Широко распространено и во многих случаях оправдано мнение, что деятельность человека приводит к обеднению животного мира.
Считается, что фауна культурных ландшафтов однообразнее, включает в себя меньшее количество видов, т. е. проще, чем фауна природных ландшафтов.
Так бывает, однако, далеко не всегда. Обеднение — это всего лишь частный случай, а не закон культурного ландшафта. Нередко бывает, что в культурных ландшафтах встречается большее количество видов животных, чем в исходных. Плотность населения птиц (т. е. численность птиц каждого вида) в садах и парках городов, в полезащитных насаждениях тоже нередко выше.
Знание закономерностей фауны культурных ландшафтов даст нам возможность свести на нет частные случаи обеднения животного мира, а также и случаи массового размножения в культурном ландшафте вредных видов животных.
То, что численность, например, птиц в культурных ландшафтах бывает нередко выше, чем в аналогичных им природных, отмечено уже многими натуралистами. Иногда увеличение численности происходит быстро, практически сразу после того, как произойдут изменения в природе. Особенно это заметно в засушливых (аридных) районах, где деятельность человека обычно усложняет структуру ландшафтов и повышает их продуктивность. А более сложная, пестрая структура местности привлекает к себе и большее количество животных.
Мы можем здесь указать, что в зоне целинных степей неполная распашка территории вызывает резкое увеличение численности основных (фоновых) птиц степи. Такое увеличение было установлено для полевого, черного и белокрылого жаворонков в 5 раз, а полевого конька даже в 30 раз. Правда, если степь полностью распахана, значит, возникшая было пестрота в ландшафте несколько ослабла, численность опять снижается, но не до исходной. У белокрылого жаворонка, например, она остается выше исходной в 5 раз.
Аналогичное явление наблюдается и в других местах. В Юго-Западной Африке на территориях, распаханных под культуру кукурузы, немедленно появляются в большом количестве два вида коньков, которые в не населенной человеком части этой страны встречаются редко.
Достаточно появиться в пустыне караванной тропе, как тотчас же вдоль ее концентрируется значительное количество птиц. Еще в большей степени этому содействуют колодцы. Около поселений человека и внутри их в пустынной зоне появляется обычно много новых видов птиц, особенно если около построек посажены еще и деревья.
Подобное, хотя, быть может, и не в такой степени, наблюдается и в других ландшафтно-географических зонах. Известный исследователь животного мира Швейцарии П. Жеруде докладывал международному орнитологическому конгрессу, что развитие культурного ландшафта в этой стране способствовало расселению и увеличению численности многих видов птиц. В Польше в некоторых городах плотность населения птиц выше, чем в их естественных местообитаниях. Наблюдения и подсчеты, произведенные в ФРГ, показывают, что на кладбищах, в садах и парках индустриальных районов республики число видов птиц и густота их населения выше, чем вне городов. Тоже происходит и в Финляндии.
Исключительно большая плотность населения птиц отмечена в городах Ферганской долины. Летом в отдельных местах Ферганы и других городов можно подсчитать до 60 экземпляров птиц на гектар городской площади. В это же время в сельскохозяйственных угодьях — лишь 5—6 на такую же площадь, а в естественных местообитаниях — всего 1,5—2,2.
Таким образом, нельзя утверждать, что фауна культурных ландшафтов обязательно беднее и проще фауны естественных ландшафтов. Бывает обеднение, бывает, и притом нередко, и обогащение. Особенно интересно, что ландшафт больших городов оказывается подчас больше населен животным миром, нежели культурный ландшафт сельской местности. Впрочем, это легко понять. Поля имеют теперь однообразную структуру: одна и та же полевая культура на значительной площади. Постоянная обработка почвы исключает возможность гнездования наземных птиц. Грызуны, населяющие верхний слой почвы, тоже в этих условиях чувствуют себя затруднительно.
По мере развития культурных ландшафтов число видов животных, их населяющих, не уменьшается, а увеличивается. Животные, которые расценивались ранее как вполне чуждые культурным ландшафтам, начинают постепенно привыкать к ним и вселяются в них.
