Заканчивалась первая половина XV века. На Руси происходило «собирание» земель княжеских вокруг Москвы. В алтайской тайге в тот год созрел богатый урожай кедровых орехов.
Изумрудные кроны кедров украшали тяжелые бронзовеющие шишки. Для птиц и зверей наступила радостная хлопотная пора. Они пировали и заготавливали орехи впрок. Тайга была наполнена шорохами лазающих по стволам белок и бурундуков, снующих по земле мышей, каркающим криком множества пестрых кедровок. Временами в этом сплошном хоре живых звуков появлялся новый — стук падающих шишек.
На верху могучего, возвышающегося над всеми кедра, уселась кедровка. Она выбрала самую крупную шишку, выклевала из неё лучшие орешки. Птица была сыта, поэтому поместила их в свой вместительный зоб и полетела прятать. На небольшой полянке увидела одинокую березу, основание которой прикрывала подушка из зеленого мягкого мха. Кедровка хорошо знала, что это — прекрасное место для её клада. Черным длинным клювом она раздвинула пружинящий мох и в его основание поместила часть орешков. Остальные спрятала неподалеку в сгнивший кедровый пень и в разрыхленную корнями вывернутой пихты почву. Птица трудилась до поздней осени, пока не выпал глубокий снег. Ей было известно, что такие обильные урожаи случаются не часто, а запас в тайге никогда не бывает лишним. Благодаря ему она худо-бедно пережила предыдущий неурожайный год.
Наступила длинная сибирская зима. Шишки постепенно опадали и заботливо покрывались многослойным мягким снежным одеялом. Но урожай был так велик, что почти до начала весны в кроне деревьев сохранилось много шишек. Находящиеся в них орешки, высушенные алтайской солнечной зимой и нестылым ветром, были удивительно вкусны. Ими лакомились кедровки, забыв про свои запасы. Так уцелели спрятанные во мхе под березой орешки. Они благополучно перезимовали под пушистым снегом, который уберег их от суровых морозов, и ранней весной из них появилось семь дружных всходов. К середине лета семь зелено-бурых стволиков, коронованных розетками темно-зеленых заостренных хвоинок, уже гораздо возвышались над приютившим их мхом.
Первые три года кедрики росли медленно, но дружно. Не угнетали друг друга. Всем хватало питания. Однако с каждым годом их потребности возрастали. Им становилось тесно жить кустом, но никто не мог из него выйти. Первым погиб самый слабый кедреныш. Постепенно, один за другим, через несколько лет, засохли пять его собратьев. Из всей семейки остался один Кедр. Он с раннего возраста выделялся среди остальных быстрым ростом и густым охвоением.
Береза, под которой он находился, стала его нянькой. Она защищала молодую нежную хвою от обжигающего летнего солнца, каждый год подкармливала опадом из своих перепревших листьев. Но не позволяла быстро расти своему «приемному сыну», затеняя негустой кроной. В этой строгой опеке молодого Кедра был определенный смысл. По законам природы, чем быстрее растет дерево в раннем возрасте, тем быстрее оно стареет, тем короче его жизнь. Береза хотела, чтобы Кедр жил долго. И он терпеливо переносил эти заботы, проходил многолетнюю школу терпения. Рос медленно, но с каждым годом становился все выше и выше. Сначала его верхушка достигла толстых нижних ветвей Березы, затем проникла в глубь её ажурной кроны и постепенно уверенно стала приближаться к вершине.
Шли годы. Береза состарилась, а Кедр превратился в прекрасного юношу. Он был статен, и его зеленая крона нежно обнимала посеревший ствол дряхлеющей няни. Она его оберегала до своих последних дней, хотя Кедр уже не нуждался в опеке. Однажды налетел сильный ветер и сломал Березу. Старый её ствол был поражен гнилью. Она упала рядом с Кедром, но даже и после гибели старалась быть ему полезной. Разлагающейся древесиной своего ствола она еще долго подкармливала взрослеющего сына.
