Высшие позвоночные животные нашей фауны с точки зрения их использования человеком делятся на две неравные, произвольно ограничиваемые группы: «охотничьи» и «неохотничьи» животные. Первые служат объектом охоты, вторые — нет.
Разумеется, деление это условно. Для огромного большинства сибирских охотников, бекасы, например, не представляют никакой ценности. Для горожан бекас — это «красная дичь», один из завидных охотничьих трофеев. В Западной Европе привлекательная дичь — жаворонки, дичью там считаются и овсянки, а в нашей стране никто не сочтет этих птичек дичью. Даже дроздов, имеющих очень вкусное мясо, наши охотники почти никогда не стреляли иначе, как из озорства.
Сейчас же нередко наблюдается иная картина. В окрестностях Алма-Аты настойчиво преследуют частично зимующих здесь черных дроздов, и едва ли многие из них доживают до весны. А ведь охота на них запрещена в Казахстане вообще.
Такое расширение круга «охотничьих» птиц приводит к пагубным последствиям. При этом, если у нас как-то охраняются «охотничьи» животные, то «неохотничьи», в частности все певчие птицы, вообще не оберегаются. Убивать их официально запрещено, но еще не было случая, чтобы кого-нибудь привлекли к ответственности за нарушение этого запрета.
В наиболее доступных угодьях, особенно в тех, куда проникают городские охотники-любители, не только охотничьих животных, но даже мелких птичек становится мало: «с горя», что нет ничего подходящего, эти, с позволения сказать, охотники разряжают свои крупнокалиберные ружья во что случится, нередко хвастая тем, что ловко сбивают стрижей и ласточек или разносят в пух и в прах овсянок и трясогузок.
Бездумная стрельба во что попало не прекращается, так как боеприпасы недороги и доступны, огнестрельное оружие купить можно, а надзор за его хранением и употреблением совершенно эфемерен.
Только в Казахстане имеется не менее одного миллиона охотничьих ружей всех сортов. Из них зарегистрировано не более 200 тысяч, т. е. 800 тысяч штук хранятся и действуют незаконно. Охотинспекция ведет с этим борьбу и отбирает за год не более 1000 ружей. Иначе говоря, для того чтобы отобрать все незаконно хранимое оружие, потребно 800 лет! И это в том случае, если никто
больше покупать ружей не будет, но… их можно купить и все желающие покупают их в любом магазине вместе с неограниченным запасом огнебоеприпасов.
Очень большая беда заключается в том, что в народе распространены до сих пор малокалиберные винтовки, так называемые «тозовки». Они считаются запрещенными, но в Казахстане, например, их можно встретить чуть не у каждого чабана, хотя для борьбы с волками они вовсе бесполезны.
Кому не известно, что добыча этого хитрого хищника — дело сложное и что от такой повсеместной неорганизованной стрельбы меньше всего страдает именно волк? Более того, как раз волки-то и размножаются при этом особенно успешно, получая постоянное пополнение своего рациона за счет тех миллионов подранков птиц и зверей, которые расползаются во все стороны от неумелой пальбы горе-охотников.
Пока патрончики к малокалиберным винтовкам будут доступны, истребительная роль этих винтовок будет возрастать. Разрешать пользоваться таким оружием можно только белковщикам.
Злоупотребление нарезным оружием особенно опасно там, где ставится на карту судьба редких, ландшафтных животных, как например байкальская нерпа. В свое время (и не так давно) обнаружилось стремительное снижение ее численности. Усилиями ученых и многочисленных друзей Байкала удалось добиться прекращения бессмысленного уничтожения нерпы. Поголовье ее стало восстанавливаться. Но увы! — снова слышатся нелепые требования истребить нерпу, так как этот зверь якобы повинен в уменьшении рыбных запасов. Такие требования содержались в некоторых статьях, опубликованных в газете «Правда Бурятии».
А покуда продолжается беспощадное истребление нерпы браконьерами.
