Очень велико разнообразие величины, формы и прочности скорлупы орехов лещины, а у семян — их жирности. Несомненно, что прочная и гладкая скорлупа защищает семена от поедания их целым рядом птиц и млекопитающих, что сокращает число консументов, в частности и за счет тех форм, которые бесполезны для продуцента в деле распространения его диаспор. Например, орешниковая соня (Muscardinus avellanarius L.), несмотря на свое видовое название, явно связывающее ее с лещиной, может поедать этот корм только летом, пока скорлупа орехов еще очень тонка, мягка, а ядро недоразвито. Обычные следы ее кормежки — прогрызенные сбоку зеленые орехи, еще крепко сидящие в плюсках и остающиеся на кустах после повреждения их этим зверьком. Прогрызать скорлупу спелых орехов эта соня не может, хотя в неволе охотно поедает ядра, очищенные от оболочек.
В запасах корма, собранных соней перед спячкой, обычно находят только желуди, а не орехи. Зато лесные полевки, лесные и желтогорлые мыши умело прогрызают скорлупу спелых орехов и охотно собирают их в запас, что открывает какие-то возможности расселения вида-продуцента. Кроме того, мыши и рыжие полевки при каждом удобном случае осенью, зимой и ранней весной, до начала цветения лещины, поедают ее мужские, пыльниковые сережки.
Белка, большой пестрый дятел, сойка, ореховка и поползень — тоже основные потребители орехов лещины в средней полосе европейской части СССР, если не считать бурого медведя, барсука и кабана, численность которых теперь слишком мала, чтобы существенно влиять на использование урожая этого ценного корма.
За последние годы численность кабана сильно увеличилась, особенно в некоторых охотничьих хозяйствах, откуда звери широко разбрелись и стали обычны даже в целом ряде районов такой густонаселенной области, как Московская.
В течение большей части года скрытный образ жизни ведет ореховка, редко попадаясь на глаза. В действительности же этот вид довольно обычен в тех местах, где значительные участки ельников имеют в подлеске лещину или находятся неподалеку от больших массивов ее зарослей в смешанных лесах. Лет десять назад ореховки гнездились даже в Лосином острове, т. е. в пределах «Большой Москвы», а на северо-востоке Московской области были обыкновенны (Формозов, 1956). В условиях наших лесов трудно проследить за осенней кампанией заготовки орехов, которую птицы этой географической формы осуществляют при каждом урожае лещины, но судить о ее итогах можно по обилию скорлупы на пнях и колодах, где эти птицы имеют обыкновение раскалывать орехи в течение зимы и ранней весны. Тщательные наблюдения П. Сванберга (Swanberg, 1951), проведенные над запасанием орехов лещины толстоклювой ореховкой в Швеции, позволяют оценить длительность и напряженность запасательной деятельности этих птиц.
А. А. Першаков (1932) упоминает случай, когда в смешанных алатырских лесах Чувашской АССР группа ореховок, возможно выводок, в течение нескольких дней середины августа 1931 г. была занята собиранием запасов орехов лещины. У молодой птицы, добытой из этой группы, в подъязычном мешке оказалось 28 орехов. Местные жители рассказывали Першакову, что группы ореховок ежегодно появляются в районе Шумерле в сентябре, ко времени созревания орехов.
