Для всякого хозяйства, в том числе и заповедного, основой является точный учет количества хозяйственных объектов, начиная с главнейших. В Кондо-Сосвинском местообитании, в одноименном заповеднике, и прилежащих ПОС (производственно-охотничьих станциях) бобр служит ценнейшим из объектов и работа с ним, а в первую очередь тщательный учет, есть основная задача хозяйства.
Известно, какие трудности представляет учет диких животных, тем более на больших, слабо освоенных территориях. Однако бобр представляет собою исключение. Это зверь почти оседлый, оставляющий в местах своего пребывания совершенно четкие следы в виде пней и погрызов, не говоря уже о тропах, лазах и, наконец, всевозможных сооружениях, не могущих не бросаться в глаза каждому. В то же время количество заготовленного на зиму корма позволяет в достаточной степени точно судить о численности бобров в данной зимовке. Следы резцов допускают даже возможность делать заключения о возрастном составе дровосеков. Наконец, и это особенно относится к нашему местообитанию с его белыми ночами (62—63° с. ш.), всегда возможна проверка наличия бобров непосредственным наблюдением со сторожевого пункта.
Нельзя, конечно, не отметить физические трудности, предстоящие учетчику бобров в описываемой местности. Итти приходится берегами крайне извилистых речек, таща на себе котомки с предметами первой необходимости. Даже на тех, в общем редких участках, где берега крепки и проходимы, приходится на каждом шагу преодолевать препятствия из валежника, кустов, размывов и т. п. Но большая часть пути пролегает по берегам мягким, заболоченным, заросшим высокой травой, предательски скрывающей ямы и колдобины. Особенно трудна бывает дорога через «калтусы» — «согры», сильно заболоченные участки приречной чащи, тем более, если она состоит из тальников. При отсутствии населенных пунктов, особенно таких, где можно пополнить запас продуктов, невозможность иного транспорта летом, кроме спины носильщика, создает серьезные, специфические затруднения с питанием и лагерным оборудованием, которыми приходится довольствоваться в минимальных дозах. Такие переходы, по необходимости многодневные, доступны только людям физически крепким, требуют навыка и закалки. Впрочем, нужно сказать, какая же из таежных исследовательских работ лишена препятствий и похожа на прогулку в парке? Трудности не умаляют преимуществ, которые представляет бобр для учета в сравнении со всеми другими млекопитающими, а человеку, который боится тайги, не следует, конечно, и браться за подобные задания.
Методика учета бобров, которой пользовался Кондо-Сосвинский заповедник, изложена в инструкции, составленной коллективом научных работников под руководством и при участии заведующего научной частью (приложение № 3). Сущность ее заключается в следующем. Ответственный учетчик с помощником проходит по речке от устья до вершины или обратно от самых истоков, следуя всем извилинам реки и не удаляясь от берега. При наличии большого опыта обоих работников допускается «срезание мысов», т. е. со стороны выгиба реки учетчик переходит мыс у основания напрямик, чем очень экономятся сила и время. При прохождении тщательно отмечаются все следы деятельности бобров, научиться различать которые, даже среди травы и кустов, не представляет большого труда. Заготовки данного года обследуются особо, причем подсчитываются и промеряются все срезанные и начатые деревья, а заготовки кустарников определяются на глаз. Особо осматриваются затопленные запасы и определяется ориентировочно их объем. Собранные данные служат основой для определения количества бобров в гнезде из расчета 8—9 срезанных деревьев (с учетом заготовки кустов) на одного бобра, причем принимается во внимание и время учета. О наличии и возрастном составе бобра судят дополнительно по размерам резцов, следы коих рассматривают и измеряют, на погрызах. Осматриваются также следы, учитывается число лазов и, по мере возможности, производятся непосредственные наблюдения над животными. Совокупность этих данных позволяет затем с известной степенью точности подсчитать зверей.
При учете бобров рекомендуется соблюдать большую осторожность, но в заповеднике допускались в этом отношении прекурьезные преувеличения, отраженные отчасти даже в прилагаемой инструкции. Запрещалось производить малейший шум, громко разговаривать вблизи гнезд производить промеры предписывалось в полном молчании, не перекликаться через реку, не останавливаться ближе, чем за километр от гнезда, и прочие вздорные мелочи, чисто ритуального характера. На выработке всех этих правил отразилось убеждение аборигенов, очеловечивающих бобра, в сверхъестественных его способностях, о чем будет сказано ниже. На самом же деле бобр ничуть не более пуглив, чем всякий другой зверь. В этом убеждают нас как приведенные выше наблюдения, так и литературные данные, особенно последняя работа Л. В. Шапошникова (389, стр. 179).
