Обширные области Евразии населены бурым медведем неравномерно. На территории СССР известны участки ареала этого вида, где плотность населения медведей особенно значительна. В первую очередь это местности, лучше и постоянно обеспеченные полноценными кормами, например горные леса Кавказа, Приморья и Камчатки, и в меньшей степени тайга Сибири в пределах распространения сибирского кедра и кедрового стланика.
Кавказ и Приморье очень богаты фруктовыми и орехоплодными видами деревьев и кустарников, копытными зверями и сочными многолетними травами лесных лугов и горных лужаек. Камчатка богата ягодниками, зарослями кедрового стланика и проходной лососевой рыбой. Помимо высокой численности бурых медведей двум из отмеченных областей свойственны свои подвиды: Камчатке и всему северо-восточному побережью Сибири к югу до Шантарских островов включительно — камчатский (Ursus arctos piscator Pucher.), а Приморью и Приамурью — уссурийский, или маньчжурский, медведь (U. a. lasiotus Gray); особи обоих этих подвидов отличаются исключительно крупными размерами, как и некоторые медведи Северо-Западного Кавказа, которых даже пытались выделить в особый подвид (U. a. caucasicus Sm.). Крупный рост этих хищников, населяющих области, богатые кормовыми ресурсами, видимо, обусловлен разнообразным и обильным питанием (обратный процесс — измельчание в условиях скудного питания — хорошо прослеживается на географических расах как медведей, так и песцов и некоторых других видов). Стоит отметить, что медведи Кавказа настолько растительноядны, что, подобно оленям, турам и сернам, вынуждены осенью посещать солонцы, чтобы восполнять недостающие в растительной пище минеральные вещества (Насимович, 1938). Общая черта камчатских, приморских и кавказских медведей — довольно «мирный характер»: случаи неспровоцированных нападений их на людей исключительно редки, хотя встречи человека и зверя довольно часты и на Кавказе и на Камчатке. «Смирными» считают также и медведей лесной зоны европейской части СССР.
Н. М. Пржевальский в описании своего путешествия в Уссурийском крае в 1867—1869 гг., когда там было исключительное обилие дичи и крупного зверя, дает такую характеристику местным медведям: «Несмотря на свою огромную величину, здешние медведи чрезвычайно миролюбивого-нрава, так что сами никогда не нападают на человека и, даже будучи раненными, обыкновенно уходят от охотника». Далее, в примечании, он добавляет: «По свидетельству Стеллера, Миддендорфа, Шренка и др., таким же миролюбивым нравом отличаются медведи, живущие в других частях северо-восточной окраины Азии, между тем как внутри страны, например в бассейне озера Байкала, этот зверь уже делается злым и свирепым» (1937, стр. 198). Сведения Пржевальского относительно медведей Приморья подтверждены и позднейшими исследователями. Например, в «голодные годы» на юге Приморья, по сведениям Г. Ф. Бромлея (1965), когда нет урожая семян корейского кедра и монгольского дуба, медведи-шатуны упорно преследуют табуны кабанов и нападают на других копытных, но избегают встреч с человеком. Другое положение, как нам пришлось убедиться в 1928 г. во время работы на нижнем Амуре, складывается во всем Приамурье, где мало орехоплодных пород, а кабаны очень малочисленны или совсем отсутствуют. Здесь нападения бурых медведей на людей нередки даже в летние месяцы, а осенью, при появлении шатунов становятся обычными. Это убедительно показано и С. П. Кучеренко (1965).
Сходное мнение уже давно и, видимо, вполне обоснованно сложилось у народа о медведях Средней и Восточной Сибири, где случаи нападения их на людей — дело достаточно обычное. Недаром включительно до конца 20-х годов текущего столетия, по свидетельству А. М. Поповой и Г. С. Виноградова (1936), в Восточной Сибири бытовали «заговоры» против зверя. Не полагалось употреблять в разговорах подлинное имя зверя, говорили о нем только иносказательно; не полагалось издеваться над убитым медведем и т. д.; все это из соображений «обережи».
К сожалению, немаловажный вопрос о шатунах, их поведении и нападениях на людей почти не освещен в основных териологических сводках. Всего два-три слова можно найти в известной монографии С. И. Огнева (1931); Г. А. Новиков (19566) в книге, посвященной описанию хищных млекопитающих фауны СССР, совсем не касается этого вопроса, а П. Б. Юргенсон в коллективной монографии (Гептнер, Наумов и др., 1967, с. 454) ограничился всего несколькими строками: «Случаи нападения медведей на человека крайне редки… Нападению чаще всего подвергается человек, оказавшийся между медведицей и ее медвежатами, или при встрече с раненым зверем … Нападают на человека также сильно истощенные, голодные «шатуны», т. е. медведи, не легшие зимой в берлогу, не накопившие достаточного количества жира, а также иногда голодные звери, особенно ранней весной, потревоженные у свежей добычи» (там же). Вряд ли те, кто встречался с «медвежьей напастью», кому приходилось бросать «белковье», «соболеванье» и спешно уходить из тайги, согласятся с категорическим утверждением П. Б. Юргенсона, что нападения медведей «крайне редки». Замалчивание этого вопроса тем более странно, что такой исследователь, как А. Ф. Миддендорф (1851), хорошо знакомый с биологией медведей Сибири и европейской части страны, уже давно и вполне определенно высказался о медведях-шатунах в главе, написанной им для II ч. «Русской фауны» Ю. Симашко (с. 249). «Вообще опасны те старые медведи, которые под осень не могут заснуть, если они… остались тощими с лета. Такие медведи не только врывались там и сям на дворы уединенно в лесу стоящих хижин и, не имея другого входа, ломали крыши со стойл, такие медведи не только раздражены и бешены до того, что против обыкновения нападают на человека, когда он их не трогает; но даже, рассказывают некоторые достоверные случаи, они бросаются один на другого и пожирают друг друга…» Далее Миддендорф говорит и о вынужденных кочевках (с. 250): «По рассказам, медведи от голоду совершают в Сибири далекие путешествия и показываются, принося с собою смерть и истребление, в тех местах, где их уже не видели много лет. Подтверждение этих наблюдений нахощу я в подобных же известиях о странствиях американских медведей в голодные годы, и преимущественно когда наступает необыкновенно ранняя зима». Таким образом, уже более ста лет назад было ясно, что появление медведей-шатунов явление не случайное, а вполне закономерное, повторяющееся более или менее регулярно. Кстати сказать, в 1966 г. на симпозиуме по экологии Субарктики я имел возможность осведомиться у двух американских зоологов, работавших на Аляске, бывают ли и теперь там случаи нападения медведей на людей. У. О. Пруитт ответил, что совсем недавно, в год, неурожайный на ягоды, черные медведи барибалы (Ursus americanus Pall.) вели себя очень агрессивно, но бурый медведь Аляски (U. arctos piscator Pucher.), близкий к камчатскому, напоминает его и своим относительно спокойным нравом, а также пугливостью при встречах с человеком.