То же примерно положение и со снежными баранами, обитающими в горах северо-востока Азии. Снайперские винтовки, которыми неизвестно зачем вооружены всевозможные экспедиции, делают свое дело. Если так будет продолжаться, этому удивительному животному скоро придет конец.
На Крайнем Севере белых медведей до последних лет расстреливали при всякой встрече, убивая их без нужды.
В 1956 г. законом «О мерах охраны животных Арктики» белый медведь был взят пот защиту.
Но закон законом, а действительность действительностью. Через два года после этого, в 1958 г. газета «Магаданская правда» писала:
«На Чукотке, несмотря на запрет, продолжается истребление белого медведя охотниками и даже колхозами, а шкуры убитых зверей сбываются частным лицам. Так поступил колхоз «Полярник», Чукотского района. Он заготовил в прошлом году несколько шкур и организовал продажу их частным лицам. Многие «любители-охотники», хотя бы один раз побывавшие на Чукотке, считают себя кровно обиженными, если им не удастся вывести оттуда шкуру белого медведя, а Магаданский промкомбинат потворствует этому, производя выделку шкур частным лицам, хотя это категорически запрещено».
Не прекращается хищническое истребление зверя и птицы повсеместно. Бьют диких копытных с автомобилей, из-под фар.
Несчастные животные тщетно напрягают силы, стараясь уйти от непонятного, ревущего врага, а картечь, пули дальнобойных винтовок и даже автоматов находят их повсюду. В пылу такой, с позволения сказать, «охоты» стрелки забывают, сколько и где свалилось животных, не думают о подранках, которые остаются позади бешено мчащихся машин в буераках и бурьяне на радость волкам. А сколько уцелевших от расстрела, но загнанных зверей погибает потом от перенапряжения?
Прекратить это можно лишь принадлежащем ведении охотничьего хозяйства, возглавляемого не случайными людьми, а специалистами-охотоведами.
В дельте Селенги были случаи применения самолетов при охоте на гусей. На многих машинах, включая амфибии, съезжаются сотни и сотни охотников на Аргунь к пролету водоплавающих птиц. Некуда там деваться птице. Узким коридором речной долины летит она, как сквозь строй, на север. Ее бьют без разбора и без всякой меры, наваливают в машины сотни гусей, половина из которых — гусыни, несущие в утробе яйца.
В одном из закрытых охотхозяйств на южном Балхаше водоплавающих загоняют к засадам, где их ждут охотники, при помощи вертолета, и этот забой называется «спортивной» охотен.
Дельта реки или, южное побережье озера, ранее бывшее подлинным царством зверя и птицы, опустошаются беспощадно. Отовсюду съезжаются сюда браконьеры для бесконтрольного убоя косуль, кабанов, всевозможных птиц, включая тех, на которых охота запрещена вообще.
А в степных районах Красноярского края, где весной на озерах всегда останавливаются большие стада пролетных гусей, можно наблюдать такие картины. На лыжах, в маскировочных халатах браконьеры подбираются по льду к птицам и в упор расстреливают их. Еще хуже, когда приближаются к гусям на большой скорости на мотоциклах, которые растерянные птицы подпускают на самую близкую дистанцию.
На Онежском озере гоняли уток на быстроходных моторных лодках. А. ведь мы знаем, что взлет требует от птицы больших затрат энергии. Заставьте ее несколько раз подняться с места и она обессилеет. Что же ждет в таком случае пернатых на больших озерах, по которым стремительно носится моторизованная смерть?
До трехсот быстроходных катеров с прожекторами истребляют зимующих птиц на Каспийском море. Десятки таких же судов уничтожают птиц на Бухтарминском водохранилище и на озере Зайсан… Словно не существует вовсе законов об охране птиц в нашей стране!
