 6 мая она принесла 6 щенков, а молодая волчица 12 мая — 4 экз. В 1885 г. старая родила 5 волчат 6 мая, молодая осталась яловой. В 1886 г. спаривание произошло 16 марта, самка ощенилась 16 мая (8 экз.). В 1888 г. щенка наблюдалась 27 мая (9 экз.). В 1889 г. спаривание было 8 марта, щенка — 6 мая (7 экз). Таким образом, старая волчица в течение 8 лет принесла 6 пометов от 5 до 9 волчат в каждом (в среднем 6,7 экз.) и 2 года пустовала. Яловой она оставалась тогда, когда старых волков держали с переярками.
В связи со сказанным интересно привести следующее заключение Дица, хорошо освещающее биологию размножения и внутрипопуляционные отношения волка. Он пишет: «Из всего вышеизложенного видно, что если несколько волков держать вместе, то от них не бывает приплода, или если и бывает случай щенения, то весьма вероятно, что остальные волки немедленно съедают молодых… 1885 год подтверждает совершенно мои наблюдения относительно диких волков, т. е. что при жизни старухи-волчицы ни одна из оставшихся в живых ее дочерей не имеет права иметь детей вместе с нею, или вблизи ее; они живут все время при выводке, вместе с переярками. Из этого можно заключить, что предположение о том, что от каждой оставшейся в живых молодой волчицы должен быть выводок, неверно и что волки размножаются далеко не в той мере, как это вообще принято думать. Сколько раз мне приходилось брать несколько самок в выводке, кроме старухи, живших вместе, между тем никогда не приходилось наблюдать, чтобы число выводков увеличивалось. Напротив, в известной местности постоянно находится определенное количество их, причем один выводок от другого обыкновенно держится на довольно большом расстоянии, приблизительно около 10 верст и более. Только один раз, в 1880 году осенью мне пришлось брать два выводка волков, один от другого в пятиверстном расстоянии; из них мы в два дня взяли 18 штук, в том числе 7 стариков и перелетков. По проверке в этом случае оказалось, что второй выводок сошел со своего места и подошел случайно к поваленной накануне лошади, где и был нами взят. Расстояние, определенное мною, иногда бывает и ближе, но лишь в том случае, когда выводки разделяются естественною границею, как-то: рекою, озером, горами или непроходимым болотом; обыкновенно же выводки располагаются один от другого даже еще далее, чем я определил» (Диц, 1891, стр. 120—121).
Судя по небольшому числу зарегистрированных наблюдений, волки бывают деятельными в любое время суток. Из 41 зверя 20 было отмечено днем, 7 — вечером и 14 — ночью.
Чаще всего наблюдаются одиночные волки и пары. Лишь изредка встречаются «стаи» до 7—9 голов. Средний показатель стайности по сезонам не превышает 2,49 экз. По месяцам он выше всего в ноябре — 3,20 экз.
В последние десятилетия фактов нападения волков на людей не отмечалось. Однако в прошлом они наблюдались неоднократно. Неблагополучным в этом отношении было лето 1861 г. в Ямбургском уезде, где в течение июля погибло двое и было тяжело ранено трое детей, собиравших в лесу ягоды или пасших скот («Волки в С.-Петербургской губ.», 1861). Летом же 1869 г. зарегистрировано до 12 случаев нападения на детей в Ново-Ладожском уезде, на юге современного Волховского района («Из Новой Ладоги», 1869). В апреле 1870 г. волки смертельно ранили мальчика около д. Большие Лаврики бывш. Муринской волости («Волки в Петербургском уезде», 1870). В январе 1874 г. волк напал на мальчика на окраине Второго Парголова («Почти невероятный случай», 1874). Зимой 1895 г. нападения волков наблюдались в окрестностях Выборга (К. А., 1895). Наконец, в декабре 1908 г. два волка напали на семью, шедшую вечером с собакой около ст. Поповка, и сильно искусали женщину и девочку (Боскет, 1908). В свете недавней публикации М. П. Павлова (1965), к подобного рода сообщениям следует относиться с полной серьезностью.
В результате массового применения фторацетата бария, который начали использовать с 1955 г., в области истреблено очень много волков: в 1956/57 г. — 295 голов, в 1957/58 г. — 273, в 1958/59 г. — 172, в 1959/60 г. — 136, в 1960/61 г. — 95. В 1967 г. было заготовлено 50 шкур, в 1968 г. — 38. Численность волков в настоящее время невелика, и они не причиняют такого вреда, как в недавнем прошлом. Однако их популяция безусловно должна находиться под постоянным контролем и регулироваться во избежание чрезмерного размножения. Тем не менее, нельзя согласиться с распространенным мнением, пропагандируемым недостаточно осведомленными лицами, о необходимости поголовного истребления волка. Дело не только в сохранении некоторого количества весьма эффектных представителей нашей охотничьей фауны, но и в определенном положительном значении волка в природных биоценозах, даже в условиях культурного ландшафта и густо населенной местности. В свете новейших данных по биологии волка, нельзя отрицать его селекционной роли в популяциях диких копытных. Не случайно, что столь опытный наблюдатель, как главный охотовед Ленинградской госохотинспекции П. Д. Иванов, замечал, что в урочищах, где постоянно держались волки, лоси достигали наибольших размеров и отличались мощным телосложением. Среди осмотренных им многочисленных остатков зарезанных волками лосей абсолютно преобладали молодые, истощенные и с различными дефектами животные.
Лисица
Лисица — один из самых обычных хищных зверей нашей области. Она распространена почти повсеместно, будучи малочисленной лишь в ее восточной части. В прошлом столетии лисицы водились не только в ближайших окрестностях Петербурга, но и на его окраинах. В 80-х годах на них охотились около Лесного института, на Пороховых, в Келомягах, Стрельне и т. д. Несколько раз лисицы появлялись на улицах Петербурга, хотя не исключено, что это были прирученные и сбежавшие от хозяев звери. В настоящее время лисицы нередко встречаются также сравнительно недалеко от города. Например, в окрестностях Петродворца они не составляют редкости. Иногда их наблюдают на окраинах города и даже в ленинградских парках (Родионов, 1962). В сентябре 1965 г. лисицу поймали на Тучковом мосту. По наблюдениям А. А. Ливеровского (1960), лисицы особенно часто забегают в город после ледостава, направляясь от Новой Деревни вдоль Кировских островов и иногда достигая Петропавловской крепости. Раненая лисица почти две недели жила в парке Лесотехнической академии. Постоянно они держатся около Мясокомбината имени С. М. Кирова и даже роют норы в насыпи соседней железной дороги.
Судя по учетам на егерских участках в 1959—1965 гг., наибольшая плотность популяции наблюдается в южной части Карельского перешейка, несколько меньшая — на севере его, к юго-востоку от Ладожского озера и на юго-западе и западе области (исключая Кингисеппский район) (Русаков и Русакова, 1968). В среднем по области плотность составляет 8,5 экз. на 10 000 га, а местами доходит до 11 экз. В некоторых районах обращает внимание большая неравномерность распределения животных. Например, зимой 1963/64 г. в Подпорожском районе они были многочисленны в окрестностях деревень Шеменичи и Пертозеро, но редки по соседству около д. Гоморовичи.
Лисицы преимущественно встречаются в смешанных и других лесах, а также на полях, болотах и лугах. В открытых угодьях они особенно часто охотятся-на многочисленных здесь мышевидных грызунов и птиц.
Норы, как правило, располагаются на песчаных возвышенностях среди леса и вырубок или на склонах речных долин, причем иногда лишенных деревьев и даже кустарников. Из 10 известных нам нор 4 находились на холмистых вырубках, 2 — в сосновом лесу, по одной — в еловом лесу около реки, в овраге, под деревом и на открытом склоне широкой речной долины. Для временного отдыха лисица почти всегда избирает открытые места: на лесных полянах мы нашли 5 лежек и только одну под елью. Иногда она посещает лежки неоднократно. В. И. Тимофеев в январе 1964 г. в Подпорожском районе обнаружил подобного рода лежку на небольшом бугорке посреди лесной поляны; от нее радиально отходили следы разной степени давности, а на поляне осталось более 30 копанок после мышкования. Иногда лисицы ищут прибежища в старых землянках и окопах. В начале столетия на о. Котлин лисицы устраивали свои логова на берегу моря под деревянными ряжами, а одна долго жила во дворе Кронштадтского порта под штабелем деревянных деталей кораблей (Боголюбов, 1906).
Лисиц можно наблюдать в самое разное время суток, в том числе днем. Однако складывается впечатление, что к осени время их активности сдвигается к вечеру.
Судя по нашим данным, лисица питается в основном мышевидными грызунами, дикими и домашними птицами, ондатрой, зайцами, насекомыми и пр. Тропления и наблюдения за охотящимися хищниками показывают, что осенью и зимой они тщательно осматривают все стога на полях, мышкуют на кочковатых лугах. В. И. Тимофеев 17 января 1964 г. в Подпорожском районе установил, что на обширном моховом болоте и его окраинах на протяжении около 1300 ж лисица вырыла в снегу 32 копанки и добыла двух полевок, 5 раз мочилась, 4 раза испражнялась, трижды отдыхала. Эту охоту лисицы надо признать довольно удачной, ибо сплошь и рядом ей не удается поймать, ни одного зверька. За 12 троплений общей протяженностью около 22 км, произведенных в течение 5 зимних сезонов, была установлена поимка всего 14 грызунов. Следовательно, для того чтобы добыть одного зверька, лисицы проходили в среднем около 1,6 км. Фактически эффективность охоты была еще ниже: из 32 осмотренных нами мест мышкования только в 9 случаях (28%) оно было успешным. Лишь зимой 1960/61 г. этот коэффициент достиг 50%, а в 1961/62 г. составил 43%. Но и то, как показал подсчет в четырех пунктах, сделав 62 копанки в снегу, лисицы поймали только 4 зверьков. Иными словами, затраты энергии и времени на добывание пищи зимой очень велики и далеко не всегда компенсируются. Очевидно, условия существования лисиц на изученной территории зимой часто бывают далеко не оптимальными.
В связи с трудностями добывания основного корма — мышевидных грызунов возрастает значение зайцев, тетерева, рябчика, которых лисица ловит, по-видимому, когда те лежат в снегу. Е. С. Лысов 6 января 1964 г. в Лодейнопольском районе наблюдал охоту лисицы на зайца. Она подкралась к нему среди кустарников, сверху по склону холма. Заяц сумел протащить на себе хищника около 3 м вниз по склону. Тут же лисица съела мясо со спины и лопаток, а также внутренности. Заднюю половину она закопала в снег, причем яму рыла передними лапами, зарывала и утрамбовывала мордой. Спрятав добычу, лисица сделала большой прыжок в сторону и ушла.
На водоемах, заселенных ондатрой, лисицы преследуют и этих грызунов. М. П. Альтшуль (1963 б) сообщает, что сразу после замерзания озер лисицы начинают обход ондатровых хаток. На оз. Вялье к апрелю 1954 г. они разрыли 34% их; около 14 хаток были собраны экскременты хищника, сплошь состоявшие из остатков ондатр. В 1957 г. на этом озере также было много следов лисиц около хаток. 1—5 января 1969 г. на Раковых озерах (Выборгский район) мы нашли остатки 7 ондатр. Все они были добыты вне хаток, на льду или из нор в снегу. Три из этих ондатр были съедены только наполовину, что свидетельствовало об обилии пищи.
Иногда жертвами лисиц становятся землеройки, но этих зверьков они обычно, не едят, а бросают.
В голодное время лисицы в некоторых местностях регулярно посещают окраины деревень и птицефермы, выкапывают из-под снега лосиную падаль, поедают отравленную приваду для волков.
Летом кроме полевок и мышей лисицы часто ловят птиц, особенно на болотах и по берегам водоемов, а также поедают много насекомых — выкапывают в сосновых лесах личинок хрущей, а на дорогах собирают насекомых-копрофагов.
Гон обычно начинается в середине февраля (14 февраля 1966 г. — 17 февраля 1967 г.), иногда в марте (2 марта 1957 г.) и продолжается до апреля (6 апреля 1964 г., 30 марта 1967 г.). Гон бывает парным. По следам видно, что звери то идут рядом, то, чаще, друг за другом. Драк между самцами мы не наблюдали. Даты щенки нам неизвестны. Очевидно, она происходит в апреле—мае. В конце июля (например, 23 июля 1962 г., Лужский район) уже встречаются одиночные Лисята в возрасте 2,5—3 месяцев. Число детенышей в выводке колеблется от 3 до 5. Несмотря на то, что наверняка многие из них погибают, процент молодых в популяции достаточно велик. Среди лисиц, добытых в 1883—1890 гг. в Петергофской охоте, он колебался от 34,2 до 57,5, в среднем составляя 47,3 (Д. Б., 1891). Заметим, что эти сведения относятся к периоду подъема численности лисиц в указанном районе.
Насколько можно судить по данным отстрела, состояние популяций даже близко расположенных местностей может не совпадать. Так, на территории Гатчинской охоты в 1883—1890 гг. численность лисиц еще только нарастала (Диц, 1892, 1911 6), тогда как в окрестностях Петергофа была уже на высоком уровне. В Гатчинской охоте на протяжении 35 лет (с 1874 по 1908 гг.) сперва происходило общее увеличение численности популяции, достигшее максимума в 1900. г., а затем довольно быстрое ее уменьшение. В период подъема численности лисицы имели место два пика (1892 и 1897 гг.), совпавшие с годами массового размножения в нашей области зайца-беляка (Северцов, 1941).
В новейшее время движение численности лисицы, если воспользоваться сведениями о заготовках шкурок по области, характеризуется заметным подъемом от начала 50-х годов (1165 шт. в 1953 г.) к 1963 г. (2926 шт.), после чего наступил заметный спад (1329 шт. в 1966 г., 1464 — в 1967 г., 1357 — в 1968 г.). Эти колебания в общем отвечают изменениям численности мышевидных грызунов в области.