В подъязычном мешке толстоклювой ореховки, добытой 5 ноября 1962 г. в смешанном лесу близ д. Уланово (район г. Медынь Калужской области), я нашел более десятка орехов, но часть их сильно пострадала от попадания дроби и не годилась для исследования. Из девяти уцелевших три ореха были крупного размера, эллиптической формы, слегка уплощенные, несколько различавшиеся в деталях; два ореха — среднего размера, из них один — укороченный, шаровидный, со слабо выраженным острием верхушки, другой — правильной яйцевидной формы, и четыре — мелкие. Из последних один укороченный, почти шаровидный, а три — продолговатые, яйцевидные, в разной степени уплощенные и неодинаково заостренные к верхушке. Скорлупа этих орехов тоже заметно различалась по плотности и толщине. Конечно, этого случайного материала явно недостаточно, чтобы судить о способности ореховок производить отбор орехов по качеству, но все же можно признать, что в данном случае, быть может из-за скудности урожая, птица сложила в подъязычный мешок без различия все орехи, которые разыскала в слое опавшей листвы под кустами. Вместе с тем осмотр взятой птицей «пробы» свидетельствует о большой изменчивости размеров и формы орехов лещины в смешанном елово-широколиственном лесу над речкой Медынкой. С собранной порцией орехов птица направлялась в ельник, чтобы спрятать запас где-то близ своего гнездового участка. Если бы такой запас был потерян или ореховка погибла, не использовав укрытого корма, на месте ее «кладовой» могло бы появиться «гнездо» кустов, различающихся по своим наследственным задаткам.
Л. А. Портенко (1948) у самца типичной формы ореховки, добытого в половине сентября в Закарпатье, нашел 9 орехов лещины. Специальное измерение емкости эластичного подъязычного мешка показало, что она равна 15 см3.
Клюв ореховки имеет своеобразные детали строения, отсутствующие у других наших врановых птиц, предельно облегчающие ей раскалывание кедровых «орешков». Роговое нёбо ореховки в проксимальной его половине имеет круглую и довольно глубокую ямку, которой на нижней челюсти соответствует короткий продолговатый выступ, вытянутый в виде прочного ребра по средней линии подклювья. Ветви раздвоенного конца языка ореховки охватывают этот выступ с обеих сторон и могут легко поворачивать орешек, зажатый в небной ямке и поддерживаемый снизу выступом подклювья. Достаточно крепкого нажима подклювья снизу, и кедровый орешек раскалывается. Все наблюдатели, следившие за тем, как ореховка (в тайге ее с полным основанием называют кедровкой) быстро извлекает семена из кедровой шишки и кормится их вкусными жирными ядрышками, сходятся в оценке действий птицы как быстрых, точных и ловких. Конический, сильно заостренный клюв легко справляется с отрыванием, схватыванием и переносом тяжелой шишки, а затем с отбиванием чешуи и вытаскиванием орешков. Эластичный растяжимый подъязычный мешок способен вмещать более 100 кедровых орехов или до 218 орешков кедрового стланика, что очень облегчает птице собирание корма, хорошо переносящего длительное хранение, и транспортировку собранного запаса до места, где его возможно укрыть, распределив в тайниках небольшими порциями. Все говорит о замечательной приспособленности кедровки к использованию семенной продукции кедровых сосен, а с другой стороны, — о приспособленности последних к расселению с помощью кедровок.
Но к использованию орехов лещины птицы номинальной расы (Nucifraga caryocatactes caryocatactes L.) приспособлены меньше, чем сибирская раса (N. с. macrorhynchos Brehm.), к потреблению кедровых орешков. Птица не справляется с раскалыванием ореха лещины путем обычного сжимания его в клюве: он для этого слишком велик и прочен. Ореховке приходится разбивать орех, как дятлу, сильными ударами острия клюва, поместив его предварительно в удобную щель или ямку, на верхушке пня, лежащей на земле колоды, и т. п. Важно, чтобы круглый, гладкий орех не выскальзывал из лунки при сильных ударах. Такие удобные «станки», до некоторой степени напоминающие «станки» больших пестрых дятлов, ореховка находит не везде; поэтому, обнаружив отвечающее этим условиям место, она использует его многократно.