Особенно удручает отсутствие у людей всякого чувства ответственности перед природой, жалости к животным, понимания необходимости беречь их хотя бы для собственной охоты. Люди сыты и одеты, продуктов у них достаточно. Так зачем же эти кучи птичьих трупов, зачем разорение гнезд, при котором выбрасывается более половины яиц?
Надо, наконец, осуществить охрану хотя бы гнездовий. Ведь именно безудержным сбором яиц уничтожены птичьи базары на Байкале. Знаменитые гнездовья водоплавающих и чаек в дельте реки Селенги сведены на нет сбором яиц, главным образом для нужд зверофермы местного промхоза…
Истребление яиц и гнезд особенно практикуется подростками. Сельским педагогам не может не быть известно, что весной едва ли не в каждом селе собираются ватаги мальчишек, которые отправляются на озера, в поля и леса собирать яйца уток, куропаток, гусей… Собранные яйца варят и пекут, просто выбрасывают. А в окрестностях не остается ни одного гнезда… Если мы с грустью отмечаем, что берега Байкала полностью лишились одного из лучших украшений — птичьих базаров, массовых гнездовий бакланов и разных видов чаек, то охотники в этом виноваты мало.
Под Иркутском почти уничтожена серая куропатка, а на Селенге — дрофа. Почти не стало птичьих гнезд на Коймарских озерах в Тунке, где раньше пернатые водились в изобилии.
В Якутии распространено даже истребление утят. Известный знаток местных птиц Г. П. Ларионов писал по этому поводу: «В пределах центральных районов Якутии до настоящего времени развита «охота на утят», во время которой истребляется большое количество нелетающего молодняка. Особенно много утят уничтожается, когда во время этой охоты применяются собаки. С помощью специально натренированных собак браконьеры за день добывают до нескольких десятков утят, почти полностью уничтожая их в водоемах, расположенных недалеко от населенных пунктов».
Очевидно, именно это явилось одной из причин тех глубоких изменений в составе птичьего населения здешних районов, которое я обнаружил весной 1965 г. О былом изобилии пернатой дичи в центральной части республики остались лишь воспоминания. «Нечего стало стрелять по озерам» — с грустью говорили старожилы.
Поражает иной раз жестокость людей по отношению к диким животным. То слышишь, как убили пять Джейранов, среди которых были три стельные самки. То читаешь, как загнали на машинах лося, забредшего на территорию совхоза. Браконьерство, бессмысленное и варварское, становится поистине массовым.
А судебные органы между тем очень неохотно занимаются делами о браконьерстве, будто не они призваны стоять на страже неукоснительного выполнения советских законов.
Ведь в самом деле, у всех на виду происходит нечто, не могущее быть названным иначе, как юридическим нонсенсом. Если происходит хищение государственного имущества, то наказание бывает тем выше, чем ценнее похищенное имущество, чем больше ущерб, нанесенный государству. Так, если в районе золотых приисков устанавливается хищение драгоценного металла, возмездие бывает чрезвычайно суровым. В то же время хотя пушнина по своей ценности и значению, во всяком случае в ее высших видах, равна золоту, к хищению ее порой относятся весьма снисходительно. Не всегда даже доходит дело до судебного разбирательства. И, что очень важно, общественное мнение не склонно считать это преступлением.
Очевидно, все органы надзора должны радикально изменить свое отношение к нарушениям закона об охоте и привлекать виновных к ответственности наравне с расхитителями государственных ценностей.
В прямой зависимости от действенности активной охраны, притом не на каких-то произвольно выбранных участках, что лишено всякого смысла, а повсеместно, находится реальность тех запретов, которые в настоящее время узаконены в нашей стране.
Мы знаем, что существуют правила охоты, несколько изменяющиеся в зависимости от условий той или иной области. Есть виды животных, охота на которых запрещена по всей стране или в отдельных районах. Имеется, наконец, лицензионная система, т. о. порядок выдачи именных разовых письменных разрешений на добычу каждого экземпляра особо ценных животных. Все эти вполне правильные и бесспорно необходимые законоположения остаются на бумаге, если нет людей, могущих проверить их выполнение.
