Профессорская деятельность Линнея в Упсале началась 25 октября 1741 г. его речью «О необходимости путешествий по отечеству» («De necessitate Peregrinationibus intra Patriam»), в которой доказывалась польза изучения родной страны в отношении всех трех царств природы, ее «физики» (т. е. того, что теперь называется физической географией), хозяйства, медицины, быта населения и древностей. При этом доказывалась польза этого изучения для улучшения хозяйства страны. Речь была основана на материалах только что совершенного путешествия на юго-восток Швеции и на более ранних исследованиях в Лапландии и в провинции Даларна.
Речь Линнея, полная исследовательского энтузиазма и любви к родной стране и ее природе, была встречена с тем большим интересом, что она была полной противоположностью обычным вступительным речам, посвященным философии или чисто схоластическим вопросам.
Профессорская деятельность Линнея, начатая этой программной речью, продолжалась в Упсальском университете тридцать пять лет.
Через две недели Линней и Розен обменялись курсами: Линней стал профессором медицины и ботаники, причем за ним были записаны занятия по ботанике, минералогии, зоологии, фармации, химии и диететике; за Розеном, как профессором медицины и анатомии, были курсы анатомии, физиологии, патологии, диагностики и практической медицины.
Недавно были опубликованы выдержки из документа, хранящегося в архиве Линнея, из которого ясно, насколько сурова была в Упсале университетская дисциплина. Так, без разрешения ректора профессорам нельзя было удаляться далее чем за шесть миль от города; запоздавший в университет на один день штрафовался; если кто-нибудь начинал занятия на один день позже начала семестра, он облагался штрафом в четвертую часть оклада; лекции продолжались с 28 января по 23 июня и с 1 сентября по 20 декабря. Ни одно сочинение не могло быть напечатано ни одним профессором вне Швеции под угрозой очень крупного штрафа. Дисциплина была очень сурова и в отношении студентов; так, например, отмечались все студенты, не посетившие хотя бы одно занятие. Университетский устав был настолько суров, что Линнею пришлось просить специальное разрешение ректора для того, чтобы отлучиться для приведения в порядок и описания коллекции короля и королевы по натуральной истории. Линней был настолько стеснен строгостью устава, что в этом документе, относящемся к 1749 г., писал: «Не имей я семьи, я решился бы принять английское предложение, как ни мало я люблю эту нацию. Теперь Оксфорд еще открыт для меня». Линней имеет здесь в виду предложение занять кафедру в Оксфорде после смерти Диллениуса. Надо заметить, что Линней в университете имел немного больше свободы из-за покровительства графа Тессина, чем другие.
Лекции начинались в десять часов утра; в зимнее время они протекали в лекционном зале, а весной и ранней осенью — в ботаническом саду и зоологическом музее. Интересно отметить, что профессора имели при этом частные занятия со студентами, приносившие им особую плату. Такие занятия были постоянны и у Линнея, из-за его популярности их было особенно много. Общее число студентов у Линнея в конце сороковых и начале пятидесятых годов составляло от ста до ста пятидесяти человек. Это было, конечно, много, если принять во внимание, что число всех студентов в университете составляло 600—700 человек.
Привлекательность лекций Линнея была прежде всего в том, что ботаника и зоология были в его изложении совершенно новыми, дотоле неизвестными предметами и излагались они при этом в сопровождении богатого иллюстративного материала, происходящего часто из далеких заморских стран. Большое значение имел, конечно, и лекторский талант Линнея, о чем можно судить на основании писем и воспоминаний его бывших слушателей. Хотя Линней не обладал сильным и мелодичным голосом, он умел удерживать внимание слушателей и всегда «нал, как следует придать значительность своим словам, пользуясь выразительными короткими фразами. Один из студентов Линнея писал, что он в своих лекциях умел так хорошо сочетать остроумие с основательностью суждений, что достигались и занимательность лекции и глубина ее содержания. Тот же слушатель сообщает, что «если он говорил о великих трудах Создателя или его Величестве, почтительность и восхищение были написаны на его лице; если он рассказывал о предписаниях диететики, он часто заставлял своих студентов громко смеяться… сообщая при этом полезные сведения для сохранения их здоровья».
Весной и осенью часто под предводительством профессора устраивались загородные учебные экскурсии, в которых участвовало иногда более двухсот студентов одновременно. Участники при этом должны были соблюдать строжайший порядок и в передвижении и в занятиях определенными темами. Все нужные объяснения давал по поводу каждого предмета сам профессор. Такие экскурсии продолжались обычно с восьми часов утра до девяти часов вечера, а в последние годы профессорствования Линнея, когда он начал стареть, они занимали по семь часов. По возвращении экскурсантов в город, причем впереди шел сам профессор, все расходились по домам, прощаясь со своим наставником возгласами: «Vivat Linnaeus!».
Лекции студентам Линней читал по-латыни, как и все профессора, причем его латынь, как, впрочем, и у некоторых других, грешила против грамматики и была, по мнению приезжих студентов, несколько своеобразной. Она называлась, по названию студенческих кварталов Упсалы, латынью из Свэртсбака; здесь она никого не удивляла и считалась нормальной. Как уже говорилось, Линней никогда хорошо не знал латинского языка, и еще в школе он принес ему много огорчений. Из иностранных языков Линней знал впоследствии только немецкий, голландского же языка он не знал, хотя и прожил в Голландии три года. Вращаясь там среди ученых, он удовлетворялся латинским языком. Линней говорил, что целью его поездки в Голландию и другие страны было не изучение языков, а исследования, причем и «времени у него не было для изучения языков, да и способностей не было, а потому он не научился английскому, французскому, германскому, лапландскому и даже голландскому, и что он мог прекрасно обходиться без любого из них».