В «Записках сибирского охотника» В. С. Нуварьева (1950) упоминается одна неприятная осень, когда, по выражению автора, обстоятельства сложились так, что «хоть в тайгу не ходи». Медведи не могли накопить тогда необходимые запасы жира, не легли в берлоги и шатались по тайге; нападали на охотников. В. С. Нуварьев не указывает года и ни слова не говорит, чего же недоставало медведям: кедровых орешков, ягод или тех и других вместе, т. е. всех основных осенних нажировочных кормов. Возможно, замечание В. С. Нуварьева относится к одной из осеней конца 20-х — начала 30-х годов. В печати тогда появилось немало заметок об увеличении численности, о кочевках и агрессивности медведей. В. Е. Ушаков (1926) писал, что уже много лет в Тарском округе не бывало такого множества медведей. Старые опытные охотники объясняют массовое появление их тем, что в Васюганских болотах в нынешнем (т. е. 1926) году «не уродилась ягода» и медведи прикочевали в Тарский округ в поисках пищи, где испортили много овса и погубили большое число скота. Некоторые медведи поражали своей храбростью и настойчивостью. Медведи, по словам В. Е. Ушакова, настолько терроризировали население, что ночью никто не решался выйти или выехать за деревню, боясь с ними встречи.
В течение 1930 г. в журнале «Охотник и рыбак Сибири» появилось большое число заметок о напряженном положении с медведями в таежных районах Западной Сибири (Брагинский, 1930; Гусаров, 1930; Томский, 1930; Шилов, 1930 а—в, и др.). Такое положение сохранилось и на следующий год. По сведениям, собранным В. С. Ушаковым (1931), в районах Тевризском, Тарском и Седельниковском осенью 1931 г. медведей было исключительно много. Причину этому нужно видеть в слабом урожае или полном неурожае кедровых орешков и связанном с этим широком бродяжничестве медведей.
Хорошими индикаторами неблагополучного положения в тайге с кедровыми орешками могут служить массовые налеты на европейскую часть СССР и в Западную Европу сибирских кедровок (Nucifraga caryocatactes macrorhynchos), а также исчезновение в наименее обеспеченных кормами частях леса других консументов, связанных с кедром, например белок.
Относительно очередного «голодного» 1950 г. на Алтае сошлюсь на сообщение Ф. Д. Шапошникова, работавшего тогда в Алтайском заповеднике. В письме от 29 декабря 1950 г. он писал нам, что на Алтае «полный неурожай кедровых орешков и семян других хвойных, полный неурожай ягод, в том числе и рябины. Кедровки из большинства районов исчезли так же, как и белка, которая из кедрово-пихтовых лесов ушла в лиственничные, где в небольшом количестве есть шишки. Прямо по снегу до 25 октября ходили медведи. В гольцах междуречья на пути в 8—10 км я пересек четыре следа медведей, направлявшихся в долину реки по глубокому снегу. Один из медведей пытался кормиться на небольшом выдуве — на полянке, копая корешки и перевертывая каменные плиты. А 24 декабря произошел такой случай: с другой стороны Телецкого озера приехали люди и сообщили, что в избушке, покинутой с осени, поселился медведь. Послали на разведку трех наблюдателей заповедника с собакой. Вечером они вернулись и привезли в лодке большого медведя. История его такова. Старый самец с обломанными четырьмя клыками около 10 октября пришел к брошенной избушке, расположенной на «прилавке», метрах в 50 выше уровня озера. Открыл дверь, зашел внутрь, почуял остатки картофеля и овощей в подполье, вскрыл половицы и съел там все, что нашел. В частности, он кормился мерзлыми тыквами, оставив на уцелевшей части пола и кругом избушки целые полосы помета с тыквенными семенами. В раскрытом подполе устроил себе лежку, а в самой избушке выставил окно, сильно поцарапал глинобитную печку. Затем, видимо убедившись, что зимовка тут плохая, переселился в баню, стоящую на берегу р. Чодор. От порога бани к реке была протоптана заледеневшая тропа, а сам медведь лежал в воде мертвый, но еще теплый. Шерсть у него была редкая, почти без подпуши — летняя. После снятия шкуры выяснилось, что зверь погиб от полного истощения: не оказалось даже и следов жира под кожей, и, видимо, уже наступила стадия мышечной атрофии».
