Факультет

Студентам

Посетителям

Мутационизм и формально-генетические представления

Другим антидарвинистским течением является мутационизм. Как мы видели, де Фриз, введший термин «мутация» в практику науки, весьма сдержанно относился к теории отбора, осторожно именуя ее «прежней», т. е. устаревшей. Он противопоставил ей свою теорию мутаций.

По де Фризу «премутационный период» является автогенетическим процессом, который как бы подготовляет взрыв системы вида и рождение нового вида в форме мутации. Таким образом, виды сразу появляются готовыми, вполне сложившимися. Роль же отбора заключается лишь в том, что одни виды он сохраняет, а другие уничтожает.

Таким образом, мутационная теория была совершенно определенно направлена против дарвинизма. В таком виде, т. е. в дефризовском понимании ее, она вошла в генетику, и сама генетика, в начале ее развития, приобрела отчасти по этому антидарвинистский характер. Мутационизм был широко использован в целях идеологической борьбы с дарвинизмом, что было в свое время отмечено Тимирязевым.

Так, известный нам генетик Пеннет прямо писал, что «нам теперь ясно, что функция естественного отбора — выбор, а не создание». «Нет причин, говорит он, не допускать, что даже наиболее замечательные случаи мимикрии…. могли возникнуть путем мутации». Таким образом и здесь эволюция приравнивается к изменчивости, т. е. делается ошибка, свойственная, как мы видели, всем антидарвинистам. Элементы мутационизма в том же стиле имеются также в работах некоторых современных генетиков, склонных рассматривать естественный отбор только «как сито» или как «могильщика».

В чем же заключается ошибка мутационистов? Чтобы разобраться в ней, рассмотрим соответствующий пример.

Известно, что у дрозофилы наблюдаются бескрылые мутанты. С другой стороны, на обдуваемых ветрами океанических островах многие мухи также бескрылы. Можно, следовательно, сказать, что бескрылые островные виды — продукт мутации и что эти виды образовались без всякого отбора. Отбор только сохранил уже готовые виды. Но именно в этом простом случае хорошо выявлена ошибочность подобной точки зрения. Как уже указывалось, кергеленские бескрылые мухи вовсе не отличаются от крылатых мух только бескрылостью. Было указано, что они обладают целым набором «островных» признаков и соответствующих «островных» инстинктов. Таким образом, дело идет не об одной мутации, а о сложных островных жизненных формах, которые сформировались исторически, причем в ходе их истории происходило комбинирование в системах миксобиотипов самых различных мутаций. Только выживание наиболее гармоничных, наиболее полно соответствующих островным условиям миксобиотипов привело к становлению островных видов насекомых. Из сказанного выше ошибка мутационистов становится совершенно очевидной.

Однако, нужно подчеркнуть еще одну очень крупную ошибку мутационизма. Виды, по де Фризу, возникают сразу, скачком. После периода покоя наступает пароксизм изменчивости и внезапно возникает новый вид. Это представление получило широкое распространение во многих эволюционных концепциях, в том числе, как мы видели, у автогенетиков. Представление об эволюции видов, идущей пароксизмами (не смешивать с действительным, диалектическим скачком), является, по своему существу, антиисторическим и совершенно не отвечает фактам.

Тем не менее мутационная теория, в ее дефризовском акспекте, получила широкое распространение в генетике второго и третьего десятилетий нашего века, и многие генетики видели в ней концепцию, которая пришла на смену дарвинизму. В качестве основного фактора эволюции многие генетики готовы видеть число хромосом и их генный состав. Изменение кариотипа и генного состава толкуется мутационистами, как основной фактор видообразования. Некоторые исследователи, защищая идею абсолютной константности генов, свели эволюционный процесс к их перекомбинации, а эволюцию опять-таки к изменчивости. Этот путь привел их. к воззрениям, весьма мало похожим на эволюционные.