К факторам движения численности лисицы относится, очевидно, состояние популяций полевок, мышей и отчасти зайца-беляка. Падение численности кроме бескормицы иногда может вызываться, как то было в 1954 г., распространением зудневой чесотки. Эпизоотия последней еще в 1941 г. началась в Эстонии и к 1953 г. достигла крайнего северо-востока республики (Линг, 1956), откуда проникла и в Ленинградскую область. Пораженную чесоткой лисицу мы добыли 5 января 1969 г. в Выборгском районе. У нее облезла шерсть на голове, хвосте, бедрах и предплечьях. В этой местности жили, по-видимому, и другие больные особи. Для них было характерно, что они отдыхали не на открытых лежках в снегу, как обычно, а в норах. Эта особенность поведения, очевидно, должна способствовать контактам между особями, посещающими норы, и увеличивать опасность распространения заболевания.
Деятельность врагов, конечно, не может оказать какого-либо воздействия на популяцию лисиц. Тем не менее, стоит упомянуть наблюдение В. М. Андреевского (1909), обнаружившего 1 апреля 1881 г. около Келомяг лисицу, убитую рысью, которая отгрызла у жертвы голову. В. И. Тимофеев 26 января 1964 г. в Подпорожском районе нашел следы нападения на лисицу какого-то более сильного хищника, вероятно росомахи, волка или рыси. Звери выбежали из леса на обширное болото, где преследователь задавил лисицу, съел переднюю часть ее туловища, а заднюю с хвостом закопал в снег.
Сравнение результатов охоты на лисиц и зайцев в окрестностях Петербурга в 1874—1914 гг. отчетливо показало, что увеличение численности лисицы наступало вслед за таковым зайцев. Некоторые отклонения обусловлены, очевидно, тем, что в питании лисицы важную роль играют мышевидные грызуны. К сожалению, сведений об их флюктуациях нет. Обращает также внимание то, что движение численности лисицы (если судить по результатам охоты) в общем обратно пропорционально изменениям численности популяции волка, который является конкурентом, а отчасти прямым врагом лисицы.
В пушном хозяйстве области лисица занимает приблизительно третье место. Ее запасы, однако, используются слабо: ежегодно добывается всего лишь около 10% поголовья (Русаков и Русакова, 1968). Среди лисиц изредка попадаются черно-бурые. Их количество резко упало еще в конце прошлого столетия. Иногда в природе встречаются серебристо-черные лисицы, сбежавшие из зверосовхозов. Одну из них мы наблюдали 26 ноября 1967 г. в районе Кавголова.
Песец
Типичный представитель фауны тундры — песец во время миграций изредка забегает или по крайней мере забегал в пределы Ленинградской области. Так, в конце апреля 1841 г. один зверек в хорошем зимнем меху был убит около Ораниенбаума на берегу Финского залива. Весной 1842 г. вблизи столицы был пойман еще один песец, два — в бывш. Курляндии и много особей в Финляндии (Baer, 1842, 1844). В Зоологическом институте АН СССР хранится экземпляр, добытый в январе 1897 г. еще южнее — около Старой Руссы Новгородской губернии.
С. И. Огнев (1931) приводит устное сообщение Ф. Д. Плеске о том, что в начале текущего столетия песец был пойман в капкан около д. Деделево Новоладожского уезда. В декабре 1909 г. песца убили в самом Петербурге, около Нарвской заставы (В. Л., 1910). Интересно, что в этот же период (до 1908 г. и в 1908—1909 гг.) песцы дважды появлялись на северо-западном побережье Ладожского озера (в современных пределах Карельской АССР), а один наблюдался юго-западнее Приозерска; ряд аналогичных случаев тогда же имел место в южной Финляндии (Pulliainen, 1965). За последнее десятилетие нам известно только одно такое сообщение: в октябре 1957 г. песца поймали в Дзержинском районе Ленинграда. Однако, судя по всему, он просто откуда-то сбежал.
Енотовидная собака
Охотники, заготовители и даже некоторые зоологи называют этого зверя «уссурийским енотом» или просто «енотом», что нежелательно во избежание путаницы с американским енотом-полоскуном, также акклиматизированным в СССР.
Енотовидная собака впервые была выпущена на территории области в 1936 г. в бывш. Ефимовском (ныне Бокситогорском) районе, куда завезли 50 экз. Повторный выпуск (82 экз.) произвели в Приозерском районе в 1953 г. Из этих двух точек, а также из Старорусского района Новгородской области (выпуск 1935 г.) зверь самостоятельно расселился по всей области и, кроме того, проник в Карельскую АССР и Финляндию. В настоящее время, по данным Западного отделения ВНИИОЗ, в области насчитывается около 3000 енотовидных собак. Больше всего их в западных районах и к югу от Ленинграда, где плотность популяции достигает 10 экз. на 10 000 га. На востоке области енотовидная собака малочисленна и даже редка.
Экология этого зверя на Северо-Западе РСФСР изучена В. Ф. Морозовым (1947, 1951, 1953) и М. X. Геллером (1959). К сожалению, многие данные ими приведены суммарно для нескольких областей, что затрудняет их использование в наших целях.
К наиболее типичным местообитаниям енотовидной собаки в Ленинградской области принадлежат угодья около больших водоемов, отчасти у малых озер и рек с зарослями ивняка, тростника, мелколиственными перелесками, кочковатые осоковые болота, лиственные и смешанные леса. Хвойных насаждений этот хищник избегает. По литературным данным, он часто встречается на зарастающих вырубках и около моховых болот. Подобные стации особенно привлекают енотовидную собаку обилием пищи — мелких грызунов, лягушек, куликов и уток (в том числе подранков).
Широко развитая гидрографическая сеть и разнообразие биотопов, ь известной степени обусловленное вырубкой сплошных лесных массивов, безусловно способствовали интродукции и расселению енотовидной собаки в нашей области. К тому же она отличается большой подвижностью, склонностью к бродяжничеству.
Летом основными убежищами ей служат норы, ранее принадлежавшие барсукам и лисицам, так как самостоятельно она их не роет. В них В. Ф. Морозов обнаружил 62,5% всех особей; остальные 37.5% зверей использовали другие убежища: дупла в толстых поваленных осинах, своеобразные гнезда из травы среди луговой растительности, кучи торфа на болотах; старые блиндажи и землянки и пр. Зимой положение меняется и только 40% животных продолжает пользоваться норами 8 октября 1967 г. мы добыли в Новоладожском районе взрослого самца, устроившегося под кучей хвороста. Е. С. Лысов сообщает, что в Лодейнопольском районе зимой 1962 и 1963 гг. пару хищников нашли в старой обвалившейся землянке и одного — под стогом сена на лугу около озера.
Как известно, на зиму енотовидные собаки погружаются в длительный, но неглубокий сон. В наших условиях он обычно начинается во второй половине ноября — в декабре и продолжается до марта— апреля. Некоторые, главным образом молодые, звери остаются деятельными всю зиму, так как осенью не успевают как следует откормиться. В каждом убежище, как правило, зимуют пары или семьи, и лишь старые самцы иногда спят в одиночку. Во время сильных оттепелей, часто повторяющихся в Ленинградской области, звери иногда покидают норы и бродят по дорогам в поисках пищи. Поэтому отдельных животных приходится встречать в течение круглого года, но в наибольшем числе— весною (март) и в конце лета — осенью (август—октябрь). При этом характерно, что весной до 60% встреченных особей живут парами; в октябре их зарегистрировано 46%, а в декабре — 100%.
Енотовидная собака принадлежит к всеядным животным. Основу ее питания составляют мышевидные грызуны, лягушки, птицы, насекомые, в некоторых случаях рыба. Осенью она ест много брусники,’клюквы, овса. Наряду с этим, особенно в голодное снежное время, этот хищник поедает всевозможную падаль, отбросы, конский навоз и даже фекалии. В 8 экскрементах и остатках добычи, собранных в снежное время года, мы нашли ондатру, ежа, по два раза — падаль домашних животных, конский навоз, фекалии. Ежа выкопали две собаки в марте 1967 г. на берегу Финского залива, около пос. Лахта. В 6 экскрементах и желудках, относящихся к бесснежному периоду, обнаружены: мышевидные грызуны, лягушки, рыба — по одному разу, жуки (преимущественно навозники, отчасти листоеды и жужелицы) — 3, ягоды черники и в меньшем количестве земляники — по два раза. Подобная неразборчивость в питании способствовала натурализации вида в необычных условиях обитания и позволяет ему переносить бескормицу в периоды депрессии численности грызунов. Тем не менее зимой и ранней весной енотовидная собака нередко голодает и у многих убитых зверей желудки бывают совершенно пустыми; например, среди 104 вскрытых М. X. Геллером желудков 36,5% оказались без пищи. Тот же автор описывает интересный случай, имевший место зимой 1948 г. в Тихвинском районе, где четыре зверя до февраля держались около трупа лося, уходя на дневку под корни ближайших деревьев. В начале декабря 1968 г. на Раковых озерах Карельского перешейка одни звери добывали себе корм около незамерзшей речки, другие бродили по льду озера и обследовали ондатровые хатки, подобно тому как поступает лисица, а также питались тушками ондатр, выброшенными охотниками.
Енотовидные собаки деятельны в любое время суток, хотя предпочитают утренние и вечерние часы. Так, в сентябре—октябре мы наблюдали их в 7 ч., 17 ч. 50 мин., 18 ч. 30 мин., 20 ч. 00 мин. — 40 мин., 23 ч. 10—40 мин. Иногда звери поражают своей безбоязненностью: вечером 16 сентября 1963 г. на берегу небольшого зарастающего озера в Сосновском охотничьем хозяйстве две енотовидные собаки, несмотря на выстрелы по уткам, в течение получаса бродили в зарослях тростника в каких-нибудь 20 м от нас, по-видимому будучи увлечены разыскиванием подранков.
Гон происходит вскоре по окончании зимнего сна — в марте—апреле, а иногда вплоть до начала мая (Морозов, 1951). В бывш. Ефимовском районе он наблюдался с 26 марта по 7 апреля 1937 г., с 5 по 20 апреля 1938 г. с 3—15 апреля 1939 г. (Морозов, 1947). В Тосненском районе в 1966 г. течка отмечена 28 марта. Обычно гон бывает парным, что находится в очевидной связи с часто наблюдающейся совместной зимней спячкой самцов и самок. Число детенышей в помете в среднем по области в 1940 г. равнялось 4,5, в 1948 г. — 5,9 экз. (Морозов, 1951). Вероятно, однако, лишь немногие из них доживают до зрелого возраста, так как даже у взрослых зверей много врагов, а активно защищаться они почти не умеют и легко становятся жертвами бродячих собак, не говоря о волках, рысях и др. Даже филин однажды (в Бокситогорском районе в 1938 г.) добыл енотовидную собаку (Морозов, 1947). Следует также иметь в виду значительную ее зараженность различными эндопаразитами (Гусев, 1951).
С точки зрения состояния поголовья и заготовки шкурок результаты акклиматизации енотовидной собаки в Ленинградской области надо признать весьма удовлетворительными. Из первоначально выпущенных 132 особей к настоящему времени возникла устойчивая популяция, насчитывающая, как мы указывали, около 3000 экз. Конечно, при этом мы не учитываем масштабы миграций между популяциями Ленинградской и смежных областей и республик.
Пушнопромысловое значение енотовидной собаки сейчас довольно велико. Она дает около 10% стоимости всей пушнины, заготовляемой в области. В 1954—1968 гг. ежегодно поступало от 923 до 1586 шкурок (в среднем 1315). Качество их выше, чем во многих других областях страны, как в смысла окраски, так и пышности меха.
Работники спортивных охотничьих хозяйств считают енотовидную собаку серьезным вредителем пернатой дичи. Не всегда эти нарекания бывают достаточно обоснованными. Там, где данный хищник действительно становится нежелательным членом биогеоценоза, не составит большого труда снизить его численность и устранить вред.
Бурый медведь
Несмотря на чрезвычайно большую плотность населения в Ленинградской области и высокую степень хозяйственного освоения ее территории, медведь до сих пор остается достаточно обычным зверем. В середине прошлого столетия медвежьи охоты иногда проводились в 10—12 км от Петербурга и часто — в 20—25 км. Медведи встречались вплоть до Парголова, Кавголова, Колтушей, Лигова. В настоящее время они обитают почти во всех районах области. Исключение составляет Карельский перешеек, где только изредка появляются отдельные особи. Например, в мае 1961 г. следы пребывания медведя были обнаружены около ст. Яппеля (к северо-западу от Зеленогорска); в 1965 г. один медведь наблюдался в 25 км восточнее Выборга (пос. Вещево), а другой был убит к юго-востоку от Приозерска. Ближайшими к Ленинграду местами обитания медведя являются районы Мги, Тосно, Вырицы, Гатчины.
По нашим подсчетам, в области обитает 500—600 медведей, т. е. приблизительно 1,6—2,0 экз. на 10000 га лесов. Основными местообитаниями им служат хвойные насаждения, главным образом старые еловые леса, захламленные буреломом, расположенные около моховых болот, водоемов, зарастающих вырубок.
Повсеместные массовые рубки лесов, с одной стороны, сильно сократили площадь спелых хвойных насаждений, а с ними оптимальных стаций медведя, но, с другой — увеличили разнообразие лесных угодий, повысили урожайность ягодников, расширили емкость пастбищ лосей, повлекли увеличение бурелома и ветровала в островах леса, уцелевших среди вырубок, а также на их опушках.
Медведи, в общем, ведут довольно оседлый образ жизни. У некоторых из них имеются индивидуальные или семейные участки. Вероятно, для их маркирования они делают задиры когтями на коре слей и других деревьев. Впрочем, биологическое значение этих меток еще не вполне ясно. Наряду с оседлыми зверями имеются и бродячие, которые появляются в той или иной местности время от времени. Известен переход животного, повредившего в капкане лапу, из Лужского в Кингисеппский район (на расстояние около 160 км), а также упоминавшиеся выше заходы на Карельский перешеек.