После исчезновения снежного покрова, в конце апреля — начале мая, я не раз находил разного типа «станки» ореховок, усыпанные скорлупкой орехов, разбитых зимой и весной, т. е. извлеченных из кладовых, устроенных осенью. Особенно часто следы массового использования орехов лещины встречались в смешанных лесах окрестностей ст. Бужаниново Северной ж. д. (Московская область) и в еловых лесах с подлеском из лещины, расположенных восточнее г. Переславля-Залесского. В обоих местах обыкновенные ореховки гнездятся регулярно (Формозов, 1956). Скорлупа на их «станках», хорошо отличающаяся от оставляемой белкой, принадлежала орехам различного размера и обладала разной прочностью. Это подтверждает предположение, что ореховки вряд ли осуществляют отбор лещины по качеству ее семян.
Иной вывод намечается из наблюдений за деятельностью обыкновенного поползня (Sitta europaea L.) — одного из постоянных потребителей орехов лещины. Например, 5 ноября 1952 г. в тех же ельниках с лещиной за Переславлем-Залесским я застал поползня за раздалбливанием ореха, загнанного в щель коры одиночного большого дуба. На высоте от 30 до 150 см в трещинах коры этого дерева оказалось еще 7 орехов, уже выдолбленных в форме бочонка. Все они были мелкие, почти шаровидной формы и очень тонкоскорлупные.
Освобожденные от ядра скорлупки — следы работы поползней — хорошо нам знакомы и по наблюдениям 1913—1922 гг. в широколиственных лесах окрестностей г. Горького. В январе 1948 г. в дубовых насаждениях Воронежского заповедника я несколько раз находил на снегу скорлупу мелких орехов, недавно раздолбленных поползнями. Снежный покров в это время был уже довольно высок, и поползни, несомненно не могли достать орехи, оставшиеся с осени на земле. Эти скорлупки в форме бочонка, случайно выскользнувшие из щелей коры, служили доказательством использования запасов, созданных птицами этого вида еще до больших снегопадов. На Дальнем Востоке поползни являются деятельными потребителями и агентами рассеивания орешков корейского кедра. Очевидно, и особи европейского подвида поползня в силу своей многочисленности и высокоразвитого инстинкта запасания корма энергично участвуют в отборе мягких тонкоскорлупных орехов лещины и в их рассеивании по лесу.
На наш взгляд, представляв! большой интерес изучение деятельности кавказского поползня (Silla europaea caucasica Reich.), с большой плотностью населяющего горные леса и бросающегося в глаза своей подвижностью и энергичной активностью именно в осенние месяцы, когда созревают орешки бука, орехи лещины, желуди дуба и др. Распределение, растаскивание и укрывание от конкурентов запасов ценнейшего корма в лесах Кавказа, видимо, проходит особенно бурно из-за видового разнообразия продуцентов при соответственном разнообразии консументов. Проявления прямой и косвенной конкуренции, нахлебничества, взаимопомощи, разграбления чужих заготовленных запасов и т. д., надо думать, должны в этих условиях быть особенно наглядными и яркими.
Ореховка населяет обширную область хвойных равнинных и горных лесов Евразии от Скандинавии и Альп до Камчатки, Сахалина, Японии и Гималаев. Географические расы и отдельные географические популяции вида, живущие в лесах разного типа, отличаются некоторыми особенностями биологии, в частности прочными трофическими связями с определенными древесными породами и соответственно некоторыми чертами поведения в осенний, «заготовительный» сезон.
Давно известно, что толстоклювые европейские ореховки (Nucifraga caryocatactes caryocatactes L.) в горных лесах Альп и Татр, где сохранились насаждения европейской кедровой сосны или кедра (Pinus cembra cembra L.), используют кедровые орешки и осенью за 2—3 месяца полностью растаскивают в укромные места урожай этого ценного для них корма. Там, где кедра нет, ореховки этого подвида предпочитают еловые леса с подлеском из лещины или имеющие заросли лещины по соседству с гнездовыми участками. Орехи лещины, так же как и кедровые, приспособлены к зимовке в лесной подстилке и полностью сохраняют до лета всхожесть и пищевые достоинства. Это характерно для всех эпизоохоров, семена которых распространяются животными, создающими большие запасы, и выгодно для обоих сочленов пары: растения-продуцента и животного-консумента. Запасание орехов лещины обеспечивает ореховок при хорошем урожае ценным кормом на всю зиму и на следующую весну, когда они выкармливают птенцов.