С ростом известности Линнея росла слава Упсальского университета, увеличивалось и число его студентов, достигшее к концу деятельности Линнея полутора тысяч, т. е. число их почти утроилось. Упсальский университет привлекал к себе молодых людей и из зарубежных стран и даже из далекой Америки; были в нем и российские студенты, москвичи и петербуржцы.
Студенты, интересовавшиеся наукой, пользовались особым вниманием Линнея, и он специально направлял их исследовательскую деятельность, считая их своими «апостолами», как он называл их в шутку. Многие из них потом оправдали ожидания своего учителя и прославились как путешественники и ученые. Из «апостолов» можно назвать, например, Соландера, работавшего в Англии и потом участвовавшего в путешествии Кука. Интересно заметить, что Линней настоятельно рекомендовал Соландеру переехать в Петербург для работы в Академии наук. Следует вспомнить также Форскаля — исследователя Аравии, Ивана Фалька, работавшего в Петербурге и путешествовавшего по России, Тернстрема, уехавшего в Кохинхину, Гассельквиста — исследователя Палестины, Лёфлинга, путешествовавшего в Испании и Южной Америке, Кальма — исследователя Северной Америки, Тунберга — исследователя флоры Капской области и Японии, и т. д.
Ученики Линнея в должностях корабельных врачей или священников отправлялись часто в далекие страны по его рекомендации и по его старым связям с голландскими учеными и Ост-Индской компанией. Некоторые из них не выдержали трудностей путешествия и умерли от болезней вдали от родины. Оплакивая их смерть, Линней писал: «Какой утомительной и тягостной наукой была бы ботаника, если бы нас не влекло к ней сильное чувство, которое я затрудняюсь определить ближе и которое сильнее чувства самосохранения. Боже мой! Когда думаешь об участи ботаников, то не знаешь, считать ли безумием или разумным делом то беспокойство, которое влечет их к растениям».
Говоря о профессорской деятельности Линнея, нельзя умолчать о той ее стороне, которая в наше время называется подготовкой кадров. В связи с тем что Медицинский факультет Упсальского университета стал давать ученую степень доктора медицины, за 1743—1776 гг., т. е. за 33 года, на факультете под председательством самого Линнея было защищено только ботанических диссертаций 89. В высшей степени важно отметить, что диссертации эти, принадлежащие ученикам Линнея, были по тематике очень разнообразны, на основании чего мы можем достаточно хорошо представить себе широту научных интересов Линнея в эти годы. Следует сказать, что многие диссертации были подсказаны Линнеем его ученикам, а некоторые, вероятно, частично и рассказаны. Относительно двух диссертаций Линней с определенностью писал, что они принадлежат ему самому («Totae sunt Linnaei»). В автобиографических материалах Линней указал на то, что диссертации его учеников он собрал вместе и поместил в особой серии — «Amoenitates academicae» («Академические досуги)», для того чтобы они не растерялись. Серия эта так интересна, что далее о ней мы скажем немного подробнее. Здесь же заметим, что среди этих диссертаций пять принадлежали российским студентам — две москвичам и три петербуржцам.
С 1742 г. Линней начал заниматься восстановлением университетского сада, который, как мы ранее говорили, был в совершенно жалком состоянии в его студенческие годы и, в сущности, не был восстановлен после упсальского пожара 1702 г. Важнейшей задачей при этом было расширение коллекции экзотических растений. Шесть лет упорного труда привели к тому, что, кроме пятисот растений отечественной флоры, в саду было собрано 1100 экзотических. Коллекция эта была по тому времени богатой, если принять во внимание то обстоятельство, что сад находился в довольно суровой природной обстановке — Упсала находится почти на широте Ленинграда. Интересно заметить, что в каталоге растений Петербургского медицинского сада, составленном профессором Сигезбеком (Siegesbeck. Primitiae Florae Petropolitanae…Rigae, 1736), перечислено 1275 растений. Обогащение Упсальского сада много облегчалось дружескими связями Линнея с голландскими и французскими ботаниками, присылавшими в Упсалу семена из своих садов. Посылки, однако, были не только с запада. В записях, относящихся к 1744 г., Линней писал, что он «получил из Петербурга через барона Стена Бьельке все растения, открытые в Сибири, которых никто до того времени не видел». Нужно заметить, что петербургским ботаникам сибирские растения были хорошо известны. Ими специально занимались Амман, Гмелин старший, Крашенинников и Сигезбек. В том же году в Упсале был получен из Голландии живой банан, отчего Линней был, как он пишет, «вне себя от радости».
В 1748 г. Линней напечатал сочинение «Упсальский сад» («Hortus Upsaliensis…»), в 306 страниц текста, с тремя таблицами рисунков, полное название которого: «Упсальский сад, представляющий экзотические растения, в сад Упсальской Академии им самим введенные с 1742 по 1748 год, дополненные различиями, синонимами, местообитаниями и описаниями иноземных и редких, на пользу учащейся молодежи». Заметим, что «различиями» («differentia») Линней называл диагностические видовые названия.
Интересно отметить, что сочинение это было написано «на пользу учащейся молодежи» («in gratiam studiosae juventutis») и, таким образом, отчасти служило учебным руководством. Это, впрочем, можно сказать и об упомянутом каталоге Петербургского сада, который отчасти также имел учебное значение. Основное же руководство по ботанике, на котором основывался Линней в своей профессорской деятельности, была его книга «Fundamenta Botanica», напечатанная в Голландии в 1736 г.