Значительную часть года медведи проводят в берлогах. В зависимости от погоды и обилия кормов зимний сон начинается с конца октября до начала декабря и продолжается около 170 дней, вплоть до марта-апреля. Первыми устраиваются на зимовку медведицы с медвежатами и беременные самки, они же позднее всех покидают берлоги. Бывает, что весной, выйдя из берлоги и подкормившись на оставшейся с осени падали, звери возвращаются в свое зимнее убежище и остаются там еще некоторое время.
Берлоги располагаются преимущественно в еловых лесах, реже в смешанных и сосновых. Иногда на сравнительно небольшом участке зимует несколько медведей, стягивающихся сюда с целой округи. Таким излюбленным местом является, например, «Медвежий остров» посреди одного из обширных моховых болот в окрестностях Тихвина. Берлоги чаще всего располагаются под защитой бурелома, особенно под вывороченными корнями старых елей. Однако нередко звери ограничиваются большим «гнездом» из еловых веток, мха и тому подобного материала и лежат в нем иногда совершенно открыто или в гуще елового молодняка. Как и в других северных областях, здешние медведи лишь изредка выкапывают грунтовые берлоги, имеющие вид более или менее обширной пещеры со сравнительно узким входом. Иногда медведи устраиваются в необычных для себя местах: в 1938 г. в Лисино молодой зверь занял дупло старой осины; в 1882 г. в окрестностях Лодейного Поля медведица с двумя медвежатами была обнаружена между штабелями дров (Андреевский, 1909); в Киришском, Тосненском и Лодейнопольском районах медведи занимали под берлоги стога сена, оставшиеся в лесу. В последнем из упомянутых районов в таком убежище нашли медведицу с двумя медвежатами. Иногда около берлог звери заламывают много молодых елок, обламывают ветви на деревьях, сдирают моховой покров, чтобы сделать подстилку. В иных случаях медведи спят прямо на голой земле или снегу.
Как и в других частях ареала, медведи в Ленинградской области питаются и животными и растительными кормами. Для них характерна высокая степень плотоядности. Раньше медведи часто нападали на домашний скот и лошадей, которые выпасались на лесных пастбищах. Последние десятилетия нападения на домашних животных практически прекратились, но зато участились случаи гибели лосей. Нам известны 22 таких факта, не считая 23 наблюдений над поеданием лосиной падали. Большинство этих данных приходится на апрель—июнь и ноябрь. Они установлены во всех районах области. Однако хищничество свойственно отдельным особям, и после их уничтожения нападения на крупных животных в данной местности прекращаются. Тем не менее по степени плотоядности ленинградская популяция медведей приближается к северным, например к популяции Кольского полуострова. Здесь уместно также напомнить, что в дореволюционной охотничьей литературе описаны два случая каннибализма среди медведей в Петербургской губернии («Междоусобный бой медведей», 1848; Норский, 1890).
Весьма большое значение имеют муравьи, а также другие насекомые и беспозвоночные, живущие в гнилых пнях, колодах и почве, о чем свидетельствует множество разбитых пней и колод и порой в земле.
Не меньшую роль играют растительные корма, особенно ягоды (черника, брусника, отчасти малина, рябина и др.), листья осины, а также овес. Там, где медведь кормился осиновыми листьями, он иногда заламывает столько молодых деревьев, что возникает некое подобие лесосек». На одном таком участке протяженностью около 40 м мы насчитали 61 сломанную осину. В южных районах области, где в лесах встречаются дикие яблони, медведи питаются их плодами. У оз. Долгое (Сланцевский район) в конце октября — начале ноября 1967 г., по наблюдениям Ю. В. Широкова, были поломаны почти все яблони.
С момента достижения овсом молочной спелости медведи начинают посещать поля этой культуры, расположенные среди леса. Жировка на овсах становится особенна интенсивной в августе—сентябре. Иногда на поле ночью приходит несколько зверей. Правда, они кормятся здесь не более 30—40 минут, но успевают съесть не один килограмм зерна, а кроме того, сильна измять и вытоптать посевы. Питание овсом настолько важно для нажировки медведей, что там, где сократились посевы овса и его перестал» сеять на мелких полях среди тайги, т. е. в наиболее удобных для медведей местах, численность их заметна сократилась.
Спаривание у медведей в нашей области, по-видимому, происходит в конце июня — в июле, щенка — в январе. В последних числах декабря добывают еще беременных самок, а с первых чисел января в берлогах: находят слепых, совсем маленьких медвежат. У двух беременных медведиц было обнаружено по 3 эмбриона, у трех других — 2, 2 и 5. Однако многие медвежата гибнут, поэтому среди выводков только в трех насчитывалось по 4 детеныша, а в большинстве бывает только 2. Именно, из 45 выводков в 11 было по одному сеголетку, в 22 — по 2, в 9 — по 3 и в 3 — по 4 молодых медвежонка. Среди 17 выводков прошлогодних медвежат в 13 их было только по одному, в 4 — по 2. О значительной смертности медвежат свидетельствуют данные об изменении среднего их числа в выводках по сезонам. Тем не менее в популяции молодняк составляет около одной трети.
Не вполне ясен вопрос о соотношении полов. По-видимому, самцы несколько преобладают. В разного происхождения данных, процент самцов колеблется от 50,3 до 66,7, составляя в среднем 58,1%. Этот показатель близок к данным о соотношении полов среди медвежат, поступивших в Ленинградский зоосад в 1941—1968 гг. главным образом из нашей области: из 160 особей самцов было 91, или 56,9%.
Несмотря на интенсивную охоту, некоторые звери до сих пор доживают до глубокой старости. У трех из них резцы были совершенно стерты, отдельные клыки сломаны, коренные зубы поражены кариесом. Иногда медведи погибают от различных случайных причин. Например, один молодой медведь в мае 1964 г. утонул в Свири, провалившись сквозь бревна плота, на который забрался, когда переплывал реку; весной 1967 г. в Лодейнопольском районе нашли трупы трех медведей, по-видимому чем-то отравившихся. В Волховском районе зимой 1954 г. небольшого медведя вырыли из берлоги и разорвали волки (Альтшуль и др., 1970).
Несмотря на то, что медведь причиняет известный ущерб сельскому и лесному хозяйству, он принадлежит к столь ценным объектам охоты, что заслуживает разумного к себе отношения. Поэтому введенные в последние годы ограничения отстрела весьма своевременны.
Горностай
Горностай безусловно самый многочисленный, широко распространенный хищный зверек Ленинградской области. Он встречается почти повсеместно, не исключая населенных пунктов, вплоть до окраин и районов новостроек Ленинграда, например западной части Васильевского острова. Общая численность горностая в области колеблется от 30 000—40000 до 80 000 экз., а плотность населения в 1964/65 г. составляла 34 экз. на 10 000 га (Альтшуль и др., 1970).
Стадиальное распределение обусловлено преимущественно обилием в различных угодьях мышевидных грызунов. О его характере в снежный период можно судить по результатам регистрации горностаев и их следов (178 данных), главным образом на северо-востоке области.
По данным О. С. Русакова, в Ленинградской и смежных областях стадиальное распределение горностая выглядит иначе: в угодьях по берегам водоемов зарегистрировано 33,3% особей, на полях — 22,5, по опушкам лесов — 11,3, на лесных полянах — 8,2, на вырубках и гарях — только 6,9, в сплошных лесах — 6,9, по окраинам болот — 5,6%. А. М. Алекперов сообщает, что в летнее время он и другие зоологи наблюдали горностая в лиственном мелколесье, около ручьев и рек, в кустарниках, на опушке елового и старого соснового леса, около деревни.
В некоторых районах горностай явно тяготеет к антропогенному ландшафту, находя здесь не только обильную пищу, но и надежные убежища в сараях, заброшенных постройках и т. п. Интересно, что и раньше местами наблюдалась аналогичная картина; например, на о. Котлине горностай селился в подвалах, земляных валах, насыпях, около канав, был не редок на Кронштадтском кладбище (Боголюбов, 1906). Мы однажды видели этого зверька на пустыре, поросшем бурьяном, на территории одного из заводов в Кировском районе Ленинграда.
Мы обнаружили всего 7 убежищ. Они располагались: под гнилым пнем и кустом, под упавшим стволом тонкой березы, под высоким пнем и упавшим стволом довольно толстой ивы, под небольшой елочкой (2 случая), в канаве, в окопе. Однако, по-видимому, в большинстве случаев это были лишь временные укрытия. Что касается расположения гнезд, то, по наблюдениям сотрудников Западного отделения ВНИИОЗ (Альтшуль и др., 1970), 37,5% их было найдено в дуплах поваленных деревьев, 25% — в разрушенных постройках, по 12,5% — в кучах хвороста и в пустотах среди корней деревьев. На оз. Вялье горностай поселился в заброшенной хатке ондатры.
В зависимости от условий обитания, особенно от обилия грызунов, участки отдельных зверьков колеблются в пределах, не превышающих нескольких десятков гектаров. В начале 1963 г. в Подпорожском районе при высокой численности грызунов один из наблюдавшихся В. И. Тимофеевым горностаев охотился на вырубке на площади около 21 га, другой ограничивался всего 12 га. Несомненно, что в голодные годы горностаи вынуждены бывают резко расширять масштабы своих охотничьих поисков.
Жирующие горностаи особенно часто посещают и тщательно осматривают места концентрации полевок и мышей — заснеженные кустарники и бурьян, канавы, кочковатые луга и т. п., где обследуют ниши в корнях, пни, колоды, кучи хвороста, поленницы дров, настилы лесовозных дорог и пр. Иногда они успешно охотятся на открытых полянах, ныряя в снег и преследуя зверьков в подснежных убежищах и ходах, откуда те в панике выскакивают наружу и удирают в разные стороны.
Свою добычу хищник обычно утаскивает в ближайшее убежище, но один из горностаев унес большую водяную полевку за 250 м, хотя, очевидно, это стоило ему немалых усилий.
О поведении охотящегося горностая, его «тактике» и результатах жировки можно судить по троплениям в Подпорожском районе зимой 1962/63 и 1963—64 гг. Первая зима отличалась обилием мышевидных грызунов, вторая — их малочисленностью. Итоговые показатели троплений хорошо характеризуют существенные отличия условий жизни горностая в сравниваемые годы. Видно, что в голодную зиму хищники вынуждены тратить несравненно больше энергии на добывание пищи, что еще более осложняет их существование в это и без того трудное время.
Однажды летом мы наблюдали неоднократные, но безуспешные попытки горностая поймать воробьев. М. П. Альтшуль (19636) сообщает о нескольких случаях нападения горностая на ондатру в Приозерском и Тосненском районах и под Ленинградом, причем один из них уничтожил три семьи грызунов, живших на острове посреди озера, где поселился и хищник.
Биология размножения горностая в Ленинградской области остается почти неизученной. О. С. Русаков полагает, что гон приурочен к июню (Альтшуль и др., 1970). Самка, пойманная И. Л. Тумановым беременной, 26 апреля 1968 г. родила 6 самцов и 5 самок, а через год — в мае вновь пришла в охоту. Живший у нас 3-летний самец обнаружил явные признаки гона в 20-х числах июня 1969 г. К сожалению, мы не располагаем достаточным материалом и о движении численности горностая. Очевидно, в нашей области, как и во многих других частях ареала, она в значительной мере зависит от обилия мышевидных грызунов. Именно поэтому в Подпорожском районе, где в 1962/63 г. горностаи были весьма обычны, в последующие зимы, в связи с депрессией численности полевок и мышей, количество хищников резко упало, а в марте 1965 г. при маршрутном учете мы не обнаружили ни одного горностая.
Промысловая нагрузка на популяцию горностая очень невелика. В 1950—1968 гг. по области заготовлялось не более 505 шт., а порой всего 50 шт. Согласно расчетам Западного отделения ВНИИОЗ, отлавливается примерно 3,5% общей численности вида. Следовательно, налицо значительный недопромысел. При современных низких заготовительных ценах на шкурки горностая и малочисленности охотников рассчитывать на сколько-нибудь существенное усиление промысла не приходится. Зато в полной мере сохраняется полезная деятельность горностая как энергичного истребителя вредных грызунов.
Ласка
Ласка достаточно широко распространена по всей области. Однако по численности, даже в периоды высокого ее уровня, она всегда значительно уступает горностаю, с которым, как известно, находится в конкурентных отношениях. Стадиальное распределение этого хищника и его обилие всецело определяются состоянием численности мышевидных грызунов.
Ласка придерживается преимущественно лесных опушек, захламленных участков леса, зарослей кустарников и тому подобных мест, где под защитой снега зимуют мелкие грызуны. На полях и покосах ласки охотятся в стогах сена, скирдах соломы, нередко в них подолгу живут. Они появляются не только в деревнях, но даже на окраинах Ленинграда, например на Петроградской стороне, в западной части Васильевского острова (Родионов, 1962), а также в парке Лесотехнической академии (Алекперов, 1938 г.).
Индивидуальный участок ласки не превышает 10—15 га (Альтшуль и др., 1970). По-видимому, фактически он еще меньше, особенно в годы обилия грызунов. Во всяком случае жировочные ходы ласки нередко бывают удивительно короткими. Правда, тому способствует привычка этого мелкого хищника передвигаться в толще снега и под ним, что затрудняет тропление. Суточный ход ласки 22 ноября 1968 г. в разреженном дубовом парке Старого Петергофа ограничился участком 100X25 м. Зверек вышел из норки под деревом и вернулся в нее же, пробежав около 300 м, сделав 15 нырков в снег и пройдя за два приема около 3 м под снегом. Хищнику удалось добыть только одну кутору, но он не стал ее есть.
Ласка особенно часто охотится по канавам, среди кустов и бурьяна, а также на полях в завалах деревьев и кустарников, обработанных арборицидами и выкорчеванных бульдозерами. Эти нагромождения вдоль полей и лугов изобилуют грызунами и привлекают многих хищников.
