Факультет

Студентам

Посетителям

На архипелаге черепах

— Ну, разве непохож я на торговца безделушками, что ходит по деревне из дома в дом со своим товаром? — шутил Чарлз Дарвин, заботливо размещая в лодке ящики с коллекциями и гербариями.

Матросы, помогавшие ему, дружно засмеялись: уж этот мистер Дарвин любит шутить.

— Только мой товар мало кого интересует, правда?

— Да вы не беспокойтесь, мистер Дарвин, всё доставим в сохранности, — сказал пожилой матрос, кивая головой на товарищей. Все они понимали, что шуткой Чарлз хотел скрыть беспокойство за доставку его багажа на корабль.

Сколько уже такого, откровенно сказать, хлама и сора понатащил мистер Дарвин на корабль!

Зато какой он добрый, весёлый, всегда заступится за матроса и никогда не обидит. За все четыре года путешествия никто на корабле не видал мистера Дарвина в плохом настроении, никто не слыхал от него

сердитого или нетерпеливого слова. А насчёт сора — он и сам признавался в том, что слишком много тащит его на корабль. Лейтенант Уикгем говорит: «Будь я шкипером, живо вымел бы весь этот хлам».

Лодка с «товаром» быстро пошла к «Биглю», поджидавшему её в соседней бухте, и вот уже скрылась из глаз. «Бигль» скоро навсегда покинет Галапагосский архипелаг, а здесь молодой натуралист нашёл для себя столько интересного и неожиданного, что не мог пропустить ни одного самого маленького островка, чтобы не осмотреть его.

Сначала геология островов захватила его. Страна кратеров. Некоторые из них расположены на высоте до 4000 футов. По склонам вулканов разбросано множество мелких кратеров. Иногда они такой правильной формы, что кажутся искусственными, живо напомнив Дарвину те места в Англии, в Стаффордшире, где много чугунолитейных печей.

А что касается острова Чатэм, то он был вполне пригоден, как говорил капитан Фиц-Рой, для сборища демонов. Гигантские силы, бушевавшие когда-то под дном океана, выбросили из земных недр массы пепла и лавы, вулканической грязи, нагромоздили их… Так образовались Галапагосские острова… Следы вулканической деятельности здесь на каждом шагу: неровно застывшие потоки лавы, туф, пемза, иногда куски гранита…

Но сейчас его, Чарлза, геология острова уже не волнует. И вот он идёт по чёрной базальтовой лаве, ловко перепрыгивая через трещины, занятый другой неотвязной мыслью…

Солнце жжёт немилосердно, редкие, почти безлистые кустарники не дают никакой тени.

Тёмно-коричневый песок обжигает ноги даже сквозь толстую подошву. Шляпа с широкими полями надвинута на самые глаза из-за жгучих лучей солнца; сильно отросшая и совершенно выгоревшая борода; чёрно-бронзовые от загара лицо и руки, пистолеты и геологический молоток за поясом, — Чарлз похож не на мирного натуралиста, а на настоящего разбойника.

Воздух душный и знойный до того, что, кажется, поступает из огромной печи. Когда ветерок дует с моря, тогда становится прохладнее: у островов проходит южно-полярное течение и понижает температуру воды на 8—11°.

Чарлз не думает об этом: геология, климат островов для него ясны, а вот животные, растения здешних мест — загадка! Так, например, почему только здесь произрастают некоторые растения из семейства сложноцветных? Почему их нет на других тихоокеанских островах? И в то же время, почему многие местные растения очень похожи на американские! Также странно, что все собранные им моллюски — Чарлз отправил их на «Бигль» — похожи на тех, что встречаются на западном берегу Южной Америки!

А главная загадка — птицы! Здесь он нашел стервятника каракара, который типичен только для американского материка. В коллекции Дарвина уже есть и королёк, и горлица, и мухоловки, и один вид ласточки — все виды птиц, очень близкие американским, хотя и отличающиеся от них. Он собрал на этих островах двадцать шесть видов наземных птиц. Все они нигде больше не встречались.

Ну и галапагосские птицы, дали же они ему задачу! Эти вьюрки, из отряда воробьинообразных птиц! Они привели Чарлза в полное смущение. Их здесь было тринадцать видов, и все они встречались только на этом архипелаге. Но почему?

У Чарлза собрано много вьюрков, их так просто убивать ударом хлыста. Ружьё здесь почти лишнее. Птиц можно даже накрыть шляпой и поймать. Они очень доверчивые по отношению к человеку и сами даются в руки.

«У разных видов вьюрков, — размышляет Чарлз, — обитающих на различных островах архипелага, клювы не одной длины и формы». Сколько их измерил Чарлз, и теперь он с уверенностью может сказать об этом. У одних клюв слегка напоминает клюв попугая, у других тонкий, словно у малиновки, а третьи совсем похожи по клюву на скворца; есть вьюрки, сходные с зябликами. Значит, совершенно ясно, что вьюрки разных островов архипелага принадлежат к разным видам… Но острова-то близко расположены друг к другу. Почему же виды птиц на них различны?