Приведем характерное высказывание А. И. Лоначевского, давшего в свое время интересную статью о бобрах Приднепровья (191, стр. 7). Бобры «не стесняются соседством человека. Их не разгоняет ни стук колес по шоссе, ни звон, почтового колокольчика, ни грохот поезда, ни свистки паровоза, ни крик людей на соседнем покосе».
Без сомнения, названная примитивная методика, в целом перенятая из опыта аналогичных работ других организаций, не вполне удовлетворительна. Укажем хотя бы на то, что волей-неволей посещение гнезд происходит в разное время с амплитудой более месяца, при этом и запасы бобров застигаются в разной стадии готовности, что влечет ошибки в суждении о количестве зверей. Заключение по сумме данных, каждое из которых не лишено условности, требует большого опыта от работника, а главное во всяком случае весьма субъективно, то есть не вполне надежно и затруднено к проверке.
Не подлежит сомнению, что дело учета бобров в пределах местообитания в целом, а в заповеднике, естественно, в первую очередь, поднимется на должную высоту только тогда, когда вместо эпизодических Посещений, происходивших до сих пор, учет станет повседневной работой определенных лиц, коим будет вменено в обязанность следить за некоторой группой гнезд, а в них за каждым бобром. Для этого, по проекту автора данных строк, заповедник должен быть разбит на секторы по числу кордонов охраны, причем в каждый сектор должны войти определенные бобровые речки, а в них точное количество бобровых гнезд. Последние, согласно присвоенным им номерам и учтенному количеству бобров, должны быть закреплены за определенными наблюдателями охраны, на которых и должна лежать вся ответственность за учет и охрану зверей. Общий же контроль за учетом поголовья и колебанием численности должен осуществляться научным работником, специалистом по бобру, в работе которого данный раздел должен быть основным. Только с проведением этих первоначальных мероприятий можно будет серьезно говорить об организации бобрового хозяйства.
История учетов бобра Кондо-Сосвинского очага не длинна. Первый из них был сделан В. В. Васильевым во время обследования им местности в 1927—1928 гг. Учет этот сам автор называет «теоретическим» (исходя из ряда источников, мы должны назвать его, как и все почти обследование, «опросным»); охвачено им было почти все местообитание. С момента организации заповедника учетов было только три: в 1933, 1937 и 1940 гг. (не считая отрывочных «обследований» на отдельных речках, которые производили в двух-трех случаях неподготовленные для этой цели сотрудники охраны). При этом в 1933 и 1937 гг., несмотря на многочисленные подготовки, территория заповедника обследовалась только отчасти. В известной степени причиной этому было то, что силы, и без того недостаточные, были нерасчетливо распылены по всей территории, где можно было ожидать бобров, почему цель и не могла быть достигнутой. Наиболее полным, оставившим неохваченным ничтожный процент речек, был учет 1940 г., давший единственно достаточные материалы.
Сколько бобров в Кондо-Сосвинском заповеднике? Мы ставим этот вопрос так узко потому, что, к сожалению, не можем даже задавать его в отношении очага в целом. Но, увы, и в отношении указанной части местообитания, на которой бобром специально занимаются более 10 лет, такой кардинальный вопрос остается без должного ответа. Более того, вокруг него громоздилось множество самых неопределенных слухов и противоречивых данных. Принимая во внимание особую важность возможного уточнения требуемой цифры, придется разобраться с ней подробно.
Каковы источники сведений о бобрах заповедника? Вплоть до 1940 г. они целиком и полностью исходили от бывшего директора заповедника В. В. Васильева, имевшего в личном распоряжении все сведения о бобрах. При этом единство источника должно было бы породить единство сведений, однако, действительность показала иное.
Первые цифровые данные о бобрах Кондо-Сосвинского очага даны B. В. Васильевым после обследования 1926—1927 гг. Он определил количество их в 788 штук (см. 60 и др.). Должен отметить, что, проверив, насколько было возможно, эти данные в 1940—1941 гг., особенно расспросами тех же туземцев, которые давали сведения и В. В. Васильеву, я пришел к заключению, что опрос был сделан тщательно, и, если не считать ошибочного утверждения о том, что бобров «определенно нет на Тапсуе» (59), цифра эта, вероятно, была близка к действительности. Однако В. В. Васильев нашел нужным снизить. ее до 300 штук (60), и эта магическая величина осталась центральной в суждении о бобровом; поголовье вплоть до 1940 г. Триста голов фигурируют у С. Северцова (300, 1929 г.), Г. Л. Граве (85, стр. 93, 1931 г.), у А. В. Федюшина (368, стр. 81, 1935 г., впрочем, тут же говорится и о 700 бобрах!).
C. А. Куклина (180), В. Е. Ушакову (366) и у многих других. Эту же цифру приводит в своей заметке В. Н. Скалой (323), написавший ее по согласованию с директором В. В. Васильевым и специалистом по бобру. Однако в примечании к заметке редакция журнала указала, что по имеющимся у ней сведениям, вышедшим из заповедника, бобров на его территории 700 штук, и поставила в вину автору его неосведомленность.