Нам это удалось установить для ореховок Подмосковья и юго-западной части Ярославской области. Весной, в период снеготаяния, здесь обнажаются большие кучки скорлупы орехов, разбитых этими птицами на пнях и колодах. Я часто находил их в лесах близ ст. Бужаниново Северной ж. д. и в 15—20 км восточнее Переяславского озера. 30 апреля 1945 г. близ Бужанинова я добыл ореховку, подъязычный мешок которой содержал целый комок земляных червей и несколько насекомых. Видимо, птенцы еще были малы и требовали животной пищи; желудок же самой птицы был полон кусков мякоти орехов. В летние месяцы 1943—1947 гг. ореховки кеоднократно ранним утром посещали в Перловке (Московская область) дачный участок И. К. Андреева (личное сообщение) и истребляли еще недозревшие орехи. Интересно, что птицы нашли и запомнили небольшой клочок орешника на садовом участке, затерявшийся в поселке, расположенном в нескольких километрах от ельников Лосиного острова. И. В. Суслова (1937) отметила, что в Шелтовских лесах Карачевского района на востоке Брянской области, у южной границы ареала ели, ореховки номинальной формы встречаются также в насаждениях с зарослями орешника.
Исходя из всего сказанного выше, можно предположить, что ореховка как вид сформировалась и эволюционировала в хвойных лесах Евразии, где выработались и ее адаптации к использованию семян кедровых сосен, и уже позднее, возможно в голоцене, она проникла в смешанные леса Европы, богатые лещиной. Специальных морфологических приспособлений для легкого раскалывания лещинных орехов толстоклювая форма (Nucifraga caryocatactes caryocatactes L.) еще не приобрела.
Интересно, что тянь-шаньская ореховка (N. с. rotschildi Hart.), которую правильнее было бы называть «еловкой», так как трофически она тесно связана с тянь-шаньской елью (Picea schrenkiana Fisch et Mey), в массе населяет лесной пояс хребтов Тянь-Шаня. На Карпатах и Альпах обычны птицы номинальной формы (N. с. caryocatactes L.), а на Кавказе вид полностью отсутствует, несмотря на его богатую лесную флору. Причину отсутствия ореховки на Кавказе еще предстоит решить нашим зоогеографам.
Слива колючая, или терн (Prunus spinosa L.), — широко распространенный кустарник или низкорослое деревце лесостепи европейской части СССР, Западной Сибири и нижних поясов гор Кавказа. Плоды терна используют многие потребители из числа диких животных, но специальных наблюдений над ними практически не было. За последние годы в дубравах курской лесостепи, где терн — одна из основных лесообразующих пород подлеска, во время экологических исследований группа сотрудников отдела биогеографии Института географии АН СССР под руководством К. С. Ходашовой уделила внимание и этому вопросу. К. С. Ходашова любезно предоставила в наше распоряжение результаты проделанных наблюдений. В курской лесостепи различают два сорта терна: ранний, созревающий в начале сентября, и поздний, поспевающий к концу ноября. Ранний сорт имеет сладкую мякоть плода и костянку с относительно мягкой и тонкостенной скорлупой. Поздний сорт очень кислый и терпкий, с грубыми косточками, плохо отстающими от мякоти.
Семена терна — любимый корм дубоносов (Coccothraustes coccothraustes L.). В года обильного урожая терна они зимуют в курских дубравах, а на следующий сезон число гнездящихся пар увеличивается в 2—3 раза. Птицы кормятся выборочно, объедая сначала сладкие ранние сорта с мякотью, легко отстающей от косточки, имеющей более слабую скорлупу. Видимо, из таких плодов им легче вытаскивать косточку и раскалывать ее. Обычно на кустах «раннего терна» дубоносы уже к концу осени полностью объедают все ягоды. «Поздний терн» птицы начинают использовать только с ноября и, если ягоды не опадают, продолжают кормиться ими в течение всей зимы, а весной, после схода снега, собирают остатки на земле.