«Мне и не снилось, что острова, отстоящие друг от друга лишь на пятьдесят или шестьдесят миль, в одинаковом климате, при одной почти высоте, состоящие из одних и тех же скал, могли бы быть так различно населены животными и растениями», — записывает Чарлз в своей книжке.

Эти мысли не оставляют Чарлза ни на минуту. Факты, которые он наблюдал на Галапагосских островах, вставали в стройный ряд, требовали ответа: почему большинство видов растений и животных на Галапагосских островах, местные, коренные, нигде больше не встречающиеся? И в то же время они живо напоминают животных и растения патагонских равнин, пустынь северного Чили.

Они сотворены богом, но почему тогда для каждого острова сотворены особые виды? И, главное, почему они сотворены по южно-американскому образцу?..

«Неужели я сбился с пути? — оборвал свои размышления Чарлз, вглядываясь в окрестность. — Нет, вот она, их тропинка», — и он быстро спрятался за обломком гранита. Высокому, большому Чарлзу очень неудобно сидеть на корточках.

Из-за скалы по тропинке ползли на водопой огромные черепахи, каждая чуть не в пять пудов весом. Местные жители, хорошо знавшие повадки этих животных, сказали вчера Чарлзу, что черепахи тронулись в путь из низменных частей острова к источникам воды.

Жители рассказывали, что черепахи глухие. И, верно, животные не слышали шагов Чарлза. Когда он приблизился к ним вплотную, две ближние к нему черепахи втянули под щит голову и ноги и, испустив низкий свистящий звук, совершенно замерли. Ему пришло в голову сесть на спину одной из них и проехаться немного. Он так и сделал. Черепаха не двинулась с места. Чарлз ударил несколько раз рукой по задней части щита. Черепаха поднялась и поползла. Но сидеть на панцире черепахи было неудобно, натуралист не удержался и скатился на землю. После ряда неудачных попыток Чарлз всё же приноровился к использованию такого удивительного экипажа. И это немало позабавило его, а при мысли о том, как он будет рассказывать дома в Англии о своей поездке на спине черепахи, даже расхохотался…

«Однако довольно шалостей!» — И Чарлз спрыгнул с щита черепахи. Он нагнал передние ряды животных у самого ручья. Черепахи, вытянув шеи и погрузив голову в воду до самых глаз, быстро и жадно пили. Они делали до десяти глотков в минуту, пили долго, сменяя одни других.

Эти громадные пресмыкающиеся на фоне чёрной лавы, среди огромных кактусов, казались Чарлзу какими-то поистине чудовищными животными, уцелевшими здесь с незапамятных времён. Живые ископаемые…

В глубокой задумчивости Чарлз сел отдохнуть под большим кустом молочая, бросавшим маленькую тень.

Многое вспоминалось ему здесь, на островах, из того, что он уже видел в путешествии. Года два назад близ Байа-Бланки он нашёл кости гигантских вымерших животных. И тогда у Чарлза появилась мысль, что когда-то жившие на земле животные родственны теперь живущим. С тех пор он всё размышлял над этой «тайной из тайн» — первым появлением на земле новых существ.

В священном писании сказано, что растения и животные созданы богом, и они неизменны. Но всё, что видел Чарлз в путешествии, говорит об изменяемости живых организмов… Особенно здесь, на Галапагосских островах, всё наблюдаемое не согласуется с религиозным учением о сотворении мира богом. Наоборот, всё говорит о родстве видов между собой и об изменчивости. Вот эти черепахи, они кажутся такими одинаковыми, а между тем, жители различают черепах на разных островах по величине, форме щита, цвету и вкусу мяса… Значит, и черепахи, как вьюрки, морские ракушки, растения, на каждом острове архипелага свои, особенные. И в то же время такие похожие между собой… Опять та же загадка!

…Там на береговых скалах греются чёрногрязные водяные ящерицы. Они крупных размеров, до метра длиной. Сильными когтями они цепляются за неровности лавы, медленно и лениво карабкаясь по чёрным скалам. В воде они быстро и легко плавают, извиваясь гибким телом и сплюснутым с боков хвостом. Ноги же у них (с неполными плавательными перепонками) остаются неподвижными и прижатыми к телу.

На центральных островах архипелага живут в норах похожие на своих водяных родичей наземные ящерицы, такие же безобразные, вялые, только поменьше размером, с круглым хвостом и лапами без перепонок, — другой вид.

Отчего наземные ящерицы встречаются только там? Почему их нет на южных и северных островах архипелага?

Чарлз достал из кармана записную книжку в кожаной обложке и стал записывать свои размышления…

На обороте обложки было оттиснуто изображение льва и единорога. Много раз Чарлз видел его и читал надпись под ним: «Записная книжка из бархатной бумаги, изготовленной особым образом, чтобы записи не стирались…» И всё-таки прочёл её, может быть, в сотый раз.

Нет, эти записи не могут стереться и не только потому, что они сделаны на бархатной бумаге, изготовленной особым образом. Эти записи сделаны в сознании Чарлза самой природой.

Юношей, который радовался каждому новому найденному жуку, вступил Дарвин на палубу «Бигля». В путешествие он отправился, чтобы посмотреть тропическую природу и собирать коллекции насекомых и растений.