Описание истощенного медведя (шерсть летняя, осенней линьки не было, отложений жира нет и т. д.), данное в письме Ф. Д. Шапошникова, очень напоминает явление, наблюдавшееся в некоторые особенно снежные зимы у воронежских оленей, гибнущих в случае недостатка желудей дуба — основного нажировочного корма, без которого звери не могут накопить достаточное количество жира к зиме (Мертц, 1953).
Разрозненность сведений о появлении медведей-шатунов не давала возможности правильно оценить масштабы явления, его распространение в разные годы и его практическое значение. Внести ясность в этот вопрос попытался В. Э. Гудритис (1963) — смелый студент-охотовед Иркутского сельскохозяйственного института. Зимой 1961/62 г., когда из многих районов Иркутской области стали поступать сообщения о необычном множестве шатунов, были разосланы специальные анкеты, а сам инициатор обследования приступил к полевым работам и совершил три выезда в таежные угодья Катангского (сентябрь — октябрь 1961 г.), Казачинско-Ленского (январь — февраль 1962 г.) и Ольховского (апрель — май 1962 г.) районов Иркутской области. Было установлено, что в Иркутской области медведи-шатуны встречались в 13 северных районах, причем в наибольшем числе в Катангском, Казачинско-Ленском, Нижне-Илимском и Братском. Кроме того, шатуны были отмечены в северных районах Бурятской АССР и Читинской области, а также в Красноярском крае и Якутской АССР. По словам В. Э. Гудритиса, причиной необычного поведения медведей послужил недостаток основных растительных осенних кормов, так как почти повсеместно в Восточной Сибири, особенно в северных районах, наблюдался очень плохой урожай ягод и кедрового ореха, вызванный летними заморозками.
В южных районах Восточной Сибири (на Саянах и хребте Хамар-Дабан) медведи до половины ноября 1961 г. продолжали кормиться в кедровниках, где был хороший урожай кедровых орехов (Гудритис, 1963). Судя по работе Г. Д. Дулькейта (1959), запаздывание с уходом медведей в берлоги при хорошем урожае кедровых орешков отмечалось в этой местности и в предшествующие годы. По данным В. Э. Гудритиса (1963), следы шатунов встречались в тайге в основном до начала декабря, в декабре их число заметно сократилось, а в январе они стали редкими, единичными. В Казачинско-Ленском районе в конце января В. Э. Гудритис отметил появление всего двух медведей, которые, судя по следам, покинули берлоги в начале января. Это, видимо, было вызвано тем, что накопленного с осени малого количества жира хватило только на несколько месяцев. Один из этих зверей, убитый 28 января, не имел отложений жира ни под кожей, ни на внутренних органах. Сведения о 10 медведях-шатунах, добытых в Прибайкалье в первой половине зимы, дали материал для следующих выводов: все эти звери были сильно истощены, у шести из них не было клыков, у четырех — когтей на передних и задних лапах, у остальных когти были сильно повреждены и изогнуты вверх. Можно предположить, что повреждение когтей и пальцев у большинства добытых шатунов представляли следы травм, полученных ими при выкапывании корневищ и добывании грызунов из нор или из-под камней после того, как морозы сковали почву. Возможно, что и утрата клыков тоже связана с непосильной работой зубов при добывании пищи в голодную осень.
А. Н. Захлебный, наблюдавший за поведением медведей в Туве (Саяны) голодной осенью следующего (1962) года, говорил нам, что звери пытались добывать сочные корневища на луговинах с большетравьем, где это им обычно удается в теплую половину года, но после наступления холодов сильно повреждали лапы, и попытки их прокормиться оканчивались неудачей.
По сведениям В. Э. Гудритиса (1963). все медведи-шатуны были очень подвижны. По следам одного из них охотники Казачинско-Ленского района шли на протяжении 70 км. Зверь прошел это расстояние без остановок, причем около половины бегом. В том же районе было отмечено два случая нападения шатунов на медведей, лежавших в берлогах, и четыре случая нахождения в тайге замерзших медведей. В тех случаях, когда шатуны залегали в берлоги, это были наспех подготовленные укрытия: под густыми ветвями елей, в трещинах скал, в муравейниках, в двух случаях звери залегли в старых охотничьих зимовьях.
Появление шатунов около населенных пунктов вызвало немало неприятных происшествий. В. Э. Гудритис (1963) упоминает, что в с. Алексеевна шатун задавил во дворе собаку, в с. Артумей забрался в курятник, а в с. Бур в течение нескольких дней появлялся на животноводческой ферме. Медведи осенью охотно держались на свалках у населенных пунктов Северо-Байкальского района Бурятской АССР. С начала зимы резко участились случаи нападения медведей на людей. В одной только Иркутской области было зарегистрировано около 30 таких случаев, из них 8 закончились трагически. Не для всех случаев обстоятельства гибели людей удалось уточнить, но по крайней мере в 3 из них нападение хищников не было спровоцированным, утверждает В. Э. Гудритис.
Годом раньше — зимой 1961/62 г. — нападение шатунов на человека было отмечено в Туруханском районе на севере Красноярского края (Федотов, 1961). В ту осень, когда В. Э. Гудритис начал свое исследование в Иркутской области, медведи-шатуны наблюдались и в Амурской области.
