Предвестник восхода — рассвет — прояснил мой сонный взор, и, когда светило поднялось над горизонтом, мне почудилось, будто оно извлекло из свинцово-синей пучины Индийского океана Маскаренские острова.
Я невольно подтолкнул соседа, чтобы обратить его внимание на восхитительное зрелище. Его гримаса дала мне понять, что толкать не следовало. Он брюзгливо произнес:
— Я маврикиец, сэр, насмотрелся на это.
Над россыпью солнечных бликов высились типичные вулканические силуэты Реюньона и Маврикия; третий остров группы — Родригес — напоминает скорее плот.
Я слишком поздно открыл для себя этот маленький архипелаг. В наше время любителю природы не дано испытать здесь радость первооткрывателя. От исконной флоры и фауны осталось так мало, что вам остается только регистрировать еще один пример беспардонного обращения человека со своим миром.
В который раз поймал я себя на желании попасть сюда с самого начала. Пусть даже не в обществе арабов или финикийцев, которых кое-кто называет первыми мореплавателями в этих водах; другие считают, что раньше них архипелаг посещали малайцы и индонезийцы, совершавшие рейсы по торговым путям и на Мадагаскар, и в Восточную Африку.
Меня вполне устроила бы роль участника плаваний Дома Пейро Маскареньяса, первым из европейцев посетившего Реюньон в 1509 г., или Доминго Фернандеса, который двумя годами позже высадился на Маврикии и назвал его Лебяжьим островом. Как и прочие португальцы той поры, он плохо разбирался в птицах. Лебеди тут не водились, скорее всего фламинго. А может быть, он принял за лебедей необычных наземных птиц?
В ту пору маскаренские леса населяло множество животных, неизвестных больше нигде на свете; естественно, они были совершенно беззащитны, когда сюда явились хищники. Тут дронты, и невиданные попугаи, и «голландский голубь»… В пальмовом редколесье паслись огромные наземные черепахи, ближайших родичей которых в наши дни можно встретить на атолле Альдабра и на Галапагосских островах. Борозды на песчаных пляжах свидетельствовали о визитах морских черепах, выходивших на берег, чтобы отложить яйца.
Португальские громилы, высадившиеся на безлюдном Маврикии, принялись истреблять непуганых, утративших способность к полету дронтов. Трюмные крысы воспользовались случаем освоить новую территорию. Пробравшись на берег по швартовым концам, они карабкались на пальмы и пожирали птенцов, а на пляжах загрызали насмерть черепашат. И размножались сами в огромных количествах. Уже в 1528 г. (не прошло еще и 20 лет, как были открыты эти острова) корабли доставили первых коз и свиней, чтобы было свежее мясо при последующих заходах. Опустошение Маврикия развернулось полным ходом… Можно сказать, что он был открыт слишком рано.
Люди безжалостно истребляли пригодных в пищу крупных животных, свиньи пожирали яйца, птенцов — все, до чего добирались, козы уничтожали растительность. От крыс не было спасения насекомым, рептилиям и птицам.
До 1968 г. на Маврикии — «звезде и ключе Индийского океана» — сменилось 18 голландских, 22 французских и 31 английский губернатор. В 1968 г. остров стал отдельным государством в рамках британское Содружества; основу его экономики составляют плантации сахарного тростника.
Исконные древесные породы сохранились в трех небольших заповедниках, а также в прекрасном ботаническом саду. На остальной территории преобладают привозные деревья, кустарники и сорняки. Австралия поставила эвкалипт и казуарину, на склонах гор против эрозии высажен японский кедр, а между рядами деревьев густые колючие заросли образовала бархатно-красная малина с Молуккских островов. Дерево путешественников родом с Мадагаскара, названо так потому, что в листьях скапливается вода, и, рассказывают, будто эта влага однажды спасла жизнь некоему ботанику, умиравшему от жажды.
Несколько квадратных километров занимают хвойные леса, есть плантации бананов, растет южноамериканская гуайява, плоды которой пришлись по вкусу одичавшим свиньям.
Поразительно, что при таком изменении растительности все еще уцелело девять из первоначально существовавших на острове 22 эндемических видов птиц. Если учесть, что птицам надо еще обороняться против завезенных сюда мангустов и многочисленных шаек голосистых макак, то и эти девять видов, надо думать, очень скоро будут внесены в Красную книгу Международного союза охраны природы.
К числу пернатой Дичи, завезенной из Восточной Азии, относятся турачи и перепела. Разнообразием прекрасной музыки, звучащей над плантациями, остров во многом обязан индийской майне; прирученные майны быстро обучаются подражать человеческому пению и речи. Воробьи прибыли как из Англии, так и из Индии.
Почти все виды животных, интродуцированных на Маврикии, можно встретить и на Реюньоне. Правда, здесь я столкнулся с представителем фауны, которого никак не ожидал увидеть на столь уединенных островах.