В течение многих лет я в научных целях производил отстрел животных в закрытое для охоты время. Я всегда имел при себе специальное разрешение. Однако никогда ни в городах, ни в селах, ни в их окрестностях, не говоря уж о тайге и тундре, никто не потребовал его предъявить.
И сейчас не только вдали от населённых пунктов, но и вблизи больших городов можно услышать выстрелы в любое время года. Такое положение явно дискредитирует советские законы об охоте.
Когда не существует подлинной проверки того, как осуществляются на деле законы об охоте, начинается система беззаконий. Например, каждый начальник охотинспекции имеет в своем распоряжении лицензии, которые может распределять совершенно произвольно. Это чрезвычайно скользкая почва для людей неустойчивых, и возможности правонарушений здесь очень велики.
Разумеется, очень многое зависит от личных качеств руководителя. Подбор людей в органы охраны природы должен быть особо тщательным. Совершенно нетерпимо, когда инспектора, проштрафившегося в одном месте, переводят на ту же должность в другое место. Это подрывает авторитет инспекции в целом.
Продолжается губительное преследование диких копытных по насту. Каждую весну, когда появляется наст, начинается давно осужденное и запрещенное истребление косуль, изюбров и лосей. Особенно достается косулям. Целыми деревнями выходят кое-где в эту пору люди со сворами собак, загоняют и режут ножами беззащитных животных, у которых весной и мясо тощее и шкура мало на что пригодна. Но главное — каждая самка несет в себе одного, а то и пару телят. Предпринимается ли что-либо серьезное для искоренения этого зла? Нет.
В Прибайкальской тайге на каждом шагу можно натолкнуться на запрещенные законом ловушки. По тропам развешены проволочные петли и вовсе не редкость — гниющий в них труп или кости погубленного зверя.
Можно ли всерьез говорить об авторитете охотинспекции, если зачастую группы браконьеров возглавляют те, кому по долгу службы (не говоря уж о совести гражданина) надлежит заниматься контролем соблюдения наших законов. Такие факты нередко попадают на страницы печати, но от этого их не становится меньше.
Всемерного осуждения заслуживает истребление гаги на Беломорье. Здесь разоряются гнездовья, из которых безнаказанно тащат и пух, и яйца. Все это привело к такому падению гагачьего хозяйства, что даже на Новой Земле, где оно находится в наиболее благополучном состоянии, заготавливают не более тонны пуха в год. Вот что мы читаем в одной из статей на эту тему: «Несмотря на то, что охота на гагу запрещена в нашей стране с 1931 г., охраняется она практически только в заповеднике… За пределами заповедника гнезда гаги повсеместно разоряются, а осенью и весной браконьеры охотятся на взрослых, птиц. Эго привело к очень сильному уменьшению численности гаги за пределами заповедника…». Европейская гага должна стать объектом интенсивного охотничьего хозяйства. Это бесспорно, но только не надо заниматься ее одомашниванием. Пусть себе живет и кормится в просторах океана. От человека требуется только одно — дать ей полный покой на время гнездования. Об остальном эта замечательная птица побеспокоится сама. Полезно взять в качестве образца постановку гагачьего хозяйства в Исландии, где гага играет немалую роль в экономике.
Пресловутое «одомашнивание» распространено — увы — широко. Начинается оно с «выкармливания» пойманного молодняка диких животных. Домой тащат всё — от зайчонка и кукушенка до лисят и лосят. И ведь все они, как правило, гибнут. В этом напрасном истреблении животных никто и не замечает одной из форм браконьерства.
Не менее вредны и некоторые опыты по скрещиванию диких животных с домашними или одомашниванию диких зверей. Так, на острове Монероне пытались одомашнить каланов. Разумеется, каланы, которых мучили содержанием в каких-то цементных ваннах, сдохли, а немалые деньги, отпущенные на эти эксперименты, ушли на ветер. Едва ли «более целесообразными были проводившиеся одно время «работы» по скрещиванию снежных баранов с овцами в Якутии.
