Покидает ли птица свое гнездо, если человек потревожит ее в нем или потрогает яйца? Простое прикосновение к яйцам останется даже не замеченным птицей, если ее при этом не побеспокоили или если окружающая гнездо растительность не была слишком сильно измята. Мне приходилось наблюдать, что птицы, которые, начинают нестись весной очень рано и, не будучи потревожены, делают обычно три-четыре кладки в году, с большей легкостью покидают первые кладки, нежели последние. Это объясняется, вероятно, тем, что весной половые железы легче возобновляют весь процесс размножения-с самого начала, нежели летом, когда птица должна уже насиживать и кормить.
В общем же, привязанность птицы к гнезду у разных видов птиц неодинакова, находясь в зависимости также и от внешних обстоятельств. Если я хочу, например, только взглянуть на кладку кряковой утки, я приближаюсь к гнезду так, чтобы утка заметила меня еще издали, и прохожу мимо него как бы случайно. Утка, конечно, видит меня и сжимается инстинктивно, в надежде остаться незамеченной. Если при этом я подойду слишком близко, то утка взлетит и вскоре исчезнет из поля зрения. Теперь я могу спокойно брать отдельные яйца, чтобы узнать их насиженность; затем кладу их обратно в гнездо, вновь прикрываю пухом и удаляюсь. Утка тем временем находится где-либо на воде, чистится, пьет, кормится и, как после обычного перерыва в насиживании, возвращается к гнезду привычным путем. Но если, приняв по ошибке гнездо кряквы за гнездо какого-нибудь редкого вида уток, я буду тайком подкрадываться к нему и попытаюсь неожиданно схватить утку, то этим напугаю ее и могу испортить все дело. С криком ужаса улетит она испуганно прочь и не вернется уже так легко обратно. У нее возникает представление о связи между гнездовым местом и смертельной опасностью. Нечто подобное происходит и с нашим обычным вяхирем. Прежние представления об отсутствии у этих птиц привязанности к гнезду не соответствуют тому, как ведут себя голуби, поселившиеся в последнее время в городских парках. Когда я нахожу гнездо в безлюдном лесу, напуганная птица стремительно улетает прочь и больше не возвращается. Однако в зоологическом саду я могу с помощью лестницы добираться до голубиных гнезд с целью наблюдать развитие яиц и птенцов; при этом реакция со стороны птицы может быть двоякая: насиживающая птица или бросается вниз на землю и затем, трепеща крыльями, удаляется прочь, изображая из себя хромую, или весьма неохотно поднимается с гнезда и остается сидеть на той же или соседней ветке, пока потревоживший ее человек не удалится. В обоих случаях насиживание продолжается. Эти парковые птицы привыкли к виду человека и ведут себя по отношению к нему так, как к своим обычным, более мелким врагам, или вообще не очень тревожатся его присутствием.
В общем, можно сказать, что насиживающая или согревающая птенцов птица всегда возвращается к своему гнезду, если она не была до ужаса напугана. Откуда возникла легенда, будто птицы узнают, что человеческая рука прикасалась к их яйцам, и оставляют поэтому гнездо, — я не берусь сказать. Птицы не могут «обонять» этого. Вероятней всего, это народная выдумка для детей, чтобы они не трогали гнезд. Я уже упомянул выше, что насиживающий вяхирь в случае опасности изображает из себя подраненного. Подобное же наблюдение может сделать каждый, приблизившись к кусту, где есть гнездо славки. Птичка бросится на землю и будет, трепеща крылышками, как бы с трудом продвигаться в траве прочь от гнезда; это — верный признак, что поблизости есть гнездо или, возможно, только что вышедший из гнезда выводок. Проделывает все это птица совершенно инстинктивно; таким образом она отвлекает лисицу или кошку от гнезда в сторону. Так поступают многие птицы и притом из различных систематических групп, например куропатки, утки, зуйки, журавли. В связи с этим может возникнуть вопрос, — возникло ли подобное характерное для того или иного вида поведение совершенно самостоятельно в каждой отдельной группе или оно было у всех птиц на очень ранней стадии их филогенетического развития, но затем у некоторых исчезло? Чаще всего подобное «притворство» наблюдается у птиц, гнездящихся на земле, или у тех, что гнездятся очень близко к земле, так как только в таком случае оно может быть целесообразным. Во всяком случае, едва ли можно думать, что разбойничающая в вершине дерева ворона обратит внимание на падающую вниз и бьющуюся там старую птицу. Многим подобное поведение со стороны взрослой птицы кажется в высшей степени благоразумным. Он полагает, что птица сознательно стремится обмануть таким образом лисицу. Против этой мысли говорит то обстоятельство, что все представители одного и того же вида действуют в случае опасности совершенно однотипно. Кроме того, впервые гнездящаяся птица, которая никогда еще в жизни не видела, как какой-либо ее собрат по перьям, будучи ранен, пал жертвой хищника, вряд ли может представить себе заранее, что собственно она должна делать, когда к гнезду ее приближается опасность. Следовательно, все это от начала до конца врожденное. Некоторое время думали также, что птица от долгого насиживания теряет подвижность своих членов и в первые моменты может только «ковылять». Это, конечно, совершенно неправильно. Следует только вспомнить, что идущая с выводком утка ведет себя по отношению к более крупному врагу совершенно так же, как и сидящая на гнезде славка, а она вовсе не «закоченела». То же самое можно наблюдать и у живущих в парках, а следовательно уже привыкших к виду человека, кряковых уток. Утка, идущая по краю озера со своими птенцами, сначала предупреждает их об опасности поднятием головы и тихим «предостерегающим» криком, а затем бросается с ними поспешно в воду. Если, однако, шумно приблизиться к птице со стороны воды, и притом прямо к ней и глядя на нее, то утята по сигналу матери рассыплются в стороны или начнут нырять, а перепуганная старая птица будет вертеться трепеща на поверхности воды, как будто она тяжело ранена и не может улететь.
