Разнообразный мир зверей нашей области, при различных обстоятельствах тесно соприкасаясь с людьми, играет то полезную, а то и вредную роль в нашей жизни. Это обстоятельство требует соответствующей опенки млекопитающих с практической точки зрения. Правда, выяснение значения животных связано с большими трудностями и не только потому, что мы еще далеко недостаточно знаем экологию многих видов зверей, но и в силу некоторых объективных причин. Дело в том, что та или иная квалификация характера деятельности животных, отнесение их к полезным или вредным, требует большой осторожности в силу многогранности и даже противоречивости их функций в природных биогеоценозах, а тем более в условиях антропогенного ландшафта. Не случайно, выше мы неоднократно обращали внимание на невозможность однозначной оценки даже таких, казалось бы, явно вредных зверей, как крупные хищники — волк, рысь и др. Сложность данной проблемы (применительно к птицам) хорошо показал А. С. Мальчевский (Доппельмаир и др., 1966). Его точка зрения в полной мере приложима и к млекопитающим.
Практическое значение зверей сказывается в основном в охотничьем, лесном, сельском и рыбном хозяйстве, а также в области здравоохранения. При этом некоторые виды, с одной стороны, являются объектами пушного промысла, а с другой — принадлежат к вредителям, скажем, лесного или сельского хозяйства и, плюс к этому, к переносчикам опасных заболеваний (например, водяная полевка).
Звери и охотничье хозяйство
В охотничьем хозяйстве промысел зверей играет ведущую роль. Она велика даже теперь, когда значение «дикой» пушнины, т. е. добытой путем охоты, сильно упало вследствие развития клеточного звероводства. Это явление наблюдается не только в нашей, но и во многих других областях Советского Союза. У нас оно выглядит следующим образом: если в 1962 г. шкурки из ленинградских зверосовхозов составили 49,8% стоимости всей пушнины, поступившей из области, то в последующие годы их стоимость стала преобладать: в 1963 г. — 52,8%, в 1964 г. — 63,6%, в 1965 г. — 68,5%, в 1966 г. — 64,5%. Само собой разумеется, эти цифры отнюдь не говорят об упадке значения пушного промысла, ибо он не может быть превзойден клеточным звероводством по разнообразию добываемых видов зверей, да, вероятно, и по уровню рентабельности.
В последнее время пушные заготовки в области ежегодно дают стране 130—170 тыс. руб. Среднее количество заготовляемых шкурок и относительное значение в смысле стоимости (на примере 1965 г.). Из нее следует, что почти три четверти стоимости пушнины дают шкурки всего четырех видов: крота, лесной куницы, белки. ондатры. По годам роль крота колеблется очень мало, остальных трех видов — в значительных пределах. Характерно, что в период с 1958 по 1965 г. от 14,6 до 21,7% стоимости пушнины давали шкурки акклиматизированных видов — ондатры и енотовидной собаки.
В связи с резким увеличением численности лося в последнее десятилетие чрезвычайно сильно возросли доходы от охоты на этого зверя и заготовки его мяса. В ряде случаев они даже превосходили стоимость пушнины. Однако в самые последние годы отчетливо наметилось сокращение поголовья лося и падение эффективности охоты на него.
Производительность охотничьего хозяйства выше всего на западе области, затем на Карельском перешейке, юго-востоке и северо-востоке. Однако эти различия определяются не столько большим или меньшим обилием зверя в охотничьих угодьях, сколько организационно-техническими причинами — наличием или недостатком квалифицированных охотников, степенью интенсивности и равномерности эксплуатации территории, и т. д. Выше мы отмечали, что запасы горностая и ряда других видов используются совершенно недостаточно. Заготовки шкурок некоторых пушных зверей могли бы быть более высокими, если бы не оседание части добычи на руках у охотников. Большой ущерб государству причиняет браконьерство.
Почти все охотничьи угодья Ленинградской области закреплены в качестве приписных за одним из трех добровольных охотничьих обществ. В 1966 г. насчитывалось 267 приписных хозяйств, не считая Сосновского государственного лесо-охотничьего хозяйства, расположенного на Карельском перешейке. Подобная организация охотничьего хозяйства облегчает проведение различных мероприятий, направленных на повышение его производительности.
Широкое распространение получила зимняя подкормка растительноядных зверей. Недавно устроено 2500 солонцов для лосей, заготовлено около 70 тыс. веников, срублена для зайцев масса осин, и т. д.