В 1743 г. у Линнея родилась старшая дочь Елизавета Христина. В том же году его научные заслуги были отмечены Научной Академией в Монпелье (южная Франция) избранием Линнея ее членом. В 1744 г. кронпринц Адольф Фредрик посетил Упсальский университет, и ректор представил ему профессоров Линнея и Андерса Цельзиуса как светил академии. Позднее Линней был представлен кронпринцессе Ловизе Ульрике. Оба высокопоставленных лица занимались коллекционированием предметов естественной истории, и через десять лет Линней много сделал для описания коллекций их натурального кабинета. Представление Линнея этим лицам свидетельствовало о том, что у него есть еще более высокие покровители, чем граф Тессин.
В том же году Королевское Упсальское научное общество поручило Линнею секретарство. Кроме высокой чести, Линнею это принесло и некоторое уменьшение почтовых расходов. Дело в том, что почтовые отправления, содержащие предметы и материалы, касающиеся научных вопросов и направленные в научные учреждения, освобождались от платы. Последняя же была очень высока. Теперь Линней отправлял свою корреспонденцию через Научное общество и в письмах просил своих корреспондентов адресовать их отправления на общество, указывая на то, что он сам вскрывает всю поступающую в общество почту.
Положение Линнея в Упсальском университете, в родной стране и среди ученых Европы теперь вполне определилось и упрочилось, семья его приносила ему удовлетворение; он с воодушевлением и самоотвержением работал, занимаясь теперь без помех любимым делом; казалось, он достиг всего того, чего желал, и он не мог не чувствовать себя удовлетворенным.
Об этом времени он писал: «Линней теперь имеет почет, у него есть дело, для которого он рожден, он имеет деньги, часть которых принесла ему женитьба, у него есть любимая жена, прекрасные дети и славное имя; он живет в превосходном и очень удобном доме, перестроенном для него академией, он видит сад, который становится с каждым днем совершеннее. Что еще хотел бы иметь для себя человек, у которого есть все, даже бесконечное удовлетворение от того, что он может найти в своих коллекциях так много минералов, в своем гербарии и в саду множество растений, в своем кабинете такое множество насекомых, а в ящиках так много рыб, наклеенных на листы? Все это у него есть сверх его собственной библиотеки, всем этим он может заниматься и даже наслаждаться. На стенах его комнаты он видит портреты обоих Рудбеков, написанные так живо, что кажется, будто они заговорят. Кроме того, тут же висят и портреты крупнейших ботаников».
В самом деле, у Линнея теперь было все, к чему мог бы стремиться ученый. Ему оставалось только работать, и он это делал самоотверженно.
Очень интересна произнесенная Линнеем речь (1743 г.) «Об увеличении обитаемого пространства суши» («De telluris habitabilis incremento»). Это рассуждение, связанное с прямыми наблюдениями, проведенными им на берегах моря и на островах во время Оландского путешествия, имело основанием высказанную Ньютоном идею о постепенном уменьшении количества воды на земле. Наблюдения Линнея над явно морскими отложениями, поднятыми высоко над уровнем моря, не могли не заставить его задуматься над этим явлением. Исходя из того, что суша могла быть когда-то небольшим островом, ему приходилось предполагать, что библейский рай должен был располагаться в экваториальной области, причем «елисейские поля» увенчивались высокой горой. Иначе невозможно было объяснить существование в непосредственной близости растений тропических, умеренных и бореальных стран. Тогда была хорошо известна схема поясов растительности в горах, установленная французским ботаником Турнефором при восхождении на Арарат. Известно было, что, подымаясь от подножья горы, где произрастают растения Армении, путешественник попадал в полосу, растения которой походили на итальянские, выше флора имела черты той, какую можно было наблюдать в окрестностях Парижа, а у самой вершины жили растения, обычные для альп Швейцарии и Лапландии.
По «священному писанию», первоначально было создано по паре каждого животного и растения; для обоеполых же растений, как рассуждает Линней, достаточно было создать даже по одной особи. В связи с этим возникает вопрос о том, как эти животные и растения могли заселить все увеличивающееся пространство суши из-за уменьшения на Земле количества воды. Линней подсчитывает воспроизводительную способность растений и приводит в качестве примера табак, одна особь которого приносит до 40 320 семян, и мак, производящий до 32 000 семян. Линней говорит при этом, что многие растения размножаются без семян непосредственно черенками. Он подсчитывает, что если взять одно растение, приносящее только два семени, то через двадцать лет оно способно размножиться в количестве более двух миллионов особей. Спрашивается при этом, сколько же отдельных особей это одно растение может произвести за шесть тысяч лет, прошедших с сотворения мира.
Эта речь интересна как попытка согласовать библейское представление о сотворении мира с непосредственными наблюдениями в природе. Она выражает отчасти и космогонические представления того времени, и интерес Линнея к подобным вопросам.
Научная продуктивность Линнея в эти годы была совершенно удивительной. Что ни год, то книга, и книга притом очень значительная, написание которой, казалось бы, должно было потребовать многих лет труда. В 1745 г. вышла «Шведская флора» («Flora Svecica»), в 1746 г. — «Шведская фауна» («Fauna Svecica»), в 1747 г. — «Цейлонская флора» («Flora Zeylanica»), в 1748 г. — упомянутый уже «Упсальский сад» («Hortus Upsaliensis»), в 1749 г. — «Руководство по фармакогнозии» («Materia medica»), в 1751 г. — «Философия ботаники» («Philosophia Botanica»), в 1753 г. вышло в свет величайшее сочинение Линнея и важнейшее из всех сочинений в ботанике — «Виды растений» («Species plantarum»).
