Почему человечество никогда не говорило на одном языке

В наши дни многим часто бросается в глаза, что некоторые языки очень похожи друг на друга.

Когда мы, русские (великоруссы), слышим украинскую или белорусскую речь, то почти понимаем ее, улавливая общий смысл разговора. Когда мы слышим разговор на польском, болгарском, сербском, чешском языках, то понимать эту речь труднее. Однако в этом случае мы сразу различаем отдельные слова, похожие на русские. Все эти языки относятся к единой ветви славянских языков.

Подобное же сходство, то большее, то меньшее, наблюдается и между такими современными языками, как французский, итальянский, испанский, португальский. Эти языки называются романскими. Наконец, есть сходство и между немецким, австро-немецким, голландским, шведским и другими языками, которые все вместе относятся к ветви германских языков.

Из подобных сходств языков многие ученые раньше делали вывод, что будто такие группы сходных языков, как сыновья и внуки одних родителей, происходят от не дошедших до нас предполагаемых «праязыков», то есть языков-прародителей (праславянского, прагерманского и т. д.).

Этот вывод не всегда оправдывается на фактах. Так, в английском языке на 20 000 подсчитанных слов приходится около 5 000 происшедших из германских языков, около 10 000 романских и латинских слов и около 2 500 греческих, проникших через романские и латинские языки, а остальные слова разнообразного восточного и западного происхождения. Такое же явление наблюдается и в румынском языке, в особенности же в молдавском, в котором до 50 процентов слов — славянского происхождения. Объяснить подобные факты можно, лишь допустив смешение и скрещивание разных языков. Не считаясь с этим, некоторые ученые, на основании отдельных общих корней и грамматических форм в германских, латинском, древнегреческом, древнеперсидском и древнеиндийском (санскрите) языках, заключили о существовании еще более древних праязыков. Общим предком всех этих, а также славянских, романских и других европейских языков был будто бы праязык индоевропейский, по сути дела являющийся «праязыком праязыков», то есть каким-то праотцом языков-прародителей.

Но фантазия исследователей этого направления (они назвали себя представителями «сравнительного языкознания») не остановилась и на индоевропейском праязыке. Нашлись ученые, дошедшие до того, что этот вдвойне предположительный индоевропейский праязык (который немецкие ученые провозгласили «индогерманским») объявили «родственным» с языками, совсем уже не похожими на него.

Сравнив языки арабский, эфиопский (в Абиссинии) с мертвыми древнееврейским, ассиро-вавилонским, финикийским и т. д., они предположили, что все эти семитические, как их назвали, языки будто бы происходят от одного праязыка — «прасемитического». Сравнив же такие языки, как древнеегипетский, берберские, кушитские и некоторые другие, стали выводить их из «прахамитического»; из близости же семитических и хамитических языков заключили о происхождении и прасемитического и прахамитического праязыков из праязыка хамито-семитического, который пытались объявить в родстве с индоевропейским.

Своего рода винегрет из языков предложил ряд других языковедов, соединивших в одну родословную языки угрофинские (например, эстонский, мордовский, марийский, удмуртский и другие с финским и венгерским), «самоедские языки», алтайские языки (сюда входят тюрко-татарские, монгольские и тунгусо-манчжурские языки, «праэскимосский» и даже корейский и японский).

Конечно, не все представители этого течения в науке о языке забирались в такие дебри. Но были и такие фантазеры, которые договаривались до того, будто все языки на свете произошли, в конечном счете, от единого и единственного праязыка.

Стремление отыскать какой-то единый, общий, «начальный» язык издавна было свойственно людям. О происхождении всех языков и наречий рассказано в древней библейской легенде о Вавилонской башне:

Подлинная наука, выросшая и окрепшая в борьбе с суевериями, не могла, конечно, удовлетвориться теориями, недалеко ушедшими от легенд. Сходство языков между собой должно было иметь другое объяснение.

Сильный удар по этим теориям нанес крупнейший советский языковед Н. Я. Марр, ополчившийся против «вавилонской башни языков». Зарождение, рост и дальнейшее развитие человеческой речи Марр изображал в виде пирамиды, стоящей на основании. Если же допустить существование в прошлом единого праязыка, то тогда эта пирамида должна была бы стоять на вершине. Когда Марр перевернул пирамиду и поставил ее на основание, оказалось, что «от широкого, именно праязычного состояния, в виде многочисленных моллюскообразных зародышей языков, человеческая речь стремится… к вершине».

В нашем распоряжении нет, конечно, достаточно надежных источников, которые помогли бы нам осветить ярким светом время зародышевых, стадных языков. Но мы можем изучить, как совершалось развитие языков в сравнительно недавние времена.

