Данные вскрывают существо дарвиновской интерпретации случайности и необходимости. Эта последняя, несомненно, близка к марксистско-ленинскому пониманию ее. Правда, в области этой проблемы Дарвин, так же как и в области проблемы развития вида, приближается к диалектико-материалистическому пониманию явлений лишь стихийно. У Дарвина можно найти и правильную и неправильную трактовку случайности.
Рассмотрим подробнее неправильное и правильное понимание случайности у Дарвина.
Неправильно, прежде всего, отрицание случайности, как объективного явления. Часто случайность рассматривают как невыявленную «закономерность» (явление, причина которого нам не известна). С этой точки зрения случайности вообще в природе нет. Подобные утверждения имеются и у Дарвина.
Далее, неправильно представление о случайности, как о чем-то противоположном необходимости. Согласно метафизическим представлениям любое явление либо случайно, либо необходимо. Случайность и необходимость, будто бы, абсолютно противоположны друг другу. Они не переходят друг в друга. Случайность не может развиться в необходимость. Такое понимание случайности и называется метафизическим, т. е. основанным на отрицании развития в системе данного явления.
Правильное толкование случайности основано на утверждении, что в природе действительно наблюдаются случайные явления, т. е. что ей свойственна объективная случайность. Строго говоря, всякое единичное, не ставшее еще массовым, из ряда вон выходящее явление носит объективно случайный характер.
Правильное толкование случайности основано на исторической концепции, в системе которой нет места абсолютному противоположению случайного необходимому. Напротив, случайность рассматривается в ее связях с необходимостью, в ее переходе и развитии в необходимость, Энгельс расценивал, как положительную сторону теории Дарвина, тот факт, что Дарвин «в своем составившем эпоху произведении, исходит из крайне широкой, покоящейся на случайности фактической основы». Случайностью, в применении к теории исторического развития организмов, являются наследственные неопределенные изменения. Разумеется, каждое из них, само по себе, закономерно, т. е. возникает по определенным причинам. Но каждое из этих индивидуальных неопределенных изменений объективно случайно по отношению к типичным «массовидным» особенностям данного вида и по отношению к условиям, в которые они попадают. Однако, как указывает Дарвин, именно эти случайные, неопределенные изменения являются тем материалом, за счет которого строятся, под контролем отбора, новые приспособления. Их накопление (и связанных с ними корреляций) и ведет к перестройке организма. При этом накапливаются преимущественно полезные, т. е. приспособительные неопределенные изменения.
Таким образом, в теории отбора категория случайности, независимо от личных философских взглядов самого Дарвина, получает подлинно научное освещение.
Неопределенное, индивидуальное изменение случайно, в указанном выше смысле. Оно составляет то отдельное (то новое, измененное), что диалектически, т. е. в развитии, противополагается общему. Однако это случайное, неопределенное, индивидуальное, отдельное, единичное изменение становится необходимостью, если оно полезно (т. е. имеет приспособительное значение).
В ходе отбора, под влиянием его накопляющего действия, неопределенные, случайные изменения, если только они полезны, развиваются в необходимые, жизненно важные приспособления. Следовательно, случайность развивается в необходимость. В «Происхождении видов» дан ряд примеров, на которых можно показать, каким образом осуществляется этот процесс. Остановимся на некоторых из них. Случайное сходство насекомого с возможными в era местообитании предметами, например, листьями, сучьями, складками коры, пятнами на ней и т. д. оказывается полезным, так как защищает от насекомоядных птиц, не замечающих своей жертвы. Таким образом, это сходство становится приспособлением, дающим насекомому известные преимущества по сравнению с другими, необходимостью, обеспечивающей более интенсивное размножение и жизненный успех вида. Каждое новое изменение, усиливающее сходство насекомого с окружающими предметами и делающее его еще более скрытым, увеличивает его шансы на существование. Так создается удивительное сходство насекомого с предметами его жизненной обстановки.
Если мы примем, что «насекомое первоначально по счастливому случаю оказалось похожим на сухой сучок или опавший лист и что это насекомое слегка изменяется в разных направлениях, мы должны признать, что все те изменения, которые делают его более похожим на такой предмет и тем самым благоприятствуют его защите, будут сохраняться» («Происхождение видов»). Случайные (неопределенные) изменения приводят к закономерному развитию. На основе случайных изменений возможно развитие сложнейших органов. В качестве примера Дарвин берет такой сложный орган, как глаз. Каким образом мог развиться такой орган? Дарвин указывает на многочисленные ступени от простого и несовершенного глаза к наиболее сложно построенному и совершенному и подчеркивает, что каждая такая ступень полезна для ее обладателя. Он указывает также, что глаз подвержен наследственной изменчивости, и полезные изменения закрепляются в потомстве. Все эти факты позволяют утверждать, что мысль о происхождении сложного глаза из простого путем накопления (действием отбора) полезных наследственных изменений — вполне вероятна.
Действительно, в пределах больших естественных групп животного царства можно установить многочисленные градации сложности в строении глаза.