Едва ли не во всех охотничьих хозяйствах считают необходимым усиленно истреблять пернатых и четвероногих хищников, видя в том один из наиболее эффективных способов увеличения численности охотничьих зверей и птиц. Несмотря на убедительную критику подобного огульного подхода к хищникам, раздававшуюся в течение многих лет из уст зоологов, только в самые последние годы в этом направлении стал намечаться некоторый перелом. Оснований к переоценке существовавшей практики более чем достаточно. Действительно, даже в отношении волка — самого активного из наших хищных зверей далеко не все столь ясно, как по традиции полагает подавляющее большинство охотников. Если волк совершенно нетерпим с точки зрения охраны домашних животных, то его негативная роль в существовании популяций лося совсем не бесспорна, о чем мы и писали, ссылаясь на наблюдения такого компетентного охотоведа, как П. Д. Иванов из Ленинградской госохотинспекции. Если к тому же обратиться к опыту канадских и американских экологов, то придется признать, что многое говорит о немаловажной селективной роли волка. В определенной степени эта роль имеет место и в деятельности многих других хищников, но, конечно, не всех. Так, вряд ли указанный принцип может быть признан действительным для горностая, ласки, хорька и др., учитывая особенности их охотничьей тактики.
По ряду соображений мы не склонны «амнистировать» бродячих собак и кошек. В ближайших окрестностях населенных пунктов они способны нанести серьезный урон охотничьим зверям и птицам, а также мелким пернатым, в особенности молодняку. Вред этих животных усугубляется их многочисленностью. Только в 1965 г. в охотничьих угодьях области уничтожено свыше 2600 бродячих собак и более 11 300 кошек.
В охотничьих хозяйствах рассматриваемой территории издавна практиковались выпуски партий различных зверей в целях пополнения истощенных местных популяций. Выпуск зайцев-русаков в окрестностях Петербурга производился еще в первой половине XVII1 века; это был в нашей стране самый ранний опыт обогащения промысловой фауны. В дальнейшем, в частности в XIX — начале XX века, особенно много завозилось зайцев-беляков, которых специально отлавливали в бывш. Валдайском уезде Новгородской губернии. Мы здесь не говорим о массовом выпуске зайцев в огороженные участки, вроде «Заячьего ремиза» в окрестностях Петергофа, куда в 1837 г. привезли 253, в 1849 г. — 329, в 1850 г. — 464 зайца, или Гатчинского ремиза, где только за один день в ноябре 1859 г. убили 258 зверьков (Кутепов, 19116).
В императорской Гатчинской охоте и некоторых частных поместьях содержались на воле или в обширных огороженных участках леса различные копытные звери, которых привозили из других губерний и даже из-за границы. В их число входили: европейская и сибирская косули, различные подвиды благородною оленя, лань, кабан и даже северный олень и зубр. В Гатчине на площади около 72 тыс. га насчитывалось до 1500 косуль и более 30 зубров. Последние жили в огороженном парке, а на лето их выпускали в соседний лес, где они паслись на воле. Некоторые старые быки-одинцы иногда уходили за 30—40 км. К 1913 г. в стаде насчитывалось 33 животных, в том числе 3 старых быка, 4 двух-трехлетних быка, 17 коров, 5 сеголеток и 4 зубра, пасшихся на воле отдельно (Кусков, 1906; Диц, 1912, 1913). До 1917 г. зубры жили в Левашовском парке («Истребление зубров», 1917). Вероятно, это было имение Д. Л. Вяземского — большого любителя охоты, который огородил высоким забором более 240 га леса и других угодий, включая несколько больших прудов. Здесь жила масса зайцев; ежегодно из Семиречья (Казахстан) привозили сибирских косуль; скрещивали самок европейского оленя с самцами семиреченских маралов и получали очень крупных, с красивыми рогами гибридных животных; одно время держали ланей, а потом стали их отстреливать, чтобы дать простор оленям. Во избежание перегрузки угодий в поместье содержалось не более 100 косуль и 60 оленей. (Сатинский, 1914; Некрасова, 1927).
Понятно, что все эти дорогостоящие мероприятия имели чисто спортивное назначение. В наше время широко развернулась работа по обогащению промыслово охотничьей фауны путем акклиматизации и реакклиматизации, а также местных, внутри- и межобластных выпусков зверей. Насколько удалось установить, на территории области было выпущено более 5000 особей восьми видов зверей.
Наибольший экономический эффект принесло разведение ондатры. По-видимому, перспективна интродукция бобра и американской норки. Успешное размножение и расселение последней, как известно, в значительной мере обусловлено пополнением популяции за счет особей, убегавших из зверосовхозов.
Особое место среди диких промысловых зверей Ленинградской области занимают ластоногие. На Финском заливе численность тюленей настолько мала, что об их промысле не может быть и речи. Другое дело кольчатая нерпа на Ладожском озере. О необходимости организации, регулярного ее отстрела написано очень много. Однако промысел ладожской нерпы не налажен до сих пор.