Кедр остался один. Оказавшись на просторе, он смог наконец-то отчетливо разглядеть своих близких и дальних соседей, скрытых ранее за занавесью березовых листьев. Ими были кедры и пихты примерно одного с ним возраста. Он любовался красотой стройной таежной красавицы — Пихты. Её ровный, гладкий ствол медленно поднимался кверху. Строго симметричная, густая, темно-зеленая крона окутывала его. Широкая у самой земли, она равномерно суживалась к вершине, пикой устремляясь ввысь. Мягкая, широкая, снизу голубоватая хвоя источала ароматный запах бальзама. Он усиливался каждый раз после грозы и насыщал чистый таежный воздух.
С пихтой они были ровесники. Но Кедр отстал от неё в росте. Слишком долго он находился под опекой Березы. Теперь, когда её не стало, все, чем она раньше делилась с ним — свет, влага, почвенное питание — достались ему одному. И Кедр начал быстро расти ввысь и вширь. Он не хотел уступать в красоте Пихте и хорошел с каждым годом. Окутал свой стройный ствол роскошной густой изумрудной кроной из мягкой длинной хвои, и в начале лета украшал её соцветиями мужских «колосков», выглядев в это время года очень эффектно.
Наступала пора возмужания, и в 52 года на его вершине созрели первые восемь шишек, крупных, с плотно прижатыми чешуйками, под которыми прятались налитые жиром орешки. Первый свой урожай Кедр благородно подарил тайге — им лакомились четыре кедровки. С каждым годом все выше над землей поднималась крона, в ней появлялось все больше шишконосных побегов, и урожаи становились обильнее. Кедр одаривал питательными орешками многочисленных жителей тайги — белок, бурундуков, кедровок, соболей, мышей, и многих спас от голодной смерти.
В тайге каждое дерево хотело жить, но жестокие законы Природы позволяли выжить и оставить после себя надежное потомство только сильнейшим. Только так можно продлить и укрепить род в новых поколениях. Вот и не стало Пихты. Её век оказался не очень длинным — всего 140 лет.
А Кедр набирал силу. В свои 160 лет он выглядел великолепно! Ровный ствол окрасился в шоколадный цвет, на южной, обласканной сибирским солнцем стороне, — в оранжево-коричневый. Почти до половины его высоты опускалась густая раскидистая малахитовая крона, увенчанная овальной вершиной. Она возвышалась над всеми соседними кедрами, которые признали первенство своего энергичного брата и не стремились уже перегнать его в росте.
В конце мая или в начале июня изумрудно-шелковистая шуба Кедра расцвечивалась сотнями мелких ярких огоньков. В верхней половине кроны на концах побегов появлялись маленькие красно-бордовые свечечки — женские шишечки с семяпочками, в нижней — оранжево-красные мужские «колоски» с пыльцой. Как только пыльца созревала, миллионы мелких пылинок, подгоняемые восходящими воздушными потоками, поднимались вверх, перемешивались с такими же пылинками других кедров. Небольшая часть их нежно прилипала к ожидающим семяпочкам. В отдельные годы пыльцы было так много, что темно-зеленая тайга занавешивалась желтизной. Пыльца оседала на хвое, ветвях, стволах, травах, мхе… Осень следующего года одаривала обильным урожаем.
В 220 лет Кедр достиг своего величия — на многочисленных побегах сформировался самый большой за всю его жизнь урожай. Сотни шишек тяжело свисали по всей кроне с концов ветвей, по 3-5 штук. С этого времени обильное семеношение превратилось в естественную потребность, и в течение 120 лет он исправно и щедро снабжал многочисленных жителей тайги орешками. На их образование Кедр тратил почти все свои запасы питания и поэтому снизил прирост в высоту.
Сначала обильные урожаи были ему в радость. Он легко и быстро восполнял затраченные ресурсы. Почти каждую осень в его шелковистой изумрудной кроне на фоне темно-синего осеннего неба бронзовели многочисленные шишки. Но со временем щедрость истощила дерево. Кедр стал нуждаться в отдыхе для восстановления потраченных на богатый урожай сил. Теперь в его жизни каждые 10 лет появлялись 1-2 несеменных года.