В противоположность вышеописанным очень извилистым охотничьим нарыскам иногда ласка бежит в довольно прямом направлении, как, например, 22 января 1964 г. в Подпорожском районе, когда зверек проделал путь в 450 м, 19 раз нырял в снег и обследовал разные убежища и только в самом конце выгнал из-под снега полевку, быстро настиг и утащил ее в норку. 26—27 марта 1963 г. В. И. Тимофеев проследил путь ласки за двое суток. В первый день, выйдя из кустов в придорожной канаве, она двигалась преимущественно по краю мохового болота и в молодом смешанном лесу и преодолела 1050 м, пока не поймала полевку в лесном островке на болоте, где сразу же остановилась на отдых; на этом отрезке пути ласка сделала 11 нырков и заходов. На следующий день она покинула болото и через большое поле и заросли кустарников, где 14 раз ныряла в снег и под колоды, вышла через 1560 м к деревне и забралась под ближайшую избу. Здесь она пробыла по крайней мере неделю.
Визуальные наблюдения над лаской, охотившейся днем, показывают, что она суетливо заглядывает в норки грызунов, иногда забирается в них, шныряет в траве, валежнике и под корнями деревьев. По подсчетам В. И. Тимофеева, 53% случаев приходится на заходы под кусты и корни, 35% — под колоды, 12% составляют нырки в снег вне укрытий. На полях и покосах ласки постоянно охотятся в стогах и скирдах. Поскольку ласка часто ловит грызунов под снегом, мы, к сожалению, не можем достаточно точно оценить эффективность ее охоты в разных условиях, как это сделали для горностая. 12 собранных на снегу экскрементов содержали остатки мышевидных грызунов. Во время троплений также наблюдалась охота только за полевками и в одном случае — за куторой.
Сведения о размножении у нас отсутствуют. О. С. Русаков сообщает, что в августе была добыта самка с 4 эмбрионами. Мы не располагаем и данными об изменениях численности, тем более, что ласка не принадлежит к регулярно добываемым пушным зверькам. Нами отмечено заметное (в 3—4 раза) увеличение численности зимой 1958 г. в районе Кавголова. Что касается северо-востока области, то в 1962—1966 гг. на экскурсиях наблюдалось всего по одному, редко по два следа ласки. Для сравнения укажем, что 11 декабря 1955 г. в районе Кавголова было отмечено 18 следов на протяжении всего 3 км.
В Гатчинской охоте с 1889 по 1908 г. добывалось до 45 зверьков, а в среднем по 24 экз. (Диц, 1911а). Каких-либо заметных колебаний числа отлавливаемых и заготовляемых ласок неизвестно.
Попутно приведем некоторые сведения о линьке. Весенняя смена меха завершается, очевидно, в мае. 3 июня 1963 г. в Подпорожском районе мы видели перелинявшего зверька, у которого только на мордочке осталось белое пятнышко. Осенью ласка белеет в конце октября — начале ноября (8 ноября 1963 г., Сланцевский район; 29 октября 1964 г., Подпорожский район; 24 октября 1967 г., Старый Петергоф).
Как мы отмечали, промысловое значение ласки всегда было ничтожно. Последние годы она взята под охрану как полезный хищник, истребляющий вредных грызунов.
Лесной хорек
На территории области хорек близок к пределу своего распространения, но постепенно расселяется все далее на север. Еще в 60-х годах прошлого столетия он доходил лишь до 61°20′ с. ш., а в настоящее время встречается в Карельской АССР уже на широте 64с05′ (Данилов, 1968). В Финляндии северная граница ареала хорька расположена южнее. Проникновение хорька к северу связано с вырубкой лесов и увеличением площадей, занятых полями, лугами, перелесками. При этом в Карелии хорек чаще всего встречается на окраинах населенных пунктов, полей и сенокосных лугов, т. е. обнаруживает отчетливо выраженную синантропность. В условиях Ленинградской области он ведет себя несколько иначе. Здесь хорек наблюдается преимущественно по опушкам смешанных и заболоченных лесов, на вырубках, по окраинам моховых болот, берегам озер и рек. Очевидно, синантропные тенденции у хорька к югу несколько ослабляются. Однако он и в Ленинградской области достаточно часто встречается в деревнях, дачных поселках и даже на окраинах городов, вплоть до Ленинграда, например в западной части Васильевского острова, в Новой Деревне, на Охте, в Озерках (Шевченко, 1950).
Наибольшая численность хорька (20—30 экз. на 10 000 га) наблюдается в южной половине области (Сланцевский, Лужский, Киришский„ Тихвинский, Бокситогорский районы), наименьшая (3—5 экз.) —на Карельском перешейке и в северо-восточных районах (Альтшуль и др., 1970). Действительно, в Лодейнопольском и Подпорожском районах хорек принадлежит к малочисленным, спорадично встречающимся видам семейства куньих.
В качестве убежищ, по крайней мере в бесснежный период года, хорек использует ниши в корнях деревьев (5 экз.), груды камней (2), кучи хвороста (2), завалы выкорчеванных пней и кустов, вывороты корней (по 1 случаю). Один зверек поселился в старом разрушенном барсучьем городке. В Лемболовском лесничестве однажды были найдены две норы в корнях старых еловых пней, причем гнезда располагались под самыми пнями; в одном была подстилка из различного растительного материала, во втором — из сухого сфагнума; многочисленные ходы тянулись почти непосредственно под моховым покровом вдоль корней ели. О. С. Русаков часто встречал убежища под стогами и скирдами. Нередко хорьки селятся в сараях и других постройках. В подобных местах на протяжении 1,5 км В. Л. Бианки (1909) нашел в бывш. Петергофском уезде 4 гнезда.
Хорек отличается сравнительно большой подвижностью и, по наблюдениям О. С. Русакова (19636), за ночь способен пройти до 7,5 км. В среднем его охотничий поиск составляет 4,5 км. Однако иногда он ограничивается охотой на участке всего 200 м в поперечнике, сплошь испещряя его следами.
Как правило, хорек деятелен по ночам, но изредка, главным образом в теплое время года, попадается на глаза и в дневные часы. Однажды (в первой половине дня 21 декабря 1963 г.) в Подпорожском районе, несмотря на сильный мороз, хорек даже охотился.
По наблюдениям О. С. Русакова, путь охотящегося хорька сильно различается в зависимости от условий: около ручьев и речек он довольно прямолинеен, следуя изгибам русла, тогда как на полях, вырубках и опушках леса очень извилист и часто перекрещивается. Жирующий хорек нередко забирается под нависший лед, заснеженные кусты и колоды, иногда, подобно горностаю и ласке, движется в толще снега, а порой даже забирается на деревья, откуда прыгает прямо в снег с высоты 3—4 м (Альтшуль и др., 1970).
Основу питания хорька составляют, как и в других частях ареала, мелкие грызуны. Важную роль играют лягушки. Упомянутая в ней черная крыса была добыта хорьком в Сланцевском районе (сообщение А. П. Паринкина), садовая соня — в Лисино (данные В. Ф. Морозова); норка (крупный самец) в декабре 1958 г. попалась в Кавголове в капкан и была наполовину съедена хорьком. По данным О. С. Русакова (19636), в Ленинградской и смежных областях мышевидные грызуны (главным образом рыжая и водяная полевки) были обнаружены в 78,5% исследованных желудков, лягушки — в 34,2%, падаль — в 26,8%, птицы — в 4,9% желудков. Тот же автор совместно с П. И. Даниловым во время 19 троплений суточных ходов установил, что хорьки добыли 94 мышевидных грызуна, 3 рыбы, 1 тетеревиную, 3 воробьиных и 2 домашние птицы, 54 лягушки, 5 раз питались падалью. За одну охоту хищнику удавалось от 1 до 19 нападений. При избытке добычи хорек прячет про запас остатки. Так, поймав в марте 1957 г. ночевавшего в лунке косача, хорек ел его 2—3 дня. В Псковской области О. С. Русаков зимой находил целые запасы: 47 и 18 лягушек, 9 мышей и полевок. «Целая груда полуживых лягушек с перекушенными позвоночниками» однажды была найдена поздней осенью на о. Котлин под небольшим мостом (Боголюбов, 1906). По сообщению О. С. Русакова, зимой 1968/69 г. в районе Петродворца (пос. Заячий Ремиз) хорек уничтожил более 50 кроликов.
Гон у хорьков происходит в марте—апреле, а иногда уже в феврале (Данилов и Русаков, 1969). Он наблюдался, например, в Лисино 28—30 марта 1960 г.; у добытого тогда самца были сильно увеличенные семенники. 29 мая 1964 г. в Подпорожском районе собака поймала беременную самку. С другой стороны, 2 мая 1961 г. мы добыли уже одиночного молодого самца. Молодые зверьки из выводков, пойманных В. Л. Бианки (1909) в конце июля в бывш. Петергофском уезде, достигали половины величины взрослых. По-видимому, сроки гона и щенки сильно различаются по годам и районам. Другими сведениями о размножении хорька мы не располагаем. Отметим лишь, что, по данным М. П. Альтшуля и др. (1970), среди 215 особей из Ленинградской и смежной областей самцы составляли 59,5%, самки — 41,5%, молодые обоих полов — 52,0%. Отдельные особи доживают, очевидно, до старости, судя по тому, что в 1955 г. мы добыли самца, у которого зубы были поражены кариесом.
Движение численности хорька зависит прежде всего от обилия мелких грызунов, однако, вероятно, не в такой сильной мере, как у горностая и ласки — более специализированных миофагов. В случае недостатка грызунов хорек имеет возможность добыть лягушек, птиц и пр. Немаловажное влияние на популяцию хорька должна оказывать сильная зараженность гельминтами. В Ленинградской и соседних областях в 1960— 1964 гг. почти 98% хорьков было инвазировано легочными нематодами. По мнению О. С. Русакова (1963б), численность хорька сравнительно стабильна. Однако масштабы заготовки шкурок этого вида колеблются по крайней мере вдвое. За последние 15 лет намечаются три пика численности, наступавшие приблизительно через 3—4 года.
Промысловое значение хорька в нашей области довольно велико. В 1953—1968 гг. здесь заготовлялось от 1194 до 3896 шкурок в год. В целом по Северо-Западу РСФСР заготовляется около 20% шкурок этого вида, добываемых в Советском Союзе. Интенсивность эксплуатации поголовья хорька выше, чем горностая, но все-таки недостаточна и может быть существенно увеличена.
Европейская норка
Норка широко распространена по области. Численность ее за последние годы заметно возросла, и теперь она регулярно обитает на очень многих мелких и средней величины лесных речках, реже на озерах, больших реках и речках, текущих среди лугов и полей, а также на некоторых болотах. Резко сократилась численность европейской норки на Карельском перешейке, где у нее появился и размножился сильный конкурент — американская норка. В начале прошлого столетия европейская норка жила на о. Котлине. Иногда она попадается даже в небольших городах, например в Павловске, где в ноябре 1968 г. ее наблюдал на одном из ручьев Е. С. Лысов. В середине прошлого столетия норка была добыта даже в Петербурге, у Смольного (Брандт, 1856).
По данным Западного отделения ВНИИОЗ, наибольшая плотность населения норки (5,1—10,0 экз. на 10 000 га лесной площади) наблюдается на востоке области (Подпорожский, Лодейнопольский, Тихвинский, Волховский, Киришский районы) и на ее западе — в Кингисеппском районе. Следующую группу районов составляют Лужский, Волосовский, Сланцевский, где плотность равна 3,1—5,0 экз. В Гатчинском, Всеволожском и Тосненском районах на той же площади насчитывается всего 1,2—3,0 экз. Наконец, в Выборгском и Приозерском районах встречаются лишь единичные особи.
Местообитания норки могут быть известным образом классифицированы (Новиков, 1939). В цитированной работе выделено 7 их типов. Видна отчетливо выраженная приуроченность норок к небольшим, но достаточно полноводным лесным рекам и речкам, обладающим хорошими защитными и кормовыми условиями. Примечательно, что в 30-х годах, когда норка была несравненно малочисленнее, чем теперь, она населяла преимущественно самые мелкие, сильно захламленные лесные ручьи в малодоступных урочищах. В настоящее же время, как мы видели, основными местообитаниями норке служат более крупные ручьи и речки. Иногда норка мирится с совершенно неблагоприятными условиями. В парке Старого Петергофа она постоянно живет на Кристателевом ручье, хотя вода в нем сильно загрязнена отходами нефтебазы, расположенной выше по течению.
Вопреки распространенному мнению, для норки не характерны норы с подводным выходом. По крайней мере половина убежищ не имеет таковых, а именно те, что расположены на низких, часто затопляемых берегах, где зверьки селятся в удалении до 10 м от воды. Лишь в сухих, высоких берегах они роют настоящие норы, ведущие под воду. А. П. Бармасов весной 1935 г. нашел нору с настолько длинными ходами вдоль реки, что зверек, скрывшись в одном из входных отверстий, выскочил наружу через 40 м. Вероятно, берег здесь был изрыт водяными полевками (Новиков, 1939).
Нами отмечено 27 убежищ, в их числе: норы в берегу — 10, в корнях деревьев — 10, в кучах хвороста — 3, под бревнами и в завале — 2, в полудупле — 1, в хатке ондатры — 1. Для норок характерно устройство «уборных», часто в непосредственной близости от основного жилья — на камнях, кочках, колодах, пнях и других возвышениях.
В общем жизнь норки протекает в узкой полосе, непосредственно примыкающей к водоемам. Однако 2—3 раза мы находили их норы на расстоянии до 20 м от ручья, а в некоторые периоды года, по крайней мере в конце зимы — начале весны, отдельные зверьки предпринимают далекие переходы не только вдоль ручьев и рек, но и через водоразделы. Неясно, чем вызываются подобные, передвижения — поисками новых кормных мест или же, что вероятнее, гоном и образованием пар.