Звери и рыбное хозяйство
В связи с только что упомянутым вопросом о промысле ладожской нерпы следует вспомнить непрерывно обсуждаемую проблему ее вреда для рыбного хозяйства на Ладожском озере. Подавляющее большинство авторов научных, научно-популярных и газетных статей и заметок убеждены, что нерпа очень вредна и заслуживает неустанного истребления (см. например: Зубов, 1965; Русаков, 1962, и др.). Между тем такой авторитетный знаток ластоногих, как К. К. Чапский еще в 1932 г. придерживался значительно более осторожной позиции и, насколько нам известно, не изменил своего мнения и в настоящее время. Чрезмерно, агрессивный тон некоторых выступлений по поводу нерпы вызвал справедливые возражения в печати (Волков, 1963). Конечно, нерпа, как ихтиофаг, поедает какое-то количество рыбы, иногда распугивает идущих на нерест лососей, портит рыбацкие снасти. Однако хорошо известно, что в основном она питается малоценными породами (Л. С. Соколов, 19586).
Поэтому, по нашему мнению, единственно правильным решением была бы организация рационального промысла ладожской нерпы и тем самым регулирование ее поголовья, без подрыва процесса естественного воспроизводства популяции. Об истреблении же этого замечательного зверя не может быть и речи. Нельзя забывать, что ладожский тюлень представляет эндемичный подвид, а вместе с тем своеобразную реликтовую форму.
Выше мы высказывали предположение о возможном воздействии ондатры на места нереста некоторых видов рыб, нуждающихся для этой цели в прибрежных зарослях. Как было показано, в отдельных случаях численность ондатры превышает естественную емкость озер, и она наносит трудно восполнимый урон водно-болотной растительности, а иногда вызывает ее сукцессию в нежелательном для нас направлении.
Что касается хищных зверей, питающихся рыбой — выдры и норок, то их численность слишком мала и потребность в рыбе так незначительна, что говорить о каком бы то ни было серьезном вреде рыбному хозяйству не приходится. Более того, деятельность этих зверей, особенно выдры, может быть даже полезной, способствуя оздоровлению рыбьего стада. Только на рыбоводных прудах выдра и норки нетерпимы.
Звери и лесное хозяйство
Растительноядные звери, населяющие леса, особенно в годы высокой численности, могут оказать существенное влияние на семенное возобновление, рост и развитие молодняков, состояние отдельных взрослых деревьев и целых насаждений, а также на лесные питомники и посевы.
Грызуны начинают уничтожать генеративные органы ели задолго до образования шишек. Массу цветочных почек поедают белки. Для этого они откусывают кончики побегов. Их под елями, где кормились белки, можно насчитать десятки и многие сотни, а в парке Старого Петергофа под одним из огромных деревьев мы нашли даже более 5 тысяч откушенных побегов. Ясно, что столь интенсивное объедание должно наносить заметный урон плодоношению по крайней мере отдельных деревьев.
Общеизвестно интенсивное поедание белкой семян ели и сосны, пока шишки еще не обсеменились. Даже при небольшой численности белок, клестов и больших пестрых дятлов, которая, например, имела место в 1949 г. в Лисинском лесхозе, к весне от 50 до 88% шишек ели оказались сброшенными на землю (Докудовский и др., 1950; Поспелов, 1950). Гам же белки и клесты уже в начале июля сбили или съели 31% общего урожая семян ели. В небольшом дендрарии лесхоза белки уничтожили 90% семян пихты, 75% европейской и сибирской лиственницы, все семена сосны и кедра.
После того как семена вылетят из шишек, висящих на деревьях, белки переключаются на питание семенами из шишки-падалицы. Одновременно их обрабатывают лесные полевки, а семена с поверхности снега (и, вероятно, с земли) собирают бурозубки. Если грызунов в лесу много, то они вместе с землеройками съедают массу семян, и ресурсы для естественного возобновления ели и сосны резко сокращаются. К сожалению, в настоящее время мы не можем дать количественной оценки этому процессу уничтожения урожая. Надо также иметь в виду, что грызуны и бурозубки кроме семян хвойных пород энергично поедают семена березы, ольхи и других лиственных деревьев, опавшие на снег.
После прорастания семян и появления молодых растений они объедаются сперва одними только мышевидными грызунами, а позднее и зайцами-беляками. Зимой 1938/39 г. в Охтинском учебно-опытном лесничестве Лесотехнической академии рыжие полевки сильно обглодали под снегом кору со стволов и ветвей молодых лиственниц, осин и сосен. В Лисинском лесхозе зимой 1948/49 г. на зарастающей старой гари водяные полевки обглодали кору и частично древесину у корневой шейки и перегрызли наиболее толстые корни у 30% соснового подроста, так что летом многие деревца засохли и легко выдергивались из земли. В том же лесхозе единичные повреждения были нанесены рыжими полевками 12-летним лиственницам, высаженным в лесу (Поспелов, 1950).