Все это было им написано сверх переизданий «Системы Природы», сверх произведений, менее значительных, и сверх профессорской деятельности (а он читал в университете несколько курсов), наконец, сверх занятий с приватными учениками, сверх экскурсий и даже путешествий (1749 г.).
О «Шведской флоре» Линней писал: «”Flora Svecica” точно учит нас тому, что именно растет в нашей стране и чего мы не знали прежде. Но чтобы показать это, Линней должен был пройти по большинству провинций в королевстве и пробираться через бездорожную Лапландию и с невероятным трудом карабкаться в охоте за растениями».
Полное название этого сочинения: «Шведская флора, содержащая растения в королевстве Швеции, произрастающие систематически [перечисленные] с видовыми различиями, синонимами авторов, местными названиями, местообитаниями и фармацевтическим использованием». Флора охватывает 1140 видов, из которых около 860 относится к цветковым и высшим споровым растениям. Каждый вид характеризован по определенной строгой схеме. Характеристика начинается с видового названия; оно, как и обычно, диагностическое, но измененное, что оговорено в предисловии: «дал новые более ясные и более легкие» видовые названия. Далее идут названия-синонимы со ссылками на литературные источники. Ниже указаны во всех возможных случаях местные названия растений. В графе «произрастание» указаны и местообитание и распространение вида по стране или по отдельным провинциям. В графе «примечание» иногда сообщаются сведения о морфологических или биологических особенностях вида, а в графе «использование» указано соответственно лечебное или хозяйственное применение растения.
Таким образом, мы видим, что в «Шведской флоре» уже сообщаются все те сведения, которые мы находим и теперь, через двести лет, почти в каждой региональной флоре. В предисловии мы находим перечисление и краткие характеристики основных местообитаний: альпы, луга, леса, морские побережья, озера и реки, болота, сорные места и культурные земли. Для каждого из местообитаний даны отсылки на наиболее характерные для него растения. Особо оговариваются виды, мигрировавшие в Швецию, причем они делятся на три группы: русские, английские и германские. Итак, мы видим в «Шведской флоре» элементы того, что в наше время называется генетическим анализом флоры. Небольшую группу составляют растения собственно шведские, которые в стране особенно широко распространены, а в зарубежных землях встречаются редко. В этой группе должны бы быть перечислены, таким образом, эндемичные для страны растения. Понятие об эндемах принадлежит более позднему времени, однако Линнею уже была понятна идея эндемизма. Совершенно естественно, что виды, отнесенные сюда, далеко не эндемы; винить же Линнея в ошибках нет, конечно, основания. Дело в том, что флора стран, примыкающих к Швеции, в то время была еще совсем не исследована.
Курящий Линней или «Линней в повседневной жизни». По репродукции с рисунка Рэна. 1747
Об уровне изученности Швеции в отношении состава ее флоры можно судить по тому, что Линней считал нужным «опустить в этом каталоге некоторые травы, которые до сего времени только в одном месте были наблюдаемы», т. е. исключить виды, нахождение которых представляется автору сомнительным.
Перечень работ по флоре Швеции (как литературные источники флоры) начинается с 1621 г., когда в Упсале вышла первая работа, и доводится до 1744 г.
Книга оканчивается алфавитными указателями названий растений: названий ботанических, т. е. на латинском языке, названий шведских, и указателем лекарственных растений, правильнее их фармацевтических названий.
«Flora Svecica» представляла собой второй этап изучения Линнеем отечественной флоры, начатого с изучения лапландской флоры, причем и здесь была продолжена реформа диагностических видовых названий, которые он стремился делать «более ясными и более легкими». Расположение материала по половой системе и вынесение ее подразделений на верх страниц, в колонтитул, облегчает пользование книгой и сообщает ей черты определителя.
О «Шведской фауне», вышедшей в 1746 г., Линней писал: «Это — «Фауна», наиболее значительная из всех, что видел мир раньше. Это есть результат бесконечного труда и исключительной энергии по сбору множества животных и особенно насекомых». Сочинение это было для своего времени действительно очень полным. В нем были перечислены и характеризованы по классификационной схеме, разработанной в «Системе Природы», классы, отряды, роды и виды животных: млекопитающих, птиц, земноводных, насекомых и червей, причем особо тщательно и совершенно по-новому был разработан отдел насекомых.
Здесь уместно сказать, что, характеризуя свою работу в области зоологии, Линней писал позднее, что до его работы эта область была подобна «Авгиевым конюшням, полным баснями и нелепостями, далека от того, чтобы быть наукой или систематизированным делом. Подобно тому как это им было сделано в ботанике, он перестроил здесь все по-новому и сделал ту и другую области легкими и вполне понятными, так что многие годы большое число авторов могло разрабатывать это; разнообразие насекомых казалось бесконечным и выходило за рамки человеческих возможностей охватить их; он описал всех шведских насекомых и собрал большое число их из обеих Индий и южного полушария, откуда они прежде не были описаны. Все это он описал, установил новые роды, придал им родовые названия, отличил виды и дал им простые названия-клички. Где это было возможно, он исследовал, на каких именно растениях они живут. Благодаря всему этому он сделал удобопонятным все то, что прежде невозможно было ни понять, ни описать».