Трехдневная деятельность одного из таких медведей заслуживает внимания.
В г. Благовещенске и его округе получило известность происшествие, известное как «случай в Коболдо» и свидетельствующее об исключительной настойчивости и дерзости некоторых медведей, добывавших себе пищу осенью 1961 г. в населенных пунктах. Приводим это сообщение с незначительными сокращениями. Вечером 12 октября 1961 г. в пос. Коболдо Селемджинского района Амурской области на усадьбу Лабынцова пришел медведь, разорил небольшой сарайчик во дворе, съел 10 кур и ушел. На следующую ночь хозяин двора в целях предосторожности перенес оставшихся кур в кухню квартиры, а сам с семьей ушел ночевать к соседу. С наступлением темноты медведь снова появился во дворе, выломал окно, залез на кухню, разорил курятник, съел оставшихся кур и ушел в лес. В ту же ночь медведь снова пришел в поселок, выломал окно в квартире Ширина и проник на кухню. Услышав шорох, жена Ширина вошла в кухню и включила электричество. Медведь бросился на женщину, вытащил через окно и понес в тайгу. Ширин поднял крик о помощи и вместе с другими жителями поселка на трелевочном тракторе организовал погоню за медведем. Несмотря на шум трактора и выстрелы, медведь не бросил жертву. Утащив ее в лес за 800 м от поселка, нанес ей смертельные повреждения и убежал в тайгу. Поздней ночью того же числа, очевидно, тот же медведь появился опять в поселке, но уже на усадьбе Купченко, проживающего по соседству с Лабынцовым, выломал окно и проник в квартиру. Жена Купченко пыталась позвонить по телефону в пожарную команду. Медведь набросился на нее и через окно вытащил на улицу вместе с телефонной трубкой и табуреткой. Подоспевшими патрульными охотниками женщина была у медведя отбита.
Работники милиции вместе с охотниками в ночь с 14 на 15 октября устроили засаду. Придя в поселок, медведь залез в сарай, где задушил двух поросят. На крик животных подоспели охотники, и медведь был убит.
Некоторые данные, Которые удалось собрать, свидетельствуют об очень широком распространении неблагоприятных условий погоды, вызвавших неурожай важнейших кормов на пространстве от Алтая до Приамурья включительно. По данным И. В. Зыкова (1965), в северо-восточной части Кузнецкого Алатау снегопады в 1961 г. начались уже в начале октября. Рано выпавший снег в горах остался до весны. Столь ранние зимы, по данным метеорологических наблюдений, повторяются на Кузнецком Алатау один раз за 20—30 лет. Помимо ранних снегопадов осень 1961 г. отличалась неурожаем рябины, калины, боярышника, частью даже шиповника, вызванным поздними весенними заморозками в период цветения кустарников. В горной тайге в бассейне р. Урюп был неурожай кедровых орехов. Медведи здесь не накопили жира и не залегли в берлогу. Бассейн р. Урюп — самая западная точка, из которой мы располагаем сведениями о медведях-шатунах для осени 1961 г.
Сообщение Л. Г. Ситникова (1964) содержит ценные данные об урожайности сибирского кедра в Южном Прибайкалье в начале 60-х годов. Необычайно высокий урожай семян кедра наблюдался в 1960 г. Закладка генеративных почек, обусловивших его, происходила в 1958 г., что совпало с теплым сухим летом, максимумом столетнего цикла солнечной активности и, вероятно, большим запасом пластических веществ у кедра. Это, видимо, и определило особенно высокий урожай 1960 г. на более обширной, чем в другие годы, территории. Наблюдения в Тункинском аймаке Бурятской АССР, Слюдянском и Усольском районах Иркутской области и в Красно-Чикойском районе Читинской области за 9—12 лет, предшествующих 1961 г., показали, что уровень урожая кедра лишь в немногих случаях был ниже среднемноголетнего. Все случаи спасения урожаев Ситников объясняет влиянием заморозков в период цветения и опыления кедра, приводящих к массовому осыпанию «озими».
Весной 1961 г., особенно в период с 19 по 22 июня, прошла серия холодных северо-западных циклонов со снегопадами и понижением температуры воздуха до —5,2 и —7,7°. Заморозки совпали с началом вегетации, опылением и оплодотворением кедра. Озимь кедра 1961 г. осталась неоплодотворенной и местами осыпалась на 100%, а урожай 1962 г. был полностью уничтожен от Красноярского края до Забайкалья. Таким образом, после длинного ряда лет с удовлетворительными урожаями кедровых орешков таежные популяции медведей встретили очень бедную кормами осень 1961 г. и совершенно «голодную» — 1962 г.
По данным С. П. Кучеренко (1965), полные неурожаи орехов, желудей и ягод наблюдались в 1960 и 1962 гг. в Больше-Хехцирском заповеднике, расположенном в северной части уссурийских смешанных лесов. В результате бескормицы в заповеднике уцелели лишь единичные бурые медведи. Белогрудые (гималайские) медведи выдержали испытание успешней. Зато хехцирская популяция кабанов погибла почти полностью. Эти довольно-таки разрозненные данные все же дают представление о том, что кормовые условия в тайге начиная с 1960 г. и вплоть до сезона 1962/63 г. продолжали ухудшаться, причем особенно неблагоприятным выдался именно 1962 г. Осенью этого года в европейской, части Советского Союза появилось много сибирских кедровок, и одно это уже могло служить тревожным сигналом. Вскоре в печати стали появляться известия из Сибири о необычайно большом числе медведей-шатунов и об их дальних передвижениях. В. Э. Гудритис, вероятно, опубликовал бы много новых данных о шатунах, но он вскоре трагически погиб в тайге, и цитированная нами его статья вышла уже под траурной рамкой. Во время производственной практики в Бурятии, оставшись на зимовье на короткий срок без компаньонов — таежных охотников, Гудритис пошел с карабином по следам крупного медведя и неудачно по нему выстрелил. На месте гибели охотоведа оказались следы трех медведей — смелый исследователь был растерзан.
