Альберт Великий из Кельна и Больштадта родился в 1206 г. [В 1193 г. — по другим источникам. (Прим. перев.)] и умер в 1280 г., т. е. спустя шесть лет после смерти своего любимого ученика Фомы Аквинского. Большую часть своей жизни он посвятил научным занятиям и преподаванию в различных монастырях доминиканского ордена, к которому он принадлежал; некоторое время он был епископом в Регенсбурге. Альберт во многих отношениях напоминает Аристотеля, главным образом тем, что в своих биологических трудах он не имел предшественников. Как исследованиям Аристотеля по эмбриологии предшествовали только расплывчатые умозрения ионийских натурфилософов, так и труды Альберта появились непосредственно после периода застоя, отмеченного одними «видениями» Гильдегарды. Во многих отношениях положение Альберта было гораздо менее благоприятно, чем положение Аристотеля.
Альберт строго следует Аристотелю во всех своих биологических сочинениях, приводя из него обширные цитаты, но нужно отметить, что он следует ему не рабски. Альберт напоминает Аристотеля тем, что уделяет много внимания явлению зарождения: как показывает простой подсчет, Аристотель посвящает проблеме зарождения 37% своих биологических сочинений, Альберт — 31%, что особенно интересно, если сопоставить эти цифры с 7% Галена. Однако в отношении расположения материала Альберт стоит неизмеримо ниже Аристотеля, так как, хотя некоторые книги последнего, как, например, «О возникновении животных», достаточно сумбурны и изобилуют повторениями, все же Аристотелю свойственны ясность и определенность изложения; Альберт же разбрасывает свои аргументы самым причудливым образом на протяжении 26 книг «De Animalibus» («О животных»), вследствие чего разделы, посвященные зарождению и эмбриологии, можно найти в одинаковой мере в I, VI, IX, XV, XVI и XVII книгах.
В книге I он дает как бы конспективную сводку своих теорий относительно зародыша. Теории эти весьма близки к воззрениям Аристотеля. Так, он признает аристотелевскую классификацию животных, построенную на делении животных по способу их размножения, и думает, что личинки представляют собой несозревшие яйца. Он считает, что зародыш происходит из белка, а не из желтка, и объясняет, почему яйца с мягкой скорлупой, будучи несовершенными, одноцветны. Но есть у него и собственные наблюдения. Так, например, он описывает виденное им яйцо в яйце (ovum in ovo), называя его natura peccatis (грешная природа); уверенно говорит о семени женщины, отступая тем самым от воззрений перипатетиков и принимая взгляды эпикурейцев. Женское семя, думает он, створаживается подобно сыру под влиянием мужского семени, и к этим двум жидкостям должна быть добавлена третья, а именно, менструальная кровь (соответствующая желтку птиц). «Следовательно, когда все эти три жидкости собраны воедино, все части тела, за исключением крови и жира, образуются из двух жидкостей, из которых одна участвует в зарождении активно, другая — пассивно. Но кровь, которая привлекается для питания зародыша, двойственна по силе и по веществу. Ибо некоторая часть крови соединена с семенем таким образом, что она воспринимает часть силы семени, поскольку часть семенной жидкости остается в ней; из нее образуются зубы, и по этой причине зубы снова вырастают, если их вырвать в возрасте, близком ко времени образования семени, но не вырастают в возрасте, более отдаленном от этого периода, когда сила первого, порождающего начала уже исчезла из крови. Но другая часть крови состоит из двойного или тройного вещества, и из густой части самой крови образуется мясо. II оно притекает и оттекает и вновь вырастает, если будет истрачено. Из водянистой части той же крови или из питательной жидкости образуются жир и масло, и они притекают и оттекают легче, чем само мясо; другие части крови являются ее отбросами и нечистотами и не участвуют в зарождении какой-либо части животного. Будучи собраны до рождения, они изгоняются из матки вместе с зародышем в зародышевые оболочки подобно остаткам в курином яйце, после того как из него вылупился цыпленок. Подобная сила заключена в печени и в сердце животных, которые после рождения животного образуют сообразно своей двойственной природе мясо и жир из пищи и изгоняют остатки, как мы говорили выше».
