Еще более странные формы, чем у Э. Родэ, приняла критика клеточной теории у некоторых исследователей XX в.
Если К. Добелл (1911), считал, что название «клетка» нельзя распространять только на простейших, то, например, В. Я. Рубашкин (1878—1932), А. В. Немилое (1879—1942), З. С. Кацнельсон и др. пошли еще далее. Так, З. С. Кацнельсон (1932) в свое время решительно отрицал взгляд на клетку как на определенную общую структуру организма и считал, что понятие «клетка» можно сохранить лишь для определенных структур, образующихся в форме относительно ограниченных, плазматических, ядросодержащих участков. Он считал невозможным называть клетками зрелые гаметы (яйца и сперматозоиды), а также зиготу (оплодотворенное яйцо) и бластомеры. Он полагал, что все они являются особыми структурами, которые не могут быть поставлены в ряд с тканевыми клетками. Правда, позднее Кацнельсон (1939, 1963) отказался от этих крайних взглядов, но все же он продолжает говорить о не вполне ясной «монолитной расчлененности».
Вместе с тем необходимо отметить, что в своей критике большинство перечисленных исследователей обрушивается на клеточную теорию, идентифицируя ее с теорией «клеточного государства», которая уже давным-давно никем не защищается. Опровергнув теорию Шванна — Вирхова, они полагают, что ими вообще доказана невозможность существования какой бы то ни было клеточной теории. В своей критике они нередко исходят из правильного положения, что старая клеточная теория не учитывала (или почти не учитывала) целостности организма при всей его расчлененности. Но, как мы указывали, это было уже давно отмечено Дришем, который и ввел первым в употребление столь распространенное ныне выражение: «организм как целое». Таким образом, и в этом отношении «новаторы» последнего времени, хотя они и пытаются доказать материалистичность своих взглядов, не оригинальны, а идут вслед за виталистами, но на гораздо более низком теоретическом уровне.
Рубашкин и Кацнельсон обосновывали целостность организма, в частности, наличием протоплазматических мостиков анастомозов между клетками, в том числе и между бластомерами амфибий.
Однако это обстоятельство не имеет принципиального значения, ибо известно, как легко могут распадаться, например, бластомеры иглокожих в морской воде, лишенной солей кальция, а кроме того, также известно, что протоплазма из одной клетки в другую по анастомозам не перетекает.
Сущность всей проблемы, как это совершенно ясно, заключается в трактовке целостности развивающегося эмбриона или зрелого организма. И в этом отношении как Немилов, так и Кацнельсон по существу правильно устремляли свои помыслы. Последний вводит понятие «расчлененности и монолитности организма», но он считает, что оно не совпадает с понятиями целлюлярного и симпластического строения. Кацнельсон развивал в 1932 г. представление, согласно которому расчлененность может выражаться не только в клеточном строении. Поэтому он считает нужным вовсе отказаться от какой-либо теории клеточного строения. Свою теорию он называл «теорией монолитно-расчлененной структуры организмов». Кацнельсон (1932) подчеркивал, что понятие «клетка» получает в его определении иной смысл, чем тот, который оно имеет в настоящее время. Он называл клеткой не общебиологическую единицу, а конкретную (специальную) микроструктуру, возникающую в организме согласно еще малоизученным закономерностям, и считал в связи с этим, что основной проблемой современной гистологии является изучение факторов образования этих структур (клеток).
Подобные взгляды, несомненно, глубоко ошибочны, и поэтому в своей полемической статье еще в 1933 г. мы писали (и продолжаем считать и поныне), что отрицание клетки как сравнимой общебиологической единицы недопустимо даже как рабочая гипотеза.
Кацнельсон и Немилов держались по существу воззрений, сходных с представлениями Рубашкина, который даже в своем «Учебнике гистологии» (1931) писал, что на первое место следует выдвинуть ткань или весь организм как целое. К сожалению, остается неясным, что же стоит на втором месте, что же является частью, если организм представляет собой только единое целое. Нельзя сказать, чтобы подобные концепции отличались ясностью и убедительностью, когда частью являются «специальные структуры, которые возникают в организме, согласно еще малоизученным закономерностям» (Кацнельсон).
Ныне Кацнельсон (1963) уже признает, что «клетка в органической природе является… несомненно главной формой структурной организации живого мира», но все же считает ее не единственной и не придает ей как структурной единице принципиального значения.
Данная идея в работах перечисленных авторов является не только ведущей, но прежде всего и преобладающей. Отсюда становится понятным и самый подбор аргументирующих идею фактов, а также ряд выводов, делаемых автором:
1. Утверждается несравнимость простейших с клеткой, а организм Protozoa приравнивается к Metazoa в целом.
2. Проводится мысль относительной реальности клеток, которые переводятся в малоопределенную категорию «функциональных структур».
3. Чрезмерно переоценивается принципиальное значение клеточных протоплазматических перемычек.
4. Межуточным веществам приписывается не соответствующее действительности значение. Они рассматриваются как полноценное (а не коротко живущее) живое вещество.