Охотники-корреспонденты Всесоюзного научно-исследовательского института охоты и звероводства (ВНИИОЗ), ежегодно присылающие в институт сведения об урожае кормов промысловых животных и численности пушных зверей, в 1962—1963 гг. намного чаще, чем обычно, писали о медведях. По нашей просьбе сотрудники этого института М. П. Павлов и Н. Н. Бакеев любезно согласились сделать необходимые выписки из картотеки сообщений, а А. П. Жданов, работающий в Западно-Сибирском отделении того же института (Новосибирск), дополнил эти сведения сообщениями, собранными у охотников-промысловиков некоторых районов Западной и Средней Сибири. Вот некоторые из сообщений, полученные через охот-корреспондентскую сеть.
1. «С 1 августа по октябрь 1962 г. большой волной двигались с северо-востока медведи и волки. Шли через селения, уничтожая все возможное: скот, зверя, собак» (Черемхово Иркутской области; А. И. Бабкин).
2. «Наблюдалось массовое переселение медведей и гибель их; не было совсем кедрового ореха» (1963 г.; Тайшет Иркутской области; И. Н. Ильин).
3. «Наблюдается подход зверя с северо-восточной стороны. Размером меньше местного, цвет черный. Сильно истощены, к зимовке не приспособлены» (1963 г.; Шушенское Красноярского края; П. Н. Лыско).
4. «В районе Залари в октябре 1962 г. убито 48 медведей» (Заларинский район Иркутской области; А. И. Куприянов).
5. «Второго мая найден павший от голода прошлогодний медвежонок» (1963 г.; Саянский район Красноярского края; Т. И. Крючков).
6. «При Миграции в районе добыто 120 медведей». (Аларский район Тувинской АССР; И. А. Яковлев).
7. «Медведи из-за бескормицы уходят на юг. В тайге медведь задавил другого и им питался. Истощены» (1963 г.; Шарыповский район Красноярского края; А. А. Морясов).
8. «За один месяц, с 20 августа по 20 сентября, в нашем районе и соседнем добыто 300 медведей. Лично я убил 11.» (1962 г.; Каа-Хемский район Тувинской АССР; В. Д. Тюнин).
9. «Всю осень до декабря ходили медведи. Мы думаем, что период с весны этого года и до июля будет опасным» (1963 г.; Тувинская АССР; Б. X. Мырыаа).
10. «В связи с неурожаем ягод и орехов наблюдалось массовое появление медведей у населенных пунктов. В нашем районе с 20 июня по 20 ноября 1963 г. убито 30 медведей» (Селенгинский район Бурятской АССР; Д. Т. Данилов).
11. «Кедрового ореха и ягод в этом году нет; медведи спустились с хребтов и обитают на опушках леса. Нередко нападают на домашний скот. Выходят из леса и идут на север» (Бичурский район Бурятской АССР; И. И. Степанов).
12. «Медведей много. В 1963 г. из Маруских лесов перешли в Читинские. В спячку не залегали, нападали на людей» (Борзинский район Читинской области; А. Н. Гололобов).
13. «В августе 1962 г. наблюдалось переселение медведя из Китая через Амур на нашу сторону» (Архаринский район Амурской области; С. А. Богданов).
14. «В октябре 1962 г. наблюдалось передвижение медведей-муравьятников из Китая через Амур. На нашем участке не задерживались, так как территория лесостепная с множеством озер» (Бурейский район Амурской области; С. А. Поедов).
15. «1962 г. Было много гималайского медведя; медведь проходной, в спячку не ложился» (Яковлевский район Приморского края; Г. С. Тесленко).
Перечень таких кратких сообщений можно продолжить, но мы обратимся к материалам более подробным и точным. В республиканской газете «Тувинская правда» уже с первых дней сентября 1962 г. по ноябрь и декабрь одна за другой печатались заметки о неожиданных появлениях медведей в местах, где прежде их не встречали, о нападении хищников на скот и людей, о смелых охотниках, вставших на борьбу с шатунами. В номере этой газеты от 11 сентября была помещена статья «Медвежье нашествие», в которой охотовед О. Гаврилов (1962) сделал краткий обзор событий. Приведем некоторые выдержки из его статьи.
В последнее время, как пишет О. Гаврилов, из различных мест Тувы стали поступать сведения о нашествии исконных обитателей тайги. Зверей встречают в самых неподходящих местах: в степи, на безлесных склонах гор, на свалке в окрестностях г. Кызыл, переплывающими реки. В газете уже сообщалось о случае, когда шофер, отвозивший зерно от комбайна, задавил машиной в степи оплошавшего «хозяина тайги». Участились случаи нападения хищников на скотные дворы, кошары, свинарники.
Только в колхозе «Красное знамя» Каа-Хемского района медведи зарезали за последний месяц 29 овец и 12 свиней. Подвергаются нападению крупный рогатый скот, лошади, овцы, свиньи в колхозах Каа-Хемского района и в совхозе «Победа» Тандинского района. Медведи забредают в селения, грабят кладовые, проникают в жилые дома. Были случаи человеческих жертв, о которых ходят преувеличенные и противоречивые слухи. Но в основе их лежат реальные факты.