В связи с амфибиотическим образом жизни норка питается довольно разнообразной, однако только животной пищей. В некоторых районах области (например, в Бокситогорском) к наиболее массовым кормам принадлежат раки. Норки ловят их в большом количестве круглый год и съедают почти целиком. Так, на р. Тушемельке с 13 июля по 10 августа 1966 г. на протяжении 1,5—2 км мы собрали 64 экскремента, из них в 62 содержались остатки только раков, а в 2, кроме того, косточки рыбы. Там же 16—19 июля 1968 г. были обнаружены 27 съеденных раков и 5 экскрементов из их остатков. Иногда норка ловит раков даже на мелких местах, где глубина воды не более 30 см.
Значение рыбы много меньше. В изученных материалах мы обнаружили ее только 9 раз. Часто и помногу норка ловит лягушек; одних съедает тотчас, других оставляет про запас, парализуя укусом в продолговатый мозг. Нам известны два таких запаса (3 и 6 лягушек). 30 апреля 1966 г. в Бокситогорском районе мы нашли в мелком колодце у реки 12 лягушек, у 8 из которых норка вспорола брюхо и съела икру. Лягушки лежали рядами на льду, частично покрывавшем воду в колодце. В последующие дни хищник утаскивал одну лягушку за другой.
Птицы, по-видимому, играют особенно важную роль в питании детенышей. Во всяком случае, около гнезда с тремя маленькими детенышами мы нашли зеленого дятла, двух дроздов, двух мелких птичек и тетеревенка.
Вероятно, нередко добычей норки становятся полевки, живущие около лесных водоемов. Иногда норки нападают и на ондатру. В конце июня 1964 г. в одной из нор были обнаружены 2 черепа этого грызуна. Однако в октябре 1968 г. Г. А. Носков регулярно наблюдал норку на р. Гумбарице, которая спокойно плавала рядом с ондатрами, и те не обнаруживали никакого беспокойства от соседства с хищником.
В марте 1967 г. в парке Старого Петергофа мы нашли заснеженный труп собаки в 250 м от ручья, где жила норка. Зверек, по-видимому, давно питался этой падалью. К ней от воды вело много следов, которые за 10—20 м скрывались в целой системе подснежных туннелей диаметром около 15 см, с сильно заледеневшими стенками. По этим ходам норка скрытно подбиралась к падали и поедала ее в полной безопасности.
Учитывая разнообразие кормов норки, можно предположить, что она не испытывает таких осложнений в период депрессии численности мышевидных грызунов, как некоторые другие мелкие куньи. Однако добывание пищи для норки сопряжено со значительными трудностями, особенно зимой, когда она, как показывают тропления, вынуждена часто нырять в полыньи, хотя порой стоит сильный мороз. Ее существование зимой облегчается тем, что нередко на речках образуется так называемая «пустоледка», или «продувы», т. е. свободное пространство между льдом и уровнем воды, а также прибрежными отмелями, обнажившимися подо льдом после спада воды. Под защитой льда и снега корка может свободно передвигаться по отмелям и ловить рыбу и раков в воде.
Суточная активность норки не отличается отчетливым ритмом. Весной и летом мы 5 раз наблюдали ее в дневные часы, однако интенсивнее всего она охотится вечером, в 21—22 часа. В бесснежный период норки бегают днем почти исключительно во время гона, а зимой предпочитают ночь.
Соотношение полов в популяции норки близко 1:1; из 20 добытых нами зверьков было 11 самцов. Ранней весной они попадаются чаще, что, очевидно, связано с повышенной активностью в период гона. Последний, судя по всему, происходит в марте—апреле. Наиболее ранние наблюдения, свидетельствующие о начале гона и поисков партнеров (вероятно, самок?), приходятся на 6 марта 1960 г. (Кавголово; у добытого в этот день самца были увеличены семенники), 11 марта 1962 г. (там же), 11 марта 1963 г. (Тосненский район, парный след), 19—28 марта 1964 г. (Подпорожский район), 31 марта 1966 г. (Лодейнопольский район), 9—11 апреля 1966 г. и 11 марта 1967 г. (Тосненский район). Парные следы иногда встречаются до середины апреля (14 апреля 1965 г., Тосненский район), а однажды (28 апреля 1961 г., Кавголово) в убежище были одновременно обнаружены самец и самка.
О характере передвижения норок в период гона можно судить по прилагаемым схематическим планам, основанным на троплении 19 и 20—21 марта 1964 г. в Подпорожском районе. Первая из этих норок вышла из плохо замерзшего кочковатого лесного болота и проделала путь в виде петли длиной около 3,7 км. Она сильно вязла в снегу, сзади нее оставался след наподобие извилистого желоба. С пологих склонов зверек скатывался на брюхе. По пути он 9 раз раскапывал норы грызунов и лазал в снег, 8 раз забирался под колоды и коряги, неоднократно сворачивал к лункам тетеревов. Вторая норка шла почти прямо в одном направлении через лес и вырубку, пока не достигла небольшого ручья и отправилась по нему.
20 июня 1957 г. в окрестностях ст. Чолово было найдено гнездо с 3 детенышами ростом с ласку. Рядом лежали остатки 6 небольших птиц и крот. 21 июня 1966 г. на р. Тигоде В. В. Матвеев встретил выводок норок.
О движении численности нам судить трудно. Выше мы отмечали значительное ее увеличение за последние три десятилетия. Это изменение сказалось и на заготовках, которые достигли максимума в 1927 — 1928 гг., а затем резко упали. Если в 1925 г. шкурки норки давали 14—15% стоимости всей пушнины, то в 1933 г. — только 3,2%. За последние 19 лет по области заготовлялось от 400 до 2159 шкурок, в среднем 1000 шт. Подъемы заготовок приходились на 1951, 1956, 1959 и 1964 гг., т. е. обычно наступали раз в 5 лет. Специалисты Западного отделения; ВНИИОЗ считают, что промысел норки у нас ведется недостаточно интенсивно и возможности популяции используются далеко не полностью.
Американская норка
50 американских норок было выпущено в 1958 в. в Приозерском районе. Однако успех интродукции на Карельском перешейке был, вероятно, в немалой мере обеспечен непрерывным пополнением популяции за счет зверьков, убегавших из зверосовхозов, как то произошло в Скандинавии и Карелии (Данилов, 1969). В связи со сказанным отметим, что в Ленинградской области насчитывается 11 норковых ферм, в том числе 5 — в Выборгском районе, 2 — в Приозерском и по одной — в Волховском, Ломоносовском, Гатчинском и Лужском районах. Не случайно именно к Карельскому перешейку относится подавляющее большинство достоверных находок американской норки, причем из года в год число их нарастает. Так, в Выборгском районе описываемый зверек был добыт на озерах Глубоком, Охотничьем, Большом и Малом Раковых, Кирилловском, Нахимовском, Вуоксе и впадающих в последнее речках в окрестностях поселков Житково, Климово, Гранитное, Красносельское, Мичуринское и др. В Приозерском районе обитание норки также приурочено к системе озер и рек бассейна Вуоксы (поселки Борисово, Громово, Сосново). Во Всеволожском районе эту норку добывали на р. Морье, р. Ройке, озерах Лемболовском и Хэппо-ярви с вытекающими из последнего ручьями, а также на ст. Проба. Интересно, что в окрестностях пос. Климово Выборгского района в 1964—1966 гг. попадались голубые норки, явно сбежавшие из зверосовхоза. По данным М. П. Альтшуля и др. (1970), в последние годы норки, убежавшие из Гатчинского зверосовхоза, появились на р. Ящере. Американские норки начали добываться в Подпорожском районе, куда проникли, вероятно, из Карелии (В. А. Попов, 1964).
На Карельском перешейке в настоящее время практически обитает только американская норка, вытеснившая, очевидно, местную. Успеху этой межвидовой конкуренции способствуют, кроме всего прочего, несравненно более крупные размеры интродуцированного вида и, следовательно, большая физическая сила. Два добытых нами взрослых самца весили 1100 и 1280 г, тогда как средний вес (6 экз.) самцов европейских норок равен всего 747 г.
В отличие от европейской норки американская предпочитает селиться на озерах и более крупных лесных речках, хотя нередко встречается и на ручьях. На озерах летом зверьки занимают прежде всего острова, а затем побережья водоема, где устраиваются в ондатровых хатках или роют норы, используют убежища в корнях деревьев, под старыми поленницами дров и пр. Во всех перечисленных случаях норки селятся по возможности ближе к урезу воды либо неподалеку от просветов в прибрежных зарослях тростника. Отдельные особи подолгу живут около старых воронок от авиабомб, на заболоченных, захламленных гарях и пр. В летние месяцы при учете с собакой в среднем на 10 км пути встречается на ручьях не более 1 экз., по берегам речек и озер — до 3 экз., на островах — до 10 экз.
Осенью (в сентябре—ноябре) у части норок, главным образом самцов (среди 11 учтенных особей их было 9), начинается смена местообитаний, и они в эту пору значительно чаще наблюдаются по берегам рек и озер (5—6 экз. на 10 км). Однако при этом зверьки редко удаляются от участков летнего пребывания более чем на 6 км. Из тропившихся нами 8 норок 2 ушли на 300 и 500 м, по 2 — на 1 и на 2 км, по одной — на 3 и 6 км; в среднем их путь равнялся 1975 л. Переселяющиеся животные отличаются исключительной упитанностью и, видимо, способны к длительному голоданию во время переходов и освоения нового места пребывания. Процесс перемещения достигает апогея в декабре, в период ледостава на озерах и широких реках, когда норки концентрируются около вовсе не замерзающих или поздно исчезающих полыней. Однажды на участке 100X100 м мы обнаружили 3 взрослых самцов и самку, а на другом (100 X 10 м) — старого и молодого самцов и самку. Отдельные зверьки (как правило, самцы) в описываемое время покидают водоемы и поселяются в лесу, находя пристанище в поленницах дров, старых норах барсуков и енотовидных собак, среди камней и пр. Например, 4 января 1969 г. в Выборгском районе был добыт крупный самец, который поселился в чужой норе у пересохшей мелиоративной канавы в заболоченном лесу. От ближайшего водоема это место удалено на 2,5 км. Сюда норка пришла за 1,5 км от небольшого бессточного ключа, где жила в старой норе енотовидной собаки под корнями деревьев. Еще более интенсивное переселение наблюдается ранней весной, начиная с марта. Вероятно, оно стимулируется поисками партнеров, а не только сезонной сменой стаций. Большинство норок возвращается обратно на озера и реки, но некоторые пускаются в дальние странствия, порой уходя на 20 км и более, так что за день невозможно закончить их тропление.
Среди обнаруженных нами убежищ 9 располагались в корнях прибрежных деревьев, причем в одном случае в крутом, высотой 2 м берегу; 3 норки жили в ондатровых хатках на сплавине, 3 — среди камней, 3 — в старых норах барсуков и енотовидной собаки, 1 — под поваленным деревом, 1 — в завале выкорчеванных пней и кустарников на поле в 100 м от реки. Это последнее убежище имело 3 входа и гнездовую камеру 20×35 см, с обильной подстилкой (до 11 см толщиной) из сухой осоки и шерсти ондатры. В другом случае роль подстилки играло старое гнездо водяной полевки, жившей здесь прежде. У всех остальных подстилка отсутствовала. В жилых камерах всегда бывает сухо. Наши наблюдения показывают, что, как правило, норки пользуются наземными входными отверстиями, причем только каким-нибудь одним. Оно легко отличается обледенелыми краями и ведущей к нему тропинкой. Остальные входы, в том числе подводные, используются только для стремительного бегства.
Американская норка значительно чаще, чем европейская, охотится на сравнительно крупных животных. Остатки 7 ондатр найдены в норах, 5 — в хатках, по одной — около полыньи и на поверхности земли. Такую крупную добычу норка ест 3—4 дня, оставляя нетронутыми шкуру, голову, хвост, лапы, кишечник. При обилии пищи хищник может подолгу оставаться в убежище. Так, в укрытии, где 4 декабря 1968 г. были обнаружены остатки ондатры и полусъеденный тетерев, зверек находился по крайней мере 4 дня. Каждую ночь он выходил испражняться наружу не далее 0,5—1 м от жилья.
Иногда американская норка устраивает небольшие запасы. В одном из них было около 1,5 кг мелких щук и отчасти окуней.
Данных по биологии размножения у нас нет. Среди 9 добытых нами зверей оказалось 6 самцов, что, однако, вряд ли отражает реальное соотношение полов в популяции. Гон у норок, по-видимому, происходит в марте — апреле.
Промысловое значение американской норки, по крайней мере на Карельском перешейке, достаточно велико и имеет тенденцию к усилению. Если же мы учтем большое количество пушнины, поступающей из зверосовхозов, то удельный вес данного вида в пушном хозяйстве области станет еще более ощутимым.
Лесная куница
Куница — весьма типичный представитель лесной териофауны Ленинградской области. В подходящих условиях она встречается на всей ее территории, однако в наибольшем числе водится в восточных районах, откуда соответственно поступает особенно много шкурок. По данным В. Ф. Морозова (1965; Альтшуль и др., 1970), в 1963/64 г. максимальная плотность популяции наблюдалась в Лодейнопольском районе (6 экз. на 10 000 га лесной площади), минимальная — на Карельском перешейке (0,9 экз.); в среднем по области она составляла 4 экз. Около 70% зверьков добывается в Волховском, Тихвинском, Бокситогорском, Лодейнопольском, Подпорожском районах. Вследствие чрезмерного промысла и вырубки еловых лесов в Кингисеппском, Лужском и Тосненском районах произошло некоторое сокращение поголовья.
Среди местообитаний куницы характернее всего старые еловые леса с отдельными дуплистыми осинами, захламленные валежником и буреломом. Здесь она находит наиболее благоприятные защитные и кормовые условия, особенно если ельники соседствуют с зарастающими вырубками и моховыми болотами с сосной, поскольку на первых бывает много мелких грызунов, зайцев, ягод, а на вторых держатся тетеревиные птицы. В смешанных лесах обычно всегда имеется, а иногда произрастает в большом числе ель, и поэтому они приближаются по своему характеру к типичным ельникам, в которых, в свою очередь, неизменно наблюдается примесь берез, осины, иногда сосны и др. Эти две стации — еловые и смешанные леса — служат главными пристанищами хищника, тогда как все остальные он посещает лишь во время охоты. При этом куница может изредка появляться в совсем необычных для нее биотопах, вроде кромки тростниковых зарослей на побережье Ладожского озера (Морозов, 1965).