Подрост и подлесок интенсивно повреждаются зайцами. В подтверждение сошлемся на данные о численности беляков и количестве учтенных нами поедей, среди которых зимой абсолютно преобладают поеди побегов и коры ив, осины и других древесно-кустарниковых пород. В местах постоянного обитания зайцев, на их жировках практически не остается ни одного неповрежденного куста. По подсчетам С. М. Поспелова (1950), в Лисинском лесхозе на одной из пробных площадей беляк обкусал за зиму 1947/48 г. 73% подроста осины и ив. Там же большой ущерб лесному питомнику нанес русак. У дубков подряд были объедены почти все побеги, остролистный клен пострадал на 82—85%, яблоня — до 10%, терн — на 6% и т. д.
Но особенно ощутимый ущерб лесным насаждениям в настоящее время причиняют лоси. Тому причиной их высокая численность, весьма большая потребность в пище, значительная степень оседлости. В результате основные зимние пастбища лосей в наших лесах потравлены очень сильно, а во многих урочищах совершенно подорваны.
Как известно, наибольший ущерб лоси наносят лесхозам с преобладанием сосновых насаждений и со средней долей молодняков. Основной запас кормов сосредоточен в сосняках 7—16 лет, где количество веточного корма составляет 0,3—3,3 т на 1 га, тогда как в осинниках в период наибольшей кормности этот запас много меньше (Козловский, 1961). Отсюда следует, что на одинаковой площади в сосняках I класса возраста может перезимовать больше лосей, чем в лиственных насаждениях. Немаловажен и тот факт, что сосна созревает в два раза медленнее осины и дольше остается доступной лосю.
Как показывают исследования ряда авторов, вредная деятельность лосей в сосняках находится в допустимых границах или не сказывается совсем, если на одно животное приходится не менее 20—30 га кормовых угодий. По данным Ленинградского областного управления лесного хозяйства, в большинстве лесхозов при существующей плотности на одну голову приходится не более 16—18 га молодняков, и вредная деятельность лосей в той или иной степени отмечается повсеместно. К 1966 г. площадь поврежденных молодняков сосны по области достигла 25 200 га, причем на площади 14 000 га было объедено от 20 до 50% сосенок, а на 10 800 га — 50—75% и выше. Общая сумма ущерба, нанесенного лосями лесному хозяйству в 1961—1965 гг., достигала 680 тыс. руб. Наиболее сильно пострадали сосняки на Карельском перешейке, а также в Тосненском, Ломоносовском. Волховском, Кингисеппском и некоторых других районах. На одного лося здесь приходилось от 1 до 10 га потравленных молодняков. На территории же 18 лесхозов молодняки повреждены только на 3—5% (Бобров, 1968). Наиболее часто страдают сосенки 0,5—3 м высотой в возрасте от 4—5 до 20—25 лет, но самые тяжелые повреждения (с переломом ствола) наносятся деревцам в возрасте 14—18 лет, т. е. когда они достигают в высоту 3 м. Слабое объедание коры и нижних ветвей у деревьев более старшего возраста заметно не сказывается на их дальнейшем росте. По наблюдениям А. А. Козловского, сосенки могут переносить 4—5-кратное объедание побегов, а в отдельных случаях 7-кратное. Уничтожение верхушечного побега резко замедляет и даже прекращает рост деревца, вершинка его начинает куститься, и сосенка приобретает шарообразную форму. На территории Сосновского лесо-охотничьего хозяйства, где в 1963/64 г. наблюдалась самая высокая плотность населения лосей в области, перелом ствола отмечен у 41% поврежденных сосен, а 73% из них были сильно угнетены. Количество свежезаломанных деревьев в разных обходах колебалось от 84 до 2018 шт. на 1 га, а считая и старые переломы ствола — до 2400 шт. Гибель молодняка достигла 23 % (Ким 1967 а, б; Червонный, 1967).
Из этого следует, что запасы кормов на потравленных участках. ежегодно сокращаются, а воздействие лосей на них даже при стабильной плотности населения неуклонно возрастает. В результате нарушается нормальное взаимоотношение пород, рост сосны сдерживается несколько лет, причем наиболее сильно страдают самые рослые, жизнеспособные деревца. Березы же, слабее повреждаемые лосями и растущие гораздо быстрее сосны, успевают за это время перейти в стадию жердняка, надолго задерживая восстановление соснового древостоя.
Особенно интенсивно лоси повреждают сосну на вырубках, полянах, опушках, вдоль дорог и в разомкнутых насаждениях. По наблюдениям В. В. Червонного (1967), на площадках, примыкающих к полям, было повреждено 74% сосен, вдоль дорог — 71%, а в глубине леса — лишь 64%. Это явление объясняется не только лучшими условиями передвижения и пастьбы лося, но и тем, что содержание питательных веществ в ветвях деревьев, растущих на открытых местах, значительнее выше, чем в глубине леса.