Но годы брали свое… И в эти, установленные Природой перерывы, Кедр уже не успевал и не мог накопить необходимого для формирования высокого урожая запаса питательных веществ. Он слабел и начал снижать семеношение. Ему исполнилось 400 лет.
Наступившая старость постепенно изменяла внешность дерева. Вершина, когда-то плотная и буйная, начала изреживаться, рассыпаться. С каждым годом в ней оставалось все меньше шишконосных ветвей. Его не пугала старость. Он еще прочно стоял на земле. Якорные корни крепко вцепились в бурую каменистую почву и надежно удерживали колоннаду величественного, почти 40-метрового ствола.
Кедр пережил всех. За время его многовековой жизни состарилась даже внучка незабвенной ровесницы — Пихты, а многие сверстники-кедры, кто раньше, кто позже, уступали свое место детям. Несмотря на солидный возраст, старый Кедр, как и прежде, радовался первым теплым весенним лучам, ласкающим озябшие за долгую зиму хвою, ветви. Ему был знаком и приятен вкус желанной талой воды, профильтрованной мощной таежной подстилкой. Каждой весной он с волнением и надеждой ожидал пробуждения внутренних сил.
В своей жизни Кедр ничего не боялся. Ни острых молний, которые распарывали ненастное небо и вонзались в кедры на вершинах соседних гор, ни ураганных порывов ветра, налетающих внезапно осенью из глубокого и мрачного лога. Настоящий страх он испытал лишь однажды, в начале прошлого века, будучи 470-летним. В верховьях родной реки возник лесной пожар. Напоенные смолой кедровые стволы вспыхивали свечками, обугливались. Подгоняемый ветром огонь перескакивал с дерева ни дерево, споро спускался вниз по долине, подбирался все ближе и ближе, радуясь легкой добыче. Раскаленный воздух гудел. Ужасал треск горящих и шум падающих деревьев. Казалось, что они кричали от боли и молили о помощи. Едкий плотный дым затянул очертания гор. Всё живое покинуло тайгу, а Кедр не мог сдвинуться с места. Ему оставалось только ждать. Спасительный продолжительный ливень остановил огненную лавину в нескольких километрах от него. И в этот раз судьба уберегла дерево.
Но в тайгу пришел человек и прервал прекрасную жизнь Кедра. Патриарх кедровой тайги, уцелевший не раз от гнева природных сил, кормивший сотни многочисленных её обитателей, а в последние десятилетия и поселившихся в ней людей, давший жизнь сотням своих детей, был спилен зимой в возрасте 520 лет. Визжащая пила вонзалась в толстенный, более двух метров в поперечнике ствол с разных сторон и долго не могла перерезать мягкую древесину. Кедр находился в зимнем забытьи и поэтому не испытывал сильной боли. Только, когда была перепилена сердцевина, он застонал, поклонился родной тайге и рухнул многотонной массой на укрытую снегом взрастившую его землю… Спящая тайга не заметила гибели могучего дерева. Её не смог разбудить тревожный крик кедровки.
Прошли годы. Сейчас, когда-то массивный, широченный, черырехобхватный кедровый пень разрушился изнутри. Лишь узкая полоска оставшейся по краям древесины да вздыбившаяся, узловатая поверхность могучих корней напоминают о былом величии и долголетии дерева.
Пень похож на круглый дом без крыши, гостеприимный и заботливый. В нем и рядом с ним нашли приют и защиту молодые кедры. Веселой пушистой зеленью они заполнили всё вместительное внутреннее пространство своего предка, окружили его и поднялись над ним. Кажется, что старый пень ожил. Но нет. Это мудрая, прозорливая и рачительная Природа своевременно позаботилась о приемниках Кедра. Она употребит все свои силы на то, чтобы не прекращался его род, чтобы выросли и возмужали достойные наследники этого удивительного сибирского дерева. В возрождении величия кедровой тайги ей должен помочь человек, овладевший искусством создания высокопродуктивных насаждений.