Куница не только охотится преимущественно на земле или снегу, но и для отдыха почти столь же часто устраивается внизу, как и на деревьях, о чем свидетельствуют собранные нами данные об убежищах 40 особей. Создается впечатление, что куница отдает предпочтение наземным убежищам в морозные дни и перед наступлением сильного похолодания. Она не останавливается в одном и том же убежище два дня подряд, если не считать случаев, когда зверек просто не покидал его, но посещает их «поочередно».
Как правило, куница весьма оседла. Ее жизнь в основном протекает в пределах участка величиной около 1 км2, откуда она не уходит далее 2—3 км и не покидает его больше, чем на 2—3 дня. Лишь на северо-востоке области, где леса беднее кормом, куница вынуждена совершать более широкие вылазки. По данным В. Ф. Морозова (Альтшуль и др., 1970), у отдельных особей индивидуальные участки занимают от 40 до 70 км2. Обычно эти участки разобщены или слабо перекрываются. Однако в отдельных, редких случаях даже в одном убежите попадаются сразу два зверька, причем не в период гона, а зимой. Так, 13 декабря 1957 г. в Лисино в дупле высокого пня дневали самец и самка, которые охотились в смежных кварталах. Однако иногда взаимоотношения между такими соседними зверьками приобретают резко антагонистический характер. А. Михайлов (1891) сообщает, что в начале февраля в бывш. Новгородской губернии крупный самец преследовал более мелкую самку, задавил ее и зарыл в снег.
О масштабах и характере суточной деятельности куницы в снежный период можно составить представление по результатам троплений, проведенных нами, а отчасти А. П. Паринкиным и В. И. Тимофеевым. В общем куница — весьма энергичный и подвижный хищник, способный за ночь преодолеть большое расстояние в пределах своего охотничьего участка. Однако в некоторых случаях, особенно при наличии обильной и крупной добычи, она может сутками не отходить от нее или ограничиваться ничтожно малыми вылазками. Например, зимой 1956 г. в районе Любани куницы питались преимущественно мелкими грызунами, которых ловили в старых окопах и землянках. Были случаи, когда суточный переход не превышал 200 м — от землянки до землянки, а некоторые зверьки по неделе оставались в какой-нибудь из них, выходя наружу только для испражнения и не удаляясь от убежища более чем на 10 м. Аналогичным образом в 1957 г. в Лужском районе куница трое суток не покидала землянку, а когда ее раскопали, то обнаружили трех съеденных ею ежей. Самец, добытый на Карельском перешейке 3 января 1969 г., в течение 5—6 дней держался на участке 800×300 м, где поймал белку и 7 полевок. В годы обильного урожая рябины (например, зимой 1969/70 г. в окрестностях ст. Пробы) куницы питаются исключительно ее ягодами, отдавая предпочтение сбитым на снег дроздами и свиристелями, и ограничиваются пространством в 200—400 м в поперечнике. Когда ягод не остается и птицы исчезают, куницы становятся подвижными, как обычно.
По данным 19 троплений, произведенных в различных районах в 1957—1963 гг., суточный ход куницы колебался от 0,2 до 15 км, в среднем равняясь приблизительно 7 км. Почти все это расстояние она проходит понизу, иногда забираясь на деревья, чтобы осмотреть гайно или дупло, и лишь изредка перепрыгивает с кроны на крону. Например, 1 декабря 1957 г. на протяжении 13—15 км куница прошла верхом не более 150 м; 28 ноября 1960 г. из 10,5 км — 27 м, 18 февраля 1963 г. из 4,5 км — 20 м и т. д. Есть основания полагать, что по ветвям чаще передвигаются самки, что, вероятно, связано с их меньшим весом.
Как известно, лесная куница принадлежит к числу наиболее энергичных и ловких добытчиков. Недаром на протяжении 17 изученных нами суточных маршрутов только в одном случае куница ничего не поймала. Правда, нередко ей достается всего-навсего 1—2 полевки, но при зимней бескормице и это неплохо. Конечно, в отдельных случаях на протяжении суточного хода куница может потерпеть неудачу. Например, 21 декабря 1958 г, она безрезультатно тропила переселявшуюся водяную полевку почти 1,5 км. Эффективность охоты куницы можно характеризовать следующими цифрами, если исходить из общей протяженности троплений и учтенной при этом добычи. Случай поимки мышевидного грызуна приходится в среднем на 6,2 км, 1 мелкой птички — на 15,5 км, 1 рябчика или тетерева — на 23,5 км, 1 белки или ежа — на 46,5 км. Конечно, в конкретных эпизодах указанные коэффициенты могут сильно сокращаться. Например, 7 декабря 1962 г, куница, пройдя всего 1 км, поймала около стогов 2 полевок, 11 апреля 1963 г, на протяжении 150 м — 1 полевку. Упомянутая выше белка и 2 гаички были пойманы на маршруте 9,35 км, Еж попался кунице 25 ноября 1960 г, после 10,4 км пути (всего в ту ночь она пробежала 13,09 км). При мышковании куница иногда ловит не полевок, а землероек, но всегда их бросает, что установлено нами 5 раз, причем 3 землеройки были пойманы за одну охоту.
Эти материалы отчетливо показывают, что куница существует главным образом за счет мышевидных грызунов. Сказанное вполне согласуется с выводом В, Ф, Морозова (1965), исследовавшего содержимое 327 желудков и кишечников зверьков, добытых в 1956—1964 гг. Здесь встречаемость мышевидных грызунов колебалась от 42,4 до 58,3%, в зависимости от их обилия в природе. На втором месте по значению стоят тетеревиные птицы; их встречаемость, по Морозову, равна 9,0—17,3%, Питание белкой находится в прямой зависимости от ее численности. Именно поэтому в 1963—1965 гг, в Подпорожском районе, где белки было очень мало, мы не нашли ни одного ее остатка в экскрементах куницы, В противоположность этому, в материалах Морозова белка встречалась в 4,1—25,0% случаев. По нашим наблюдениям, куница чаще всего ловит белок в их гайнах, иногда обнаруживая присутствие зверька даже с земли. Заяц становится добычей куницы не слишком часто; по Морозову, его встречаемость по годам составляла от 4 до 15%, Однажды А. П. Паринкин установил по следам, что беляк, кормившийся в ивняке, учуял куницу за 20 м и успел убежать.
Для трех куниц мы установили успешную охоту (зимой!) на ежей, которых они выкопали из-под пней, а одна, как отмечалось, добыла трех ежей в землянке, куда они забрались, очевидно, на зимовку. Морозов сообщает, что в теплую, малоснежную зиму 1960/61 г. в 2—3 раза повысилось число случаев питания кротом (до 18,2%).
В начале зимы куницы поедают лягушек. В январе 1970 г. самец несколько дней кормился медом одичавших пчел из дупла осины (ст. Проба). Интересен случай нападения куницы на филина, погибшего после ожесточенной схватки; им она питалась 4—5 суток, на день скрываясь под корневым выворотом (Лисино, март 1958 г.). Не считая этого, нам только однажды довелось найти запас, сделанный куницей: в декабре 1957 г. в Тосненском районе она затащила остатки тетерева в развилку ветвей ольхи на высоту 1,5 м.
Судя по нашим и В. Ф. Морозова сведениям, куница в Ленинградской области отличается большой плотоядностью. Регулярно, но в небольшом количестве она поедает ягоды брусники и клюквы, а в урожайные на рябину годы кормится ее ягодами, при этом в некоторые годы (например, в 1957 и 1964/65 гг.) особенно часто передвигаясь не по земле, а по кронам (Асписов и др., 1967), а в другие (1969/70 г.) предпочитая собирать опавшие на снег ягоды. В Лемболовском лесничестве В. Н. Соколов находил в экскрементах даже остатки плодов можжевельника.
Сведений о питании в бесснежный период у нас почти нет. В четырех экскрементах, найденных в сентябре 1966 г. в Лодейнопольском районе, обнаружено: 1) рыжая полевка, жук, 2) рыжая полевка, мелкая воробьиная птица, жук-навозник, ягоды и листья голубики, 3) лягушка, 4) ягоды вороники. В Лемболовском лесничестве в желудке самки, добытой В. Н. Соколовым в июле 1927 г., были найдены остатки нескольких молодых, еще не летающих стрижей, которые здесь живут в дуплах сосен.
Куница охотится почти исключительно по ночам. В дневные часы мы наблюдали ее всего несколько раз.
Данными о размножении куницы мы не располагаем. Среди добытых зверьков, с учетом материала В. Ф. Морозова (1963), насчитывалось 115 самцов и 105 самок, т. е. первых было 52,3%. Судя по результатам заготовок, в 1958—1966 гг. самцов было несколько больше — 57% (Альтшуль и др., 1970). Согласно тому же литературному источнику, процент молодых в 1958/59 г. равнялся 36, в 1959/60 г. — 46, в 1962/63 г. — 48. Незначительное увеличение численности наблюдалось в 1953—1955, 1956/57, 1960/61 и 1963/64 гг. Эти колебания находили отражение в известном повышении заготовок. Какой-либо цикличности флюктуаций численности не замечается. Факторы ее движения пока не ясны. Зависимость состояния популяции куницы от обилия мелких грызунов не столь велика, как у некоторых других, более специализированных миофагов, вроде ласки и горностая. Роль глистных инвазий изучена недостаточно. Исследование 256 куниц в 1957—1968 гг. показало, что 50,4% зверьков заражено филяроидасами, 85,3% — скрябингилюсами, причем нередко обоими видами нематод одновременно. Особенно сильно инвазированные особи обычно оказываются истощенными. Инвазированность заметно падает с возрастом. Интересно, что заметное снижение экстенсивности и интенсивности заражения наблюдается в годы обильного урожая рябины, ягоды которой, очевидно, обладают антигельминтными свойствами (Когтева и Морозов, 19636, 1970).
Пушно-промысловое значение куницы велико. Она принадлежит к наиболее ценным пушным зверям нашей области. На протяжении последних двух десятилетий здесь заготовлялось от 570 (в 1948 г.) до 1914 (в 1960 г.) шкурок. Около 70% зверьков добывается в восточной половине области. Отсюда с 10 000 га лесной площади в 1963/64 г. было получено от 5,3 до 6,0 шкурок, тогда как в Тосненском и Выборгском районах — всего 0,4—0,8 шт. К сожалению, во многих районах за последние годы стало наблюдаться падение численности куницы из-за чрезмерного промысла и ухудшения условий обитания в результате вырубки старых еловых лесов (Морозов, 1965). Не исключено, что в таких оскудевших куницей районах придется временно запретить на нее охоту.
Росомаха
К территории Ленинградской области приурочен южный предел распространения росомахи. Здесь она крайне редка, малочисленна и в большинстве районов появляется лишь от случая к случаю, во время кочевок. Постоянно она живет только на севере Карельского перешейка и кое-где в восточных районах области. Поэтому нельзя сказать, как то написано в монографии Г. А. Новикова (1956) и воспроизведено в новейших сводках (Кириков, 1966; Гептнер и др., 1967), что граница ареала этого хищника проходит в окрестностях Ленинграда.
В 1962 г. одна росомаха была добыта на отравленной лосиной падали недалеко от пос. Житково Выборгского района. В том же году следы двух зверей наблюдались севернее пос. Сосново Приозерского района. П. Д. Иванов в 1965 г. видел следы и самого зверя в окрестностях поселков Житково и Ольховка тоже на Карельском перешейке. В 1965/66 г. в упомянутых двух районах, по данным госохотинспекции, насчитывалось 8 и 6 росомах. Однако у нас нет полной уверенности в том, что эти сведения не завышены, так как росомахи ведут столь подвижный образ жизни и оставляют так много следов, что способны ввести в заблуждение даже опытного наблюдателя.
На севере и востоке области росомахи изредка добывались в Лодейнопольском и Подпорожском районах. П. Д. Иванов сообщает, что одна из них была поймана около ст. Паша. Как нам стало известно, в период 1917—1920 гг. росомаху застрелили около д. Осипово бывш. Тихвинского уезда. Есть указания о встрече следов в Тихвинском и на севере Бокситогорского районов. Мы нашли их 1 июля 1966 г. к северу от д. Озерово, последнего из указанных районов на обширной вырубке елового леса.
Никаких данных по биологии росомахи у нас нет. П. Д. Иванов (Альтшуль и др., 1970) отмечает, что в наших условиях она остается некрофагом. Массовый отстрел лосей и охота за ними волков резко расширили кормовую базу росомах, поедающих остатки разделанных в лесу зверей, подранков и недоеденную добычу волков. Это обстоятельство способствовало, очевидно, увеличению численности росомахи.
Барсук
Барсук весьма обычен в нашей области и распространен по всей ее территории, хотя на северо-востоке менее многочислен, чем на юге и западе. Популяция барсука была сильно подорвана неумеренной охотой, а особенно раскапыванием нор. Это вынудило запретить его добывание.
Барсук — типичный обитатель хвойных и смешанных лесов с холмистым рельефом, ручьями, озерами, моховыми болотами. В песчаных холмах он роет норы, а на прилегающих сырых низинах добывает пищу. Иногда жирующие барсуки выходят из леса на зарастающие вырубки, болота, появляются в кустарниках около полей. О стациальном распределении барсука можно судить по местоположению нор и результатам регистрации встреч зверей и следов их пребывания.
Барсуки устраивают свои норы в достаточно разнообразных условиях, но обязательно хотя бы на небольшой возвышенности, неподалеку от водоема или болота. Здесь звери находят необходимое сочетание защитных и кормовых ресурсов.
