Кавказские горные козлы, или туры, как их обычно называют, — специфические животные Кавказа, нигде, кроме этой горной страны, они не встречаются.
Туры распространены по высотам всего Кавказского хребта, начиная от горных вершин Фишты и Уруштена, входящих в территорию Кавказского государственного заповедника, и до массивов Шах-Дага, Базар-Дюзи и Баба-Дага в Дагестане. В восточной части Кавказа обитает так называемый дагестанский тур.
В центральной части Кавказа, к которой относится и массив Казбека, вследствие постоянной охоты, а также выпаса овец на высокогорных пастбищах, туры отступили на самые вершины горных хребтов и на скалистые кручи среди вечного снега… В области вечных снегов они
проводят день. Туры покидают свои неприступные дневные убежища только с наступлением сумерек. «Незадолго до захода солнца табунки и одиночки туров опускаются к верхнему окрайку лугов и на отдельные луговинки, разбросанные среди скал и снега, и здесь проводят всю ночь… На рассвете, а иногда даже около 7—8 часов утра туры поднимаются на гребни скал в места своих дневок. Эти суточные передвижения производятся с большой правильностью… Звери идут всегда определенной тропой…, идут строго гуськом, а не беспорядочным табуном. Сначала проходят один-два рогача, за ними в некотором отдалении следует стадо, и шествие замыкает опять один, два козла». На туров всюду на Кавказе много охотятся самыми различными способами, и с каждым годом эти зверьки делаются все осторожнее и забираются все в более и более недоступные для человека высоты. Самая распространенная охота на туров — «трудная дневная охота скрадом, требующая хорошо тренированного сердца и легких. Много добывают туров на переходах зверя по зорям, на тропах, хорошо известных пастухам. Этот способ охоты, основанный на тонком знании повадок зверя, особенно истребителей. Засевший в засаду охотник обычно без выстрела пропускает мимо себя одного-двух зверей, а потом бьет передового из главного табуна. Весь табун бросается за убегающим (уцелевшим) вожаком, не обращая внимания на выстрелы, дефилирует перед стрелком… Стрельба производится чуть не в упор, иногда на расстоянии 10—30 шагов».
Это было незадолго до Октябрьской революции… Я перешел на последний курс университета и, приехав на летние каникулы во Владикавказ (ныне Орджоникидзе), задержался до октября, чтобы поохотиться в лучшее на Кавказе осеннее время. Почти ежедневно я отправлялся в охотничьи экскурсии и возвращался усталый, но полный впечатлений и нагруженный дичью. Однако все это были охоты «по перу», и их результат выражался в перепелах, бекасах и, если я ездил куда-нибудь подальше, в серых куропатках и фазанах. Однажды мой отец, старый и опытный охотник, сообщив мне, что у него ость в распоряжении три-четыре свободных дня, предложил съездить на охоту за турами. Я раньше на этой охоте не бывал, мне очень хотелось провести несколько дней высоко в горах, где помимо туров была возможность увидеть, а если улыбнется капризное охотничье счастье, то и застрелить кавказского тетерева или индейку-улара.
В те времена по Военно-Грузинской дороге не было современного передвижения на автомашинах, и мы, выехав на линейке, запряженной парой лошадей, часов в 8 утра, лишь на следующий день добрались до места, откуда отец предполагал начать охоту. Нашими спутниками на охоте вызвались быть знаменитые проводники на вершину Казбека, постоянно охотившиеся за турами, два брата — Исаак и Яни Безуртановы.
Была середина сентября — для горных экскурсий сезон поздний, и в будке никаких туристов, кроме нас, не было. Обсудив маршруты и планы предстоящей охоты, решили идти к вершинам горы Чач-Корта, находящимся на левой стороне Девдоракского ущелья. Выходить на охоту решили сейчас же, не откладывая на следующий день, чтобы не упустить ясной солнечной погоды, столь переменчивой в высокогорье осенью. Переобувшись по требованию проводников в их обувь из сыромятной кожи (арчи, или чарыхи) с подошвой из плотно переплетенных ремешков, часов в 12 мы вышли из будки. У отца была легкая охотничья винтовка, у меня — незаменимое при зоологических сборах трехствольное ружье, у обоих братьев Безуртановых старые, но испытанные берданки.