Часто нам приходится встречать совершенно нецелесообразно размещенные гнезда, например непосредственно у дороги, по которой много ездят. Впоследствии такие гнезда оказываются брошенными и как раз к тому времени, когда птице надо насиживать. По моим наблюдениям, подобные «ошибки» птицы в выборе места для гнезда происходят оттого, что она выбирает его ранним утром, когда все вокруг спокойно. Строительство гнезда и откладывание яиц также происходят в то время, когда движение невелико. Насиживание же оказывается невозможным, так как у нас, например, в зоологическом саду и в парках, особенно not праздничным дням, целые потоки людей проходят мимо столь доступно расположенного гнезда и совершенно распугивают птиц. Что можно сказать об умственных способностях птицы, которая, живя в течение ряда лет в этом месте, все же «не знает», что в определенное время дороги бывают весьма оживленными, и обманывается спокойными часами!
Непосвященный и не подозревает, какое количество паразитирующих насекомых находится в гнезде маленькой птицы: они могут вызвать не только общее ослабление организма, но даже смерть беспомощного обитателя гнезда. Мне пришлось однажды наблюдать, что пара трясогузок летает к гнезду не с прежним усердием, хотя птенцы давали знать о себе, правда, несколько слабее, чем обычно, но без перерыва. При осмотре гнезда оказалось, что птенцы, почти уже готовые к вылету, почему-то малоподвижны. Вынув из гнезда птенца, я увидел, что его голая еще нижняя сторона вся в красных пятнышках. Исследование подстилки гнезда обнаружило в ней многочисленных (наверное их было около 120) более или менее крупных личинок, из которых выводятся впоследствии грязносеро-голубые мухи — Lucilia sordida. Во время второй и третьей кладки число этих личинок бывает, вероятно, еще больше, чем во время первого насиживания, когда самок мух еще не так много. Без помощи человека выводок, подвергшийся подобному нападению, должен погибнуть. Я поспешно соорудил из сена и тому подобного материала новое гнездо на том же месте и пересадил в него птенцов. Родители продолжали кормить их, и птенцы вполне оправились и благополучно вылетели из гнезда. В гнездах ласточек, и вообще в гнездах укрыто-гнездящихся птиц, в невероятно большом числе кишат клопы, блохи и бескрылые мухи. Вся эта нечисть доводит птенцов до изнеможения: они чахнут, кожа и растущие пеньки перьев уродуются до такой степени, что маховые перья становятся совершенно непригодными. Весьма любопытно, что белые трясогузки, столь находчивые охотники за насекомыми, не могут, однако, добраться до этих мучителей своих детей и накормить ими последних.
Вообще с привязанностью и любовью птицы к гнезду дело обстоит далеко не так, как то думают обыкновенно, и можно сказать, что время, проводимое в гнезде стариками и, в особенности, их детьми, пожалуй самое опасное время их жизни. Помимо живых врагов, для птиц, связанных в это время с местом, чрезвычайно большую опасность представляют проливные дожди, град, а для наземно-гнездящихся птиц — и наводнения. Известно, например, что половина и даже больше начатых насиживанием кладок дроздов не доводятся до конца, так как птицы размещают их неудачно.
Птицы, которые гнездятся неколониально, впадают порой при постройке гнезда в тяжелые ошибки, если тут же рядом есть места, совершенно сходные с теми, на которых они уже начали свою постройку. Если, например, в каком-либо строении имеется несколько небольших, пригодных для гнезда углублений, то горихвостка будет носить строительный материал для гнезда то в одно, то в другое углубление и, наконец, запутавшись, прекратит устройство гнезда и улетит прочь. Подобное явление я наблюдал однажды, когда дрозд избрал себе для гнездования местечко, образованное в саду тремя горизонтально повешенными одна на другую приставными лестницами. Так как лестницы имеют помногу ступенек, то при таком складывании нескольких лестниц образовалась примерно дюжина или даже больше совершенно одинаковых уголков; птица начала строить гнездо сразу в девяти местах и, долго провозившись с этим делом, все же не довела его до конца.
Но если бы горихвостке или дрозду все-таки удалось выстроить в двух или трех нишах гнезда, то первое же отложенное яйцо послужило бы в дальнейшем отличительным признаком настоящего гнезда и высиживание удалось бы. То же относится и к голубям. Они путаются, особенно вначале, в поставленных друг на друга и один возле другого гнездовых ящиках; дело между «законным владельцем» и заблудившимся часто доходит до драки, до окровавленных голов и растоптанных птенцов, хотя «заблудившийся» хотел только одного — попасть в свое гнездо, этажом выше или этажом ниже. Но ведь он не мог сказать: «Ах, извините, я ошибся!» То же произошло бы и с нами, если бы мы, не обладая даром членораздельной речи, спутали двери комнат где-либо в гостинице.