Среди поселений барсука можно различить три основных типа. Наиболее характерны барсучьи городки на высоких песчаных холмах, покрытых старым лесом и ограниченных ручейками, медленно текущими, разбившись на отдельные извилистые русла, среди густых зарослей таволги, кустарников, под упавшими гнилыми стволами деревьев. Часто подобные холмы находятся по соседству с моховыми болотами. В этих поселениях барсуки живут постоянно, на протяжении десятков лет. В их подземное жилище, иногда располагающееся в 2—3 яруса, ведет 10 и больше входных отверстий. Ходы достигают в длину 18—20 м и до 3—3,5 м в глубину. В особенно обширных городках одновременно могут жить две семьи. Второй тип поселений приурочен к склонам долин лесных ручьев и рек и к оврагам. Иногда такие поселения тянутся до 0,5 км вдоль реки, насчитывая несколько нор, удаленных одна от другой на 50—100 м. Часто даже семейные норы имеют только один вход. В низменных еловых массивах зверям нередко приходится довольствоваться небольшими плоскими буграми. Чаще всего здесь устраивают простые, короткие норы молодые расселяющиеся животные, но иногда селятся самки с детенышами. Нередко барсуки используют для рытья нор старые окопы, блиндажи, воронки. На северо-востоке Карельского перешейка они занимают расщелины скал около озер.
В зависимости от типа поселения и длительности его использования изменяется число входных отверстий. Из 73 известных нам поселений по 1 входу было у 11, по 2—3 — в 14 случаях, по 4—6 — в 34, по 7 и более входов — у 14 нор. 6 городков (16,2%) занимали площадь менее 10 м2, 22 (59,5%) — от 10 до 30 м2, 9 поселений (24,3%) — 30 м2 и более.
В береге р. Ящеры прежде существовали такие огромные норы, что в них могли залезть два человека и якобы там даже распрямиться (Бек-Гергард, 1902). Тот же автор сообщает, что барсуки, выгнанные из норы в начале февраля, перебрались под стог сена, где были случайно обнаружены (Бек-Гергард, 1904).
Иногда на территории городка случается найти остатки пищи. В других частях ареала здесь имеются специальные «уборные», однако в нашей области они встречаются очень редко, почти в виде исключения, хотя попадаются на охотничьем участке барсука. От нор обычно тянутся торные тропы, иногда простирающиеся на сотни метров. В одном случае было замечено, что барсук пользовался лосиной тропой, пролегавшей около городка.
От норы барсук, как правило, не отходит далее, чем на 2—2,5 км, а чаще охотится еще ближе. В случае опасности он скрывается в первой попавшейся свободной норе, благо их много разбросано в наших лесах. Барсуки часто бродят по лесным дорогам и тропам, тем более, что могут найти здесь кое-какую поживу — жуков-навозников, лягушек, головастиков и др.
На их охотничьих участках встречается много глубоких пороев на месте добывания различных насекомых, мышевидных грызунов или мелких копанок там, где хищник ловил личинок майских хрущей. На опушке соснового леса в Подпорожском районе мы однажды насчитали на участке 20X10 м 217 таких копанок глубиной 3—4 см. В разных пунктах области мы в общей сложности зарегистрировали 495 случаев добывания личинок хруща, 13 — земляных ос, 12 — шмелей, 8 — муравьев, 6 — грызунов. В некоторых местностях барсуки систематически раскапывают ходы кротов, не столько, вероятно, для того, чтобы поймать самих зверьков, сколько в поисках беспозвоночных, населяющих их подземные лабиринты. О. С. Русаков в 1962 г. во Всеволожском районе возле старого поселения обследовал 15 км барсучьих троп и установил, что из 284 ходов крота барсуки разрыли 209. А. П. Паринкин в июле 1961 г. около норы, где жил выводок из 3 барсучат, оставлял различные виды пищи и установил, что они предпочитали земляных червей, затем мышевидных грызунов, мелких птиц и, наконец, жуков.
О питании барсука можно также судить по встречаемости остатков пищи в экскрементах.
Охотится барсук преимущественно в ночное время. По наблюдениям егеря Г. И. Жукова в Кингисеппском районе, летом зверь покидает нору около 22 ч. и возвращается около 6 ч. или днюет в другой норе и ином временном убежище. Осенью барсук деятелен только в темное время суток. Однако летом случается наблюдать жирующих барсуков и в полуденные часы (12 ч. 30 мин. 17 июля 1965 г.; 13 ч. 38 мин. 18 июля 1966 г.).
После зимней спячки барсуки выходят из нор в марте — апреле (10 марта 1967 г., Тосненский район; 6 апреля 1884 г., Петергофский уезд). Время щенки нам неизвестно. Вероятно, оно приходится на конец апреля — начало мая. 13 мая 1961 г. в Кавголове, в отдельной норе, расположенной в 200 м от городка, была обнаружена самка с молодыми не старше двух недель. Она активно защищала их от людей и собак. 3 мая 1969 г. в Волховском районе И. Л. Туманов добыл трех маленьких барсучат. Нора была выкопана в смешанном лесу на берегу р. Воронежки. «Котел» находился на глубине 70 см, имел в поперечнике 60 см, в высоту — 50 см и был устлан толстым (до 40 см) слоем старой листвы и веточек ели. Среди детенышей, которые еще не ходили, была самка (она весила 1 кг) и два самца (по 900 г). Глаза и слуховые отверстия у них еще только открывались; клыки были видны, а нижние коренные зубы прощупывались. Через два дня барсучата вполне прозрели, у них открылись слуховые отверстия и прорезались коренные зубы.
В двух известных нам выводках насчитывалось всего по 2 и в двух — по 3 щенка. Среди 197 барсуков, отстрелянных в 1883—1890 гг. в Петергофской охоте, было только 20)8% молодых (Д. Б., 1891). В середине июля детеныши достигают величины с кошку (21 июля 1954 г., Кингисеппский район; 12—15 июля 1961 г., Сланцевский район). В этом возрасте они бродят по лесу без родителей, а позднее начинают рыть собственные, простого устройства норы. С середины августа барсуки приступают к чистке нор (17 августа 1966 г.), но особенно интенсивно приводят их в порядок поздней осенью, непосредственно перед зимней спячкой (8—15 октября 1961 г.).
Кроме отстрела на численности популяции барсука сказывается гибель от бродячих собак и, вероятно, от волков. Есть указания и на эпизоотии; по мнению егеря С. Николаева, резкое падение количества барсуков в окрестностях Молосковиц Волосовского района после 1964 г. было вызвано каким-то заболеванием. Судя по данным отстрела барсуков в Гатчинской охоте (Диц, 19116), в период с 1884 по 1908 г. там наблюдалось два больших пика, но нельзя с полной уверенностью сказать, что они соответствуют колебаниям численности вида.
Как мы упоминали, чрезмерное истребление барсука вызвало необходимость запрета охоты. Думается, что охрану этого полезного зверя надо продлить, в частности в целях защиты лесных насаждений от майского хруща.
Выдра
Выдра широко распространена по территории области и, не будучи многочисленной, встречается едва ли не во всех ее районах. В наибольшем количестве она добывается на северо-востоке, востоке и юго-западе области: в Подпорожском, Лодейнопольском, Тихвинском, Бокситогорском, Волховском, а с другой стороны — в Сландевском районах.
Основным местообитанием выдре служат небольшие каменистые лесные речки, с быстрым течением, перекатами, омутами, подмытыми крутыми берегами, незамерзающими полыньями. Здесь она держится круглый год. Иногда следы выдры можно увидеть на отмелях крупных рек, вроде Свири и др., по берегам озер и побережью Финского залива. Зимой она придерживается незамерзающих участков рек и ручьев, в случае необходимости переходя туда по льду и снегу. Например, 11 декабря 1962 г., мы по следам на припорошенном снегом льду Юксовского озера (Подпорожский район) отметили ее переход на расстояние 2 км из полыньи истока р. Святухи в устье небольшого ручья. 14 января 1964 г. в том же районе В. И. Тимофеев на протяжении 9 км тропил двух выдр, покинувших какой-то водоем. Они в основном придерживались русла замерзшего ручья, иногда ныряли под лед, но вскоре снова появлялись наружу и продолжали свой путь в прежнем направлении, пока не достигли Сяргозера. На прослеженном отрезке было найдено 17 экскрементов, содержавших остатки лягушек и мелкой рыбы. На р. Тигоде (Тосненский район) 17 марта 1966 г. зверь пробежал галопом по льду около 2,5 км, пока не скрылся в полынье. Здесь же в марте 1963 г. выдра несколько раз ныряла в снег и двигалась под ним. Егерь В. С. Марков 19 января 1967 г. на р. Тигоде (Киришский район) видел следы выдры, ушедшей на 3 км в лес, а затем вернувшейся к реке. 7 ноября 1894 г. около ст. Поповка был добыт самец, который прошел по льду несколько небольших озер, незамерзший ручей и скрылся в полынье следующего озера, а затем отправился назад по своему следу (Филиппов, 1894). В прошлом выдры изредка появлялись на о. Котлине, причем не только летом, но и зимой, находя убежища в заснеженных ледяных торосах над валунами. Предполагалось, что выдры попадали сюда с северного берега Финского залива (И. С., 1892; Боголюбов, 1906). Для выдры это расстояние не помеха. Например, А. В. Пулов (19626) 12—13 февраля 1959 г. тропил выдру, которая прошла по льду и проплыла около 9 км, причем нередко у нее завязывались кровавые драки с местными животными, в крнце концов обратившими ее в бегство.
В дореволюционные годы выдры неоднократно наблюдались на Неве и Фонтанке, в черте города. 2 ноября 1878 г. одну убили на набережной Невы около Эрмитажного моста. Весной и летом 1891 г. несколько выдр плавало в Фонтанке у Цепного моста (около Летнего сада). В конце мая — начале июня 1892 г. выдру видели у истока Фонтанки; она спокойно плавала, несмотря на множество людей. По словам одного рабочего, выводок выдр поселился в сточной трубе и каждый вечер ловил рыбу в Фонтанке («Выдра в Петербурге», 1878; «Выдры в Петербурге», 1891; «Опять выдры», 1891; М. А., 1892). Выдры встречались на Неве и выше города, например летом 1889 г. в 14 км от Петербурга на правом берегу реки («Тюлени и выдры в Неве», 1889).
О высокой численности выдры, по крайней мере на отдельных водоемах, можно судить по результатам учета, приводимым М. П. Альтшулем (19636): в 1951 г. на пяти реках Приозерского района было обнаружено присутствие 5 экз., в Выборгском районе — 20, на р. Пагубе Лужского района — 6.
По наблюдениям Е. С. Лысова, на притоке Ояти — р. Савинке выдра устроила нору с подводным выходом под корнями старого вяза. Зимой в районе норы оставались две полыньи, к которым зверь протоптал тропу. Здесь он имел возможность жить круглый год. В августе 1965 г. на р. Рагуше (Бокситогорский район) наша собака вспугнула выдру из бобровой норы. Судя по отдельным встречам, выдры нередко бывают деятельны в дневные часы, по крайней мере летом.
В местах обитания выдры кроме следов на отмелях и на снегу нередко приходится находить экскременты, обычно на больших плоских камнях, изредка — на упавших стволах деревьев, причем нередко на одних и тех же местах. В собранных экскрементах, а также на следах удалось установить, что в питании выдры наибольшее значение наряду с рыбой имеют мышевидные грызуны вплоть до водяной полевки. М. П. Альтшуль (19636) приводит много данных об уничтожении выдрой ондатр на Карельском перешейке и в Лужском районе. В 1951 г. в Приозерском районе остатки этого грызуна были обнаружены во всех 12 исследованных экскрементах выдры, в 1956 г. в Лужском районе — в 6 из 17. Кроме того, неоднократно встречались загрызенные зверьки, главным образом молодые. По наблюдениям А. В. Пулова (19626), выдра интенсивно ловила нерестящихся налимов, а однажды нашла в 100 м от берега озера брошенную охотниками голову и внутренности лося и питалась этой падалью до тех пор, пока не съела всю. В январе 1962 г. А. П. Паринкин обнаружил на берегу р. Крупы (Сланцевский район) задушенного выдрой горностая. Питается она также лягушками и раками.
Наши сведения о размножении выдры очень скудны. А. В. Пулов 14 февраля 1959 г. наблюдал гон. В этот день была оттепель (+1°). Еще до рассвета самка, а за нею два самца вышли из воды в незамерзающей части речки и побежали по берегу. Через 1—2 минуты появился еще один, более крупный самец и быстро настиг самку. На приближающихся соперников он отрывисто, по-кошачьи фыркал и резко свистел. Эти угрожающие звуки настораживали зверей, они замедляли бег, но не прекращали преследования самки. Судя по следам, между ними неоднократно возникали драки.
Все встречи детенышей приходятся на август. Выводок из 4 экз. был добыт на р. Сестре (Боголюбов, 1906). А. П. Паринкиш 6 августа 1960 г. на р. Крупе видел следы 3 молодых зверей, которые играли на отмели и в воде. Попутно отметим, что 3—5 августа 1953 г. 3 слепых щенка были найдены в норе на р. Пскове, на территории соседней Псковской области. Однако пока еще нельзя сделать вывод о приуроченности размножения выдры к определенному сезону.
Выдра принадлежит к числу ценнейших пушных зверей Ленинградской области. В послевоенные годы численность ее была достаточно высокой, что определило возможности роста добычи и заготовки. Последние достигли максимума в 1964 г., после чего наступил существенный спад: в 1956 г. было заготовлено 64 шкурки, в 1957 г. — 74, в 1959 г. — 43, в 1961 г. — 48, в 1962 г. — 61, в 1963 г. — 111, в 1964 г. — 205, в 1965 г. — 148, в 1966 г. — 96, в 1967 г. — 58, в 1968 г. — 53 шкурки. Очевидно, численность популяции оказалась подорванной и требует для своего восстановления сокращения норм отстрела.
Следует иметь в виду, что на популяции выдры весьма пагубно сказывается неупорядоченный сплав леса на многих реках.
