Недостаточность целлюлярного принципа для объяснения развития функций организма отмечалась многими учеными.
Именно эта идея лежала в основе критики как Гурвича, так и Гейденгайна, указавших, что свойствами отдельных клеток не исчерпываются жизнедеятельность и особенности многоклеточного организма в целом. Но вместе с тем оба указанных исследователя ни в какой степени не подвергали сомнению самый факт наличия клеток во всех без исключения тканях. Оба этих выдающихся ученых развивали идею системности, однако ни тот, ни другой не дали ее решения, которое удовлетворяло бы широкие круги биологов. Но часто постановка проблемы имеет не меньшее, если не большее, значение, чем ее конкретное решение. Неважно даже, если сам автор, поставивший проблему, решает ее неправильно. Мы видели, что концепция А. Гурвича (хотел этого сам автор или нет) по существу приводит к признанию нематериальных факторов, которые якобы и обусловливают специфический характер системы. Гейденгайн вопрос о специфичности системы вообще затрагивает мало. Но поскольку эти оба исследователя говорили о системах, они должны были признавать клетку конструктивной единицей.
Многие другие ученые пытались объяснить противоречия между признанием клеточной организации всего живого и несводимостью жизнедеятельности организма к сумме функций клеток совершенно другим путем. Они пытались опровергнуть реальность клетки как структурной единицы живых существ и считали, что по существу организм представляет собой анатомически единую структуру. Другими словами, отмеченное выше противоречие решается ими необычайно упрощенно и утверждается, что представление о клетке, как какой-то конструктивной единице, просто не соответствует действительности. Таким образом, сама проблема несводимости жизнедеятельности целого (организма) к свойствам его частей (клетки) лишается конкретного содержания, ибо организм трактуется как единое анатомическое целое. Впервые подобная точка зрения была выдвинута Адамом Седжвиком (1888—1892). Фактическое доказательство этой точки зрения А. Седжвик усматривал в том, что в мезенхиме, в нервной ткани, в дробящемся яйце некоторых членистоногих и др., по его мнению, при объективном изучении не представляется возможным установить наличие клеток. Аналогичный взгляд высказывал также французский зоолог Ив Деляж (1896—1897), утверждавший, что клетки являются вторичной структурой. Он полагал, что первичными организмами являются многоядерные простейшие; Metazoa же возникают таким образом, что тело Protozoa, имеющего несколько ядер, распадается на отдельные клетки, причем этот процесс не всегда идет до конца.
Наибольшее внимание в свое время привлекла, пожалуй, работа К. Уайтмана, в которой автор очень энергично выступил с опровержением целлюлярного принципа, базируясь прежде всего на своих наблюдениях над строением нефридий у кольчатых червей. Он утверждал, что клеточные границы в этом органе крайне непостоянны; клеточное и плазматическое строение нефридия легко сменяют друг друга. Отсюда следовал вывод, что клетка не является определенной структурной единицей и поэтому она не может рассматриваться как какой-то константный элемент развития организма. По этой причине Уайтман ставил вопрос и о том, что любое простейшее, являясь организмом, не может считаться клеточной структурой. Он предложил клеточную теорию заменить «организменной точкой зрения», т. е. понятием морфологической целостности и признанием непрерывности структурных элементов организма. «Деление на клеточные территории имеет, в его понимании, второстепенное значение, а развитие, как и другие жизненные феномены, представляет собой функцию организма как целого» (Уайтман).
Однако сколько-нибудь стройного представления и цельной системы воззрений Уайтман не дал. Оставалось неясным, что он понимает под организационным принципом, о котором пишет. Вместе с тем он говорит об «элементарных живых элементах», для которых он даже предложил название «идиозом». Подобная точка зрения, как мы видели, не оригинальна и показывает лишь бессилие исследователя объяснить твердо установленные наукой факты, в силу чего он вынужден прибегать к признанию гипотетических биологических единиц.
Любопытно отметить, что этого не избежали даже крупнейшие биологи. Гипотетические «живые частички» разными исследователями всегда назывались новыми терминами. Одно их перечисление может занять довольно много места. Приведем некоторые из них: «идиоплазматические частички» К. Нэгели (по его представлениям, они в свою очередь состоят из мицелл), «физиологические единицы» Г. Спенсера, «пангены» де Фриза, «биофоры» А. Вейсмана, «геммулы» Ч. Дарвина, «биогены» М. Ферворна, «метаструктурные частички» В. Ру, «плазомы» Визнера, «идиобласты» О. Гертвига, «протомеры» М. Гейденгайна и др.
Итак, всякий раз, когда автор не знает, как ему привести в систему имеющийся фактический материал и построить теорию взаимоотношений клеток как определенных индивидуумов с организмом как единым целым, он обращается к какой-либо гипотезе, более или менее вероятной с его точки зрения. Логика вещей заставляет искать простейшую биологическую единицу, и если клетка почему-либо как элементарная структура отвергается, то волей-неволей мысль направляется в сторону невидимых субмикронных частиц. Другими словами, на место клетки ставится другая, но уже гипотетическая структура. Кстати оказать, современные данные электронной микроскопии никаких подтверждений существования субмикронных биологических единиц, состоящих ниже клетки, не принесли.