Как уже сказано, в литературе нет единства мнения о количестве бобров Кондо-Сосвинского заповедника. Именно, в заметке В. В. Васильева (59) мы, кроме принятой им цифры 300 голов, находим 788 я 630, у П. В. Корша (161) точно 293, В. Е. Ушаков (366) дает цифру 700, С. А. Куклин (178) 400, В. Виницкий (65) 500. Наконец, В. Н. Макаров (200) в 1940 г. авторитетно сообщил, что бобров в заповеднике «более 500 штук».
Ближайшее ознакомление с ведомственными материалами дает еще более путаное представление о количестве бобров в заповеднике. В различных документах, выписки из которых приведены в приложении № 4, размеры поголовья определяются по-разному: 300—350 шт. (№ 1), 410 шт. (№ 4), 373 шт. (№ 6), 400 шт. (№ 8), 300 шт. (№ 12). Более того, в одном случае приводимые цифры относятся к территории заповедника собственно, в другом — к водоразделу р. Конды и р. М. Сосвы. В то же время никаких документов подлинного учета, при помощи которых можно было бы установить хотя бы происхождение той или иной цифры, в архиве заповедника не обнаружено вовсе.
Об имевшихся преувеличенных представлениях о численности бобров свидетельствует одно из положений рецензии А. М. Колосова на работу Л. В. Шапошникова о результатах реакклиматизации речного бобра в 1941 г. (Сборник рецензий ПЛБ 1941 г.): «Большая численность бобров на Северном Урале, дающая ежегодный прирост в 400—500 особей, заставляет поставить вопрос о хозяйственном использовании этого поголовья».
Совершенно иную картину дает упомянутая работа «Речные бобры и соболи в Кондо-Сосвинском государственном заповеднике». В главе, посвященной учету и динамике численности бобра, мы находим, наконец, подлинные цифры учета по речкам. И что же? Оказывается, в 1933 г. учтено на территории заповедника 207 и в 1937 г. 150 голов бобра! Правда, в начале главы авторы говорят, что к этим цифрам, по их мнению, следует прикинуть еще столько же, чтобы общее количество стало равным 300 головам. Тогда же получится та цифра, которую В. В. Васильев определил в 1928 г. Авторы убеждены в том, что эти манипуляции докажут центральное положение работы с бобром в заповеднике за все прошлое время, а именно, что поголовье «стабилизировалось»! Нужно ли говорить, что утверждение о полной неизменности поголовья зверей за 12 лет вообще абсурдно. Но этого мало, в данном случае идет разговор о животных, которые в течение 12 лет обитали в условиях полной заповедности. Каким же путем могла получиться «стабилизация»? Какие силы сделали невозможным естественный и неизбежный прирост стада? Если же имели место некие роковые влияния, то почему не начало подверженное им стадо деградировать?
Когда в начале 1940 г. было выяснено полное неблагополучие со сведениями о бобрах, стала очевидной необходимость немедленных мероприятий по организации учета бобров в заповеднике в ближайшем же сезоне. Энергичными мерами удалось, преодолевая множество затруднений (финансовых и особенно организационных), провести осенью 19.40 г. семью партиями учет бобров в заповеднике почти по всем его речкам.
Каждый из руководителей партий, в своем отчете сам определял количество учтенных им бобров, но общий подсчет и заключение о размерах поголовья по всем отчетам было поручено З. И. Георгиевской, как ответственному исполнителю темы по бобру. Последняя делала свои расчеты под руководством и при участии В. В. Васильева.
Поголовье бобров в заповеднике, по учтенным осенью 1940 г. речкам, оказалось равным 168 экземплярам. Так как немногие особи остались и в этот раз неохваченными учетами, можно думать, что на них еще скрывается некоторое количество бобров, но по самым оптимистическим предположениям оно никак не превышает 20—30 штук. Таким образом всего в заповеднике обитает не более двухсот голов бобра.
Для суждения о движении численности бобров в заповеднике мы располагаем материалами учета 1933, 1937 и 1940 гг. К сожалению, в целом они несравнимы, так как обследованию подвергались не одни н те же реки. Однако даже выборочное сопоставление дает очень много.
Именно, взяв 1933 г. как исходный за 100%, мы находим, что поголовье бобров в заповеднике снизилось по системе р. М. Сосвы на 42%, по системе р. Конды на 16,1%, а всего по обеим системам на 23,2%. Иными словами, мы имеем перед собой катастрофическое падение поголовья.
Еще более угрожающий характер принимают эти данные, если мы их рассмотрим, исключив бобровое стадо р. Уха, — единственной из речек заповедника, которая показала здоровый, теоретически обязательный для всех рост поголовья. При этом падение численности бобров по системе р. Конды оказывается равным 56,8%, а по обеим системам — 51,9%.