Соревнуясь с якутянами, взялись, было, за эту же затею некоторые читинские зоотехники. Немало денег было потрачено на попытки отловить снежных баранов в Витимо-Олекминских горах, но напрасно. И так досадно видеть эти никчемные и большие траты, зная, что сами-то снежные бараны у нас остаются беспризорными. Даже ареал их подлинно неизвестен. На эту важную научную работу как раз нет денег, а отовсюду поступают сведения о том, что этих великолепных животных истребляют нещадно. Есть данные, что снежнее бараны уничтожаются браконьерами с большим усердием. Никакой уверенности в том, что эти животные сохранятся долго, нет.
Наивно думать, что если бы даже такие опыты удались, можно было бы рассчитывать на рентабельное овцеводство в условиях скуднейших пастбищ альпийских тундр крайнего северо-востока Азии.
Бывает, что поводом для уничтожения того или иного вида животного может стать случайное обстоятельство. Так, в последние годы прошел слух, будто бы барсучье сало — чудодейственное средство от туберкулеза. Началось ожесточенное истребление этих полезных животных самыми варварскими способами.
Интересно, что в Алма-Ате на базаре ежедневно идет распродажа барсучьего сала бутылками. А ведь те, кому положено, давно должны были заинтересоваться этой торговлей.
Недостатки в деле охраны природы, о которых говорилось выше, носят субъективный характер. Объективных причин того прогрессирующего оскудения растительности и животного мира, которое распространяется во все стороны от населенных пунктов, нет. Это мы утверждаем со всей ответственностью. В нашей природе «е заложено никаких особенностей, которые делали бы неизбежным обеднение видового состава и количества растений и животных.
Более того, при надлежащем отношении самые привлекательные из наших растений могут пышно развиваться не только в окрестностях, но и в пределах сел и городов.
То же касается и животных. Любой вид рыбы, птицы или зверя будет обитать в непосредственном соседстве с человеком, если его без нужды не преследовать. Говоря так, сошлемся на опыт перенаселенных стран Западной Европы, где и олени, и куропатки, и козы, и лисицы, и фазаны живут рядом с человеком.
Необходимо в связи с этим указать на важнейшую закономерность, касающуюся богатств живой природы, которую сформулировал наш известный ученый натуралист и охотовед С. А. Бутурлин: «Чем гуще населен какой-нибудь район, чем интенсивнее ведется на нем хозяйство, тем неизбежно меньший процент в общем хозяйственном обороте района занимает доход от охотничьего промысла, но в то же время тем абсолютно больше дает этот район (с 1 кв. км. или с 1 га) пушнины и дичи. Это же означает, что с интенсификацией хозяйства район становится производительнее даже в отношении дикой фауны, вскармливает ежегодно большую массу животного вещества, чем район с более первобытным хозяйством».
Пример наших западных соседей блестяще оправдывает расчеты Бутурлина. Нам трудно себе представить, что в Чехословакии на 128 тысячах квадратных километров берут в год 61 тысячу косуль, 2 миллиона диких кроликов, полмиллиона зайцев-русаков, 300 кабанов, 2,5 миллиона серых куропаток и т. д. («Леса Чехословакии», Прага, 1960).
В Венгрии на 93 тысячах квадратных километров в 1959 г. насчитывалось 17 тысяч оленей, 30 тысяч косуль, 10 тысяч кабанов, 700 тысяч фазанов, 1 миллион куропаток и 3 миллиона зайцев («Охота и охотничье хозяйство», 1960, № 8).
Истинным показателем производительности территории страны является выход продукции с единицы площади. По сравнению с густонаселенными районами стран Западной Европы в нашей стране этот показатель крайне низок.
Мы в состоянии восстановить былое обилие животных в охотничьих хозяйствах. И мы должны это сделать.