Конечно, кроме животных, которые легко примиряются с новыми условиями жизни, созданными человеком, и становятся его настоящими соседями (синантропные виды), есть также виды, которые решительно избегают этого соседства: им нужна действительно дикая природа. Поэтому в течение многих лет принято было разделять животных (по отношению их к культурным ландшафтам) на две категории: спутников культуры и беглецов от нее. Считалось, что огромное большинство видов животных — это «беглецы от культуры». Между тем теперь выявляется, что есть виды, которые, хотя и не следуют за культурой так решительно, как некоторые истинные синантропы, тем не менее «принимают» ее и, не ослабляя своих старых природных привязанностей, вселяются в культурный ландшафт довольно широко. Кроме того, немало видов животных, которые с течением времени постепенно изменяют свое отношение к культурному ландшафту и если не становятся его «спутником», то во всяком случае его не избегают.
Точно еще не подсчитано, но вполне очевидно, что список видов животных, положительно относящихся к культурному ландшафту, будет очень велик. В пего следует внести не только тесно и широко связанные с культурными ландшафтами виды, но и те, которые встречаются лишь кое-где, или не живут постоянно в культурном ландшафте, но регулярно его посещают в поисках корма и, наконец, появляются около человека в зимнее время.
Широко известный «беглец от культуры» — стрепет не боится уже распашки степей. В поисках защитных мест он уводит свой выводок на земли, запятые зерновыми культурами. Известны уже случаи, например, в Югославии, когда стрепет устраивал гнездо на пшеничном поле. Осторожные кулики-сороки гнездятся теперь иногда и на полях. То же делают большие кроншнепы. В научной литературе опубликовано уже довольно большое количество фактов, свидетельствующих о многих неожиданных случаях связи животных, в особенности птиц, с культурными ландшафтами.
Культурные ландшафты существуют уже давно. Столь же давно соседствуют с человеком разные виды животных. В рыцарских замках поселялись совы и летучие мыши, черные крысы. На полях было раздолье серым куропаткам, зайцам, а в некоторых странах и кроликам. Так называемая фараонова мышь, или ихневмон, в Северо-Восточной Африке с давних пор держит себя в постройках человека как в своей собственной вотчине. Другой африканский представитель семейства виверровых — нандипия издавна поселялся в домах, имея там постоянный источник пищи — крыс, мышей, тараканов. В городах Индии, и особенно в храмовых постройках, всегда были обычны обезьяны гульманы.
За длительное время многие виды животных изменили около человека свои повадки и тем не менее следует подчеркнуть здесь одну характерную черту животного мира культурных ландшафтов. Несмотря на давность привыкания к человеку и к созданным им условиям жизни, видов животных, которые были бы свойственны исключительно культурному ландшафту и нигде кроме него не встречались, не существует.
Таким образом, фауна культурных ландшафтов формируется за счет дикой фауны без видообразования. Во всяком случае это можно утверждать по отношению к группам животных, лучше с этой точки зрения известных. Все виды млекопитающих и птиц культурных ландшафтов — это пришельцы со стороны. Каких-либо коренных изменений в образе жизни и тем более в строении тела (морфологии) для того, чтобы выжить в соседстве с человеком, им, по-видимому, не потребовалось.
Есть, конечно, некоторое количество видов зверей и птиц, которые живут теперь почти исключительно в культурных ландшафтах и процветают в них. И однако все они могут жить и в ландшафтах естественных, так как это их первоначальная родина.
Тем не менее, конечно, можно выделить преимущественно синантропные виды и виды, главным образом (или исключительно) свойственные естественным ландшафтам. Поэтому, когда говорят о животных культурных ландшафтов, различают две категории их: вобранные виды и приведенные. Для зоогеографа, например, такое разделение имеет существенное значение.
Приведенные виды приходят в данную местность вслед за появлением там свойственного им ландшафта (иногда сразу, иногда с запозданием — это уже другое дело).
Вобранные виды входят в культурный ландшафт в данной местности из окружающих культурный ландшафт местообитаний. (Не надо, однако, придавать этому подразделению абсолютного значения: все приведенные виды в какой-то части своего ареала были вобранными.)