В книге VI Альберт оспаривает мнение Аристотеля, что цыпленок мужского пола развивается из остроконечных яиц; можно было ожидать, что он будет отрицать зависимость между формой яйца и полом, однако это не так: он утверждает, что аристотелево положение было основано на текстуальной ошибке (в чем он абсолютно ошибался!) и что на деле Аристотель был согласен с Авиценной, утверждая, что самцы всегда развиваются из яиц, по форме приближающихся к шару, ибо шар наиболее совершенное из всех геометрических тел. Это заблуждение держалось чрезвычайно долго. У Горация есть место, в котором мы встречаемся с тем же предрассудком:
«Longa quibus facies ovis erit, ilia memento
Ut suci melioris, et ut magis alma rotundis
Ponere: namque marem cohibent callosa vitellum».
«Тех яиц предлагай, которые видом длиннее:
Помни, вкусней они круглых и много белее бывают,
Ибо в твердом желтке мужской зачаток хранится».
Книга II, сатира 4. Перев. с объясн. Фета. Москва, 1883. (Прим. перев.)
Этот предрассудок был окончательно опровергнут экспериментальным путем в XVIII в. двумя натуралистами — Гюнтером и Бюле. Переходя к инкубации, Альберт говорит: «Тепло яйца, изменяющее и способствующее созреванию, заключается в самом яйце; тепло же, которое дает наседка, только внешнее (extrinsecus est amminiculans), ибо в некоторых жарких странах яйца домашней птицы кладут в землю, и они сами достигают там полного развития, например в Египте, где египтяне выводят цыплят, выставляя яйца под навозом на солнечный свет». Далее он говорит об уродствах и порче яиц, различая здесь четыре случая: 1) распад белка, 2) распад желтка, 3) разрыв желточной оболочки, 4) старость яйца (antiquitas ovi). «И от второй причины иногда случается, — говорит он, — что при гниении жидкостей некоторые огневые части, сверкая, переносятся к скорлупе яйца и распределяются по ней так, что она светится в темноте подобно гнилому дереву, как это было с тем яйцом, которое Авиценна, по его словам, нашел в городе, называемом Канетрицин, в стране Хорасан». Альберт склонен думать, что астрологические факторы могут влиять на зародыш, но подходит к этому предположению с некоторой долей скептицизма; впрочем, он верит, что гром и молния убивают зародышей домашней птицы — народное поверье, которому Фере недавно старался дать научное обоснование, — и считает зародышей вороны особенно восприимчивыми к этим влияниям, не приводя, однако, никаких доказательств в пользу этого.
Глава IV первого трактата книги VI содержит описание развития цыпленка; она чрезвычайно интересна. Альберт допускает две кардинальных ошибки: 1) он описывает совершенно несуществующую щель в скорлупе, через которую цыпленок якобы вылупливается; 2) он допускает, что на второй или третий день насиживания желток переходит в острый конец яйца. Для доказательства этого он указывает, что в этой части якобы сосредоточено больше тепла и формообразовательной силы, чем в остальной части яйца. С другой стороны: а) он дает верное описание пульсирующей капли крови на третий день насиживания; б) он отождествляет ее с сердцем (с его систолами и диастолами), посылающим формативную силу во все части растущего тела; в) он отмечает, что диференциация зародыша вначале идет быстро, а в дальнейшем более медленно. Но наиболее характерной особенностью эмбриологии Альберта является то, что путь ей преграждает его неумение выработать техническую терминологию. Сингер исследовал вопрос, каким путем вошли в употребление некоторые анатомические термины, как, например, «syrach» и т. д., но каковы бы ни были причины их возникновения, они не играли большой роли в идеях Альберта. Он представляет эмбриологию на той ее стадии, когда для дальнейшего ее развития требовалось создание новых терминов. Это хорошо иллюстрируется следующим отрывком:
«…Но от капли крови, — говорит он, — из которой образуется сердце, отходят два веноподобных и пульсирующих хода, и в них содержится более чистая кровь, которая образует главные органы, как печень и легкие. Последние, хотя они вначале очень невелики, растут и достигают наружных оболочек, сдерживающих все вещество яйца. Здесь они разветвляются на многочисленные ветви, причем самые крупные из них появляются на оболочке, которая заключает внутри себя белок яйца (аллантоис). Белок, вначале совершенно белый, изменяется под влиянием вен и приобретает бледный желто-зеленый оттенок (palearem colorem). Затем ход, о котором мы говорили, достигает места, где находится голова зародыша, принося сюда силу и более чистый материал, из которого образуются голова и головной мозг, являющийся костным мозгом головы. В составе головы находятся также глаза, и так как они состоят из водянистой влаги, которая мало убывает от первичного тепла, они очень велики и, выпячиваясь, выступают из головы цыпленка. Тем не менее, немного спустя, они слегка опадают и теряют свою вздутость под влиянием переваривающего действия тепла. Все это производится формирующей силой, проходящей вдоль пути, который направлен к голове, но не достигнув ее, разветвляется и разделяется крупной веной белочной оболочки, как это ясно может видеть каждый, кто разбивает яйцо в это время и видит голову, появляющуюся во влажной части яйца и на вершине прочих членов. Ибо при образовании зародыша прежде всего появляются верхние части, потому что они благороднее и более одухотворены, будучи составлены из более тонкой части яйца, в которой формирующая сила мощнее. После того как это произошло, один из вышеупомянутых двух ходов, берущий начало от сердца, разветвляется на два: один из них идет к духовной части, заключающей сердце, н разделяется там, принося к нему пульс и тонкую кровь, из которой образуются легкие и прочие духовные части, а другой проходит через диафрагму (dyafraema) на другом конце, чтобы принять в себя желток яйца, вокруг которого он образует печень и желудок. В соответствии с этим говорят, что он занимает место пупка у других животных и через него проводится пища, дабы доставить мясо телу цыпленка, ибо начало зарождения главных членов цыпленка идет от белка, а пища, из которой состоит мясо, заполняющее все полости, образуется из желтка».