Путь, предстоящий нам, был очень труден. Все время приходилось идти вверх по еле заметным тропинкам, перебираться через многочисленные каменистые осыпи, нужно было переходить и через весь Девдоракский ледник. Нам требовалось на переход до места ночлега около пяти часов. Дойдя до ледника, мы оставили тропинку, спускавшуюся к нему, и начали карабкаться параллельно его окраине вверх, к месту, где ледяная площадь суживается. Вот мы и у места перехода. Безуртановы неторопливо и уверенно делают все предварительные приготовления к переходу по льду. Достав из своих заплечных торб две прочные веревки, они связывают всех охотников ими, пропуская веревки под руками и свободно завязывая их узлы на спинах. Мы все четверо оказываемся соединенными друг с другом с расстоянием между нами около полутора-двух метров. Впереди идет Исаак, за ним я, а замыкает нашу цепочку Яни. (Эти предосторожности предпринимаются на случай падения кого-либо или встречи на пути глубокой трещины.)
Девдорак пройден нами вполне благополучно и без всяких приключений. Миновав ледник, снова начинаем карабкаться вверх.
Отсюда, с верхних склонов Чач-Корта, открывается величественная панорама Казбека. Вечные снега на вершине огромной горы, искрящиеся в лучах заходящего солнца, кажутся нависшими над нами. Весь горизонт на юге закрыт снежными полями, ледниками, нагромождением ледяных глыб; на востоке, отделенная от нас ущельем, уходит ввысь громада «родного брата» Чач-Корта — Арч-Корта. Северный склон Арч-Корта кажется пестрым, цветным, гигантским ковром — темно-зеленые площадки зарослей рододендронов сменяются ярко-желтой листвой осенних березок, голубоватыми группами сосняков. Южный склон Чач-Корта, на котором находимся мы, лишен всякой древесной растительности. Низкорослая трава альпийских лужаек с незначительным количеством приземистых колючих кустиков астрагала покрывает ровные площадки горы, чередуясь с осыпями, небольшими пропастями, обрывами и торчащими выходами голых скал. И Чач-Корт и вся дорога, по которой мы поднимались сюда, почти совершенно безжизненны. Перед ледником нам навстречу вылетела стая альпийских желтоклювых галок, покружилась над нами несколько минут и скрылась за уступами скал. Изредка из травы лужаек и со скал, вдоль которых мы идем, вспархивают горные коньки и крупные альпийские завирушки. Никаких других птиц и зверей мы не встречаем.
Идти все время трудно. Мы находимся очень высоко. Разреженный воздух начинает давать себя знать. Стучит в висках. Дрожат колени. Приходится останавливаться через каждые десять — пятнадцать шагов; наши проводники ничего этого не испытывают — легким, слегка раскачивающимся шагом горцев они идут так же, как по ровному шоссе.
Поднимаемся все выше и выше. До каменной гряды вершины Чач-Корта остается каких-нибудь триста метров. Исаак сворачивает немного в сторону и останавливается возле небольшой пещеры у подножья отвесной скалы. Коночный пункт нашего сегодняшнего пути достигнут! Здесь наш ночлег, и сегодня дальше идти не нужно.
Разгружаемся. Безуртановы приносят несколько сухих веток астрагала, охапки сухой травы, немного воды в котелке, зачерпнутой из небольшого родничка, журчащего между скалами. Наскоро сооружается костер, и мы с удовольствием выливаем по кружке горячего, крепкого, заваренного прямо в котелке чая. Исаак угощает нас холодным жареным мясом тура, убитого им с неделю тому назад.
Солнце уже скрылось за громадами, но еще совсем светло. Исаак остается с нами, а Яни уходит на разведку, чтобы посмотреть, не пройдут ли где-нибудь недалеко отсюда туры на свою ночную кормежку.
Уж совсем смеркалось, когда послышались легкие шаги возвращающегося Яни. С азартом, волнуясь и жестикулируя, он сообщил нам, что совсем недалеко, по ту сторону предвершинной гряды Чач-Корта, он видел двух больших туров со спирально закрученными рогами, следовательно, старых козлов. Куда туры пошли дальше, установить было нельзя из-за спустившихся сумерек.
Полные надежд на успех предстоящей охоты, укладываемся вплотную друг около друга в маленькой пещерке, укутываемся с головой нашими бурками. Утомленный тяжелой ходьбой, воздухом и впечатлениями, я очень скоро засыпаю.
Исаак будит нас задолго до рассвета. Еще совсем темно. Небо на востоке, за черным массивом Арч-Корта. начинает едва светлеть. Яркие звезды (таких ярких звезд никогда нельзя увидать на равнинах) еще не начинают бледнеть. Несмотря на сентябрь, верхушки травинок возле нашей пещеры покрыты тонкой пеленой инея… Наскоро проглатываем по кусочку хлеба и выходим на охоту.