Описывая питание таежного тувинского медведя, О. Гаврилов кроме ягод и кедровых орехов, поедаемых медведями, называет луковицы сараны и кандыка, побега борщевика («пучки»), корневища и стебли ревеня, щавеля, дудника, черемши. Отмечает, что встречаются медведи-каннибалы, но на скот они нападают редко, человека, как правило, не трогают. В Забайкалье же и на Лене, по словам автора, встречаются настоящие «медведи-людоеды». Массовое переселение зверей осенью 1962 г., как пишет О. Гаврилов, было вызвано неурожаем ягод, «побитых» поздними весенними заморозками, а также основного корма — кедровых орешков. Медведи шли главным образом с Восточно-Тувинского нагорья, на что указывали частые встречи их в бассейне рек Большого и Малого Енисея. Особенно массовый характер переселение приняло в районе хребтов Сангилен и Восточный Танну-Ола. Кочуя, звери держались избранного направления, что приводило их в безлесные участки в степи. Мнение охотников о том, что звери идут с Алтая, автор считает ошибочным, так как, судя по всем наблюдениям, они переселялись с востока. Среди мигрантов чаще встречались молодые.
В начале сентября 1962 г. было вынесено специальное постановление об усилении борьбы с медведями в Тувинской АССР и организованы бригады охотников по истреблению медведей; за каждого убитого зверя установили премию в 25 руб. Чтобы избежать несчастных случаев, писал О. Гаврилов, сборщикам ягод, грибов и плохо вооруженным охотникам рекомендовали не ходить в одиночку и тем более не ночевать в лесу. Он же рекомендовал меры предосторожности работникам лесной охраны, геологам, лесозаготовителям и работникам животноводческих ферм, расположенных поблизости от тайги. Одновременно опытные медвежатники были переключены на промысел медведя. Добывать хищника было разрешено всеми способами, кроме общеопасных.
О том, что своевременно принятые меры были достаточно эффективны, свидетельствуют цифры, приводимые в статье «Смелые охотники у нас есть», которую старший охотовед Управления охотничьего хозяйства Тувинской АССР М. Шур-оол (1963) поместил в той же газете. По его словам, в 1962 г. было уничтожено 615 медведей и, кроме того, 44 рыси, более 260 волков. Из различных источников известно, что только в Каа-Хемском и соседних с ним районах осенью 1962 г. и следующей зимой было убито до 300 медведей, или приблизительно около половины всего количества этих зверей, добытых за это время на территории Тувинской АССР. Видимо, мигранты благополучно пробирались с востока до границ Каа-Хемского района, где их уже встречал заслон из умелых охотников, и в районы, расположенные западнее, проникло значительно меньшее количество шатунов.
Судя по данным картотеки сообщений охотников-корреспондентов ВНИИОЗ, в Иркутской области массовое «переселение» медведей в южном и юго-восточном направлениях происходило в период с августа по ноябрь 1962 г. Во время перекочевки только в районе с. Залары было убито в основном около населенных пунктов 48 медведей, а в Аларском — 120. Охотник Н. В. Ступин, сообщая о добыче близ селений Зиминского района пяти медведей, отмечает, что, хотя это произошло в сентябре и октябре, все звери были исключительно тощими.
Из анкет, присланных в том же году охотниками Красноярского края, выяснилось, что в Саянском районе медведи из-за бескормицы двинулись на север, а в Шушенском — на юг. Также, как и в Иркутской области, звери часто шли через селения, показывались и в таких, что расположены за 50—75 км от тайги. Охотник Т. И. Крючков сообщил, что на окраине одного поселка в Саянском районе за лето и осень убили 13 медведей, а из анкеты И. А. Гусева нам стало известно, что в другом месте того же района их добыли 60. Из Селенгинского района Бурятской АССР охотник Д. Т. Данилов известил, что с 20 июня по 20 ноября было добыто 30 медведей.
Дондогин Цебигмит — ректор университета в Улан-Баторе рассказал мне, что осенью 1962 г. в окрестностях Улан-Батора появились медведи, чего раньше никогда не случалось. Было убито 32 зверя, все они были слабые, вялые и не причинили существенного вреда. Один зверь, например, зашел в юрту, где был только мальчик. Увидев медведя, мальчик спрятался под кровать, а медведь сорвал со стены баранью ногу и с ней исчез. Другого медведя, лежавшего на земле, спугнула хозяйка, направившаяся доить корову. Спугнутый медведь ушел. Дондогин подметил, что подошвы ног были у зверей сильно потерты: видимо, медведи проделали большой путь и шли по грубому субстрату.
Следует упомянуть, что в 1962 г. уровень заготовок медвежьих шкур в СССР превысил 3 тыс. штук, т. е. достиг характерного для 50-х годов. Тенденция же к сокращению поступления медвежьих шкур в заготовки отчетливо проявилась с 1959 г. В дальнейшем заготовки шкур медведя опять стали падать. Так, в 1963 г. но СССР в целом было закуплено у охотников только 1390 медвежьих шкур, 1964 — 1180, 1965 — 870 и т. д.
Часть приводимых ниже сведений заимствована мною из рукописи А. П. Жданова и М. П. Павлова, предназначавшейся ими для альманаха «Охотничьи просторы». Поскольку рукопись не была опубликована, они передали мне ее для использования.