Читая курс фармации и еще издавна интересуясь лекарственными растениями и как врач и как ботаник, Линней написал в качестве учебного руководства сочинение, которое стало классическим в литературе по фармакологии. Это сочинение под названием «Вещества медицинские» («Materia medica») вышло в 1749 г. Об этой книге сам автор говорил, что в этой области «было все перепутано и содержалось много темного до того, как он это реформировал». Важнейшим принципом, положенным им в основу этого сочинения, было то, что растения, относящиеся к одному роду, обладают сходным действием и что роды, относящиеся к одному естественному отряду, могут употребляться в лечебном деле со сходным результатом. Лекарственные растения расположены здесь в соответствии с указанным принципом, по его системе. Каждое растение характеризовано диагностическим видовым названием, его свойствами, продолжительностью жизни и т. д. Описывается при этом получение простых медикаментов, указывается их дозировка и способы употребления. Описаны также и приемы культивирования растений. Далее характеризованы сложные медикаменты, их приготовление, дозирование, действие и пр. Книга заканчивается указателем болезней, причем для каждой из них указывается средство лечения.
Линней очень гордился тем, что это сочинение было высоко оценено его голландскими друзьями — Гроновиусом и ван Ройеном.
Таким образом, «Materia medica», будучи учебным руководством, впервые содержала систематизированные данные о лекарственных средствах растительного происхождения, причем наиболее авторитетные. Нельзя не обратить внимания на то, что и здесь Линней говорит об естественных отрядах или группах растений, и именно из их «естественности» он делает вывод о наличии в них сходных действующих начал. Напомним, что эта идея была изложена им еще в 1736 г. в XII главе «Fundamenta Botanica».
Уместно здесь же заметить, что идея систематизации или классификации была применена Линнеем и в отношении самих болезней. В одной из первых университетских лекций он говорил о возможности узнавать болезни по их проявлениям, по тому, что теперь называется симптомами. Он считал своей задачей дать вполне ясное представление о проявлениях болезней, говоря при этом, что «знание действительных причин болезней очень трудно. Болезни должны быть узнаваемы по их проявлениям и соответственно расположены в классы, отряды, роды и виды, так же как растения, животные и минералы». Разработанная им в таком плане система болезней (Systema morborum) была опубликована в 1759 г. в сочинении «Роды болезней» («Genera morborum»).
Благодаря влиянию покровительствовавшего Линнею графа Тессина Ост-Индская компания предоставила право бесплатного проезда на ее кораблях в Китай или в другие страны одному натуралисту раз в год, причем право выбора отправляемого в путешествие было предоставлено Линнею. Христофор Тернстром был первым из «апостолов» Линнея. Он отправился в Кохинхину. Считается, что именно он впервые отправил в Европу, в частности в Упсалу, живые растения чая, потом размноженные по оранжереям Европы. Другой бывший студент Линнея, Петр Кальм, провел 1748—1751 гг. в Северной Америке. Следует заметить, что Кальм потом был профессором в университете Або, а в начале шестидесятых годов ему было сделано предложение Петербургской Академии наук переехать для работы в Россию, от которого он в конце концов отказался. Когда Кальм вернулся из путешествия в Стокгольм, Линней, долго болевший зимой 1750/51 г., вдруг поправился, получив возможность познакомиться с американскими растениями. Линней тогда писал о себе, что «Бог дал мне здоровье, лишь только профессор Кальм приехал сюда, так что я мог насладиться его великолепными и изящными растениями».
Покровительство Тессина доставило Линнею королевские медали, а в 1747 г. — титул архиатра, т. е. главного врача. Последнее, однако, принесло Линнею и огорчение. Дело в том, что он теперь должен был платить пошлину и как профессор и как архиатр, причем за звание архиатра приходилось платить такую большую сумму, что Линней обратился с ходатайством о снятии с него платежей. Это ходатайство было удовлетворено только через пять лет.
В том же году Берлинская Академия избрала Линнея своим членом.
В Копенгагене был неожиданно обнаружен, казалось, совсем утерянный старый гербарий бывшего лейденского профессора Германа, собранный им в конце XVII в. на Цейлоне. Когда новый владелец гербария, аптекарь Гюнтер, обратился к голландским ботаникам с предложением определить растения, ему было отвечено, что это может сделать только Линней. Получив в 1747 г. коллекцию, состоящую из пяти больших томов, Линней, как он об этом писал, «проводил дни и ночи за геркулесовской работой по изучению цветков, которые были высушены так давно, и написал свою «Flora Zeylanica», которая и была напечатана в том же году». «Цейлонская флора» содержала четыреста растений, которым Линней дал названия, изучив около двух третей всех растений из этой коллекции; остальные растения были в очень плохом состоянии и не могли быть исследованы.
Следующий, 1748 г. принес Линнею много огорчений. В Стенброхульте умер его отец. Старый дом, однако, сохранился в семье, так как церковный приход остался за Самуэлем, младшим братом Карла. В университете Линней подвергся нападкам со стороны богословов в диспуте об отношениях между исследованиями в области естественной истории и религией. Кроме того, жалобой одного из студентов были вызваны неприятности и переписка с ректором.
И едва ли не самое большое огорчение доставили Линнею статьи Ламетри — «Человек — растение» и «Работа Пенелопы». Ламетри — бывший богослов, учившийся медицине в Лейдене у Бургава, философ-материалист, один из виднейших представителей механистического материализма. В первой статье проводится параллель между людьми и растениями, причем люди описываются по методу, установленному Линнеем для описания растений; люди отнесены к классу Двудомных (Dioecia) отряду Однотычинковых и Однопестичных (Monandria, Monogynia) и т. д. Вторая статья была сатирой на Бургава и его учеников — Линнея и Артеди.
Линней, очень чувствительный к критике его работы, особенно был удручен осмеянием самого предмета его исследований. В письме Соважу он писал о том, что он первоначально даже намеревался больше ничего не писать для печати.