Обязанность руководителя принимает на себя Исаак, как наиболее опытный. Молча, гуськом, стараясь ступать возможно бесшумнее, поднимаемся вверх, к вершинной гряде. Исаак знаком показывает нам, что нужно остановиться, подползает к группе невысоких скал и, сняв подзорную трубу, висевшую у него через плечо, смотрит вдаль.
Перед нами широкая балка со сравнительно пологими склонами, суживающаяся к вершине Чач-Корта и расширяющаяся книзу. В месте, где мы находимся сейчас, ширина этой балки немного больше километра. Склоны покрыты желтой травой, альпийскими низкорослыми растениями, камнями и выходами скал.
Исаак лежит неподвижно, переводя трубу от вершины пониже и зорко просматривая все неровности горы. Начинает заметно светлеть. Совершенно тихо. Не чувствуется ни малейшего дуновения ветерка. Это нам на руку, так как одно из основных чувств, которым руководствуются туры, — их чрезвычайно тонкое обоняние, и подойти к чутким зверям в направлении ветра невозможно. Тихонько подползаем к Исааку и устраиваемся несколько позади него. Вдруг лицо охотника становится серьезным. Не двигая больше трубой, он смотрит в нее несколько секунд и, поманив к себе рукой отца, передает прибор ему. Я, затаив дыхание, слежу за ними. Сделав нам знак рукой, Исаак пятится назад и сползает вниз за скалы. Здесь он шепотом говорит, что у противоположного склона балка., немного пониже от того места, где находимся мы, пасутся девять туров. Звери спокойны, и надо к ним подбираться. Исаак вырабатывает план и маршрут охоты, который принимается без обсуждения и возражений. Мы с Яни, поднявшись к верхней гряде балки, заляжем там. Если звери побегут вверх, то не минуют нашей засады. Исаак и отец, обойдя туров кругом, попробуют подойти к ним на выстрел, т. е. попытаются «скрасть» пасущееся стадо. Ничего лучшего придумать нельзя.
Тихо пригибаясь сколько возможно и прячась за каждую скалу и камень, взбираемся все вместе вверх. Переваливаем через вершинную гряду Чач-Корта. Оказывается, однако, что это еще не вершина, а «предвершина», отделенная от нее небольшой ложбиной с осыпями и скалами; дальше поднимается еще одна — уже настоящая вершина.
Камни гряды скрывают нас от туров и туров от нас. Здесь можно идти свободнее и не прятаться. Стараемся ускорить шаг. По знаку, данному Исааком, останавливается Яни и, пропустив нас вперед, подползает к плоскому обломку скалы, ложится за ним, приготовляет свое ружье и старается рассмотреть туров. Метров через полтораста такое же указание распорядителя получаю и я. Также вползаю на гребень, ложусь, устраиваюсь поудобнее и, вытащив из чехла свой маленький, но очень хороший охотничий бинокль, всматриваюсь в склон, где должны быть туры. Нахожу их не сразу. Серо-коричневая окраска козлов гармонирует с окраской всего ландшафта, и звери заметны только при движении.
Туры не чувствуют приближения опасности и совершенно спокойны. Они щиплют траву, наклоняя головы, на несколько мгновений останавливаются, прислушиваясь, затем снова пасутся. Туры не стоят на одном месте, а шаг за шагом, останавливаясь и снова медленно переставляя ноги, движутся в направлении вершины. Насмотревшись на туров, до которых от меня по крайней мере километр, начинаю следить за отцом и Исааком. Не замеченные стадом, они прошли всю ширину балки, снова поднялись к вершине и спускаются к стаду уже гак, что оно находится между нами и ими. Охотники двигаются тихо, почти ползком. Я то вижу их согнутые фигуры, то совсем теряю из виду. Вот из-за груды обломков показывается уже только одна фигура Исаака. Значит отец тоже залег в засаде и будет ждать, пока испуганные Исааком туры побегут в его сторону… Снова смотрю на туров. Совсем рассвело, и туров видно без бинокля. Так же медленно, как и прежде, они подвигаются вверх. Их действительно девять. Все животные средних размеров, и среди стада нет ни одного крупного козла с закрученными в стороны массивными рогами. Видимо, это стадо трех-четырехгодовалых самцов и самок. Смотрю в направлении движущейся фигуры Исаака. Его почти не видно. На несколько секунд показывается из-за камней кусочек его папахи, вывернутой наизнанку, да серая спина. Меня начинает обуревать нетерпение. Чего же он ждет? Почему не стреляет? С досадой задаю себе вопросы. Исаака не видно.