Беда в тайге, возникшая из-за бескормицы 1962 г., широкой волной прокатилась и по Амурской области, а также захватила самые богатые медведем части нашей страны — Хабаровский и Приморский края, если судить об этом по заготовкам шкур в отдельные годы (с 1937 по 1951 г. охотники ежегодно добывали здесь более 3 тыс. этих хищников). В анкетах, полученных из Приморского края, охотники сообщали о массовых летних переходах медведей, о скоплениях их в местах произрастания дикого винограда и в дубняках, а также о том, что многие пришлые звери зимой не залегали в берлоги.
В письмах из Селемджинского района Амурской области и из Кур-Урмийского района Хабаровского края сообщалось, что из-за полного отсутствия в тайге почти всех видов ягод, кедровых орехов и желудей медведи часто стали выходить к населенным пунктам и уже с конца лета начали разорять пасеки, давить пасущийся в лесах скот и местами преследовать людей, работавших на таежных метеостанциях. В отдельных случаях это вызвало даже необходимость эвакуировать на некоторое время людей с таких неблагополучных станций.
По сообщениям охоткорреспондентов ВНИИОЗ из Архаринского и Буреинского районов Амурской области, летом и осенью 1962 г. наблюдалась интенсивная перекочевка бурых медведей из Китая. Медведи часто появлялись у населенных пунктов.
Сообщая об аналогичных явлениях в Читинской области, некоторые местные охотники полагали, что много медведей пришло к ним из амурских лесов. А. Н. Гололобов из Борзинского района писал о том, что пришельцы были очень худы, в берлоги не ложились и нередко нападали на людей.
Здесь необходимо заметить, что в 1962 и 1963 гг. в различные охотничьи учреждения поступило немало сообщений о нападениях медведей на людей. Однако достоверность подобных случаев удалось проверить лишь для Томской области и отчасти для некоторых районов Восточной Сибири.
В тайге Томской области, как и во многих других районах Сибири, в 1962 г. не было не только клюквы и брусники, рябины и черемухи, но даже плодов таких постоянно урожайных видов кустарников, как сибирский дерен (по-местному, краснопрутник) и шиповник. В результате медведи уже с лета в поисках нажировочных кормов вышли из глубинных лесов, после чего заметно участились их нападения на посевы овса и других зерновых культур, а также на домашний скот. Отмечая это довольно необычное для здешних мест явление, охотники Васюганского промхоза высказали опасение, что шатуны-медведи могут доставить им немало неприятностей во время пушного промысла. И, как оказалось, опасения были основательны.
Гибель работника нефтеразведки Мухарева была первым на Васюгане случаем неспровоцированного нападения медведя на человека в бесснежный период. О таком не помнили даже старики. Однако и в период первых снегопадов подобные явления были здесь редки: за 10 предшествовавших 1962 г. лет установлен всего один случай гибели человека (опытного охотника) от нападения медведя в районе поселка Майска.
Изучая условия нападения медведей на людей, А. П. Жданов и М. П. Павлов пришли к заключению, что их агрессивность в 1952 г. также была вызвана голоданием из-за неурожая полноценных кормов, обилие которых особенно важно для этого зверя в период нагула жира. В 1952 г. медведи-шатуны появились и по р. Васюган. 5 декабря один такой медведь зашел в поселок Верхний Петряк, где его убили с крыльца дома. 7 декабря двух других шатунов встретили в тайге по р. Андрюшкиной.
Есть основание полагать, что подобных случаев было тогда значительно больше, но они, возможно, имели место в глухих, малолюдных местах и не привлекли внимания. К тому же о них в те годы редко упоминали в периодической печати. Поэтому хищничество медведей в критические для них годы не стало объектом тщательных исследований и каких-либо научных обобщений. Именно поэтому мы и теперь мало знаем о том, насколько широко были распространены нападения медведей-шатунов на людей в начале 50-х годов.
Опрос охотников в Томской области показал, что на р. Кеть в 1953 г. было несколько несчастных случаев. Так, по словам охотоведа В. Р. Чайка, медведь-шатун задавил в декабре пожилую эвенку неподалеку от поселка Максимкин Яр. В том же году, в начале зимы, медведи-шатуны убили еще двух женщин, но значительно выше названного поселка, где р. Кеть переходит на территорию Енисейского района Красноярского края.
В начале ноября в Красноармейском районе Приморского края от медведя жестоко пострадала семья пасечника Н. В. Бычкова: зверь в дневное время выломал дверь и, ворвавшись в дом, поранил девушку и юношу. Ничего больше не тронув, медведь скрылся. Через несколько дней его выследили и убили.
Учитывая прямую связь этих трагедий с неурожаем медвежьих нажировочных кормов, можно теперь представить, что было в 1962 г., когда медведи-шатуны стали обычными в таежных лесах. На Васюгане, например, охотники Майского сельсовета в период промысла белки и соболя ходили по тайге только вдвоем: один нес малокалиберную винтовку, а другой, в порядке страхования от нападения медведя, — гладкоствольное ружье, заряженное пулями. Такая охота, хотя и снизила эффективность промысла, сберегла жизнь многим. В подтверждение можно привести хотя бы следующий типичный для того времени случай. В ноябре медведь набросился на егеря В. К. Могутаева и охотника П. Р. Синарбина, занятых выслеживанием соболей, но был сражен наповал одним из охотников, поскольку люди были готовы к подобной неожиданности.
В течение лета и осени 1962 г. на территории Васюганского коопзверопромхоза было убито более 40 медведей, из них 28— в поселках Майске и Веселом. Медведей убивали у поселка на небольшом овсяном поле, где звери часто попадали в окружение 10—15 злобных лаек, нередко предоставленных самим себе.
