История географии за рубежом в XVIII—XX вв. свидетельствует о непрестанном упадке там географической мысли.
Развитие географической теории шло, в основном, в метафизическом и идеалистическом русле: от Канта — к Риттеру, от Риттера — к Геттнеру, Хентингтону и Хартшорну. На этом фоне одиноко возвышается фигура А. Гумбольдта, который высказал ряд плодотворных и ценных идей.
Гумбольдт, создавая своё учение о физике вселенной, различал в нём две части: сидерическую и теллурическую. Часть теллурическая, или физическое землеописание, довольно близка к тому, что мы называем сейчас общим землеведением. Гумбольдт писал: «Как история философии не состоит в одном грубом накоплении различных философских мнений, так и теллурическая часть мироописания не есть энциклопедическое соединение естественных наук».
И далее: «созерцание однородных или близко-сродственных отношений природы, общий обзор земных явлений в их взаимной зависимости… не должно смешивать с разбором отдельных предметов природы». В краткой формуле Гумбольдт даёт определение задач общего землеведения: «последняя цель физического землеописания есть… познание единства во множестве, исследование общих законов и внутренней связи теллурических явлений».
Гумбольдт считал, что природа есть «вечно растущее, вечно пребывающее в преобразовании и развитии», что «нельзя совершенно отделить описание природы от истории природы; геогност не может обнять настоящего без прошедшего; и то и другое проникает друг друга и сливается в картине земной природы». Наконец, он был твёрдо убеждён, что выводы философии не могут расходиться с выводами естественных наук; если это расхождение налицо, то либо философия пуста, либо вывод из научных фактов сделан неправильно.
Наследство А. Гумбольдта в области географической теории не нашло в Западной Европе условий для дальнейшего развития. Оно было захлёстнуто потоком всякого рода лженаучных концепций, из которых наиболее живучей, наилучше отвечающей интересам господствующих классов капиталистического общества, оказалась концепция немецкого географа А. Геттнера.
Чтобы «отыскать» для географии независимое место, Геттнер создал насквозь формальную, идеалистическую классификацию наук. Он считал, что если какое-нибудь явление изучать со стороны его существенных признаков, отличающих его от других явлений, то это будет делом одной науки («систематической»); если изучать не самые явления и вещи, а лишь типы размещения их в пространстве, это будет уже другая наука («хорологическая»); наконец, изучение последовательности явлений во времени составит задачу третьей группы наук («исторических»). География в этой схеме отнесена к хорологическим наукам: её особенность и независимость будто бы в том, что она, мало интересуясь существом явлений и их сменой во времени, изучает Землю почти исключительно с точки зрения пространственной группировки предметов.
Из классификации Геттнера следует, что один и тот же предмет, смотря по обстоятельствам (в зависимости от «точки зрения» на него), может быть объектом исследования трёх наук и, значит, ни одна из них, взятая в отдельности, не даст о предмете целостного, реального представления, т. е. не имеет возможности познать предмет. Классификация эта метафизична, потому что она искусственно разрывает категории качества, пространства и времени, которые в материальном объекте всегда налицо все вместе, а также потому, что, отказывая географии в праве заниматься проблемой развития, она делает объект географии неподвижным, статичным. Включать в географическое описание местности историю её развития Геттнер считает «методологической ошибкой», а необходимость в какой-то мере учитывать изменение ландшафта во времени — «неизбежным злом». Ясно, что Геттнер обрекает географию быть описательной псевдонаукой, занимающейся механическим и бесплодным установлением особенностей распределения предметов по земной поверхности.
Любое явление в природе не только характеризуется своим качеством, но также распределением в пространстве и развитием во времени. Не принимать во внимание какой-нибудь одной из этих особенностей — значит обречь себя на отказ от познания действительности и, хуже того, проповедовать вредную идею, что природа есть случайное сочетание независимых предметов, явлений и даже отдельных «сторон» явлений. Чтобы действительно знать предмет, надо изучить все его стороны, все связи, надо брать предмет в его развитии, изменении, во всей его конкретности.