В том же письме он сообщает, между прочим, что, работая в это время над «Species plantarum», он дошел до пятнадцатого класса (Tetradynamia). Напомним, что это письмо относится к 1748 г.
Еще в 1747 г. было принято решение поручить Линнею совершить путешествие по Швеции с исследовательской целью. Это путешествие состоялось только в 1749 г., причем в задачу его входило изучение природы Скании, этой родной Линнею южношведской провинции. Путешествие, начатое в апреле, заняло летние месяцы; отчет о нем был опубликован на шведском языке через два года. В 1755 г. «Путешествие в Сканию» было переведено и издано на немецком языке.
В этом же, 1749 г. один из учеников Линнея, Хассельквист, отправился в путешествие на Ближайший Восток для исследования природы Сирии, Палестины, Аравии и Египта. В 1752 г. Хассельквист умер на Востоке, собрав там обширные коллекции, позднее доставленные в Швецию. В следующем, 1750 г. Линней занял пост ректора (Rector magnificus), на который назначались профессора на шестимесячный срок. В этот период он много болел и даже, как он писал, у него было мало надежды выжить. Лечился он тем, что ежедневно съедал тарелку земляники. Такой курс лечения Линней проводил потом каждый год, считая его очень полезным.
В записях, относящихся к 1750 г., Линней сообщает, что многие писали ему о том, что он должен опубликовать свою «Философию ботаники», чтобы собрать в одной книге и терминологию и все начала ботаники. «Линней видел, что это очень нужно не только для ученых, но и для его учеников, и работа была им окончена».
Еще два его ученика отправились в путешествие: Осбек поехал в Китай, а Лефлинг — в Испанию; последний был отправлен Линнеем по просьбе испанских властей, желавших провести ботанические исследования страны.
В том же году Академия в Тулузе избрала Линнея своим членом.
Сочинение, о котором он упоминал, — «Philosophia botanica», вышло в 1751 г.; это — одно из наиболее выдающихся его сочинений, пользовавшееся наибольшей известностью во второй половине XVIII в. и позднее, так как служило учебным руководством. Полное название его в переводе: «Философия ботаники, в которой объясняются основы ботаники, с определением ее частей, примерами терминов, разъяснением наиболее редких [из них]. С приложением гравированных рисунков».
«Философию ботаники» Линней сам рассматривал как учебное руководство, в котором должны быть изложены и начала науки и терминология. В автобиографических записях он писал, что «в этой книге Линней не только различил части растений, но и определил их так тщательно, что есть основание думать, что трудно будет продвинуться дальше в этой науке. Кроме того, он показал, как должны пониматься в ботанике описания, признаки и разные законы. Здесь мы хотели бы перечислить те части, которые Линней впервые ввел, такие, как: венчик, крыло, нектарник, пыльник, тычиночная нить, завязь, рыльце, костянка, цветоложе, прилистник, прицветник, железка, стрелка, цветоножка… боб, чешуя, околоцветник, колючка.
«Термины ботанической науки были в этой книге очищены от их ржавчины, а законы разъяснены с помощью примеров, для чего потребовалась специальная работа, чтобы все это пересмотреть».
В самом заглавии «Философии ботаники» сказано, что в ней разъяснены «основы ботаники», и тем самым прямо указано на то, что это новое сочинение есть дальнейшее развитие его знаменитых «Основ» — «Fundamenta Botanica». Последние, как об этом ранее говорилось, были очень скромно изданы в Голландии за пятнадцать лет до того, всего на 36 страницах в шестнадцатую долю листа.
Мы видим в новом сочинении те же двенадцать глав — от «Библиотеки» до «Сил», и те же 365 канонов, формулировки которых изменены здесь в некоторых случаях так немного, что кажутся лишь редакционно подправленными. Каждый из канонов разъяснен на основе данных, опубликованных в «Bibliotheca Botanica» и «Classes plantarum» (главы I и II), а также в «Critica Botanica» (главы VII—X), иногда несколько измененных и обычно сокращенных. Главы III—VI, а также две последние комментированы в «Философии ботаники» заново. Комментарий канонов состоит в разборе многочисленных примеров со ссылками на авторов или литературные источники и разъяснения канонов в дополнительных формулировках, уточняющих основную идею. В немногих случаях в «Философии ботаники», по сравнению с «Основами ботаники», мы видим изменение формулировок как выражение развития научных представлений.
Здесь уместно для примера указать на изменение канона 77. В «Основах ботаники» он сформулирован так: «Мы попытаемся представить фрагменты естественного метода». В «Философии ботаники» мы видим для § 77 следующую формулировку канона: «Фрагменты естественного метода должны изыскиваться с наибольшим старанием». Канон дополняется здесь следующими замечаниями: «Это есть первое и последнее пожелание в ботанике.
«Природа не делает скачков.
«Все растения показывают между собой такую тесную близость, как территории на географической карте.
«Фрагменты, которые я предлагаю, следующие…» Далее перечислено 67 естественных групп.
К стр. 95. «Карла Линнея, королевского Архнатра, медицины и Ботаники профессора в Упсале, Императорских академий в Монпелье, в Берлине, в Тулузе, в Упсале и Стокгольме члена, а Парижской корреспондента, Философия Ботаники, в которой объясняются основы ботаники, с определением ее частей, примерами терминов, разъяснением наиболее редких [из них]. С приложением гравированных рисунков. На печати девиз: «Так велика любовь к цветам». По привилегии. В Стокгольме у Годфр. Кизеветтера. 1751».