В районах с преобладанием еловых лесов основной запас веточных кормов сосредоточен на вырубках, зарастающих осиной с примесью ивы, рябины, сосны, а также в ивняках по окраинам болот. Плотность населения лося в этих районах держится на среднем уровне. Как было указано выше, осинники в период наибольшей производительности, в возрасте 5—12 лет, обладают гораздо меньшим запасом кормов, чем сосняки; он составляет здесь всего 0,3—1,0 т на 1 га.
Годовой прирост побегов на осине, козьей иве и рябине съедается лосями за зиму на 90% Молодые деревца начинают страдать с 3—4-летнего возраста, т. е. когда снег перестает полностью защищать их. При ежегодном интенсивном повреждении деревья практически прекращают прирост и к 10 годам достигают всего 2,5—3 м в высоту. Количество ежегодно отрастающих на них побегов уменьшается более чем в три раза. Так, по нашим подсчетам, в интенсивно посещаемых лосями 5—6-летних осинниках на деревьях за вегетационный период отрастает в среднем 7 побегов более 5 см длины, на осинках 8—10 лет — 8 шт, тогда как на неповрежденных — 20—28 побегов.
Наиболее серьезные повреждения лоси наносят молоднякам в возрасте 8—10 лет. Именно в них они особенно часто пасутся на протяжении всей зимы, так как здесь одновременно находят и хорошие защитные условия. К концу зимы в указанных стациях кроме осины и ивы наблюдается наибольшее количество объеденного подроста сосны, березы и даже ольхи, В этом возрасте отмечаются и наиболее серьезные повреждения, приводящие дерево к гибели. Деревья с заломанными стволами составляют 39,3%, сильно угнетенные в результате объедания более 2/3 побегов, перелома ствола и обгладывания коры — 55,0%, гибель достигает 24,4%. В конце зимы там. где всего несколько дней держались лоси, с одного места можно насчитать более 60 заломанных и обглоданных деревьев. Наиболее тяжело переносит сильное объедание рябина, и ее гибель на вырубках достигает 34%. В осинниках 5—6-летнего возраста повреждаются в основном только побеги и погибает не более 5% деревьев. При отсутствии повреждений молодые осинки дают прирост до 70 см в год (Румянцев, 1964), но при неоднократном объедании побегов и вершины долго задерживаются в росте на высоте 2—2,5 м,
В осинниках старше 20 лет лоси объедают только нижние, доступные им побеги, а также деревья, пригнутые снегом. Основной тип повреждений в подобных насаждениях — обгладывание коры. На северо-востоке области зимой 1964/65 г, в осинниках этого возраста процент деревьев с поврежденной корой достигал 77, причем 39% их было обглодано в предыдущие годы, 16,5% носили свежие погрызы, 9% обглоданы повторно. В спелых осинниках лоси гложут кору значительно реже. Но иногда в них можно встретить участки с примесью ивы, где лоси стояли некоторое время в период глубокоснежья. Здесь мы насчитывали около 30% свежеобглоданных осин. Интересно, что свежие погрызы ранней весной обычно располагаются с той стороны, где кора оттаивает на солнце.
Таким образом, при возобновлении вырубленных еловых лесов главным образом страдают осина и сопутствующие ей рябина, ивы, сосна. Иногда можно наблюдать целые участки 5—6-летних осинок, ровна подстриженных на высоте 1 м и ниже. Это обстоятельство способствует возобновлению ели в первые годы ее жизни, поскольку она дает ежегодный прирост в 3—5 см и ранее угнеталась густым осинником. На это давно обратил внимание известный лесовод А. А. Крюденер, а в последнее время А. Румянцев (1964) и Е. К. Тимофеева (1965). В дальнейшем, когда поврежденная осина перестает защищать ель, для молодых елочек возникает угроза обмерзания. На вырубках, возобновляющихся в основном березой, в меньшей степени повреждаемой лосями, гибель ели менее вероятна. В связи со сказанным мы считаем нецелесообразным просветление зарастающих вырубок, когда уничтожается весь лиственный подрост, что заставляет лосей переключаться на сосну и березу, одновременно лишая защиты еловый подрост.
На реках, населенных бобрами, приходится сталкиваться с последствиями их питания в прибрежных лесах, где они в большом количестве валят осины и режут ивняк до тех пор, пока, исчерпав их запасы, вынуждены будут переселиться в другое место.