Возьмем, для примера, нашего обыкновенного домового воробья (это коренной житель Старого Света, для Северной Америки новая птица, появившаяся там в XIX веке). В Старом Свете домовый воробей вошел где-то в части своего ареала в культурный ландшафт, а потом расселился по нему. Следовательно, он в одних местах вобранный вид, а в других — где он расселялся — приведенный. В Новом Свете это всюду приведенная культурным ландшафтом птица. В особенности хорошо это видно в Южной Америке: домовый воробей вошел там в местную фауну, расселяясь исключительно по культурному ландшафту, там, где есть европейские постройки. И для многих районов Сибири домовый воробей — приведенная птица. Ханты называют его даже именем, которое в переводе означает «птичка, сидящая на углу русской избы». По культурному ландшафту расселялся в Северной Америке скворец. Коренной житель Канарских островов — канареечный вьюрок расселялся в Европе (и достиг сейчас городов Прибалтики, а также Киева, Полтавы) как приведенная птица. К этой же категории в Белоруссии, на Украине и в республиках Прибалтики принадлежит кольчатая горлица.
Коноплянка и зеленушка — типично вобранные птицы. Они селятся по перелескам, различным кустарникам и оттуда входят в культурный ландшафт, гнездясь даже в таком большом городе, как Москва.
В дальнейшем следует поговорить об этом более обстоятельно, а сейчас рассмотрим несколько подробнее процесс создания фауны культурного ландшафта на примере птиц — наиболее изученной группы животных. Проследим за этим параллельно с процессом формирования ландшафта.
Первое проникновение птиц в культурный ландшафт относится, конечно, к тому времени, когда его в современном смысле этого слова еще не было. Существовали только «островки», зачатки культурных ландшафтов, фауна которых находилась под полным влиянием окружающих природных условий. И сейчас можно видеть, что на плетне, у лесной сторожки (очажок культурного ландшафта) сидят горихвостка и серая мухоловка, а на плетне, возле казахской зимовки — каменка и желчная овсянка. В шалаше, устроенном в лесу, появляется крапивник (хотя бы только ради ночлега), а в солдатских палатках Александра Македонского на перевалах между Гильментом и Индом строили свои гнезда деревенские ласточки. Все это «свои», вобранные виды.
Ни шалаш, пи даже изолированный домик в лесу не приводили к сколько-нибудь заметным изменениям в окружающей природе. Солдатские палатки были для птиц не чем иным, как множеством внезапно появившихся аналогов их естественных мест гнездования — светлых открытых пещер, и птицы их использовали. Однако пастушеские сооружения в степи и предгорьях представляли для птиц уже некоторое преимущество по сравнению с их естественными местообитаниями. Около стад всегда множество насекомых, а шалаши, палатки, юрты и более солидные сооружения типа зимовок давали обширные возможности гнездования вблизи особо кормных мест. Проникнув в подобные «островки» в пределах своей области обитания — в горах и предгорьях — ласточки получили возможность расширить ее дальше в степь, где переходили на постройки других типов, становясь, таким образом, типичным элементом фауны культурного ландшафта, в одном месте — вобранным, а в другом — приведенным. Видимо, сходным же образом, но через другой «мост» — каменные постройки типа башен происходило проникновение в культурный ландшафт и последующее расселение в нем в качестве уже приведенного вида, черного стрижа.
Конечно, переход ласточек для гнездования из пещер в легкие сооружения скотоводов — это лишь один путь проникновения птиц в культурные ландшафты. Вполне вероятно, что кишлаки и города предгорий древней Азии также служили «мостом», обеспечивающим переход некоторых видов птиц (ласточек и других представителей скального комплекса) к гнездованию вблизи человека. Цепь кишлаков, идущая от гор в пустынные местности низовий Сырдарьи и Амударьи, служила, конечно, хорошим экологическим руслом для проникновения первоначально горных видов на равнину уже в качестве специфических представителей культурного ландшафта (приведенные виды). В дальнейшем некоторые из них широко распространились и теперь вместе с расширением этого ландшафта расселяются во вес новые места. Однако у них в том или ином месте сохраняются их естественные гнездования. По-видимому, возможности дальнейшего расширения их ареалов велики, но не безграничны. Предел могут положить климатические условия, а также конкуренция, сопротивление со стороны местных видов.
