Факультет

Студентам

Посетителям

История эмбриологии. Период схоластики

Фома Аквинский (1227—1274) воспроизвел эмбриологические теории Аристотеля в своей «Summa Theologica», главным образом в «De Propagatione hominis quantum ad corpus» («О размножении человека в отношении его тела»). Там есть несколько поразительных мест, как, например: «Производящая сила женского пола несовершенна по сравнению с производящей силой мужского; подобно тому как в ремеслах менее способный ремесленник приготовляет материал, а более искусный мастер придает ему форму, так и производящая сила женского пола доставляет вещество, а активная сила мужского пола превращает его в законченное создание».

Теория Фомы Аквинского об одухотворении зародыша отличалась сложностью. Он полагал, что зародыш вначале обладает питающей душой, которая в определенный момент погибает; тогда зародыш приобретает чувствующую душу; последняя, в свою очередь, умирает, чтобы уступить место разумной душе, полученной непосредственно от бога. Эта концепция создавала для него затруднения, так как, допустив, что эта схема верна, трудно утверждать, что человек порождает человека; напротив, можно было бы лишь утверждать, что он порождает только чувствующую душу, умирающую до рождения, а если стать на эту точку зрения, то как быть с первородным грехом?

Как отмечает Ч. Хэррис, Платон сказал, что интеллект — это человек, пользующийся телом, как лодочник челноком. Аверроэс утверждал прямо противоположное, а именно, что сущность человека заключается в его теле и что интеллект является чем-то внешним, присущим не только индивиду, но относящимся ко всему человеческому роду. Аристотель занял промежуточную позицию, наделив душой растения и животных, но при этом он возвел душу скорее в жизненное, а не в психологическое начало. Сочетать эту ψυχη с anima отцов церкви — вот задача, стоявшая перед схоластической философией. Неудивительно, что учение Фомы Аквинского о стадиях одухотворения зародыша было открыто для критических нападок. Отголосок этого учения мы находим в поэме одного из величайших персидских суфийских поэтов и современника Фомы Аквинского — Джеляледдина Румия (1207—1273):

«Сперва ты был бездушным минералом. И что же? Ты
Превратился в растение (в утробе матери, из семени).
Затем ты стал животным. Разве это для тебя тайна?
После того ты сделался человеком, со знанием, разумом, верою.
Видишь, во что превратилась глина тела твоего, которое в сущности есть только склад праха».

Дунс Скотт (1266—1308) возражал против учения Фомы Аквинского. В своем «De Rerum Principio» («О начале вещей») он отвергал существование питающей и чувствующей души. Таксе решение проблемы было не лучше, чем решение Фомы Аквинского, потому что, если принять вместе с последним, как это делал Дунс, что разумная душа не есть обыкновенная форма, «выведенная» из «потенциальности» материи, но творение бога, созданное ad hoc и введенное божьей волей в соответствующий момент в зародыш, то трудно объяснить, каким образом духовные последствия грехопадения Адама могли быть перенесены на весь род человеческий. Получалось, что только приобретенные свойства переходят по наследству. Но здесь нет надобности вдаваться в рассмотрение дальнейшего развития теологической эмбриологии. В каждом столетии развитие ее шло параллельно развитию подлинной научной эмбриологии, и в мою задачу входит лишь беглый обзор этого развития.

В «Speculum Naturale» («Зеркало природы»), написанном Винцентом де-Бове около 1250 г., мы снова встречаем эмбриологию Константина Африканского; эмбриологию Аристотеля, Галена и схоластиков можно найти у Данте Алигьери (1265—1321), который затрагивает проблемы зарождения в своем «Пире» («Convivio») и особенно в «Божественной комедии». В песне XXV «Чистилища» Стаций, олицетворяющий человеческую философию, просветленную божественным откровением, говорит:

«Когда мышленьем всем
Ты вникнешь, сын, в слова мои, прольется
Великий свет на твой вопрос: зачем?
Кровь лучшая, что в вены не всосется,
Став лишнею, нейдущею в обмен,
Как пища та, что со стола берется,
Приемлет в сердце силу, каждый член
Творящую, — подобно той, какую
Несет, питая члены, кровь из вен.
И в органы (я их не именую)
Нисшед потом, очищенная вновь,
В сосуд природный каплет в кровь чужую.
Когда в один слились два тока крови:
Один страдать, другой творить готовый
(Так важен ключ, отколь их мчит любовь!),
Кровь приступает к делу с силой новой:
Сперва сгущает, после же собой
Животворит материал суровый.
Активная тут сила, став душой,
Отличной в том лишь от души растенья,
Что та в пути, а этой дан покой, —
Приобретает чувства и движенья.
Как гриб морской, и силам, бывшим в ней
В зародыше, дает приспособленья.
Теперь-то, сын мой, и творит сильней
Мощь, данная рождающего сердцем,
Где скрыт природой план и смысл частей.
Но как зародыш может стать младенцем —
Еще не ясно: уж таков предмет!
Тут бывший и умней, чем ты, безверцем [Аверроэс]
Блуждал, уча в том смысле целый свет,
Что нет в душе разумности возможной,
Затем, что в ней к тому орудья нет.
Но ум открой ты правде непреложной
И знай: едва в зародыше свершит
Свое развитье мозг для дела сложный,
Уж первый двигатель к нему спешит,
Как к торжеству природы, и вдыхает
Дух новый. Дух же все, что он ни зрит,
Активной силою в душе воспринимает
В свою субстанцию, но слив в одно,
Живет полн чувств, себя в себе вращает.
А чтоб тебе то было не темпо,
Взгляни, мой сын, как солнца жар, слиянный
Со влагой гроздий, создает вино…»

После этого Стаций, Вергилий и Данте вступают в седьмой круг чистилища. Интересно отметить, что Данте особенно выдвигает динамическую телеологическую сторону учения Аристотеля и говорит о «практике» души, создающей для себя телесную оболочку и образующей органы для своих способностей.

Упоминание об Аверроэсе объясняется тем фактом, что Аверроэс был традуцианец, т. е. защищал взгляд, что человеческие души создаются одновременно с физическим созданием тела, между тем как Фома Аквинский и Данте — как креационисты — верили, что в каждом отдельном случае душа создается богом и ниспосылается им в мозг зародыша.

Точное описание этих разногласий дает Шедд. Он указывает, что воззрения ранней церкви развивались в трех направлениях, хотя и неравной силы и неравной длительности: учение о предсуществовании, креационизм и традуцианизм. Теория предсуществования, связанная главным образом с именами Оригена, Кирилла Александрийского и Немезия из Эмезы, допускала, что все конечные духи (человеческие души) были созданы изначала, еще до сотворения материи. Эти души в должный момент, когда они будут готовы к этому, обретают свое обиталище в сгустке из крови и семени «во вращении». Это учение существовало только до IV в. О вере в то, что «души извечно были созданы богом и хранятся в сокровищнице», Иероним говорит как о stulta persuasio (глупом убеждении). Креационизм, распространенный в учениях восточных отцов церкви, основан на вере, будто в определенный момент развития новая душа создается богом de nihilo (из ничего) и нисходит в тело зародыша. Тело же происходит от Адама путем передачи от поколения к поколению. Таким образом, души создаются бесконечным числом творений, тело — одним единственным актом. Традуцианизм, господствовавший в учениях западных отцов церкви, учил, что как душа, так и тело происходят от Адама, т. е. и духовное и физическое начало происходят от родителей. Так, например, думал Тертуллиан, и его взгляды до некоторой степени разделял Августин.

В Средние века креационизм преобладал над традуцианизмом, так как последнее учение противоречило ортодоксальным догмам о бессмертии. В период Реформации, с возрождением учения Августина, традуцианизм снова выступил на сцену. Разумеется, эта смена направлений не могла не оказать влияния на теологическую эмбриологию. «Поистине достойный объект для философского исследования, — замечает сэр Джон Хилл, — ибо он не поддается определению».

Современник Данте, Мондино де-Луцци (1270—1326) может служить представителем другого, более практического направления эмбриологии этого периода. Мондино — наиболее выдающаяся фигура среди анатомов Болоньи, ознаменовавших собой первый период возрождения биологии. После этого расцвета, как мы увидим дальше, биология в продолжение нескольких веков влачила жалкое существование до появления в XVI в. Улисса Альдрованди. Сингер показал, что этот упадок, вероятно, был вызван тем, что профессора анатомии сами не делали вскрытий. Эмбриотомия a fortiori практиковалась редко.

Тем не менее, в «Anathomia» Мондино, изданной в 1316 г., содержатся весьма существенные сведения об органах зарождения. Мондино сохраняет введенное Майкелом Скоттом представление о семираздельной матке, но допускает разумный компромисс между взглядами Галена и Аристотеля в вопросе о физиологии образования зародыша. Промежуток времени, отделяющий его от Леонардо да-Винчи (1452—1519), можно было бы принять равным пяти-шести векам, а не одному столетию с четвертью, как в действительности.

Источник: Джозеф Нидхэм. История эмбриологии. Пер. с англ. А.В. Юдиной. Гос. изд-во иностранной лит-ры. Москва. 1947