Иными словами, результаты учета показали, что за 6 лет (с 1934 по 1939 г.) стадо бобров заповедника сократилось вдвое, т. е. находится в состоянии резкой деградации.
Исходя из материалов прошлого, заведующий научной частью заповедника еще в июне 1940 г. поставил перед центром вопрос о явном неблагополучии с бобрами в заповеднике, а затем дважды возвращался к этому вопросу в докладных записках об угрожающем, состоянии бобрового поголовья. Однако фактическая проверка этих заключений превзошла все ожидания. Выяснившееся печальное состояние бобров в заповеднике тем показательнее, что на прилежащих к нему угодьях ПОС поголовье бобров, по собранным различным сведениям, увеличивается!
Но обратимся к разбору данных учета по отдельным речкам, что необходимо на пути к выяснению причин описанного явления.
Бассейн р. М. Сосвы. Р. Ем-Еган, самый крупный из ее притоков. Бобров на нем нет «уже давно». Однако ряд данных позволяет говорить о том, что они были истреблены здесь браконьерами уже в бытность заповедника. Сама река в ряде участков для обитания бобров вполне пригодна, а местами благоприятна. В 1940 г. на вершине одного из ее притоков р. Тугра было обнаружено поселение в 4 бобра, которого не было в 1933—1937 гг. Значит, бобры вновь способны осваивать речку, на которой их незадолго до того истребили, — яркий пример полной жизнеспособности местного стада!
Выше — р. Онжас (с притоками р. М. Онжас и р. Вай). До отлова бобров 1937 г. была главной из бобровых рек М. Сосвы. После отлова опустела совершенно, что было доказано обследованием З. И. Георгиевской летом 1940 г. Быть может, как предположила позднее З. И. Георгиевская, бобры есть еще в истоках Онжаса, но если это и так, факт опустошения речки отнюдь не меркнет, ибо З. И. Георгиевская дошла до пределов, выше которых исследователи вообще не поднимались и в которых после отлова должно было оставаться более 20 бобров, не считая приплода.
За р. Онжасом: р. Потлох и р. Тать-Еган, на которых поголовье медленно сокращается. Наконец, реки Порх-Еган, Таты-Пандн-Еган, Акрыш-Еган и верховья самой р. Сосвы. Все они, кроме Акрыш-Егана, дают повышение против 1933 г., но против 1937 г. «стабилизированы» (обследование этих рек проводил в 1940 г. В. В. Васильев).
Система р. Конды. Сама р. Конда, давая небольшое повышение в сравнении с 1937 г., показывает значительное запустение против 1933 г. Такую же картину мы имеем на р. Пурдане. Р. Нюрух, некогда славившаяся изобилием бобров (следы пребывания их на ней видны повсюду, вплоть до истоков), сохранила только одно поселение, на устье. Р. Есс — главнейший из притоков верхней Конды — также знаменитая обилием бобров, дает, резкое снижение поголовья.
Особняком стоит только р. Ух. Она имеет повышение численности бобров против 1933 г. слишком в 10 раз и против 1937 — в два раза. Притом вое три обследования производили на нем лица, знающие бобров, в том числе в 1937 г. З. И. Георгиевская, а в 1940 г. М. М. Овсянкин.
Несомненность деградации бобрового стада в заповеднике особенно бросается в глаза после рассмотрения табл. 5, показывающей изменение количества бобров внутри поселения за истекшее время.
Равное в 1933 г. 5,6, оно скатывается в 1937 г. до 2,4 и немного лишь поднимается до 3,8 в 1940 г. Снижение это особенно важно отметить потому, что оно обусловливается главным образом повышением числа бобров одиночек. Если вспомнить условия общения бобров между собою по речкам данного района, а особенно очевидную невозможность встречаться в этих условиях в период гона, приходится говорить о том, что данные материалы заставляют считать деградацию стада отчасти уже необратимой.
Можно ли считать обнаруженное явление результатом длительного векового процесса? Совершенно очевидно, что к этому нет никаких оснований. В течение весьма длительного периода, от времен древних и вплоть до обследований В. В. Васильева, территория очага сохраняла достаточную плотность бобра. Опрошенные старейшие промышленники единогласно утверждали, что известные им с детства бобровые речки не оскудевали, а если количество зверей на них и не выходило из некоторого предела, то причиной тому был непрекращающийся промысел. Стадо в первоначальные подсчеты В. В, Васильева (788 бобров!) заставляет признать эти показания обоснованными. Притом в пользу этого же говорит выясненная выше большая устойчивость границ очага. Оставив пока определение коренных причин существующего положения кондо-сосвинских бобров, подчеркнем несомненность одного вывода: приведшее к деградации стада падение численности зародилось и протекло после организации заповедника.