Зародыш, так же как и взрослое животное, нуждается в питательных веществах.
Сначала он питается белком. К шестнадцатому дню белок почти исчезает, и желток становится главной его пищей.
На семнадцатый день жидкость зародышевой оболочки амниона постепенно начинает убывать, сосуды алантоиса, выстилающие скорлупу, сжимаются и высыхают.
Они сделали свое дело и больше не нужны.
На девятнадцатый день желточный мешок начинает через пупок втягиваться в тело цыпленка. Остатками желтка в этом продовольственном мешочке цыпленок будет пользоваться первые дни своей жизни, пока не приучится клевать и находить пищу в достаточном количестве.
Теперь наступает самое трудное время. Цыпленку предстоит громадная мускульная работа: нужно пробить толстую кору и вырваться на волю. Правда, скорлупа эта уже не та, что вначале. Часть содержавшейся в ней извести пошла на ткани и кости цыпленка; скорлупа сделалась более хрупкой. Но борьба все-таки предстоит серьезная. Немало цыплят погибает в это время от собственной слабости или недосмотра за инкубатором.
С восемнадцатого дня легкие у цыпленка наполняются воздухом, и он вполне пробуждается к жизни.
Он просовывает голову из-под крылышка и начинает пробивать скорлупу. Клюв его снабжен к этому времени острым роговым наконечником, которым он действует с большим искусством. Сначала пробивает щелку. Дышать ему делается сразу легче. Он упирается ногами в стенку скорлупы, медленно поворачивается и не переставая долбит стенку своей темницы. Если взять при этом яйцо и приложить к уху, можно услышать частые и глухие удары, как в далекой шахте рудника.
Иногда слышен и писк. В детстве мне часто казалось, что это цыпленок зовет на помощь. Я решительно брал яйцо и старался как можно скорее освободить цыпленка. Но с первым же надломленным кусочком скорлупы проступала кровь. Это очень огорчало меня, и я, чтобы поправить дело, подсовывал яйцо под встревоженную наседку.
Об алантоисе и его кровеносных сосудах мне тогда ничего не было известно. Не понимал я и того, что, разрушая скорлупу, я разрывал деятельные еще кровеносные сосуды и убивал птенца.
Как ни трудно приходится цыпленку, потомки сильных, здоровых родителей всегда, однако, побеждают. Через шесть или двенадцать часов упорной работы скорлупа оказывается надломленной; птенец упирается ногами в дно, делает последнее усилие и отваливает скорлупу.
Но каким жалким и обессиленным он выходит из этой борьбы! Дрожащая головка на тонкой мокрой шее опускается книзу, и цыпленок долго дремлет, пока не соберет сил, чтобы начать понемногу двигаться. Но силы новорожденного нарастают самым чудесным образом, и уже на другой день мы видим его у стеклянной дверцы инкубатора. Цыпленок громко просится на свободу; если же он вывелся под курицей, то уже нередко карабкается на спину своей матери-наседки.