Мы не останавливаемся здесь на косвенных результатах деятельности ряда лесных зверей, например кротов, которые оказывают влияние на лесовозобновление, роясь в земле и участвуя в процессе образования и трансформации почв. Те же кроты, а также землеройки, летучие мыши, некоторые грызуны, барсуки и другие млекопитающие, поедающие насекомых, истребляют множество вредителей леса и тем самым участвуют в его биологической защите.
Таким образом, лесные звери играют в существовании биогеоценоза леса очень важную роль, которая имеет не только экологическое, но и чисто хозяйственное значение.
Звери и сельское хозяйство
Обитая в антропогенном ландшафте, населяя поля, огороды, сады, млекопитающие неизбежно оказывают определенное воздействие на различные отрасли сельского хозяйства.
Хорошо известно, сколь велик вред, причиняемый многими. видами грызунов полеводству. К сожалению, эта сторона их экологии в условиях Ленинградской области изучена недостаточно. В 20-х годах текущего столетия в специальных обзорах отмечался серьезный вред грызунов в Кингисеппском, Волховском уездах и Лужском округе, причем в последнем — даже от черной крысы (Оболенский, 1926, 1930), В бывш. Осьминском районе в 1947—1948 гг. на полях чаще всего встречались полевая мышь и обыкновенная полевка, в меньшем числе — водяная полевка, желтогорлая мышь, мышь-малютка, черная крыса. Одни из них (особенно полевая мышь) питались преимущественно зерном, водяная полевка вредила картофелю. На зиму полевки, полевые мыши и мыши-малютки в массе переселялись в скирды и стога и нередко так портили солому и сено, что делали их малопригодными для использования (Смирнов, 1955). Весной 1959 г. почти во всех совхозах области обыкновенные полевки, полевые мыши и серые крысы сильно повреждали в парниках рассаду капусты (Гулидов, 1960). При обследовании одного из совхозов в Приозерском районе в 1962 г. обыкновенная полевка и полевая мышь были обнаружены на полях озимой ржи, на межах, в парниках, причем осенью число грызунов сравнительно с весной увеличилось в 3—4,5 раза (Петров и др., 1963). В Подпорожском районе на некоторых полях мы встречали большое число темных полевок. Заселенности полей грызунами способствует то, что нередко поблизости сохраняется лес, кустарники, кучи камней, завалы выкорчеванных деревьев, служащие зверькам укрытиями и стациями переживания.
От млекопитающих страдают не только полевые и огородные культуры, но и фруктовые сады. Под снегом кору обгладывают обыкновенные, водяные и другие полевки, а над снегом — зайцы-беляки и зайцы-русаки.
Сильно вредят грызуны животноводству. Некоторые животноводческие фермы изобилуют крысами, которые таскают корм, нападают н» цыплят, поросят и могут занести инфекцию. Борьба с крысами в подобных условиях весьма затруднена из-за невозможности применять яды.
Наконец, и в сельской местности и в городах грызуны (главными образом крысы и мыши) наносят большой ущерб складскому хозяйству и вынуждают тратить много сил и средств на их истребление. Только в 1924 г. в Ленинграде было затравлено 500 000 м2 (Оболенский, 1926).
Еще недавно серьезную проблему составлял вред, наносимый животноводству волками. В 1949—1953 гг. они уничтожали по области от 140 до 300 лошадей (включая жеребят), около 380—650 голов крупного рогатого скота, 1160—1780 голов мелкого скота. В 1956 г., на неофициальным данным, волки зарезали около 1800 лошадей и разного скота, в 1957 г. — примерно 700 голов. В результате энергичной борьбы, численность хищников сократилась и соответственно уменьшился их вред: в 1961 г. погибла только 1 лошадь, 22 головы крупного рогатого скота, 73 — мелкого; в 1964 г. — 21 корова и 49 овец и коз; в 1966 г. — 52 овцы и козы. Налицо огромное сокращение гибели скота сравнительно с 50-ми годами, не говоря о дореволюционном периоде, когда в Петербургской губернии ежегодно волки и медведи уничтожали массу домашних животных.
Изредка и в небольших масштабах на домашнюю птицу и кроликов нападают хорьки и лисицы. Но этот их вред ничтожен и с лихвой перекрывается пользой, приносимой истреблением множества вредных грызунов.
Эпидемиологическое и эпизоотологическое значение-зверей
Этот аспект значения диких млекопитающих заслуживает особого внимания и дополнительного изучения, поскольку многие стороны проблемы в местных условиях Ленинградской области еще не в полной мере выяснены.