Рысь
Несмотря на высокую плотность населения в Ленинградской области и повсеместную вырубку хвойных лесных массивов, рысь продолжает оставаться широко распространенным и достаточно обычным, хотя, конечно, немногочисленным, зверем. По данным Госохотинспекции, в области теперь насчитывается приблизительно 350—400 рысей. К сожалению, мы не располагаем достаточно точными данными количественного учета, но, судя по материалам заготовок, рысь наиболее многочисленна в восточной половине области, затем — на юге ее и в северной части Карельского перешейка (Новиков, 1967; Siivonen, 1968). Будучи в основном обитателем глухих темнохвойных лесов, рысь иногда оседло живет в густонаселенных местностях, в каких-нибудь 25—30 км от Ленинграда, забегает в деревни и даже в города, включая областной центр. Отдельные особи постоянно встречаются около ст. Комарово Сестрорецкого района. В ноябре 1961 г. рысь застрелили в парке пос. Тарховка того же района, а в конце зимы наблюдали около ст. Лахта (Родионов, 1962). В январе 1958 г. рысь несколько дней жила в центре г. Тихвина. Известно несколько аналогичных случаев в Петербурге. В декабре 1874 г. рысь была убита на Арсенальной набережной Невы, когда напала на дворовую собаку («Рысь в Петербурге», 1875), а другая — в Полюстрове. В декабре 1876 г. из-под гончих убили одну рысь на правом берегу Невы напротив Обуховского завода (ныне «Большевик») (Макаров, 1876), но тогда эта местность находилась в. сущности за городской чертой. В 1883, 1885 и 1888 гг. успешная охота проводилась в Келомягах и в 1888 г. — на Пороховых (Половцов, 1966), т. е. на северных окраинах столицы и около них. Заходы рыси в пределы города случаются и теперь. По наблюдениям Г. Г. Доппельмаира, в 20-х годах рысь держалась некоторое время в безлюдном участке леса в 9 км от Лесотехнической академии. В 1956 г. наблюдалась в Сосновке, а на Ржевке забралась в дровяной сарай (Ливеровский, 1960). В 1959 г. рысь, до того как была застрелена, несколько дней прожила на кладбище на Большой Охте; в том же году еще одну убили на Пороховых (Альтшуль и др., 1970). Несколько позднее рысь забежала на тарный склад в Новой Деревне и пыталась схватить кота (Родионов, 1962). Обращает внимание, что все эти факты, как и большинство отмеченных в прежние годы, относятся к северным окраинам и пригородам Ленинграда. Это обусловлено тем, что здесь имеется ряд крупных парков, сравнительно близко к которым расположены лесные массивы, перелески и заросли кустарников.
Рысь принадлежит к числу типичных лесных зверей. Чаще всего она встречается в сильно захламленных буреломом, с густым подседом, старых еловых лесах, особенно если они граничат с зарастающими вырубками и болотами.
Об убежищах хищника можно судить по двум лежкам, найденным А. П. Паринкиным зимой в бывш. Осьминском районе. Одна располагалась под старым пнем, другая — под поваленной елью.
В окрестностях Любани зимой 1954 г. рысей 2—3 раза обнаруживали в старых блиндажах и землянках.
К сожалению, мы не располагаем точными данными о величине индивидуальных и семейных участков и протяженности охотничьего хода рыси. Однако хорошо известно, что, несмотря на высокую подвижность, по крайней мере некоторые особи подолгу живут на ограниченном пространстве, регулярно там встречаясь. В этом мы могли убедиться во время стационарных исследований в Подпорожском районе. Зимой 1895/96 г. в долине Волхова 3 рыси в течение недели держались на участке около 1,5 км2. Здесь же появился еще один зверь, но через сутки ушел далеко («Волховский охотник», 1896). Суточный ход рыси, вероятно, очень велик. 21 февраля 1959 г. мы тропили одного зверя около 20 км, 12 декабря 1960 г. А. П. Паринкин прошел по следу более 17 км, но в обоих случаях удалось изучить только какую-то часть рысьего нарыска. Даже весной, в период таяния снега, рысь бродит свободнее всех остальных зверей такой же величины, хотя и она временами проваливается на 15 и даже на 30 см. Зимой же по следам видно, что хищник идет удивительно ровным шагом, без каких-либо усилий и не выбирая менее снежные участки. Однако рысь не упускает случая воспользоваться лесной дорогой и заячьей тропой, хотя может быть главным образом в надежде настигнуть зайца, а не для облегчения передвижения.
Как следует из наших и литературных данных, в Ленинградской области рысь питается преимущественно зайцем-беляком и тетеревиными, реже — русаком. Все остальные виды играют сугубо второстепенную роль. Интересно, что рысь нападает на лисиц, причем однажды уничтожила целый выводок лисят («Любань», 1928). У лисиц она в первую очередь отгрызает голову или выедает мозг. Дважды рыси нападали на пятнистых оленей, разводимых в Сосновском лесоохотничьем хозяйстве, причем зимой 1965/66 г. пара хищников зарезала сразу нескольких из них. Они убивали одного оленя за другим, почти не трогая мяса. Не вполне ясен случай с лосем. В литературе распространено мнение, что рысь якобы часто нападает на лосей. У нас нет такого рода данных. Лишь однажды, 7 ноября 1968 г., в Лодейнопольском районе около трупа молодого лося
Г. Н. Гавриловым были обнаружены окровавленные следы рыси. Однако неизвестно, сама ли она его убила или же питалась падалью. Последнее мало характерно для рыси. Она не всегда возвращается даже к остаткам своей собственной добычи, но иногда все же поедает приваду и падаль. Более того, А. Шевченко (1950) сообщает, что в бывш. Осьминском районе рысь подбирала на опушке леса сильно пахнущие остатки мяса со шкур, выброшенных с кожевенного завода.
Иногда зимой (очевидно, в голодные годы) рыси заходят в населенные пункты и нападают на домашних животных. В литературе описаны случаи, когда в бывш. Новоладожском уезде рысь через крышу проникла в хлев и зарезала 7 овец, другая забралась в баню, где лежали дохлые поросята («Борьба с хищниками», 1928). Известны попытки напасть на свиней, дворовую собаку, кота. В Вороновском зверосовхозе Ломоносовского района 3 рыси в течение нескольких недель похитили по крайней мере трех норок (Коньков, 1959).
Представляет интерес не только состав добычи рыси, но и то, кого и как она пыталась поймать. При охоте на зайца результат дает около 29% попыток, на тетеревиных — около 32%. Некоторые охоты бывают значительно успешнее: 14—15 декабря 1962 г., по наблюдениям А. П. Паринкина, крупная рысь безрезультатно скрадывала 5 зайцев-беляков и 4 рябчиков и поймала только одного из них, но до этого, судя по экскрементам, также поживилась зайцем и тетеревом. Н. К. Канеп (1930) 26 декабря 1928 г. в Кингисеппском районе по следам установил, что рысь лежала около куста, одним прыжком поймала беляка и унесла добычу за 300 м на моховое болото, где съела только голову, а остальное тщательно зарыла в мох (снега было тогда еще мало). Пройдя немного по краю болота, рысь снова залегла у заячьей тропы, в два прыжка настигла зверька и пошла с ним по кромке льда на реке, несколько раз пересекала ее и где-то спрятала добычу. На протяжении последующих 5 км она изловила еще двух зайцев. Тот же автор сообщает, что 8 января 1929 г. в Волосовском районе семья из 2 взрослых и 2 молодых рысей на болоте поймала и целиком съела беляка; через 200 м один из зверей сделал большой прыжок в сторону и схватил рябчика из лунки; еще через 100 м рябчика ловит другая рысь, после чего звери остановились на отдых. Наконец, старые рыси успели схватить четырех тетеревов из лунок, упустив только двух; хищники тщательно закопали в стороне в снег перья и кишки съеденных птиц.
Конечно, нередки и неудачные вылазки. А. П. Паринкин 9 декабря 1961 г. на протяжении 5,2 км не нашел ни одного признака охоты рыси; 12 декабря 1960 г. на расстоянии 17,4 км хищник неудачно пытался поймать зайца, рябчика, тщательно обследовал место ночевки тетеревов и остался ни с чем. Между тем у такого крупного зверя, как рысь, потребность в пище достаточно велика. В этом можно было убедиться из приведенных выше данных. В дополнение к ним укажем, что, выводок из трех рысей 21 февраля 1959 г. в Лисино за сутки съел зайца-беляка и двух рябчиков. И. Ф. Ильин в том же районе 3 февраля 1967 г. установил, что рысь поймала и съела зайца, оставив только лапки и желудок. Согласно В. М. Андреевскому (1909), выводок из трех рысей съедает зайца за один раз, а одиночные животные — в два приема.
Очевидно, рыси могут причинить ощутимый урон поголовью своих жертв. Недаром В. Н. Троицкий (1914) отмечал, что в одном из урочищ Чащинского лесничества, где летом долго жила самка с двумя детенышами, в выводках боровой дичи насчитывалось всего по 3—4 птицы, тогда как в других кварталах — по 8—10 штук.
В подавляющем большинстве случаев рысь охотится ночью, но нам известно 6 случаев встреч с нею в утренние и отчасти в дневные часы, что, впрочем, не меняет общей картины суточной активности этого энергичного хищника.
Наши наблюдения лишний раз подтверждают, что рысь никогда не нападает на добычу с дерева. Сюда она забирается только спасаясь от собак и тогда сидит в ветвях очень «крепко», так что порой люди успевают сбегать из леса домой за ружьем, чтобы убить зверя. Лишь однажды было установлено, что рысь отдыхала на дереве, а затем испражнялась там.
Соотношение полов среди добытых в разные годы зверей близко 1:1 (17 самцов и 16 самок). Гон, по литературным данным, происходит в феврале — марте (Шевченко, 1950). Однако, судя по нашим наблюдениям, он приходится на более позднее время — конец марта — апрель. 28—30 марта 1960 г. в Лисино появилось много парных следов, похожих на гонные. Только в один из этих дней они были обнаружены в 6 местах, в другой — на протяжении 2 км насчитано 7 переходов. А. П. Паринкин в бывш. Осьминском районе ночью 27 апреля 1961 г. и 12 апреля 1962 г. слышал брачные крики рысей. Поскольку беременность у рыси длится 63—70 дней (Новиков, 1956), то, очевидно, детеныши должны появляться в мае — июне. Нам известны три встречи их в июле, когда они уже заметно подросли. Например, Г. А. Носков утром 6 июля 1959 г. в Волховском районе на моховом болоте застиг самку, игравшую с двумя котятами. Завидев человека, подошедшего очень близко, взрослый зверь с одним из детенышей бросился в лес, а второй забрался на тонкую осину, затем спрыгнул оттуда с высоты 10—12 м и тоже скрылся в лесу. В более позднее время иногда попадаются следы одиночных молодых животных, но обычно выводки сохраняются до зимы, причем подчас кроме самки здесь же находится и самец. В выводке насчитывается до 3 рысят. Летом и осенью был зарегистрирован 1 одиночный детеныш и 4 выводка из 2 молодых, что в среднем составляет 1,8 экз.; зимой 8 раз были встречены одиночные рысята, 4 раза — по 2, 3 раза — по 3 (в среднем 1,67 экз.). Две молодые рыси, убитые И. Ф. Ильиным в Лисино 15 октября 1967 г., весили: самец — 5,5 кг, самка — 5,2 кг. 5 декабря 1908 г. добытые детеныши весили 10,8 и 11,2 кг (В. Г., 1908). Наконец, в начале февраля 1896 г. рысенок весил 8 кг (Волховский охотник, 1896). Для сравнения укажем, что взрослые самцы (7 экз.) весят в среднем 18,3 кг (15—23 кг), самки (3 экз.) — 14,8 кг (13,5—16,8 кг). Таким образом, зимой молодые животные еще далеко уступают по весу взрослым и, следовательно, растут довольно медленно.
Представляют интерес сведения об относительной численности молодых зверей в исследованной популяции и о коэффициенте «стайности». В общей сложности нами и другими наблюдателями (включая данные из дореволюционной литературы) были зарегистрированы 144 встречи с рысями и при этом насчитано 222 зверя. Из них было 25 выводков с 46 молодыми, что составляет соответственно 17,4 и 20,7%. Однако данные об относительной численности молодняка явно занижены, ибо сплошь и рядом егеря не отмечали возраст зверей или величину их следов. Можно допустить, что на самом деле процент молодых в популяции рыси Ленинградской области достигает приблизительно 30. Впрочем, и этот показатель не слишком высок.
Сопоставление данных об изменении количества рысей и зайцев, отстрелянных в 1882—1914 гг. в районе Петербурга, не обнаружили отчетливой между ними связи. Это, вероятно, в основном обусловлено сравнительно малым числом рысей, добывавшихся охотниками-спортсменами. Зато сведения о заготовках этих двух видов в последние годы демонстрируют высокую степень корреляции.
Пушно-промысловое значение рыси в нашей области невелико. На протяжении последних 17 лет (1950—1968 гг.) здесь заготовлялось от 75 до 220 шкур (в среднем 164). При этом наблюдались два хорошо выраженных пика — в 1953 и 1963 гг. В настоящее время, судя по данным заготовок и нашим наблюдениям, популяция рыси в Ленинградской области находится в депрессии. Не исключено, что может потребоваться известное регулирование охоты на этого хищника и даже временный ее запрет.
Среди населения широко распространено мнение об опасности рыси для людей. Однако на самом деле случаи неспровоцированного нападения на человека крайне редки. Нам известны только два подобных факта (оба в Тосненском районе).
Оценивая значение рыси, не надо упускать из виду ее селективную роль в отношении популяций зайца-беляка и рябчика, а не только истребление ею этих и других охотничьих животных. Поэтому не следует безоговорочно относить ее к абсолютно вредным хищным зверям.
Источник: Звери Ленинградской области (фауна, экология и практическое значение). Под ред. Г.А. Новикова. Издательство Ленинградского университета. 1970