По нашим наблюдениям, в годы, когда засохшие плоды остаются на ветвях вишен, дубоносы зимуют в садах окрестностей Горького и Москвы; питаются они, раскалывая костянки вишни, а также черемухи, семена боярышника и др.
В 1963 г. был очень хороший урожай терна. Дубоносы и дрозды задержались в дубравах дольше обычного, а часть их осталась зимовать и кормилась в основном на терне. Уже к концу сентября на кустах «раннего» сорта дубоносы объели 66% ягод. «Поздний терн» они в это время совсем не трогали. В мае 1964 г., когда плодов на кустах уже не оставалось, под тернами на большой серии площадок провели учет косточек, разбитых дубоносами. Под «ранними тернами» расколотые дубоносами косточки составляли 66% всех учтенных, а под «поздними» — 54%. Очевидно, зимой и весной птицы использовали также плоды «позднего терна», но все же менее охотно.
Из этих наблюдений напрашивается вывод, что дубоносы, легко раскалывающие костянки черемухи и вишни, из тернов предпочитают естественные сорта, продуцирующие плоды с наиболее тонкоскорлупными косточками. Уничтожая большую часть урожая семян именно таких продуцентов, эти птицы тормозят размножение и расселение тех генетически обособленных линий терна, которые наиболее ценны и привлекательны для них самих как специализированных потребителей семян косточковых пород. А расселение терна остается на долю других видов, например лисиц, куниц-белодушек, а также сорок, соек, ворон, кишечник которых усваивает только часть ценных компонентов из мякоти плодов терна и не повреждает косточек. В этом отношении положение дубоносов в трофической системе «плоды терна — их потребители» напоминает описанное нами ранее для снегирей и щуров как потребителей плодов рябины.
Близкий к терну вид, представитель того же рода, алыча, или слива растопыренная (Primus divaricata Lab.), широко распространена в нижних облесенных поясах хребтов Кавказа и Средней Азии. Это дерево или кустарник высотой от 1,5 до 4—10, реже 15 м с тонкими колючими и крепкими ветвями. Довольно крупные желтые плоды алычи с крепкой костянкой содержат 5—7% сахаров, 4—7% лимонной кислоты, до 15% пектиновых веществ и витамина А — 6—17 мг% (Ларин и др., 1951).
На Кавказе широко практикуется сбор плодов алычи, которые идут на изготовление варенья, джемов, пастилы и т. д., но значительная часть урожая остается в лесу и используется естественными потребителями из числа диких млекопитающих и птиц. Благодаря наблюдениям Н. Я. Динника (1914), а затем сотрудников Кавказского заповедника получены интересные данные, освещающие роль консументов алычи из числа крупных животных.
По словам Динника, как только алыча начинает поспевать, на нее с большой жадностью набрасываются медведи и кабаны. Особенно хорошо посещаются скороспелые «сорта» алычи, где в это время года охота на медведя и кабана бывает наиболее добычлива. Трава и бурьян под алычой «выбиваются так, как где-нибудь на дороге или улице; тропы идут к тем местам, где растет алыча, со всех сторон и под каждым деревом вытаптывается более или менее правильный круг, по которому медведи или кабаны обходят около алычи, подбирая упавшие на землю плоды. Медведи иногда взбираются на алычу и трясут ее, но ветки на ней ломают не так часто, как на сливах, черешнях и т. д.; это происходит оттого, что алыча не так ломка, плоды ее сильно осыпаются, да и стрясти их легче» (1914, с. 370).