Национальные языки, по Марксу и Энгельсу, развились и возвысились отчасти благодаря историческому развитию языка из готового материала, как в романских и германских языках, отчасти благодаря скрещиванию и смешению народов, как в английском, отчасти благодаря сосредоточению вокруг одного центра диалектов (наречий) в единый национальный язык на основе экономического и политического сплочения. Этот многообразный процесс в разных случаях протекал, конечно, по-разному.

На примере романских языков можно как раз прекрасно видеть, как происходит объединение большого количества разрозненных и мелких племенных языков и наречий, принадлежащих к совершенно различным языковым группам, в значительно меньшее количество более однородных и близких друг к другу языков одной и той же романской ветви.

Так, исторически известно, что на всем пространстве, которое впоследствии подпало под власть древнего Рима, а теперь заселено романскими народами, существовали многие десятки небольших племен, принадлежавших самое меньшее к восьми различным семействам и ветвям и говоривших на десятках племенных языков и наречий.

В настоящее время на том же пространстве в Европе мы находим всего шесть сходных друг с другом романских языков с шестью ещё более близкими к ним языками и наречиями. Таковы французский с провансальским и вавилонским, испанский с каталонским, португальский, ретороманский, итальянский с ладинским и фриаульским и румынский с молдавским.

Так происходит процесс концентрации, объединения языков.

Одновременно на тех же землях происходит процесс смешения языков на основе смешения племен, народностей и, наконец, наций.

Как мы видели, современные романские нации (итальянцы, французы, румыны) представляют результат смешения многих народов, а следовательно и национальные романские языки образовались путем смешения и скрещивания разных языков и наречий. Наконец, те же романские языки представляют собой результат развития «готового материала» — народного языка древнего Рима и его поселенцев на завоеванных землях (так называемой «вульгарной латыни»). Но эта латынь была не гадательным праязыком, а действительным стержнем, вокруг которого происходил процесс уменьшения количества, укрепления и сближения языков.

Все эти три стороны одного и того же явления и составили единый ход развития романских языков. Подобным же образом развивались и германские, и славянские, и угрофинские, и многие другие языки.

Наш русский язык возник точно таким же путем. Его возникновение стоит в тесной связи с образованием древнерусской народности в процессе объединения восточно-славянских племен.

В качестве «готового материала» в данном случае был использован язык восточных славян — антов, которые, по свидетельству писателей VI века, уже в последней четверти IV столетия жили между Днестром и Днепром во главе с королем-славянином по имени Бож (Boz). Анты говорили по-славянски, а их племенное название можно узнать в позднейшем наименовании племени вятичей, населявших в XI веке территорию, между прочим, и нынешней Московской области.

С образованием в конце IX века великого княжества русского со столицею в Киеве появляется в X—XI веках письменность на древнерусском языке, который литературным путем усваивает много культурных слов из старославянского (древнеболгарского) и среднегреческого («византийского») языков.

В дальнейшем, в связи со смешением и скрещиванием различных племен и народностей на территории северо-восточной (суздальской и московской) Руси, в древнерусский язык влились утрофинские, литовские, татарские и иные элементы, в результате чего с XIV века начинает складываться русский (великорусский) язык. В это же время из древнерусского языка начинают выделяться украинский и белорусский языки.

Наконец, в недрах Московского царства, а затем и Российского государства, в результате концентрации (сосредоточения и сплочения) вокруг Москвы южновеликорусского (например рязанского) и северновеликорусского (например суздальского, тверского, ярославского) наречий и их взаимного смешения, складывается московское, а затем на его основе средневеликорусское наречие, которое и ложится в основу современного русского литературного языка.

Отправляясь от этих достаточно изученных примеров, мы можем считать, что и в гораздо более древние времена процесс образования сначала племенных языков из стадных, а затем, в свою очередь, и межплеменных и народных языков из племенных совершался подобным же образом.

Во всякой группе родственных языков обычно существовал стержневой язык, вокруг которого объединялось большое количество разнородных языков. Только в результате этого и могли возникать группы родственных языков, называемых языковыми семействами.

Наука сегодняшнего дня твердо может сказать, что возможность одного праязыка разветвиться в целую группу родственных языков на пустом месте, без участия многих соседних языков и наречий, нужно считать совершенно невероятной.

Таким образом, весь ход развития человеческой речи показывает, что она началась со множества мелких, изолированных, грубо первобытных стадных языков и пришла к богатым, развитым и даже мировым языкам, мощному орудию культуры. Не уничтожение всех языков, кроме собственного немецкого, как проповедывали гитлеровские расисты, а, наоборот, равноправие языков, их изучение и использование в жизни — вот чему учит нас подлинная наука.

«Советский патриотизм, — говорит товарищ Сталин, — не разъединяет, а наоборот, сплачивает все нации и народности нашей страны в одну братскую семью… В то же время на ролы СССР уважают права в независимость народов зарубежных стран и всегда проявляли готовность жить в мире в дружбе с соседними государствами. В этом надо видеть основу растущих и крепнущих связей нашего государства со свободолюбивыми народами».