Придерживаясь идеалистической концепции непознаваемости мира, Геттнер отрицал реальность географических ландшафтов. Он рассматривал ландшафты не как действительно существующие природные образования, а как простое выражение совокупности всех наших знаний о сходствах, различиях и пространственных отношениях предметов и явлений, т. е. как измышление человеческого ума. Определённых естественных областей не существует; географ может заниматься делением земной поверхности только основываясь на субъективных суждениях; нет делений правильных и неправильных, а есть только деления целесообразные и нецелесообразные.
Таков антинаучный произвол, вносимый Геттнером и его последователями в географию, загнавший теорию этой науки в Европе и Америке в безысходный тупик. Учение А. Геттнера буржуазная география до сих пор считает, как это видно из писаний американца Хартшорна, «венцом» своих теоретических достижений.
По мнению некоторых авторов, признаком, достаточным для того, чтобы считать науку самостоятельной, служит наличие у неё собственного метода исследования. У географии будто бы есть особый географический метод, слагающийся из принципов пространственности, причинности и сравнения. Но это неверно. Мы не знаем такой естественной науки, которая игнорирует распространение изучаемого явления в пространстве, не устанавливает причины явлений и не сравнивает одних явлений с другими. Особого географического метода так же не существует, как не существует методов химического, медицинского, астрономического и т. д.
Методов меньше, чем наук, и ни один из них не составляет специфической принадлежности только одной какой-нибудь отрасли знания. Очевидно, что классифицировать науки по методам исследования или познания столь же неправильно, как и разделять их по геттнеровским «точкам зрения» на изучаемый предмет.
Физическая география в нашей стране развивалась самобытным путём. И здесь в теоретических построениях она отражала борьбу двух взаимно исключающих мировоззрений — идеалистического и материалистического, но главное её направление лежало в материалистическом русле. Оттого географическая мысль в России и в СССР неуклонно шла на подъём и достигла в наше время результатов, позволяющих говорить о создании общих контуров широкой и перспективной географической теории.
Советская география получила от географов-классиков дореволюционного прошлого ценное наследство. В своём сочинении «О слоях земных» и в других работах М. В. Ломоносов первый в мировой географической литературе выдвинул идею о развитии природы и о существовании закономерных взаимосвязей между компонентами земной поверхности. В классических произведениях С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки» (1755) и П. И. Рычкова «Топография Оренбургская» (1762) дано целостное описание всей природы соответствующих районов. В XIX в. передовые географы России разрабатывали географические идеи, в основе которых лежали материалистические философские высказывания Белинского, Чернышевского, Добролюбова и др.
К 1898—1900 гг. относится опубликование замечательных взглядов В. В. Докучаева, положивших начало подлинно научной физической географии. Докучаев указывал, что надо изучать не только отдельные тела и явления, но и существующие между ними генетические, вековечные, закономерные связи; что закономерное сочетание тел и явлений на Земле создаёт особые, целостные внутри себя, объекты природы — так называемые зоны природы; наконец, что весь неорганический и органический мир носит в своём общем характере явные, резкие и неизгладимые черты мировой зональности.
Идея взаимосвязи природных явлений господствует и в трудах Д. Н. Анучина, А. И. Воейкова, Н. А. Северцова, Г. Ф. Морозова, Г. Н. Высоцкого и других классиков русской географии.
Связь географических исследований с практическими потребностями страны, обоснование теоретических выводов обширным фактическим материалом, правдивость, конкретность и простота географических характеристик описываемых местностей, многосторонность (комплексность) географических исследований, стремление к установлению взаимосвязей в природе и к выделению местных её различий — таковы общие черты русской классической географии. И хотя классическая география не вышла за рамки стихийного материализма, не подвергала специальной разработке вопрос о развитии географических единиц, содержала серьёзные ошибки (в духе географического детерминизма) в оценке взаимоотношений географической среды и человеческого общества, мы должны судить о заслугах наших географов-классиков не по тому, чего они не дали сравнительно с нынешними требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно со своими предшественниками и современниками.