Формирование фауны культурных ландшафтов может происходить и другим путем. Как и в первом случае, сначала на небольших «островках» культурного ландшафта поселяются виды, безразлично относящиеся к тем небольшим изменениям в обстановке, которые вызваны сооружениями человека. При этом нередко наблюдается количественное обогащение фауны по сравнению с «естественными» местообитаниями. Так, например, когда на месте глухого однообразного леса возникает опушка с кустарниками и более богатыми для некоторых видов кормовыми условиями, происходит и качественное обогащение фауны, т. е. увеличение ее видового разнообразия. Наблюдается как бы «стягивание» на небольшой участок некоторых видов, которые в других условиях живут более разреженно. Можно пройти большое расстояние по лесу и только у лесной сторожки встретить гнездящуюся там белую трясогузку, горихвостку. Если возникает город, в некоторых случаях происходит уничтожение старой фауны и появление небольшого количества специфичных видов, например воробьев и ласточек.
Наблюдается, однако, и противоположный процесс. Поселок, разрастаясь, может включать в себя известные элементы первоначального биотопа (в виде садов, парков, древесных насаждений у дорог и озелененных кладбищ), и некоторые лесные, главным образом кустарниковые и опушечные, виды животных остаются в нем. При дальнейшей трансформации ландшафта и замене всех естественных местообитаний распаханными полями населенные пункты с их садами остаются единственными местами, где могут еще жить виды животных, исчезнувшие в окрестностях городов. Вобранные виды становятся, таким образом, характерными для культурного ландшафта в его отдельных определенных частях. Но использования ландшафта для расширения ареала в данном случае все же не происходит, так как ареал вида, обитающего в культурном ландшафте, перекрывается его естественным ареалом.
Продолжающееся расширение запятой культурным ландшафтом площади в конечном счете может привести к охвату им всей местности и полному вытеснению естественных природных местообитаний. Тогда вид на всем своем ареале станет принадлежать только культурному ландшафту, других мест для него не остается. Таким образом, будучи повсеместно вобранным в культурный ландшафт, он приобретает по характеру своего размещения в ландшафтах все черты приведенного вида. Однако еще нельзя назвать ни одного вида животных, по крайней мере из наземных позвоночных, полностью утратившего первоначальную связь со своими естественными ландшафтами.
Обратим теперь внимание на внеевропейские страны, принадлежащие к другим фаунистическим областям и соответственно имеющие совсем другие естественноисторические условия существования животных и иную историю фаун.
Некоторые виды животных, квалифицированные нами для территории Европы как вобранные, превращаются там в виды, свойственные исключительно культурному ландшафту, т. е. приведенные (это было отмечено уже для домового воробья и скворца). Так, многие виды птиц широколиственных лесов и полей (полевой жаворонок, черный и певчий дрозды, обыкновенный скворец, а также майна, грач, китайская горлица, зеленушка, зяблик, обыкновенная овсянка, щегол, огородная овсянка и др.) размножились, например, в Новой Зеландии, как виды, специфические для культурного ландшафта, приведенные им. Культурный ландшафт европейского типа распространился в Новой Зеландии быстро, и местные виды (за исключением очень немногих) не успели приспособиться к нему, как туда хлынул поток уже давно связанных с этим ландшафтом европейских птиц, европейских и североамериканских млекопитающих.
Распространение животных на новых территориях во многих случаях происходит параллельно с распространением там культурного ландшафта. Так расселяется, например, по территории северной Евразии домовый воробей. По мере распространения на север в Восточной Европе сельскохозяйственного ландшафта расселяются и появляются там, где и их раньше не было, серые куропатки, обыкновенные хомяки, зайцы-русаки.
Однако нередки случаи, когда происходит расселение новых видов животных по уже давно сформировавшемуся на значительной территории культурному ландшафту (тот же воробей, а также скворец в Северной Америке). При этом вид в короткий срок выходит за пределы своего первоначального ареала и может случиться, что новая «культурная» часть его ареала будет превосходить и намного его первоначальную «естественную» область распространения.
Очень показателен в этом отношении канареечный вьюрок. В течение примерно столетия он быстро расселялся по «уже готовому» культурному ландшафту. При этом он укоренялся сначала в городах и поселках, а затем переселялся из городов в их окрестности. Расселение канареечного вьюрка по территории Советского Союза происходит и в настоящее время.
