Проблема возникновения человека и общества — одна из наиболее сложных в проблематике первобытной истории.
Трудность ее решения прежде всего связана с тем, что, с одной стороны, общественные формы эпохи нижнего палеолита были созданы людьми, поэтому их нельзя отождествлять с объединениями животных, а с другой стороны, эти люди относились к иному физическому типу, чем современный человек, что лишает нас возможности проводить прямые этнографические аналоги между обществами даже наиболее отсталых современных охотников и собирателей и обществами гоминид нижнего палеолита. К тому же наиболее низкие культуры из числа изучавшихся этнографами находятся на уровне не ниже мезолита. Поэтому нет этнографических аналогов не только для обществ питекантропов и неандертальцев, но даже для пришедших им на смену обществ, созданных людьми современного физического типа в начале верхнего палеолита.
Археологическая наука накопила большой материал о хозяйстве, орудиях труда и предметах домашнего обихода и в меньшей мере — о жилище людей нижнего палеолита. Палеоантропология реконструировала физический тип людей — создателей культурных ценностей и создала обоснованные гипотезы об уровне развития их мозга и нервной системы. Но эти данные при всей их значимости, взятые сами по себе, не позволяют даже гипотетически реконструировать социальную организацию древнейших и древних гоминид и этапы ее развития.
На наш взгляд, единственный возможный путь для подобной реконструкции состоит в следующем: не прибегая к прямым аналогиям ни с сообществами животных, ни с социальными структурами людей современного физического типа, к каким бы отсталым этнографическим группам они ни принадлежали, попытаться выявить у тех и других отдельные элементы возможных форм организации древнейших и древних гоминид, которые могли существовать в виде предпосылок или зародышей в структуре животных объединений и человеческих коллективов примитивных охотников и собирателей нового времени.
Мы исходим из того, что переход от животных объединений к раннему человеческому обществу не мог совершиться через полное разрушение зоологических объединений. В этом случае переход от сообществ животных к социальной организации людей должен был бы совершаться через какой-то пусть даже кратковременный период отсутствия всякой организации, когда ее старые формы распались, а новые еще не сложились. Некоторые исследователи утверждают, что человеческое общество от объединений животных — высших обезьян, бывших предками первых гоминид, разделяет период, когда прегоминиды жили поодиночке или брачными парами после распада имевшихся у их предков объединений.
Нам думается, что в реальной жизни такое положение, если бы оно возникло, могло бы привести только к одному — уничтожению прегоминид их врагами — многочисленными и хорошо вооруженными хищниками плиоцена. Выжить и развиваться прегоминиды могли только в рамках каких-то социальных структур, переходных по своей внутренней сущности от животных сообществ к человеческим коллективам. При этом новое содержание скорее всего реализовалось в старой форме как единственно существовавшей. Постепенно эта форма изменялась под влиянием нового содержания, потребностей трудовой деятельности, но еще долгое время у прегоминид — австралопитеков и, видимо, стоящего на грани прегоминид и гоминид Homo habilis, вероятно, сохранялись унаследованные от высших обезьян структуры объединений и нормы поведения. У древнейших и древних гоминид некоторые черты структур и социальных институтов, такие, как экзогамия, матрилинейность и т. п., возникали под влиянием социальных факторов, но из предпосылок и зародышей, унаследованных от животных предков.
Прегоминиды и отчасти древнейшие гоминиды филогенетически во многих отношениях были сходны со своими предками — древними обезьянами. Но их экология (модели охоты), вероятно, имела определенные черты сходства с крупными хищниками, так как большая роль экологии в определении образа жизни всех живых существ к настоящему времени выявлена с достаточной определенностью и никем или почти никем не оспаривается. Вместе с тем, по-видимому, нет простой однозначной связи и зависимости между экологией и социальной организацией. Могут быть различные решения одних и тех же экологических проблем. С учетом вышесказанного для реконструкции типов организации прегоминид и самых древних гоминид представляется оправданным использование данных и об обезьянах.
Вместе с тем надо самым настоятельным образом подчеркнуть, что требуют очень большой осторожности любые выводы о причинах морфофизиологических и поведенческих отличий человека от других биологических видов нашей планеты или сходства их: сказанное можно проиллюстрировать на примере вопроса о причинах позднего физического и психического созревания человека по сравнению с другими приматами.
Как известно, по срокам созревания приматы образуют следующий ряд: низшие обезьяны, человекообразные обезьяны, человек. Иными словами, по мере движения вверх по эволюционной лестнице сроки детства продлеваются и зрелость наступает все позднее. Часто это связано с увеличением объема знаний, получаемых не в результате генетического наследования, а посредством обучения, что в особенности относится к человеку. Конечно, подобное объяснение слишком однозначно и предполагает простую и прямолинейную связь между поздними сроками созревания и обучением.
На длительность детства, сроки наступления зрелости влияет и ряд других факторов. Так, крупные животные обычно живут дольше, и зрелость у них наступает позднее, чем у родственных им животных небольшого размера. Характерный пример сказанного — позднее наступление зрелости у слонов и носорогов. У крупных, долго живущих животных и способность к деторождению обычно значительно ниже чем у мелких форм. Это создает благоприятные условия для продолжительного периода детства и подросткового состояния и соответственно — игр и обучения.
Задержка физического созревания и особенно созревания мозга могла быть важным фактором в эволюции приматов и иметь большие последствия для развития социального поведения. При объяснении этого явления упор делается на возможность продолжительного обучения в ходе длительного детства и отрочества. Задумаемся, однако, так ли уж очевидно предположение, что малосоциальный орангутан обладает большими способностями к учению, чем высокосоциальные низшие наземные обезьяны.
Тем не менее, при всей осторожности, которую требуют любые выводы о причинах морфофизиологических и поведенческих различий между человеком и другими высшими млекопитающими, представляется несомненным, что этология является одним из важнейших источников для познания процессов возникновения и развития общества на разных его этапах — от самых ранних до сравнительно поздних.