Установлено, что на всем пространстве Северо-Запада СССР существует не менее 15 инфекций и инвазий, принадлежащих к группе зооантропонозов, в том числе туляремия, бруцеллез, листериоз, лептоспироз, клещевой энцефалит, геморрагическая лихорадка и др. При этом в Ленинградской области обнаружены природные очаги туляремии, лептоспироза, Куриккетсиоза и др. (Амосенкова и др., 1959; Токаревич, 1968). Среди них особенного внимания заслуживает туляремия, временами распространяющаяся среди диких животных и представляющая большую опасность для людей. Ее природные очаги в нашей области, отличающиеся большой стойкостью, принадлежат к болотно-пойменному типу. Бактерии туляремии нередко, в том числе и в зимние месяцы, обнаруживаются в водоемах (Токаревич, 1968; Ульянова и др., 1959 а, б; 1966, 1967). В 40-х годах в Ленинградской области был обнаружен лептоспироз. В пригородной зоне Ленинграда лептоспиры найдены у 14% обыкновенных полевок, полевых и домовых мышей, причем у грызунов из животноводческих помещений зараженность доходила до 26%, а в овощеводческих хозяйствах равнялась 8% (Попова и Амосенкова, 1957). В Ленинграде и пригородах было установлено наличие псевдотуберкулеза у 6 видов млекопитающих (Климова и др., 1968).
Поддержанию очагов трансмиссивных заболеваний и циркуляции болезнетворных начал способствует ряд обстоятельств, в частности периодически наблюдающаяся высокая численность мелких млекопитающих, их высокая зараженность паразитами, сезонные перемещения по стациям, включая населенные пункты. Все это облегчает контакты между больными и здоровыми особями, распространение заболеваний среди животных и передачу их человеку.
Выше мы приводили данные о присутствии в пределах Ленинграда и его ближайших пригородах целого ряда несинантропных видов грызунов и о проникновении некоторых из них в глубь города (Ключник и Старостина, 1963). Отмеченное обстоятельство, конечно, заметно увеличивает возможности заноса в пределы города тех или иных заболеваний, тем более, что обе группы грызунов часто живут совместно, в одних и тех же строениях и обмениваются эктопаразитами. Еще шире и постояннее подобного рода контакты в сельских местностях, где на зиму в дома и хозяйственные постройки вселяются серые крысы, желтогорлые и полевые мыши, мыши-малютки, водяные полевки и др.
Важным фактом является значительное разнообразие блох и клешей и интенсивная зараженность всевозможными их видами диких млекопитающих. В Приозерском и Тосненском районах на рыжей полевке было найдено 11 видов блох, у водяной полевки, полевой мыши и обыкновенной землеройки — по 9 видов (Высоцкая и Сазонова, 1953). В гнездах и на теле обыкновенной бурозубки, крота, белки, полевой мыши, мыши-малютки, обыкновенной, рыжей и водяной полевок в Приозерском, Тосненском и Киришском районах было обнаружено 88 видов панцирных клещей. Из них 14 видов служат промежуточными хозяевами аноплоцефалид домашних и диких животных. Гнезда грызунов были заражены на 78%, у насекомоядных — на 88% (Высоцкая и Буланова-Захваткина, 1960), Некоторые виды лесных грызунов оказались сильно зараженными клещами краснотелками (Высоцкая и Шлугер, 1953). Разнообразные виды гамазовых клещей паразитируют на обыкновенной полевке. Особенно много их в гнездах полевок, где встречается в среднем по 100—150 экз., принадлежащих 19 видам. Ряд этих клещей живет и на других зверьках — насекомоядных, грызунах, хищных (Брегетова и Высоцкая, 1949). А. И. Щеглова (1939), исследуя пастбищных клещей в бывш. Плюсском районе Ленинградской (ныне Псковской) области, установила, что они паразитируют на 3 видах насекомоядных и 6 видах грызунов и особенно многочисленны на ежах, которые поэтому играют важную роль в передаче пироплазмоза. Выше мы упоминали заболевание лисиц чесоткой, вызываемой зудневыми клещами.
Гельминтологические исследования показали значительную зараженность крота (Русаков, 1965а), зайца-беляка, лесной куницы (Когтева и Морозов, 1963 а, б, 1970), лося (Гагарин и Назарова, 1965) и др. А. В. Гусев (1951) выяснил, что паразитофауна енотовидной собаки после ее акклиматизации в Ленинградской области сильно обеднела сравнительно со зверями с Дальнего Востока; в частности, она утратила все 11 видов паразитов, опасных для человека. В районах акклиматизации енотовидная собака приобрела только одного нового гельминта. Большое число эндопаразитов свойственно мелким зверькам. В парке Старого Петергофа у рыжей полевки и желтогорлой мыши В. В. Васильев (1949) обнаружил соответственно 2 и 1 вид простейших, по одному виду сосальщиков, 4 и 2 — цестод, по 2 вида нематод. Правда, среди желтогорлых мышей 27,5% особей вообще не имели гельминтов. К тому же экстенсивность зараженности сильно колеблется по годам. Например, нематода Capillaria atinulosa в 1934 г. была найдена всего у 9% рыжих полевок, а в 1935 г. — у 83%. У грызунов преобладают гельминты с прямым развитием; заражение через промежуточных хозяев происходит крайне редко. Напротив, для обыкновенной бурозубки характерны гельминты, передающиеся через насекомых. У нее найдено значительно больше и видов и особей паразитических червей, чем у грызунов, а именно: 4 сосальщика, 8 цестод, 6 нематод.