В качественно новый этап своего развития вступила география в нашей стране после Великой Октябрьской социалистической революции. Диалектический материализм стал достоянием широких масс народа и философской базой теоретических построений в науке. В связи с плановым, комплексным развёртыванием народного хозяйства невиданно огромный размах получили географические исследования обширных территорий СССР. Приток нового богатейшего фактического материала, дающего прочное основание для широких выводов и обобщений, участие в разрешении народнохозяйственных задач первостепенной важности, овладение марксистско-ленинской философией были теми исключительно благоприятными условиями, которые помогали советским физико-географам конструировать теорию своей науки. Мешали же этому проникавшие в советскую географию чужеродные метафизические влияния, главным образом элементы учения А. Геттнера.
Докучаевское наследие в советские годы было развито и творчески обогащено Л. С. Бергом. Берг утвердил понятие о ландшафте как о внутренне-закономерном единстве предметов и явлений, где целое влияет на части, а части — на целое, дал первые основы ландшафтно-географического районирования с выделением зон и ландшафтов как реально существующих в природе образований, окаймлённых природными границами, поставил вопрос о сменах ландшафтов в ходе развития нашей планеты, доказал необратимость этих смен. Предметом географии Л. С. Берг считал географические ландшафты. Географию он понимал как страноведение, т. е. как науку о ландшафтах.
Л. С. Берг в теоретических вопросах не был свободен от заблуждений: так, он признавал классификацию наук А. Геттнера и не считал общее землеведение отраслью физической географии.
Большинство советских географов, разрабатывая учение о ландшафтах, не повторяло этих ошибок: идеи Геттнера подверглись сокрушительной критике; почти никто не настаивал на изоляции общего землеведения от физической географии. Существенный вклад в теорию ландшафта внесли работы Б. Б. Полынова, В. Н. Сукачёва, Н. А. Солнцева, Б. Н. Городкова, Ф. Н. Милькова и других учёных.
Особую точку зрения на предмет и задачи физической географии развивал А. А. Григорьев. По Григорьеву, предметом изучения географии является структура географической (ландшафтной) оболочки земного шара, задачей — изучение не только структуры этой оболочки, но и присущего ей физико-географического процесса, — сложного процесса, который осуществляет взаимодействие и взаимосвязи всех компонентов природной среды, определяет особенности физико-географической среды отдельных территориальных единиц, характер их внутреннего развития и особенности внешнего вида земной поверхности, поскольку она существенно не изменена человеческим обществом.
Работы А. А. Григорьева содержат много правильных и ценных положений: обоснование качественного отличия географической (ландшафтной) оболочки от других оболочек планеты; указание на необходимость изучать географическую оболочку в её развитии; указание, что географическую оболочку следует изучать и в целом и по отдельным участкам; указание на важность исследования структуры географической оболочки, т. е. характера взаимодействий между предметами и явлениями и др.
Вместе с тем некоторые взгляды А. А. Григорьева вызвали серьёзную критику: его представление о физической и экономической географии как о единой науке и создание понятия единого географического процесса, объединяющего в себе и качественно отождествляющего закономерности развития природы и общества; представление о физико-географическом процессе не как о процессе развития географической (ландшафтной) оболочки (как это понимали, например, С. В. Калесник и Д. Л. Арманд), а как о единовременном взаимодействии предметов и явлений; невольное придание физико-географическому процессу черт какого-то постороннего, стоящего над географической оболочкой начала, которое управляет взаимодействиями в природной среде, определяет её внешний вид, внутренние особенности и характер развития. А. А. Григорьев в последнее время отказался от этих ошибочных положений.
Отдельные неправильные формулировки, некритически заимствованные из учения о физико-географическом процессе, вошли (наряду с положительными элементами воззрений А. А. Григорьева, Л. С. Берга и других авторов) в первое издание нашей книги «Основы общего землеведения» (1947). В нескольких её местах говорится, что физико-географический процесс формирует, создаёт географическую оболочку, что последняя есть внешнее выражение, форма, проявление физико-географического процесса. Эти ошибки в настоящем издании не повторяются.
Развернувшиеся в последние годы свободные и широкие дискуссии по методологическим вопросам географии помогли советским географам освободиться от значительного числа чуждых истинной науке взглядов и положений. Наиболее эффективный путь развития теории физической географии, как и всякой другой географической науки, лежит в обобщении конкретных и принципиально важных результатов, добытых научноисследовательской географической практикой.