Нужно сказать, что группы эти не имеют характеристик, а представлены перечнями отнесенных сюда родов. Ранг групп Линнеем здесь не определен, но они отвечают более всего отряду (Ordo), который в свою очередь отвечает современному семейству. Нужно сказать, что большинство групп очерчено довольно правильно, и они являются, даже с современной точки зрения, естественными. Таковы, например: Palmae, Orchideae, Gramina (Злаки), Coniferae (Хвойные), Amentaсеае (Сережкоцветные; сюда конечно, напрасно отнесены фисташки и платаны), Scabridae (Крапивные), Compositi (Сложноцветные; они имеют четыре подразделения), Umbellatae (Зонтичные), Multisiliquae (роды Лютиковых), Bicornes (большинство родов из Вересковых), Campanacei (роды Колокольчиковых, Вьюнковых и даже Синюха), Asperifoliae (Бурачниковые), Cucurbitaceae (большинство родов из Тыквенных), Papilionaceae (представители этого семейства, другая их часть объединена группой Lomentaceae), Siliquosae (Крестоцветные), Verticillatae (Губоцветные), Personatae (большинство Норичниковых) и т. д. Последнюю, 68-ю, группу, составляют роды, место которых не определено, но и здесь намечаются естественные группочки.
Мы видим в «Философии», в дополнение к тому, что было сделано в «Classes plantarum», десятки вполне естественно очерченных групп, многим из которых даны очень выразительные названия, сохранившиеся и в настоящее время как названия семейств. Линней придавал «фрагментам естественного метода» такое большое значение, что в алфавитном указателе родов к книге поместил особые ссылки на эти «фрагменты». Нельзя не видеть в этой попытке первый опыт установления естественных семейств, нельзя не видеть также и дальнейшего стремления Линнея к разработке естественной классификации.
Главы III—V посвящены морфологии растений, которая удивительно четко разработана и терминологически определенна. Этот раздел книги иллюстрирован десятью таблицами рисунков по органографии растений; общее же число рисунков — 167 (+14). Нужно сказать, что строгость органографии и ее выразительность у Линнея удивительны по сравнению с тем, что было в сочинениях предшествовавших авторов.
В VI главе отчасти содержатся учение о виде, а также принципы классификации и изложение описательного метода.
«151. Основание ботаники двойное: Разделение и наименование».
«155. Система разделяет на пять подчиненных один другому членов: классы, отряды, роды, виды, разновидности».
«156. Ариаднина нить ботаники — система, без которой в ботанике хаос».
«157. Видов насчитываем столько, сколько различных форм создано в самом начале».
В развитие этого канона сообщается цитата из «Классов растений»: «Видов столько, сколько разных форм вначале произвело Бесконечное Существо (Infinitum Ens); формы эти, следуя законам размножения, произвели множество (других), всегда подобных себе. Следовательно, видов столько, сколько разных форм или структур ныне встречается».
«158. Разновидностей столько, сколько различных растений может вырасти из семян одного вида». Тут же в качестве комментария добавлено: «Разновидность есть растение, измененное случайной причиной: климатом, почвой, жарой, ветром и т. д.; она естественно восстанавливается до первоначального состояния с устранением причины».
«159. Мы говорим, что родов столько, сколько плодоношений сходного строения образуют разные естественные виды».
«160. Класс есть соединение многих родов по сходству в частях плодоношения, в соответствии с принципами Природы и Искусства». Под «принципами Природы» здесь подразумевается естественная классификация. Здесь же, в комментариях, говорится со ссылкой на § 77 о том, что есть много естественных отрядов.
«161. Отряд есть подразделение Классов, чтобы, где есть много родов, разум мог бы их уловить».
В комментарии сказано: «Отряд есть подразделение классов; ведь легче могут быть различены 10 родов, чем 100».
«162. Вид и Род суть всегда создания Природы; разновидность чаще всего (создание) культуры; Класс и Отряд суть создания и Природы и Искусства».
В комментарии здесь, между прочим, сказано: «Виды в высшей степени постоянны, так как их нарождение есть истинное продолжение» (здесь, по-видимому, следует иметь в виду то, что виды являются потомками одной особи или одной пары их). «Разновидности есть дело культуры, как учит садоводство, которое их и создает и обращает вспять».
В этой же главе обстоятельно изложены основы описательного метода с разделением отличительных признаков растений на существенные, искусственные и естественные. Некоторые тонкости, сюда относящиеся, могут быть легче поняты при изложении их практического применения самим Линнеем в «Species plantarum», а потому мы их коротко рассмотрим далее.
Главы VII—X «Основ» были обстоятельно комментированы в «Critica Botanica»; ввиду этого в «Философии» они лишь уточнены и немного сокращены. Канонам, относящимся к вопросам номенклатуры в связи с описательным методом, мы уделим внимание далее.
В конце книги, перед указателями, помещено несколько коротких инструкций, на одну страницу каждая, что еще более подчеркивает значение книги как учебного руководства. В них говорится о том, что должен знать обучающийся ботанике и как должен быть устроен шкаф для гербария, причем дается чертеж и указываются размеры шкафа. Особая инструкция касается гербаризации, причем сообщаются практические советы экскурсантам. Отдельная страница посвящена устройству и задачам ботанического сада; на особой изложена инструкция путешественнику-натуралисту. Инструкция для ботаника очень поучительна; в ней говорится о том, что должен делать настоящий ботаник и чего делать он не должен. Текст начинается с указания на необходимость различения истинных авторов от компиляторов и заканчивается предложением наблюдать все собственными глазами, а не заниматься компиляциями.
Титульный лист первого издания К. Линнея «Философия ботаники»
«Философия ботаники» как» учебное руководство пользовалось широкой известностью, о чем свидетельствуют переиздания книги. На латинском языке вышло четыре ее издания и пять раз «Философия» была напечатана в переводах на западноевропейские языки.