Так, Бэтсон в ряде работ развил идею, что эволюция осуществляется через развертывание, новое распределение и частичную утрату первичного комплекса генов, почему древнейшие организмы, по Бэтсону, были генетически сложнее, чем современные. Если эволюция сводима к перекомбинациям и развертыванию вечного «генного фонда», то отсюда нетрудно прийти к отрицанию эволюции. Становясь на почву идеи константных генов, Бэтсон действительно выразил сомнение в реальности эволюционного процесса (1922). Метафизическое толкование генов, как постоянных единиц наследственности, привело к развитию другой своеобразной «эволюционной теории», известной под названием лотсианства.

Лотси (1913, 1914, 1916 и т. д.) полагал, что гены не изменяются. Далее он указывал, что мы знаем в природе два типа организмов: гомозиготные и гетерозиготные. Первые он рассматривает, как настоящие виды, которые могут бесконечно размножаться. Так как гены неизменяемы, то такие гомозиготные виды существуют как постоянные, сколь угодно долго. Таким образом, виды практически постоянны. Придя к этой идее, Лотси естественно поставил перед собой вопрос, происходит ли вообще эволюция. Лотси полагал, что она может происходить. Этот как бы необязательный и случайный процесс, возникает таким образом. Вид (гомозигот) может существовать «до бесконечности», пока он не скрестится с какой-либо другой гомозиготной или гетерозиготной формой. В процессе этого скрещивания могут встретиться какие-либо новые комбинации гомологичных генов, и тогда возникнет новая гомозиготная комбинация, т. е. новый вид, который тоже будет постоянным. Процесс этот может сопровождаться частичным выпадением генов. Такими образом, через скрещивание и потерю части генов, от времени до времени образуются новые виды.

Так образовались различные «вторичные», «третичные», «четвертичные» и т. д. виды. Так как все они возникли через скрещивания и потерю генов, то общая картина эволюции столь запутана, что восстановить историю (филогению) видов — задача невозможная. Лотси указывал, что его «теория» основана на опытных данных. Лотсианство только и могло возникнуть на почве теории гена и хотя оно никоим образом не является обязательным выводом из нее, тем не менее, как и бетсонианство, концепция Лотси есть один из возможных логических выводов из корпускулярной теории наследственности.

Спекуляции с учением о постоянстве генов завели их защитников так далеко; что некоторые из них открыто стали на путь антиэволюционизма. В качестве примера рассмотрим воззрения Гериберт-Нильсона (1936). Открещиваясь от теории Дарвина, он указывает, что изменения генов никогда не бывают новыми, — все они стары, как сам вид. Используя данные фитопалеонтологии, Гериберт-Нильсон пытается показать, что современные группы растений одновременно появились, уже в палеозое. Он не смущается тем, что такое ложное впечатление создается, только при умалчивании факта неполноты палеонтологического материала ранних периодов, в особенности ботанического, что ему хорошо известно. Установив этот ложный тезис, Гериберт Нильсон пишет, что по отношению к группам, «которые возникли одновременно, бессмысленно говорить об эволюции» и высказывает, мнение, что нет никаких доказательств, будто высшие группы растений произошли от низших. Происходит только смена (Sukzession) форм, а не эволюция. Таким образом Гериберт Нильсон отбрасывает науку назад, к временам Кювье. Линнеевское воззрение о константности видов представляется, по мнению Г. Нильсона, «не догмой, а фактом». «Через Менделя, пишет Г. Нильсон, мы получили совершенно, новое (?) представление о видообразовании», которое сводится к расщеплению и соединению постоянных генов. С этими постоянными генами биолог может, по Нильсону, работать также точно, как физик и химик с атомами. Линней, Кювье и Мендель обозначают тот путь идей, который, по Нильсону, следует принять, чтобы освободиться от эволюционной «романтики». Воззрения Г. Нильсона, разумеется, не новы и соответствуют возникшим на почве раннего менделизма представлениям Бэтсона и Лотси, смыкаясь с высказываемыми и ныне креационистскими идеями, которые развивают некоторые современные авторы.

На примере работ Бэтсона, Лотси, Гериберт-Нильсона и их сторонников с предельной четкостью появляются недостатки современной корпускулярной теории наследственности, оставляющей, как видим, лазейки к развитию метафизических антиисторических концепций.