Не менее показательна кольчатая горлица. По-видимому, она вобрана в культурный ландшафт где-то в Передней Азии, давно уже была свойственна культурному ландшафту Балканского полуострова, за исключением, однако, Греции, в последние десятилетия она распространилась по территории Средней Европы и в настоящее время обычна для городов у южных берегов Балтийского моря, южной Швеции и юго-восточной Англии. В этих местах она специфичная, приведенная птица культурного (городского) ландшафта.
Расселение по «уже готовому» культурному ландшафту происходит, конечно, и в случаях интродукции (проникновение вида в совсем новые для него места). Яркий пример кроме указанного уже расселения скворца и домового воробья в Северной Америке также расселение колорадского жука и белой бабочки в Европе.
Однако есть еще и иной тип расселения видов животных, фактически без расширения ареала, а только с его «уплотнением». Нечто подобное наблюдается у сойки в городах Европы (она гнездится теперь в Берлине, Лейпциге, Гамбурге, Лондоне и в других городах материка). В этом случае происходит вселение сойки в города без расширения ареала. Подобное явление называют иногда внутриареальным расселением.
Сравним с интересующей нас точки зрения фауну птиц культурных ландшафтов палеарктической и эфиопской областей.
Широкое заселение и земледельческое освоение степного ландшафта Юго-Западной Африки происходило примерно за три — пять последних десятилетий. При этом оно не сопровождалось появлением там новых видов птиц. В результате возникший культурный ландшафт имеет своих птиц, свойственных эфиопской области, вобранных этим ландшафтом здесь же, на месте.
В то время как в Средней Азии (Палеарктика) в кишлаках наблюдается множество гнезд черногрудого воробья, гнезда чеглока, тювика, черного коршуна, бухарской синицы и т. д., в садах Юго-Западной Африки много гнезд трех видов ткачиков; там, где есть открытая вода, сейчас же появляется капская трясогузка, а при наличии более высоких деревьев гнездится земляной дрозд. Различия в достаточной степени очевидны.
Что касается видов, гнездящихся непосредственно на строениях и, следовательно, проявляющих наибольшую степень сипантропизма, то, заменяя наших ласточек, городскую и деревенскую, в Юго-Западной Африке в качестве особо частой городской птицы селится скалистая ласточка, здесь в хозяйственных постройках может быть найдено гнездо маленькой перламутровогрудой ласточки; на верандах домов — гнездо полосатой ласточки. Вместо наших горихвосток в постройках гнездится южноафриканская церкомела, вместо домового воробья — дамарский, часто встречается каменка «горная», а в качестве общего вида с культурным ландшафтом Западной Европы может быть названа сипуха. Надо заметить, однако, что сипуха — космополитически распространенный вид.
Иные виды птиц — в культурном ландшафте Судана. В поселках там обычен воробьиный ткачик и наряду с домовым воробьем (общий у Судана с Европой вид) еще молитеизис и серый. Надо заметить, что два последних вида воробьев известны и в Юго-Западной Африке, но гнездования их в поселках там не отмечено. Общий у Судана с Юго-Западной Африкой (но не с Палеарктикой) белый и капский вороны. Из скворцов в поселениях Судана можно встретить два вида бронзовых. Там, как, впрочем, и по всей эфиопской области, гнездится малый стриж. Есть здесь и только что названная малая горлица. Интересно, однако, что кольчатая горлица (правда, особый подвид, который выделяется некоторыми орнитологами в отдельный самостоятельный вид) в городах и поселках Судана не гнездится. В городах Кении и Танзании обычны птицы-мыши. Это особый отряд птиц, свойственный только Эфиопской области.
Если проводить сравнение с фауной культурных ландшафтов Индомалайской зоогеографической области, то в садах Индии и Бирмы можно видеть виды кустарниц и бульбулей (два семейства воробьиных птиц, охватывающих большое количество видов, из которых в Палеарктике известны только несколько, в СССР — два). В южной Азии в постоянном соседстве с человеком встречается черный дронго, филиппинский и мадрасский ткачики, два вида мунии, некоторые нектарницы. Одна из обычнейших птиц культурного ландшафта там обыкновенная майна. (Впрочем, надо отметить, что майна на глазах современного поколения орнитологов широко расселилась по Средней Азии и известна теперь на севере вплоть до Чимкента.) Кроме названной майны в Южной Азии встречается еще черноголовая майна и в Таиланде — хохлатая; как специфическая птица городов Шри Ланка может быть назван еще ушастый скворец. Нашу палеарктическую ворону в городах Южной Азии заменяет особый вид вороны. Это настоящая городская птица, напоминающая галку.