На русском языке в 1800 г. Академией наук была издана «Философия ботаники, изъясняющая первыя оной основания сочинения Карла Линнея». Надо сказать, что этот учебник ботаники, составленный профессором Петербургской медико-хирургической академии Тимофеем Смеловским, не является переводом книги Линнея. Это есть довольно свободное изложение «Философии» с пропуском некоторых глав и включением вновь написанных, с исключением большей части комментариев, с приведением многочисленных примеров растений, доступных показу в Петербурге в Медицинском саду и Медико-хирургической академии и с русскими названиями их. Большое значение книга Смеловского имела у нас потому, что ее автором было много сделано для разработки ботанической терминологии на русском языке. Появление у нас подражательно написанного учебника ботаники, в основу которого положена книга Линнея, указывает со своей стороны на то, какое высокое место занимала в учебной литературе «Философия ботаники» Линнея. Совершенно верно профессор Смеловский писал в предисловии: «Одно только напоминовение имени Линнея довольно уже может возбудить в умах всех во врачебной науке, в Естественной Истории, а особливо в Ботанике упражняющихся то беспристрастное к сему знаменитому мужу уважение, которое заслужил он бессмертными сочинениями своими, ученому свету от него оставленными… Ботаническая Философия, служащая основанием всему травоведению, есть наилучший плод проницательнейшего ума его».
Здесь уместно сообщить мнение об этой книге французского просветителя Жана Жака Руссо, так много сделавшего для распространения интереса к растениям своими популярными «Ботаническими письмами» и более специальным терминологическим «Ботаническим словарем».
В письме к одному из своих шведских друзей Руссо писал следующее: «Вы знаете моего руководителя и учителя великого Линнея, когда Вы будете писать ему… то передайте ему мой привет, я преклоняюсь перед ним, и скажите, что я не знаю другого более великого человека на земле. В этой книге («Философия ботаники») больше мудрости, чем в самых больших фолиантах, и, хотя большинство ваших книг с Севера страдает излишней ученостью, в этой книге нет ни единого слова, которое не было бы нужно».
Через год в письме, отправленном непосредственно Линнею, Руссо между прочим писал: «Один с природой и Вами я провожу восхитительные часы в сельских пеших прогулках, и я извлекаю больше действительной пользы от вашей «Философии ботаники», чем от всех книг по этике».
Закончив печатание «Философии ботаники», Линней все силы отдал работе над важнейшим из своих сочинений — «Species plantarum», над которым трудился уже многие годы. Его сильно отвлекали от этого дела и университетские обязанности и многое другое, в том числе приведение в порядок королевских коллекций. В связи с последним Линней, как почтительно писал он сам, «имел удовольствие ежедневно беседовать с великой и блестящей королевой и таким приятным королем, но делаться придворным он никогда не намеревался».
В университете Линнею приходилось работать в это время больше обычного, так как профессор Розен проводил много времени в Стокгольме по своим обязанностям члена Медицинской коллегии и королевского врача. В конце 1752 г. Линней писал: «Я теперь сижу, подобно наседке на яйцах, и высиживаю виды, но время высиживания продолжается так долго, что хотя я и работаю день и ночь, но дошел только до Diadelphia».
К новому году Линней получил праздничные подарки от королевы и графа Тессина, причем, как он писал, он был особенно тронут вниманием королевы к его сыну; королева обещала, на тот случай, если юноша станет натуралистом, устроить для него путешествие по Европе за ее счет.
В апреле 1753 г. король возвел Линнея в дворянское достоинство и почти в то же время Линней получил приглашение из Испании возглавить королевскую медицинскую коллегию, а также музей и ботанический сад в Мадриде. От этого предложения Линней отказался, считая своим долгом оставаться в Швеции.
Лёфлинг, работавший по рекомендации Линнея в Испании, настолько успел в своем деле, что испанский король отправил его в путешествие в Южную Америку, для того чтобы, как писал своему учителю Лёфлинг, «собирать коллекции для испанского двора, для короля Франции, для королевы Швеции и для Линнея».
Отмечая, что «для него большая честь быть названным рядом с великими королями», Линней писал, что «теперь его гербарий становится наиболее крупным в мире и он может пополнить «Species plantarum»».
Май 1753 г. стал выдающейся датой в истории ботаники: в этом месяце вышло из печати важнейшее из ботанических сочинений — «Species plantarum»».
Сочинение это имеет такое большое значение в науке, что о нём следует сказать далее возможно более подробно.
Сам же Линней в автобиографических записях говорит об этой работе очень мало: «В этом произведении, которое Линней всегда считал самым лучшим из всех других, он показал, какими знаниями он обладал в ботанике; трудно стать в этой области знания более богатым, чем он, по числу исследованных растений. Есть немало людей, которые говорят о том, чего они не видели, но Линней ни о чем другом не говорит, чего бы он не имел перед своими глазами и не изучил».
Некоторым внешним выражением значительности этого произведения являются его переиздания, которых было пять; кроме того, первое издание фототипически воспроизводилось дважды в XX в. — в Германии и в Японии. В качестве дополнения и отчасти продолжения «Species plantarum» следует рассматривать сочинение, называемое «Systema vegetabilium». Последнее есть двенадцатое издание (в извлечении из «Системы Природы») описания растительного мира. Впервые «Systema vegetabilium» (как двенадцатое издание!) была подготовлена и напечатана учеником Линнея, Мурреем, в 1774 г.; позднее вышли еще три издания, все более увеличивавшиеся в объеме по мере накопления описательного материала.