В истории науки нет, пожалуй, другой такой проблемы, которую так старались бы извратить и запутать идеологи буржуазии, как проблему взаимодействия природы и человека.
Среди учёных, не стоящих на позициях диалектического материализма, существуют две взаимно исключающие друг друга точки зрения на роль географической среды в развитии человеческого общества: одни полностью отрицают влияние этой среды, другие, наоборот, переоценивают её влияние.
Полное отрицание роли географической среды совершенно неправильно. Человек — часть природы, живёт в окружении её, и ему некуда уйти от географической обстановки. От этой обстановки он получает всё, что ему нужно для жизни: воздух, воду, пищу, материал для постройки жилья, материал для одежды и т. д. «До сих пор еще не изобретено искусство ловить рыбу в водах, в которых её нет». Значит, вопрос не в том, влияет ли географическая среда на человека, что совершенно бесспорно, а в том, каким образом она влияет и в какой степени.
Вторая теория, считающая влияние географической среды главной движущей силой развития человеческого общества, известна под названием географического материализма, географического детерминизма, у американских географов — энвайронментализма (от environment — окружающая обстановка, среда).
Ш. Л. Монтескье ошибочно связывает общество с географическими условиями через посредство психики человека: климат влияет на психику, а психика на быт, нравы, общественный строй, законы. «Власть климата есть первейшая в мире власть». Несмотря на внешне материалистический характер, теория эта оказывается по своему существу идеалистической, так как за исходный пункт в области общественных явлений принимает психику человека. Считают климат решающим двигателем исторического прогресса и современный американский географ Э. Хентингтон, и англичанин С. Маркхэм. Маркхэм «доказывает», что благосостояние наций зависит от их энергии, а энергия от климата. Если естественный климат неблагоприятен, его можно «подправить» отоплением, одеждой и т. п. Когда греки и римляне изобрели центральное отопление (термы) — гегемония перешла к ним от Карфагена, Египта и Вавилонии; победа Севера над Югом в гражданской войне США объясняется превосходством климата у северян и т. д.
Главное отличие современных последователей Монтескье от своего учителя в том, что, не развивая никаких принципиально новых идей, они оснащают теорию таким вздором, который самому Монтескье 200 лет назад и в голову не приходил.
История любой страны полностью опровергает тезис о климате (и кстати о центральном отоплении!) как о решающем факторе развития человеческого общества. В любой стране, при неизменности её природных условий, в том числе климата, мы легко обнаружим смену образа правления, изменение законов, быта и нравов.
Г. Т. Бокль утверждал, что на материальную культуру человечества воздействуют климат, почва и пища, а на духовную — общий облик природы Пища выполняет два назначения: поддерживает на необходимом уровне температуру тела и восполняет убыль вещества в нём. В жарких странах значение пищи не столь велико, как в умеренных и холодных, хотя бы потому, что жаркий климат облегчает поддержание необходимой температуры тела, и жителям жарких стран нужно меньше пищи, чем жителям умеренного климата. Оттого прирост населения будет здесь происходить быстрее, вследствие чего предложение труда возрастёт, а заработная плата, в соответствии с этим, понизится. Это и будет причиной неравномерного распределения богатства: «низшие» классы потонут в нищете, а «высшие» будут утопать в роскоши. Короче говоря, размер заработной платы зависит от количества населения, количество населения — от пищи, количество пищи — от климата. Следовательно, климат и есть то, что обусловливает общественное неравенство людей. Что касается общего облика природы, то он, действуя на воображение, создаёт будто бы у человека определённые предрассудки, верования, характер и т. д.
История любой страны опровергает и этот тезис. Известно, что общественное неравенство существовало и существует в любых климатических условиях.
Сочинения других сторонников географического детерминизма — К. Риттера, Э. Реклю, Л. И. Мечникова, Ж. Брюна, Дж. Хораббина, Хэнтингтона, Реннера и прочих, в конечном счёте не дают ничего нового по сравнению с тем, что было сказано классиками этого учения — Монтескье и Боклем. Разница лишь в том, что решающее значение придаётся то одному, то другому компоненту ландшафта (так, Л. Мечников особое значение приписывал рекам), то, наконец, всему ландшафту как целому.
Практический смысл подобных теорий вполне очевиден. Географы-детерминисты, приписывая географической среде роль определяющего фактора в развитии человеческого общества, в общественной и политической деятельности людей, в формировании преобладающего типа хозяйства и т. д., пытались и пытаются оправдать все пороки капиталистического строя «железными» законами климата, ландшафта, географического окружения. В частности, нищета одних и богатство других при капитализме — это прямое следствие законов природы, а порабощение народа господствующими классами находится в полном «согласии» с этими законами. Мало того: поскольку общественное неравенство есть следствие географических условий, — оно неустранимо до тех пор, пока географические условия не изменятся. Следовательно, капиталистический строй незыблем, как природа, и бороться с ним нет никакого смысла.
Не говоря уже о полной ненаучности такой «философии», легко понять, кому она выгодна и чьи интересы она охраняет.