Отмечая исключительные особенности 1962 г., с полным основанием можно предполагать, что случаи частого нападения медведей на людей не ограничивались тайгой бассейна Васюгана. Но, как и в прошлом, даже по Томской области собрать исчерпывающие сведения А. П. Жданову и М. П. Павлову не удалось. Причина кроется в том, что в этой области некоторую известность получили лишь те сведения об агрессивности медведей, которые в какой-то мере не входили в число заурядных (см. газету «Советский Север» (г. Колпашево) от 13 октября 1962 г.).
Столь же разрозненные сведения о нападении медведей на людей А. П. Жданов и М. П. Павлов (1972) получили из Якутии, где в 1962—1963 гг. медведи-шатуны необыкновенно часто встречались в Томпонсном районе. Их массовое появление было связано с неурожаем ягод и грибов, вызванным заморозками в июле и, быть может, также лесными пожарами.
Нашествие шатунов вынудило организовать специальную борьбу с ними. При этом только в 1962 г. цхотники района вместе с приезжавшими из Якутска убили, в том числе и с вертолета, более 50 медведей.
В указанные годы якутские медведи так же часто и упорно, как и в других районах Сибири, жались к населенным пунктам. Один из зверей в качестве берлоги использовал даже охотничью избушку, находившуюся всего в 20 км от районного центра (поселок Хандыга). Выход голодных, истощенных зверей к населенным пунктам не обошелся без несчастий. Выявлено по крайней мере 10 случаев нападения медведей на людей, из которых 4 были со смертельным исходом.
Можно с уверенностью считать, что в начале 60-х годов и в других районах Восточной Сибири подобных встреч людей с опасными медведями было не меньше. Полагать так заставляет уже то, что в восточносибирской тайге голодные медведи-шатуны стали попадаться с 1960 и особенно в 1961 г. Причем об этом специально сообщалось в упоминавшейся выше статье В. Э. Гудритиса (1963).
Многие охотники Сибири и Дальнего Востока, не будучи осведомленными о том, что случилось с популяцией бурых медведей в таежных лесах, всем слухам о нападениях на людей, видимо, не придавали серьезного значения. Это видно хотя бы из того, что в журнале «Охота и охотничье хозяйство» если и печатались в те годы краткие заметки на эту тему, то под рубрикой либо необычного поведения зверя, либо геройского поступка охотника. Так, охотник Е. Федотов (1961) из г. Туруханска в заметке «Бродячие медведи» довольно откровенно заявил: «Что-то непонятное происходило среди медведей в ноябре — декабре 1960 г.». Приводя далее примеры, в чем же это выражалось, он в качестве особого случая упоминает и о гибели охотника Андреева из с. Верхне-Имбатского.
И вот что привлекает особое внимание в этой заметке. Оказывается, Андреев, даже заметив при обходе капканов, что медведь ходит по его следам, не понял, чем это грозит. Он «решил не трогать зверя и встречи с ним не искать». Кончилось же тем, что охотник был убит медведем прямо в палатке.
Охотовед Е. Денисов (1961) из Комсомольска-на-Амуре описал, как морозным туманным утром, опять-таки во время проверки капканов, на молодого капканщика Летяева навалился медведь. Охотник, изловчившись, зарезал зверя ножом (ружья при нем не было). Свой рассказ охотовед начинает со слов, что в правдоподобность случая вроде трудно и поверить.
Все это писалось тогда, когда охотоведам не то чтобы верить, но самое время было поднимать тревогу, учитывая хотя бы опыт Тувинской АССР. Однако лишь несколькими годами позже в печати появилось сообщение С. П. Кучеренко (1965), в котором имелся такой абзац: «Приамурский бурый медведь отличается от своих европейских сородичей повышенной злобностью и смелостью. Агрессивность с его стороны по отношению к человеку — явление далеко не редкое. Ежегодно отмечаются случаи неспровоцированных нападений медведей на людей, причем в годы неурожая основных кормов число таких случаев резко возрастает» (с. 250).
После столь ясного выступления вряд ли теперь может показаться странным, что не Управление охотничьего хозяйства республики и не госохотинспекции на местах, а С. П. Кучеренко в недоступном для широкого круга охотников издании первым поставил вопрос о необходимости регулирования количества медведей путем расширения сроков охоты на них. Больше того, учитывая приведенные факты, естественно поставить вопрос: не следует ли снизить численность медведей, а в бескормные для них годы усилить организованный отстрел этих хищников силами опытных охотников?
К вопросу о регулировании численности медведя необходим разумный подход, и, конечно, во всех случаях должны учитываться особенности района и года. Еще раз напомним, что опасность возникает в первую очередь в районах, где регулярно бывают неурожаи кормов, а именно в Восточной Сибири и Амурской области.
Размеры урожая кедровых орехов и ягод, как правило, можно определить еще с весны. Это позволяет предвидеть опасность, связанную с появлением в тайге медведей-шатунов, и заранее подготовиться к борьбе с хищником. Жители таежных поселков и все, кто работает в тайге, должны быть предупреждены о соблюдении большой осторожности. Выходы в одиночку должны быть запрещены. В прилежащей к селениям местности медведи подлежат полному уничтожению силами специальных бригад охотников.
Нормализации положения с медведями будет способствовать усиление охраны лесов от пожаров, своевременное подавление вспышек размножения шелкопряда и других вредителей хвойного леса.