Через десять дней, продолжает Альберт, все основные органы очерчены, и голова в это время больше, чем остальные части тела, вместе взятые. Альберт отмечает, что при развитии желток рано разжижается и что в дальнейшем в жидкости аллантоиса появляются вязкие сгустки (мочевая кислота). Приведенный отрывок показывает, что для дальнейшего развития эмбриологической науки необходимо было найти более подходящие выражения для описания определенной структуры, чем такие, например, как «внутренняя оболочка, к которой идет первый сосуд».
Тем не менее, Альберт выполнил ценный труд. Одно из лучших его дополнений к Аристотелю — это описание желточного мешка рыб. Псе, что он говорит о цыпленке, указывает на то, что он сам вскрывал куриные яйца в различных стадиях насиживания, а его замечания о яйцах рыб свидетельствуют о том, что он вскрывал и изучал также и их. Так, в книге VI, трактат 2, глава I, он говорит: «Между развитием (anathomiam generationis) яиц у птиц и у рыб есть такое различие: при развитии рыбы вторая из двух вен, идущих от сердца, отсутствует, ибо тут нет вены, которая доходит до наружного покрова яиц у птиц и которую некоторые неправильно называют пупочной по той причине, что она приносит кровь к наружным частям; однако мы находим здесь вену, соответствующую желточной вене птиц, ибо эта вена всасывает пищу, способствующую увеличению членов (т. е. имеется желточный мешок, но нет аллантоиса). Вследствие этого зарождение эмбриона рыб начинается, как и у птиц, с острого конца яйца, и каналы простираются от сердца к голове и глазам, и прежде всего у них появляются верхние части. По мере того как молодая рыба растет, желток уменьшается в количестве и, войдя в состав членов, окончательно исчезает к концу развития. Биение сердца, которое некоторые называют трепетанием, передается через пульсирующие вены нижней части туловища; эти вены приносят жизнь нижележащим членам. Пока молодые рыбы малы и не вполне развиты, они имеют длинные вены, которые занимают место пуповины, но по мере того как они растут, вены укорачиваются и втягиваются внутрь тела около сердца, как это было описано у птиц. Молодые рыбы одеты покровом совершенно так же, как и зародыши птиц. Этот покров напоминает dura mater (твердую мозговую оболочку), и под ним есть другой, содержащий зародыш и ничего больше, в то время как между двумя покровами содержится жидкость, которая выделялась во время образования зародыша». Альберт описывает также яйца живородящих рыб, но в этом случае трудно сказать, видел ли и вскрывал ли их он сам. Он отмечает также расточительность природы, производящей такое множество икры, предназначенной исключительно для того, чтобы быть съеденной.
В книгах IX и XV Альберт рассматривает взгляды Галена на зарождение и еще раз подчеркивает, что существует семя, которое доставляет самка. В книге XVI он приводит свои соображения относительно одухотворения зародыша, цитируя воззрения древних, приведенные у Плутарха, а именно: Александра Перипатетика, Эмпедокла, Анаксагора, Теодора и Теофраста, перипатетиков, Сократа, Платона, стоиков, Авиценны и Аристотеля, который «видел истину», но (и это интересно отметить!) никогда не цитирует отцов церкви, сочинения которых, без сомнения, должны были быть ему хорошо известны. Разбирая взгляды Аристотеля, он сравнивает менструальную кровь с мрамором, а семя — с человеком, владеющим резцом.