Всего в нескольких стах метрах от гостиницы «Бурбон», высоко над городом Сен-Дени и безбрежным океаном, я приметил дерево, словно увенчанное шапкой трепещущих, несмотря на полное безветрие, черных листьев. Присмотрелся в бинокль — и убедился, что на этом дереве обосновалось скопище летучих собак. Эти умные животные занимали меня с тех самых пор, как я на Яве вместе с Эриком Люндквистом уговорил местных жителей соорудить из лиан 35-метровую лестницу к огромной, древесной кроне, где обитали тысячи крыланов. Поднимаясь в эту колонию, где обоняние и слух подвергались серьезным испытаниям, я изучал вблизи ночных грабителей окрестных садов.
И теперь с приближением сумерек я направился к дереву-великану, удобно примостился на гнилом пне, поднес к глазам бинокль, опираясь локтями о колени, и позабыл обо всем на свете ради открывшегося мне увлекательного зрелища. Летучие собаки готовились совершить очередной ночной налет на манговую плантацию. Возня и перебранка… Время от времени какой-нибудь из крыланов отцеплялся от своего сука, чтобы описать пробный круг, затем возвращался к дереву, где его встречали негодующие крики сородичей. Внезапно что-то влажное и холодное коснулось моей ноги. Я оцепенел — то ли от брезгливости, то ли от любопытства. Таинственное нечто, которое тем временем перенесло свое внимание на другую ногу, следовало разоблачить, не спугнув. Я медленно наклонил голову и в сгущающемся сумраке обнаружил, что незваный гость — всего-навсего невинный ежик. Его влажный носик был привлечен теплом моих ног.
Так и не выяснив, как я выгляжу выше колен, зверек засеменил к пню. Может быть, он кормился тем, что роняли со своего дерева летучие собаки? Да, но где же его иглы? Мне показалось, что он покрыт преимущественно шерстью… Странно. Может быть, в тропиках ежи обходятся без игл?
Как бы то ни было я всем твердил о встрече с ежом, пока куратор естественно-исторического музея в Порт-Луи не убедил меня, что на Маскаренских островах ежи не водятся, а есть привезенные с Мадагаскара тенреки. Правда, они родичи наших ежей и тоже относятся к насекомоядным. Их родина Мадагаскар, там они кормятся почти исключительно насекомыми и дождевыми червями. Подобно нашим ежам, они часть года (засушливый период) проводят в спячке, забираясь в нору.
Чтобы спокойно относиться к сюрпризам такого рода, следует, пожалуй, знать, что на Маскаренских островах совсем нет опасных животных. Даже немногие обитающие здесь змеи совершенно безобидны. Единственная докучливая тварь, с которой я тут сталкивался, — клещи, так ведь они всюду одинаково несимпатичны.
Проблемы Маврикия не ограничиваются нарушением природного баланса. Катастрофически растет численность населения, хотя, казалось бы, для новых жителей просто нет места. И не предвидится никаких возможностей производить больше продовольствия для подрастающего поколения. Когда я покидал Маврикий, там теснилось около тысячи людей, представляющих самые различные нации. В одной сельской школе я увидел среди преподавателей и учащихся европейцев, индийцев, китайцев, африканцев различного происхождения ц австралийцев.
Пора предать забвению знаменитые слова Марка Твена: «Бог создал сперва Маврикий, а потом уже рай, взяв Маврикий за образец».
Когда заходит речь о продовольственной проблеме в глобальном масштабе, оптимисты охотно ссылаются на неистощимые ресурсы морей. Но океан уже не годится на роль неисчерпаемой кладовой. И здесь Маскаренские острова и Индийский океан служат ярким примером дурного (сознательного или бессознательного) хозяйничанья.
Рыбы на маскаренских коралловых рифах почти не осталось. Того, что ловят сегодня, хватает лишь накормить ближайших родственников рыбака. Океанический лов потерял всякий смысл: пропали косяки тунцов, исчезли кашалоты, которых раньше в Индийском океане было много.
В богатых водорослями прибрежных водах водились в изобилии удивительные травоядные морские млекопитающие — дюгони; теперь и они полностью истреблены. Мясному скоту нужны большие площади, а где их взять при такой перенаселенности? Экологическая ниша, на которой паслись дюгони, никем не занята. Это единственное крупное морское млекопитающее, способное превращать морскую растительность в мясо для человека. А с мясом на Маскаренских островах туго.
Исполинские наземные черепахи истреблены давным-давно, и та же участь ожидает морских черепах, если не будут соблюдаться международные охранные постановления. Ныне редко увидишь, чтобы морская черепаха отложила яйца на песчаных пляжах Маврикия. Зато под сенью шелестящей хвои казуарин множатся следы туристов — ив какой-то мере искателей пиратских кладов.