Проследим, в качестве примера, усложнение глаза в пределах типа кольчатых червей (кольчецы, Annelides). На низших ступенях развития глаз, как таковой, отсутствует, некоторые же функции его принимают на себя особые светочувствительные органы, лишь отдаленно напоминающие глаза. Это так называемые фоторецепторы (светоприемники).
Так, у дождевых червей в кожном эпителии имеются отдельные светочувствительные клетки, связанные с нервной системой. Уже эти примитивные фоторецепторы, рассеянные в коже, весьма полезны для их обладателя, хотя это даже не орган зрения, а только особо измененные клетки кожи, ставшие светочувствительными. Дневной свет, посредством этих примитивных фоторецепторов, заставляет избегающих его червей держаться в земле, что весьма полезно для них, так как на поверхности земли они были бы истреблены многочисленными дневными животными. Значит, даже на этой примитивной стадии развития, когда глаз представлен всего лишь одной соответственно измененной клеткой, он оказывается биологически полезным, повышая шансы на выживание. Следовательно, относительно незначительные изменения в отдельных клетках кожи перерастают в биологически необходимое защитное приспособление. Этот факт подтверждает мысль Дарвина о полезности даже мелких и незначительных изменений (первые шаги образования органа).
У многих нехищных полихет также имеются примитивные фоторецепторы. Таковы, например, глазки у полихеты Spio fuliginosus. Они состоят из двух клеток. Одна из них играет роль светочувствительной клетки (фоторецептор), другая — роль пигментного бокала. Четыре таких «глаза» расположены на головном конце червя. Два передних глаза имеют одноклеточный пигментный бокал, два задних — двухклеточный, так что фоторецепторы S. fuliginosus различны по степени сложности. Развитие пигментного бокала представляет существенное улучшение в строении фоторецептора, так как усиливает его светочувствительную функцию.
Постепенное усложнение в строении глаз полихет. I — фоторецепторная клетка в коже дождевого червя. (Из Беера), II — глазок полихеты Spio fuliginosus. Одноклеточный глазной бокал (к-ядро) охватывает фоторецепторную клетку. (Из Беера), III — расположенные на жаб рах глазки полихеты Branchioma vesiculosuum: I — преломляющее тело, 2 — ядро фоторецепторной клетки, 3 — пигментные диска (Из Беера), IV — глаз Eunice torquata: а — преломляющее тело, в — пигментный слой ретины с чувствительными клетками (Из Ливанова), V — глаз полихеты Phyllodoce laminosa: а — эпителий, б — хрусталик, в — зрительный нерв (Из Беера), VI — глаз полихеты Alciopa contralnii. Обращает на себя внимание сходство с глазом позвоночных. (Из Ливанова)
Несколько сложнее устроены жаберные глаза у другой живущей в трубке полихеты — бранхиомы [Branchioma vesiculosum]. Фоторецепторная клетка вытянутой формы, причем передняя ее часть играет роль линзы. За ней лежит ядро, задняя часть клетки превращена в проводящий пучок, а по бокам ее лежат две пигментных клетки. Комплекс таких глазков (омм) собран на жаберных нитях. И эти глазки лишь воспринимают свет и тьму. В них имеется, однако, некоторое усовершенствование: передняя часть клетки превращена в линзу, собирающую свет.
У хищных полихет глаза значительно сложнее. У Eunice они имеют форму эпителиальных ямок, внутри которых лежит светопреломляющее тело, поддерживаемое опорными клетками эпителия. Далее следует многоклеточный светочувствительный слой, состоящий из клеток, частично пигментированных. Орган покрыт кутикулой. Подобные глаза значительно совершеннее предшествующих. Во всяком случае они способны к грубому различению предметов. У другой хищной, хорошо плавающей полихеты, Phyllodoce laminosa, развит хрусталик, имеются пигментный слой, светочувствительные клетки и явственный зрительный нерв. У хищных полихет из семейства Alciopidae глаз приближается по своему строению к глазам позвоночных. Замечательно, что глаза этих червей способны к аккомодации и, следовательно, к установке на дальность видения.
Избранные примеры относятся, разумеется, к современным формам и не образуют исторического ряда. Тем не менее они показывают степени совершенствования органа и рисуют общую картину, на основании которой можно себе представить, как шёл процесс совершенствования глаза на протяжении его эволюции.
В ходе исторического развития отбор, превращая случайные изменения в приспособления, перестраивает всю систему организма, все его органы, все фазы и стадии его индивидуального развития. Все признаки организма взаимозависимы и обусловлены коррелятивными связями. Поэтому в результате действия отбора живая форма оказывается приспособленной к данному образу жизни в целом ряде признаков, как было показано на примере дельфина. Следовательно, возникает слаженный, целостно и всесторонне адаптированный организм — приспособленная система, а не простая сумма отдельных приспособлений. Так, по выражению, К. А. Тимирязева, из «хаоса случайностей», из случайных, отдельных, неопределенных изменений механизм отбора создает поражающие наше воображение гармоничные органические формы.