В вопросе об эпигенезе и преформации он следует Аристотелю почти дословно, приводя те же аналогии, например о «мертвом глазе» и о спящем математике. Здесь отчетливо выступает его схоластицизм, так как, совершенно отбрасывая теорию о том, что одна часть, сформировавшись, образует следующую часть, он не говорит, как Аристотель, что «А» должно бы быть некоторым образом подобно «В», но в действительности не подобно ему, а просто заявляет: «Generans et generatum, est simul esset et nonesset, quod omnimo est impossibile» [«Выходит, что порождающее и порождаемое одновременно существуют и не существуют, что совершенно невозможно»] — самонадеянный и весьма ненаучный способ решения вопроса. В согласии со своей теологией и в противоположность Аристотелю он считает, что и питающая и чувствующая души входят в зародыш автоматически и только разумная душа — непосредственно от бога.
Его эмбриология млекопитающих содержит ряд интересных положений. Он следует Гиппократу в оценке совокупного действия тепла и холода в процессе образования членов и высказывает весьма передовые взгляды на питание зародыша: «Таким образом, кажется, что зародыш висит на канатике и что канатик этот соединен с веной, а вена проходит через матку и содержит кровь, которая по ней течет подобно воде, протекающей по каналу. Вокруг зародыша, как мы видели, находятся обломки и ткани, но те, кто думает, что зародыш питается маленькими кусочками мяса через канатик, ошибаются и лгут, ибо если бы это имело место у человека, то же наблюдалось бы и у других животных, но что этого нет, каждый может убедиться путем исследования (per anathomyam)».
Наконец, характерно, что в книге XVII Альберт повторяет с незначительными изменениями сказанное им в книге VI о зарождении курицы из яйца и делает важное биохимическое замечание, что «яйца вырастают в зародышей потому, что влажность яйца подобна влажности дрожжей».
Заслуги Альберта в истории эмбриологии очевидны. Он вызвал к жизни новый дух исследования, и хотя прошли столетия, прежде чем появился Гарвей, все же начало современной эмбриологии, в отличие от древней, было положено. Сочинения Альберта часто воспроизводились и печатались в продолжение ближайших веков, и еще в 1601 г. было издано извлечение из его книги о зарождении — «De Secretis Mulierum» («О тайнах женщин»). В известном смысле то же продолжается и теперь, поскольку это сочинение составляет остов маленькой книжки: «Шедевр Аристотеля», которая ежегодно выходит новым изданием и расходится в Англии в тысячах экземпляров.
Титульный лист книги Альберта Великого «De Secretis Mulierum» (1643)
На экземпляре «De Secretis Mulierum» в библиотеке Cajus College на титульном листе можно прочесть поблекшую от времени надпись: «Simulacra sanctitas, duplex iniquitas, Nathan Emgross, Nov. 20, 1613» («Притворная святость, двойная неправда, Натан Эмгрос, ноября 20, 1613»). Но невзирая на мистера Эмгроса, Альберт, справедливо называемый Великим, имел счастье быть канонизированным не только церковью, но и наукой.
Подлинные взаимоотношения между «De Secretis Mulierum» Альберта и бесчисленными популярными книжками о зарождении, появлявшимися в следующие столетия, нередко под заглавием «Шедевр Аристотеля», очень сложны и вполне могли бы служить предметом серьезного исторического исследования. Последнее было бы чрезвычайно интересно, потому что эти книжки, сотни раз переизданные и на сотни ладов переработанные, по сей день являются главным источником знаний по вопросам пола и эмбриологии для рабочего класса Западной Европы.
В библиографии я даю небольшой перечень заглавий этих изданий. Среди них мы найдем такие искажения, как книжку Аллетца, который настолько «усовершенствовал» Альберта Великого, что выбросил целиком его учение о зарождении, заменив его собранием рецептов. Библиография «De Secretis» приведена в предварительном сообщении Феркеля, напечатанном в посвященном Зудгофу юбилейном номере «Archiv fur dieGeschichte der Medizin», 1923 г. Самая работа, к сожалению, не была опубликована.
Одним из источников «Шедевра Аристотеля» несомненно является «De Monstrorum Natura» («О природе уродств») Фортуния Лицета. Иллюстрации из нее воспроизводятся еще и до сих пор.
Иллюстрации из книги Фортуния Лицета «De monstris» (1665 г.)
Источник: Джозеф Нидхэм. История эмбриологии. Пер. с англ. А.В. Юдиной. Гос. изд-во иностранной лит-ры. Москва. 1947