В Индокитае можно увидеть в городах на деревьях (например, в Ханое) гнездовые колонии азиатских малых бакланов, гнездятся там и белокрылые цапельки. В постройках держатся пятнистые сычи, в садах и парках — кукушка-марелипус, в Ханое круглый год живут своеобразные сороки рода Китта.
Что касается австралийской фауны птиц, то она находится в несколько особом положении, так как там имеется довольно большое количество видов, приведенных культурным ландшафтом из другой зоогеографической области, преимущественно из стран Малайского архипелага. Это вполне понятно, если учесть, что культурный ландшафт Австралии — молодое географическое образование. Оно стало возникать в ту пору, когда межконтинентальные связи были уже достаточно интенсивны. Одни виды культурного ландшафта приведены туда непосредственно человеком, другие вселились и без его непосредственной помощи. Кроме того, но причине молодости культурных ландшафтов местные, вобранные в них виды просто не имели времени «закрепить» свои позиции и противодействовать появлению пришельцев, что наблюдалось, например, в Южной Африке.
Коренные обитатели (эндемики) Австралии уступают обычно место в культурном ландшафте своим «старшим» собратьям, пришедшим из других зоогеографических областей. Так, зебровая горлица вытесняется из городов Австралии китайской горлицей. Случайно попавшие на этот материк мускатные вьюрки успешно вытесняют местных, в городах, в частности, — зебровых вьюрков.
И тем не менее в садах Австралии гнездится рядом с домами и даже может быть встречена сидящей на подоконнике эндемик этого материка — атласная беседковая птица. Она иногда ворует через окно украшения для своей токовой площадки. В садах Западной Австралии во множестве встречается крупная гульдова белоглазка. Как говорят, она замещает там домового воробья. Могут быть названы также свои виды нектарниц, ткачиков и медососов, местная лесная «ласточка» (артамус), эндемичные виды попугаев, голубей и т. д. Местами в культурный ландшафт вселился полулапчатый гусь. Таким образом, некоторое количество собственных птиц культурного ландшафта имеет и австралийская зоогеографическая область. В городах Австралии встречаются, как уже отмечалось, свои млекопитающие, например кузу и даже иногда утконос.
Для наглядности можно более подробно сравнить фауну птиц Палеарктики, Эфиопии и Южной Азии в отношении наиболее связанных с человеческими поселениями видов птиц — стрижей и ласточек. Здесь наблюдается следующее. В городах СССР обычны черный и белопоясный стрижи, причем оба вида гнездятся и в естественных условиях. В Эфиопской области и в Южной Азии черного стрижа нет, а белопоясный лишь частично охватывает своим ареалом Индомалайскую область. Зато в городах Южной Азии обычен малый стриж (может быть встречен и в самых южных частях Палеарктики). Он также гнездится и вне культурных ландшафтов. Для Африки и Южной Азии в качестве птицы культурных ландшафтов должен быть назван еще и пальмовый стриж. На Филиппинах он живет и в поселках, а в северном Таиланде — исключительно вблизи человека. Последнее объясняется тем, что пальмовый стриж гнездится на кокосовых пальмах, которые культивируются там человеком и принадлежат в Таиланде исключительно культурному ландшафту (следовательно, здесь пальмовый стриж уже приведенная птица). Особенно любопытно, что в Бирме в провинциях Чин и Качин, где названные пальмы редки, стриж изменил свои повадки и устраивает гнезда на сельских домах или в туннелях, т. е. непосредственно вблизи человека. Также и в Западной Африке (Республика Заир), где пальмы редки, пальмовый стриж, как пишут наблюдатели, откладывает яйца и выводит птенцов среди пальмовых листьев, покрывающих крышу построек.
Любопытно, что белопоясный стриж, обычный для поселений человека в Палеарктике, в части своего ареала, относящейся к Индомалайской области, в городах не встречается. Какое-то отношение к человеку (к его сооружениям) он имеет только в Бирме, где тысячами пар гнездится в виадуках в Шаньской провинции.