В литературе содержится много сообщений из Ленинградской области о различных массовых заболеваниях диких млекопитающих — крота, бурозубок, обоих видов зайцев, белки, ондатры, различных мышевидных грызунов, водяной полевки, лисицы и др., а по соседству — в Прибалтике — также и лося. К сожалению, далеко не всегда бывает установлено точное название и происхождение заболевания.
Охрана зверей
Регулирование охоты на зверей практиковалось еще в XVIII веке. Конечно, оно диктовалось не соображениями охраны животных, а исключительно интересами привилегированных охотников. По этой же причине были изъяты из числа охотничьих угодий общего пользования обширные земли в окрестностях Петербурга и созданы императорские и великокняжеские охоты. Хотя отстрел зверей там, конечно, не прекращался, а, наоборот, временами приобретал характер форменной бойни, эти территории в известной мере брали роль резерватов.
Попытки законодательного ограничения и регулирования охоты «а некоторых зверей не всегда носили разумный характер. Так, например, продиктованный лучшими намерениями запрет убоя лосих на деле привел к резкому нарушению нормальной структуры популяции лося и нанес серьезный ущерб воспроизводству стада. С. А. Бутурлину (1897 а, б, 1898) стоило большого труда добиться отмены этого запрета. Сказанное отнюдь не компрометирует самую, идею длительного или кратковременного запрета либо ограничения добывания тех или иных зверей. Так, в наше время оправдали себя лицензионная система охоты на лося, куницу и др., запрет отстрела косули, барсука, летяги, ласки, ограничение охоты на медведя и т. д.
Важной формой охраны природы, в том числе зверей, в нашей стране являются государственные заповедники. К сожалению, ни в прошлом, ни в настоящее время на территории Ленинградской области не было и нет ни одного заповедника, хотя соответствующие проекты и даже постановления появлялись неоднократно. Так, в апреле 1921 г. Петроградское управление по делам охоты решило учредить заповедник в Петергофском уезде, близ Стрельны, на площади около 1000 га, что даже по тем временам вряд ли было удачным (Остен-Сакен, 1924—1925). Несколько позднее, в 1929 г., Ленинградский облисполком утвердил 7 охотничьих заказников («Утверждение заказников», 1929). В 1938 г. Л. А. Брюн предложил объявить заповедной крайнюю восточную часть бывш. Ефимовского района, где были обнаружены дикие северные олени. Новые проекты создания заповедника на Карельском перешейке (Верещагин, 19646), пока не реализованы. Что касается заказников, то в области их не мало, хотя не во всех должным образом налажены охрана и биотехнические мероприятия.
Организация достаточно обширного заповедника в столь густо населенной области, как Ленинградская, сопряжена с очень большими трудностями. Однако это не должно останавливать наши усилия в данном направлении, хотя они и могут натолкнуться на определенное противодействие тех или иных хозяйственных ведомств, руководствующихся своими узкими производственными интересами.
Наряду с этим первостепенное значение имеет постоянная борьба за строгое соблюдение существующих законов об охране природы, охоте, лесном хозяйстве и т. д. Много более суровым должно быть отношение к охотникам-браконьерам и нерадивым хозяйственникам, по чьей вине напрасно гибнут звери или ухудшаются условия их существования. При этом нельзя оценивать животных только с экономической точки зрения. Не следует забывать и об их эстетической ценности как элемента живой природы, украшающего ландшафт. Действительно, насколько краше, привлекательнее стали леса в ближайших окрестностях Ленинграда оттого, что здесь теперь запросто можно встретить лося, увидеть белок. Тем досаднее, что еще не перевелись горе-охотники, не видящие ничего зазорного в том, чтобы застрелить этих, ставших порой совсем доверчивыми животных в самой непосредственной близости от крупнейшего культурного центра страны — Ленинграда — города, по достоинству носящего имя великого Ленина, который был страстным охотником, но одновременно горячим любителем и защитником родной природы и ее животного мира. И в этом важном деле мы должны следовать заветам В. И. Ленина с тем, чтобы оставить потомкам наш родной ленинградский край полным естественной красоты, изобилующим всевозможными ценными зверями и птицами.
Источник: Звери Ленинградской области (фауна, экология и практическое значение). Под ред. Г.А. Новикова. Издательство Ленинградского университета. 1970