Медведь поедает алычу, как это отмечает Динник, «в огромном количестве и никогда не разгрызает ее косточек. В это время в лесах приходится встречать чуть ли не на каждом шагу огромные кучи медвежьих экскрементов, состоящих из одних только косточек алычи. Как усердно медведи посещают те места леса, где растет алыча, видно из того, что охотники убивали иногда под алычой двух или даже трех медведей в одну ночь. По звуку, производимому челюстями животного, охотники легко узнают, едят ли алычу свиньи или медведи» (там же). Первые всегда разгрызают косточки, производя довольно громкие звуки, — «хряпают», а медведь только «чавкает», не производя громких и резких звуков. К концу августа алыча медведю «приедается» и он переходит на созревающие в это время сливы, яблоки, груши.
Значение птиц в распространении терна для нас пока еще неясно. Дрозды (рябинники и другие), видимо, чаще только склевывают мякоть с плодов, не заглатывая их целиком, а косточки оставляют на месте кормежки и потому не содействуют широкому разносу и рассеиванию диаспор терна. Иначе обстоит дело с использованием рябинниками плодов лоха (Elaeagnus angustifolia L.), которые дрозды охотно поедают осенью и зимой, заглатывая целиком вместе с косточкой. Последняя, несмотря на значительно больший объем, чем семена рябины или бузины, легко проходит через кишечник дроздов-рябинников. Как показали наши наблюдения в Волгоградской области осенью 1950 г., в период кормежки на лохах в каждом экскременте этих птиц содержится от 1 до 2—3 костянок лоха.
Обыкновенный дубонос из числа европейских вьюрков — единственный представитель адаптивного трофического ряда птиц, обладающих клювом «дробящего» типа» (Некрасов, 1964, 1968). Для птиц этой группы характерно потребление главным образом семян и плодов крупных размеров, имеющих особо твердые оболочки. В связи с этим, как отмечает Б. В. Некрасов, дубоносу свойственно исключительно сильное развитие дробящей функции мощного клюва и изменение самого механизма раскалывания семян по сравнению с наблюдающимся у всех остальных вьюрков.
Клюв дубоноса — крупного размера, массивный, имеющий почти правильную коническую форму, лишенный сжатости с боной даже в его вершинной части. Он сильно отличается от клювов «малоспециализированного вьюркового типа», а также от клювов «извлекающего», «кусающего» и «режуще-извлекающего» типов, упоминаемых Б. В. Некрасовым в связи с рассмотрением им использования птицами семян разных древесных пород.
Для дубоноса характерно своеобразное строение рогового нёба и нижней челюсти: в каудальной трети рогового нёба развилась парная роговая подушка, а внутри подклювья, у его основания, — соответствующие этой подушке нижнечелюстные бугры. Мощно развитая приводящая мускулатура нижней челюсти обеспечивает возможность колоссальных давящих усилий — до 30—40 кг (Некрасов, 1968).
Особо твердые семена и костянки дубонос раскалывает только с помощью «щипцов», образованных небной подушкой и нижнечелюстными буграми, а семена с тонкими оболочками раскусывает обычным для вьюрков способом. Силу сжатия челюстей дубоноса мне пришлось испытать еще в школьные годы на собственном опыте, когда раненая птица, укусив палец, оставила на нем такой след, какой впору сделать вороне или ворону, а не этому вьюрку, ростом поменьше скворца.
Ареал обыкновенного дубоноса тянется узкой полосой с запада на восток по югу лесной зоны через всю Евразию. В Сибири плоды черемухи летом и орешки кедра осенью представляют важнейшие корма местной популяции дубоносов. В Приморье, с его богатой флорой древесных пород, кроме обыкновенных дубоносов многочисленны популяции двух восточноазиатских видов из рода Eophona [большой черноголовый (Е. personate Temminck et Schlegel) и уссурийский, или малый черноголовый, дубонос (Е. migratoria Hart.)]. Все 3 вида находят в лесах маньчжурского типа богатый набор кормовых растений и принимают большое участие в потреблении желудей монгольского дуба, орешков корейского кедра, ягод бархатного дерева и костянок других диких косточковых пород.