Нельзя сказать, что в теории географического детерминизма не было никакого «прогресса». Если географы-детерминисты прошлого имели в сущности в виду решающее влияние географической среды главным образом на внутреннее развитие данного человеческого общества, то детерминисты XX в. стали делать особое ударение на зависимости внешней политики государства от природного окружения. Этим путём из недр географического детерминизма выросла пресловутая геополитика как «учение» о якобы географической обусловленности политических явлений.
В первоначальном своём виде геополитика выдвинула нелепую идею, согласно которой всякое государство — это живое сверхсущество, имеющее свои законы роста и развития; следовательно, граница государства — это биологическое понятие. Государство, как всякий организм, стремится в борьбе за существование к росту и размножению. Первое достигается путём расширения прежних границ, второе — путём приобретения колоний. «Закон», определяющий необходимость размножения (получения колоний), сводится к «перенаселённости» государства, т. е. совпадает с таким положением, когда имеется «народ без жизненного пространства».
Так стремление к захвату получает «биологическое» обоснование. «Оправданным» также считается и расширение границ, если «перенаселённая» местность имеет по соседству ещё необжитые и слабо заселённые, хотя бы и чужие земли.
Учение о государстве-организме и жизненном пространстве связано в своих истоках с именами Ф. Ратцеля (1897) и Р. Челлена (1916). Оно потребовалось германской буржуазии после проигранной войны 1914—1918 гг., чтобы «обосновать» её претензии на возвращение потерянных земель и связанных с ними богатств. В дальнейшем геополитика стала наукообразным хамелеоном, каждый раз менявшим свое содержание соответственно определённым запросам момента, но постоянно преследовавшим одну цель: внушить мысль о «законности» империалистической агрессии. Постепенно этот хамелеон впитывал в себя все отбросы человеческой мысли — расистскую теорию, мальтузианство, космополитизм и т. д.
Когда Гитлер перевёл хозяйство Германии на военные рельсы, геополитика для оправдания нищенского существования, на которое при этом был обречён народ, создала теорию автаркии, т. е. учение об идеальном государстве, независимом от экономики других государств, в котором всё снабжение населения производится собственными силами и за счёт собственного сырья. Населению, таким образом, предлагалось «временно потерпеть», пока будет создано идеальное государство. Теория одновременно оправдывала и агрессию, так как за основу идеального государства была принята не та территория, какой владела Германия, а та, которую ей следовало иметь для осуществления автаркии. Так теория автаркии сомкнулась с теорией жизненного пространства.
Эта последняя, между прочим, сначала говорила лишь о «праве» наций распространяться до их естественных границ, т. е. до географических препятствий: хребтов, рек, водных бассейнов и т. д. Пока соображения о «пространстве» ещё как-то годились для «обоснования» военных захватов, пространство считалось основной категорией геополитики. Но затем, когда захват территории даже с точки зрения фашистов не мог уже быть оправдан понятием жизненного пространства, в геополитику прибавилось понятие расы как движущей силы исторического и политического развития. Возникла концепция «Великой Германии», очень быстро обраставшая всё новыми и новыми вариациями.
Началось с провозглашения требования, чтобы Германии принадлежало всё то, что заселено немцами; затем была «выяснена» необходимость включения в состав Германии всех территорий, заселённых германскими народами. Закончилось это требованием о присоединении к Германии и тех стран, где вообще проживали немцы, хотя бы и в меньшинстве, поскольку немцы — «высшая» раса, и стало быть господство принадлежит им «по праву», несмотря на их малочисленность.
На последнем этапе гитлеровской империи геополитика, до сих пор смещавшая центр своей тяжести от географического детерминизма к расизму, вошла в русло космополитизма и стала выдвигать идею панрегионов — Еврафрики, пан-Азии, пан-Америки, намекая на то, что фашистская Германия готова разделить господство над миром с родственными ей по духу фашистскими государствами — Италией, Японией и США.
Теория панрегионов, под названием «теории блоков» и «теории равновесия сил», полностью воспринята от разгромлённых немецких фашистов современными идеологами американского империализма *. Малые и средние государства, существование которых экономически «нецелесообразно», должны быть объединены в большие федерации, с сохранением лишь культурной автономии составных частей этих федераций. Создание таких федераций «обеспечит» человечеству мирное существование. Пока на свете есть слабые и сильные государства — войны неизбежны. Чтобы избежать войны, надо поддерживать равновесие сил на Земле путём создания таких государственных объединений (блоков), которые, будучи взаимно враждебными по своим интересам, были бы вместе с тем равноценны друг другу по своей военной и хозяйственной мощи. Наличие подобных блоков «устраняет» опасность войны: одинаково сильным противникам бессмысленно воевать, так как ни у одного из них не будет надежды на успех.
Под предлогом установления равновесия сил и предотвращения войны империалистические государства во главе с Соединёнными Штатами Америки пытаются подготовить новую войну против СССР и стран народной демократии.