5. Утверждается, что не в клетках сущность морфологического выявления жизненных процессов, а в протоплазме, и отсюда уже делается вывод, что всеобщим является «надмицеллярная организованность», т. е. понятие о морфологической структуре живых существ неправомочно сводится к субмикронной структуре их субстанции.
Ограниченность всего данного направления и критике клеточной теории заключается в том, что проблема ставится в виде дилеммы: либо механистическая клеточная теория «клеточного государства», либо признание абсолютной монолитности организма и отрицание клетки как общей элементарной живой единицы. По существу такое представление о монолитности является лишь новым изданием старой и давно оставленной гипотезы Пфлюгера (1845—1910), трактовавшей любой организм как единую гигантскую полимеризованную молекулу. Гипотеза монолитности, по сути дела, ничего не объясняет, а конкретные исследования она направляет по ложному пути. Формальное признание расчлененности ничего не меняет по существу, если отдельные структуры — клетки (ипритом не только они) — признаются лишь временными, преходящими образованиями. Поэтому вполне правильное утверждение Кацнсльсона о том, что расчлененность и монолитность не являются несовместимыми и что их нужно, наоборот, рассматривать как диалектическое единство, в его истолковании лишается конкретного содержания.
Критикуя клеточную теорию, как мы уже отметили, ряд авторов, очевидно, для того, чтобы добиться легкой победы, изображали ее в таком виде, в каком в настоящее время никто ее не отстаивает. Например, Немилов считал основными положениями клеточной теории следующее:
1. «Все живое состоит из клеток, и вне клеток не может быть и жизни».
Немиловым отсюда делается вывод, что как будто бы из этого положения должно постулироваться появление жизни на Земле сразу в виде клеточных организмов.
Далее Немилов пишет об этом в следующих образных выражениях: «Клетка не появилась сразу на нашей планете, как какая-нибудь Афина Паллада из головы Зевса, а сама является результатом длинного пути развития».
В более академических тонах совершенно то же самое написано в любом самом популярном современном учебнике биологии. Вместе с тем вряд ли можно отрицать, что о появлении живой материи на Земле и об ее эволюционных этапах мы, собственно, еще мало что знаем достоверно. Но поскольку мы стоим на исторической точке зрения, мы должны признать возможность существования форм с более примитивным строением, чем современная нам клетка.
2. «В принципе все клетки равнозначны между собой, и поэтому клетка ни онтогенетически, ни филогенетически не изменяется, и процесс развития сводится к простому перекомбинированию и количественному усложнению равнозначных и сравнимых между собой клеточных элементов».
Подобное мнение нельзя считать хоть сколько-нибудь широко распространенным. В огромном большинстве исследований постоянно затрагивается вопрос о качественном своеобразии клеток и тканей даже у близких видов. Но вместе с тем, представление о сравнимости всех клеток следует считать общепризнанным. Все это ничего не имеет общего с признанием их абсолютной равнозначности в понимании А. В. Немилова. В силу этого вывод, что из признания принципа сравнимости клеток должно следовать отрицание их изменяемости, просто-напросто представляется нелогичным и произвольным.
3. «Клетка является морфологической и физиологической единицей, и соответственно с этим жизнь многоклеточного организма представляет собой простую сумму составляющих его клеточных жизней».
Признание определенной биологической индивидуальности клетки, признание ее определенной организованной единицей есть действительно центральное положение любого варианта клеточной теории. Но делать отсюда вывод, что организм есть только простая сумма составляющих его клеток, логически неправомерно. Подобное утверждение основано либо на простом игнорировании фактов и известных теоретических положений, либо на непонимании их.
Отрицая клетку как первую и важнейшую структурную единицу, Немилов, Кацнельсон и другие не знают по существу, что же поставить на ее место. Немилов, например, утверждает, что «всеобщим для живой природы является не строение из клеток, а надмицеллярная организованность, живая микроскопическая структурность, созидающаяся через разрушение и только, и существующая на базе этих противоположностей — созидания и разрушения».
Итак, мы видим, что данная концепция сводит специфичность жизни к структуре вещества. Эта точка зрения ничем не отличается в принципе от протомерной гипотезы Гейденгайна, по справедливости считающейся механистической теорией.
Заметим в заключение, что основные положения, развивающиеся Кацнельсоном, столь резко критиковавшим клеточную теорию, исходили из ряда конкретных наблюдений над строением тканей, в которых он не мог обнаружить клеточных границ. Естественно, что поскольку все эти выводы имеют столь важное принципиальное значение, они не могли не вызвать серьезного внимания и попыток их проверить. В частности, это было проделано И. Зайнером, учеником Студнички, который применил метод прижизненного изучения на тех же самых объектах, которые изучал Кацнельсон. Он пришел к выводам, что изучение живых объектов и эксплантатов не подтверждает выводы Кацнельсона. Зайнер в соответствии с данными других авторов устанавливает, что во всех изученных им случаях легко обнаруживаются клетки, но никогда не наблюдаются плазмодии.