За это время он переплыл океаны и моря, наслаждался красотами девственных лесов Бразилии. Он бродил по бескрайним просторам пампасов с их удивительными остатками ископаемых; видел безотрадные пустыни и скалы Патагонии и Огненной Земли; перешёл через Кордильеры. Юный путешественник наблюдал извержения вулканов, испытал землетрясение и смерчи; любовался глетчерами, то спускавшимися к морю синими ледяными потоками, то нависавшими над ними, как утёсы.

Теперь Галапагосские острова… Что ни шаг, то загадка, разгадывать которую страшно: это означало бы восстание против религии, против взглядов всех окружающих, дорогих и близких людей. Но и уклониться от разгадывания нельзя, ибо ответ сам просится. Чарлз читает его во всём, что он видел во время путешествия

Продвигаясь с севера на юг по восточному берегу южноамериканского материка, а затем с юга на север вдоль западного берега, Дарвин видел, как изменяется животный и растительный мир. Его поразило изумительное сходство современной и ископаемой фауны Южной Америки. Гигантские мегатерии, похожие на современных ленивцев; ископаемые броненосцы, которых так напоминают ныне живущие; ископаемый таксодон, объединивший признаки жвачных и китообразных… Нет объяснения всем этим фактам, если верить в постоянство видов и сотворение мира богом!

Все, кого любит и уважает Чарлз, книги, которые он читает, утверждают, что животные и растения созданы высшим разумным началом — «первопричиной», созданы для той среды, где им предназначено было жить и где они и обитают с тех пор.

Среда — климат и почва — Галапагосского архипелага и островов Зелёного мыса очень сходная. Значит, их фауна и флора должны быть, непременно должны быть одинаковы. На самом деле этого нет!

И хотя животные и растения архипелага и островов напоминают фауну и флору американского материка, всё же они отличаются от них. Больше того, на каждом острове живут свои виды птиц, пресмыкающихся, растений!

На Галапагосских островах Дарвин добыл пятнадцать местных видов морских рыб, много видов моллюсков, опять-таки местных. Из ста восьмидесяти пяти обследованных им видов цветковых растений — сто произрастали только здесь, и больше нигде. Эти данные он уточнил, правда уже позднее, когда возвратился в Англию, обработал свои коллекции и навёл необходимые справки.

Но все факты, какие наблюдал Дарвин, наводили на мысль об изменяемости видов, об их эволюции, об их общем происхождении…

Эти факты приводили молодого натуралиста в большое волнение, спутывали его привычные представления, вселяли сомнения.

Отныне Чарлз верит только языку фактов: лишь они прекратят мучительные сомнения в справедливости священного писания и откроют истину о происхождении живых существ.

Несколько лет назад Чарлз ответил бы просто: творец создал и сохранил галапагосские виды.

Ведь вот умный, образованный капитан Фиц-Рой, которого Чарлз глубоко уважает, говорит же о коротких, толстых у основания клювах галапагосских птиц: «Это представляет, по-видимому, одно из изумительных проявлений заботливости Бесконечной Мудрости, благодаря которой каждое сотворённое создание приспособлено к месту, для которого оно предназначено. При склёвывании насекомых или семян, которые лежат на твёрдой, подобной железу лаве, превосходство таких клювов по сравнению с более нежными не может, я думаю, быть подвергнутым сомнению…»

Для Фиц-Роя нет сомнений!

Но Чарлз во всём теперь сомневается. Нелепым кажется, что бог сотворил для каждого острова свои виды растений и животных, да ещё взял для образца американские виды.

Нет, это не так! Предки галапагосских животных и растений когда-то разными способами и путями попали на острова из Южной Америки. Сильных ветров здесь не бывает, следовательно птицы, семена, насекомые не заносились с острова на остров. На каждом острове они развивались самостоятельно.

В смятении мыслей и чувств он заносит в заветную книжку: «Зоология архипелага вполне заслуживает исследования, ибо такого рода факты подорвали бы неизменность видов»…

«…собирание всех подобных фактов помогло бы подтвердить или опровергнуть моё мнение, что родственные виды происходят от общего корня».

Так впервые будущий творец «Происхождения видов» начинает говорить об идее эволюционного развития.

Прошло несколько дней; «Бигль», покинув Галапагосский архипелаг 20 октября 1835 года, начал длинный переход в 3200 миль по направлению к острову Таити.

Впереди была Австралия, где сохранились сумчатые животные, давно уже вымершие в других местах земного шара, — живой музей естественной истории! Новая Зеландия! Впереди лежали коралловые острова, воздвигнутые мириадами крошечных строителей — коралловыми полипами. Потом остров Маврикия, остров св. Елены, остров Вознесения. Опять Бразилия, а там архипелаг Зелёного Мыса… И всё это обещало новые факты, новые мысли…

Но самым радостным днём Чарлзу показался тот, когда уже можно было — какое счастье! — написать домой:

«Пришлите мне зимнее пальто, тёплую обувь в Девонпорт, с надписью: «Сохранить до прибытия К. Е. В. «Бигль» (К. Е. В. — «Корабль Её Величества»).