Как-то неожиданно за невысокой группой камней невдалеке от туров показывается облачко дыма; один тур, пасшийся на краю невысокого обрыва, падает и, прокатившись шага два, скатывается под обрыв, цепляясь за скалы и подскакивая на них. Остальные туры галопом бросаются бежать вверх по горе. Только в это время до моего слуха долетает громкий берданочный выстрел и эхо, вторящее ему в скалах. Конечно, все описанное происходит гораздо быстрее, чем я рассказываю об этом. Бегущие туры, за которыми я слежу, не отрывая глаз, поравнялись с засадой, где находится отец. Показываются едва заметные дымки выстрелов бездымного пороха, и после второго или третьего один из скачущих туров падает на колени, валится на бок и остается лежать неподвижно. Остальные скачут дальше. Слышен сухой треск выстрелов винтовки отца и громкий выстрел из берданки. Очевидно, Исаак успел перезарядить ее и «пальнуть» по убегающему стаду…
Вопреки предположениям, туры после выстрелов не повернули в нашу с Яни сторону, а, не меняя направления, даже несколько забрав вправо, продолжали свой быстрый бег к вершине Чач-Корта. На пути бегущего стада высокая скала, крутыми уступами, почти отвесно спускавшаяся к дну ущелья. Я ожидал, что туры обогнут ее и пронесутся, минуя это препятствие. Но оказалось не так. Не замедляя своего бега, туры, вытянувшись в цепочку, буквально как птицы, взлетели на скалу, касаясь на какую-то долю секунды незаметных глазу выступов своими копытами. Почти с математической точностью копыта бегущих позади касались точек скалы в том же месте, что и копыта передних. Еще несколько секунд — и стадо исчезло… В это время со всех сторон: начали звучать громкие и мелодичные свисты горных индеек, «туриных пастухов», как называют этих птиц горцы. Вот с одной вершины слетела пара птиц и понеслась, распластав крылья, вслед за убежавшим стадом. Смолкли и индейки…
Яни и я вышли из наших прикрытий и вприпрыжку, пользуясь уклоном горы, побежали к убитым турам.
Через каких-нибудь десять минут мы добежали до тура, убитого отцом. Тур был убит наповал разрывной пулей, попавшей в нижнюю часть шеи. У козла от уха до уха было перерезано кинжалом горло. На мой недоуменный вопрос, для чего было резать шею мертвому зверю и портить шкуру, отец шепотом пояснил, что он не успел помешать Исааку совершить эту операцию, требуемую адатом. Оба Безуртановы магометане, а пророк запрещает употреблять в пищу «не зарезанных и не обескровленных» животных. Выпотрошив тура, мы пошли доставать второго, убитого Исааком. На это потребовалось очень много времени. Зверь скатился в пропасть, правда, неглубокую, но с почти отвесными стенками. Пришлось идти на место нашего ночлега за оставленными там веревками, и лишь при помощи их, спустившись со скалы, братья вытащили наверх тура.
Наша утренняя охота была окончена. Встал вопрос, что нам предпринимать дальше: возвращаться в Девдоракскую будку или, спрятав добытую дичь в пещере, идти на другое место охоты. Братья Безуртановы стояли за продолжение охоты, но отец и я были вполне сыты впечатлениями, оба мы, городские жители, были уже сильно утомлены, и поэтому было решено возвращаться.
В десять часов утра мы двинулись обратно. Идти вниз было много легче, чем вверх, и мы полностью оценили незаменимые при хождении по горным дорогам достоинства горских арчей. Обувь совершенно не скользила ни на лужайках, поросших низкой травой, ни на покрытых мелкой сланцевой щебенкой осыпях. Идти в арчах было мягко, так как в них была наложена толстым слоем мягкая трава, и ноги не чувствовали каменистого грунта. Обратный путь от места ночлега до будки мы проделали за четыре часа. Семья Исаака, жившая в Девдоракской будке, никак не ожидавшая такого быстрого окончания нашей охоты, энергично принялась за хлопоты по приему удачливых охотников. Мигом с туров были содраны шкуры, козлы были разделаны, и через каких-нибудь два часа на углях из рододендронов, основного топлива в Девдоракской будке, поджаривался шашлык из свежей турятины.
Переночевав в будке, рано утром следующего, четвертого, дня нашей охоты мы спустились в Гвилети и вечером были уже во Владикавказе…
Прошло с тех пор много лет. Уже нет в живых ни моего отца, ни знаменитых казбекских проводников Безуртановых, но память об этой сентябрьской охоте на массиве Казбека, на южных склонах его младшего брата Чач-Корта, жива в моей памяти.