В арчовых лесах горных областей юга Азии, от западной оконечности Копетдага через хребты Средней Азии, Тарбагатай, Гималаи и к востоку до китайских провинций Ганьсу и Сычуань, водится оседлый, узкоспециализированный представитель той же группы вьюрков с клювом дробящего типа — арчовый дубонос (Mycerobus carnipes Hodgson). Этот вид тесно связан с рядом представителей горных можевельников — частью стелющихся, частью древовидных (Juniperus turkestanica Kom. и др.), семенами которых, извлекаемых из шишкоягод, он питается практически во все сезоны года, выкармливая ими и своих птенцов. Столь узкая кормовая специализация возможна в основном потому, что арчи приносят урожаи очень часто и на ветвях их всегда имеются шишкоягоды разного возраста и разной степени зрелости. Потребитель, довольствующийся столь однообразной пищей, не совершает значительных сезонных миграций и держится практически оседло около верхней границы леса, образованной арчевниками. Арчовый дубонос — стенофаг, эндем внутренних горных областей Азии. Эта птица — один из ярких примеров тесной связи консумента с узким кругом продуцентов и значения этой связи в формировании ареала потребителя, расположения его гнезд, особенностей его повадок и т. п. Поверхность земли под кронами арчевников, где кормятся эти дубоносы, бывает густо усыпана мякотью шишкоягод и крепкими оболочками расколотых семян. По данным А. Ф. Ковшаря (1966), дубоносы Таласского Алатау Предпочитают семена стелющейся туркестанской арчи, причем в сезоны своей высокой численности они могут наносить заметный ущерб ее семенному фонду, особенно в малоурожайные годы и в годы массового поражения шишкоягод насекомыми, поедающими семена.
Следует подчеркнуть, что повсюду в горах Азии птицы, поедающие шишкоягоды арчи и использующие только их мякоть, т. е. разносящие семена, значительно превышают по своей численности популяции дубоносов. В Таласском Алатау, например, из птиц — консументов этого корма особенно многочисленны чернозобые дрозды, дерябы и альпийские галки. Они питаются плодами арчи в течение 6 месяцев — с сентября по март. Летом шишкоягоды в массе поедают вяхири, осенью также черные дрозды, рябинники и др. Потребность птиц в этом корме особенно высока зимой.
А. Ф. Ковшарь упоминает, что в неволе деряба за 10 часов, соответствующих продолжительности ноябрьского светового дня, съедал от 70 до 160 плодов арчи полушаровидной (Juniperus semiglobosa Rgl.). Расчет показал, что за 6 месяцев один деряба потребляет от 13 до 30 тыс. шишкоягод и разносит приблизительно 30—60 тыс. ее семян. В пищеводе одной альпийской галки (Pyrrhocorax graculus L.) оказалось 13 совершенно целых ягод арчи, а в желудке — остатки еще 29. Птица была добыта
А. Ф. Ковшарем из стаи (около 1000 галок), которая в тот же день могла распространить примерно 90 тыс. семян арчи из 43 тыс. съеденных шишкоягод.
Все же 4 вида дроздов, учитывая их высокую численность в арчевниках и непрерывное поедание ими ягод, являются основными «сеятелями» этой ценной лесообразующей породы и способствуют ее расселению, особенно выше по склонам. Интересно, что клушицы (Pyrrhocorax pyrrhocorax L.), в отличие от родственных им альпийских галок, на том же Таласском Алатау кормятся зимой только в тугайных зарослях долин рек, главным образом ягодами облепихи. Следовательно, они не имеют отношения к расселению горных можжевельников. Облепиха повсюду имеет очень широкий круг потребителей ее плодов, поэтому и здесь роль клушиц может быть только второстепенной. Этот любопытный факт говорит о необходимости очень осторожно подходить к оценке деталей биоценотической роли близких видов животных и критически относиться к предположениям о вероятном сходстве экологии малоизученных видов. Различия, как видим, могут быть разительными.