Воспитанники пансиона сразу после занятий гурьбой бросились на просторный двор и затеяли игру в лапту.
На солнечном припеке мирно дремал воспитатель Роланд, которого воспитанники за крутой нрав и чрезмерную строгость прозвали «неистовым». Казалось, ничто не омрачало покоя «неистового» и веселья резвившихся детей.
Вдруг со стороны кухни раздался грохот, словно где-то обрушилась каменная стена или выстрелила пушка.
«Неистовый» Роланд, как кошка, прыжком бросился в кухню и через несколько минут выволок за шиворот на двор десятилетнего Сашу Бутлерова, виновника взрыва, с опаленными волосами и бровями, в перепачканной курточке.
Так как преступление Бутлерова было из ряда вон выходящее, то на педагогическом совете, собравшемся для обсуждения этого случая, решено было Александра примерно наказать.
Роланд на совете доложил, что он еще ранее замечал за Александром любовь к химическим занятиям. Бутлеров вечно возился с какими-то склянками, банками, воронками, переливал из одного пузырька в другой всевозможные разноцветные жидкости.
Химические опыты Бутлерова — по словам Роланда — неизменно находили поддержку у учителя физики, который доставал ему нужные вещества и давал советы.
Несмотря на то что Роланд всячески мешал Александру в его химических занятиях и зачастую отнимал у него колбы, склянки и реактивы, последний не унимался и продолжал тайком, в подвале кухни, проводить свои увлекательные опыты.
На следующий день после злополучного взрыва в столовой пансиона были собраны все воспитанники и преподаватели пансиона. Сюда Роланд ввел провинившегося Бутлерова с черной доской на груди. На этой доске белыми крупными буквами была выведена надпись — «Великий химик».
«Неистовый» провел Александра вдоль выстроившихся шеренгами товарищей и отправил его в карцер. В течение нескольких дней Бутлерова выводили из карцера напоказ товарищам. Никто из педагогов и учеников не думал тогда, что насмешливая надпись на черной доске окажется пророческой и Бутлеров в действительности станет корифеем химической науки.
Вскоре после этого случая отец взял Александра Бутлерова из пансиона и отдал в Казанскую гимназию.
Ученье Бутлерову давалось легко. Отец хотел, чтобы он стал математиком, но молодого Бутлерова больше интересовали естественные науки — ботаника, химия.
Шестнадцати лет Бутлеров окончил гимназию и поступил в Казанский университет на естественное отделение физико-математического факультета. Однако по молодости лет он не сразу был зачислен студентом. Его допустили только к слушанию лекций.
Любовь к химии в университете проявилась с новой силой. Химические занятия Бутлерова стали теперь более осмысленными, хотя в те времена и не проводились систематические лабораторные занятия по отдельным разделам химии, какие введены в наших высших учебных заведениях.
Студенты выполняли только случайные задания профессоров или ассистентов, руководивших практическими занятиями.
Университетская лаборатория была плохо оборудована. Особенно досаждала Бутлерову возня с горящими углями в химических печах. Спустя двадцать лет, будучи уже профессором Петербургского университета и вспоминая свои студенческие годы, он писал:
«Современная счастливая химическая молодежь, пользующаяся газом и не испытавшая сожиганий на углях, едва ли может представить себе достаточно ясно всю кропотливую тяжесть такой работы, соединенной с постепенным внимательным подкладыванием горящих углей».
Особенно справедливыми оказались эти слова Бутлерова в нашу, сталинскую эпоху. Советские студенты работают не в полутемных, мрачных помещениях, наполненных копотью и дымом, а в светлых, хорошо оборудованных лабораториях, оснащенных электрическими плитами и газовыми горелками.
Сначала Бутлеров работал под руководством К. К. Клауса — выдающегося ученого, открывшего неизвестный тогда еще химический элемент рутений, названный им так в честь России.
Затем он перешел к Н. Н. Зинину — чуткому и опытному педагогу, впоследствии академику, прославившему отечественную химию открытием способа производства анилина.
Учителя Бутлерова, оба талантливые ученые, однако резко расходились во взглядах. Клаус работал в области неорганической химии и был горячим сторонником теории Берцелиуса. Он и лекции читал, объясняя все важнейшие свойства минеральных веществ на основе этой теории.
Зинин же занимался исследованием органических веществ и преподавал органическую химию, т. е. тот раздел химии, который изучает углеродные соединения. Он резко критиковал электрохимические воззрения Клауса. Теория Берцелиуса, довольно удовлетворительно объяснявшая свойства неорганических соединений, была бессильна охватить все многообразие органических веществ.
Бутлеров относился с глубоким уважением к обоим ученым.
Теоретические споры, страстные дискуссий любимых учителей заставили Бутлерова глубже задуматься над животрепещущими вопросами химической науки.
Атмосфера непрерывных научных споров породила в молодом химике стремление самому найти истину, вызвала критическое отношение к изучаемому предмету и освободила от слепого преклонения перед «светилами» науки.
И Бутлеров решил самостоятельно разобраться в противоречивых теориях, господствовавших в то время в химии.