К палеарктическим ласточкам, гнездящимся на постройках, относятся деревенская ласточка, или касатка, рыжепоясничная и городская ласточка, или воронок. Кроме того, вблизи человека, но только в качестве исключения в постройках, делает гнезда береговая ласточка, у мостов и изредка по арыкам — заходящая с юга в Палеарктику нитчатая ласточка. Но ее следует считать принадлежащей культурным ландшафтам в основном индомалайской фауны. В Африке, в жилищах преимущественно туземного типа, устраивает гнезда эфиопская ласточка, абиссинская, в западных частях материка — также гамбийская и скалистая (иная, чем у пас) ласточки. В Юго-Западной Африке в культурный ландшафт включаются названные уже ранее перламутровогрудая и полосатая ласточки. В Восточной Африке могут быть встречены в качестве гнездящихся под крышами птиц ласточки ангольская и белогорлая.
Впрочем, это не полный перечень ласточек Африки, которые связаны с постройками. Но и названных достаточно, чтобы попять, что даже в синантропной фауне географические различия проявляются вполне определенно в тех случаях, когда культурный ландшафт имеет большую древность, как, например, в Южной Азии и Африке. В случае недавнего возникновения этого ландшафта в его фауне могут преобладать приведенные виды и притом иногда расселившиеся из других зоогеографических областей, что наблюдается в культурных ландшафтах Австралии и особенно на Гавайских островах и в Новой Зеландии.
Относительно таких ярко выраженных синантропов, как ласточки, следует сказать еще несколько слов. Большое количество их видов принадлежит палеогейской суше. И там можно наблюдать полный ряд видов с переходом от гнездования вне всякой связи с человеком к видам, только иногда гнездящимся на постройках или внутри их, затем — в равной степени использующим как культурный, так и естественный ландшафт, и, наконец, к почти исключительно гнездящимся на постройках и внутри их. Любопытно при этом, что все они принадлежат культурному ландшафту только в тех областях, которые охватываются их естественными ареалами. Таким образом, настоящих приведенных видов у ласточек палеогейской суши, видимо, нет. Нет, следовательно, и существенного расширения ареала с помощью культурного ландшафта. Можно говорить, видимо, только о локальном приведении и о впутриареальном расселении по культурному ландшафту в пределах первоначального естественного ареала. Нитчатая и рыжепоясничная ласточки, так же как и малый стриж, распространены кроме палеогейской суши в той или иной степени и в Палеарктике, но и они не приведены туда человеком: это их естественный ареал. Лишь в отдельных деталях распространения рыжепоясничной ласточки можно увидеть, что культурный ландшафт способствует расширению ее ареала. Видимо, только одна деревенская ласточка (касатка) действительно многократно расширила (в направлении к северу) свой ареал в качестве приведенной туда культурным ландшафтом птицы.
В Евразии многие специфичные для культурного ландшафта виды птиц расселяются на север только по этому ландшафту. Однако есть одно интересное исключение: городская ласточка — столь ярко выраженный синантроп — на севере Якутии гнездится без какой-либо связи с человеческими постройками в береговых обрывах реки Анабар под 72° с. ш. Подобное же отмечено недавно и для реки Индигирки. Здесь самые северные места распространения этого вида птиц. Живут они там без «помощи» человека.
Не увеличивая далее количество примеров, можно сказать в отношении птиц, связанных с постройками человека, что фауна их в разных зоогеографических областях является производной фауны своей зоогеографической области, а то, что некоторые виды принадлежат не одной только области, объясняется прежде всего положением их естественного ареала, искони расположенного в двух или более фаунистических областях. Даже приведенные виды, которые расселяются вместе с культурным ландшафтом на значительные расстояния, останавливаются обычно у границ «своей» зоогеографической области.
Не надо забывать при этом, что одноименные культурные ландшафты разных географических зон, а тем более материков, принадлежащих различным зоогеографическим областям, часто сходны только внешне. На самом деле там разные типы поселений, различные культуры растений, способы обработки земли и климатические условия не одинаковы. Поэтому на фоне большого числа специфических для данной местности видов общие для нескольких географических зон, а тем более фаунистических областей виды отходят на второй план.