О появлении производящего хозяйства на Кавказе до сих пор известно мало.
Биологические данные как будто бы говорят о наличии, здесь природных предпосылок для самостоятельного перехода к производящему хозяйству (наличие диких сородичей ряда культурных растений и домашних животных). Однако к началу голоцена эти предпосылки сложились не на всей территории Кавказа. Так, область обитания тура охватывала лишь Южное и в некоторой степени Восточное Закавказье, безоаровые козы водились только в Южном Закавказье и в горах Большого Кавказа, а муфлонообразные бараны — в Южном Закавказье. Кроме того, само по себе наличие природных предпосылок, как уже не раз отмечалось в литературе, не ведет автоматически к сложению производящего хозяйства без соответствующих предпосылок в культурно-исторической среде.
К сожалению, мезолит и неолит Закавказья изучены явно недостаточно для того, чтобы сколько-нибудь полно реконструировать процесс становления здесь земледелия и скотоводства. Видимо, наиболее интересные в этом отношении памятники расположены в Армении, однако они еще мало известны, а материалы о тех из них, которые были раскопаны, опубликованы весьма плохо и практически недоступны для исследователей, среди которых по поводу их интерпретации возникают поэтому разногласия. В несколько лучшем состоянии находится изучение памятников мезолита в Грузии и Дагестане. Сейчас достоверно установлено, что никаких следов скотоводства на этих памятниках нет. В остеологических коллекциях из Западной (пещера Квачара) и Восточной Грузии (стоянка Зуртакети) встречаются кости козьих, но все они происходят от кавказских козерогов, а не от безоаровых коз. На стоянках Центрального Кавказа кости безоаровых коз либо не фиксируются вовсе (Сосруко), либо неотличимы от костей кавказского тура (Чохская). Лучше обстоит дело с арменийским муфлоном, кости которого встречаются почти на всех этих памятниках (за исключением дагестанских), а их географическое распределение подтверждает вывод Н. К. Верещагина о тяготении муфлона к районам Южного Закавказья. Хараютерне, что и в относительно полных коллекциях из более поздних комплексов Дагестана (III тысячелетие до н. э. — VIII в. н. э.) костей муфлона также обнаружено не было, зато встречались кости восточных баранов и безоаровых коз. Таким образом, несмотря на то что в некоторых районах Кавказа в мезолите велась специализированная охота на коз/овец, пока что нет сколько-нибудь надежных оснований для суждения о ней как о реальной основе, на которой возникла доместикация животных и скотоводство. На некоторых памятниках Закавказья и Центрального Кавказа в мезолите и раннем неолите отмечалось формирование и развитие орудийного комплекса, свидетельствующего об усложненном собирательстве растительной пищи. Однако, к сожалению, этот путь развития населения Кавказа изучен еще крайне недостаточно. Лучше известна эволюция хозяйства мезолитических обитателей Западного Закавказья от охоты и собирательства к рыболовству. Присваивающее хозяйство, бесспорно, господствовало у потомков этого населения и в раннем неолите. Напротив, о хозяйстве позднего неолита с той же уверенностью судить уже нельзя. В этот период здесь внезапно появился целый комплекс орудий, связанных со сбором и обработкой растительной пищи (вкладыши жатвенных ножей, ступки, терочники и т. д.), которые, по мнению некоторых специалистов, свидетельствуют о появлении земледелия. Вместе с тем местные природные условия, неблагоприятные для посева пшеницы и ячменя, и малочисленность подобных орудий заставляют оставить открытым вопрос об обстоятельствах и времени возникновения земледелия в Западном Закавказье, где, кстати, в неолите оставались незаселенными районы, экологически наиболее подходящие для становления земледелия. Я. А. Киквидзе предполагает, что в неолите здесь возделывали просо и «гоми». Однако эта гипотеза мало правдоподобна, так как в раннеземледельческих комплексах Кавказа, откуда происходят остатки зерен, просо встречается крайне редко и повсюду вместе с пшеницей, ячменем и другими растениями. Отсутствие костей домашних животных в неолите Западной Грузии при наличии костей диких соответствует данным о том, что в тот период пастбищные угодья здесь были неблагоприятными (большая лесистость и т. д.). Поэтому представляется справедливым мнение А. А. Формозова, который сомневается в земледельческом характере поздненеолитических поселений Западного Закавказья. Не проще обстоит дело и с вопросом о появлении скотоводства. Единственным памятником, расположенным к северу от Южного Кавказа, где в неолите надежно зафиксированы кости домашних животных (мелкого и крупного рогатого скота и свиней), является Каменномостская пещера. Однако ее материалы допускают различную интерпретацию. Если Р. М. Мунчаев синхронизирует их с памятниками позднего неолита Западного Закавказья и считает возможным говорить о распространении скотоводства у поздненеолитического населения Кавказского Причерноморья, то А. А. Формозов допускает вероятность синхронизации неолитического слоя на этом памятнике энеолиту Южного Кавказа, тем самым не исключая возможности заимствования скота с юга.
В Южном и Восточном Закавказье в позднем неолите и энеолите существовала относительно развитая земледельческо-скотоводческая шулавери-шомутепинская культура, которая сейчас известна в двух или, возможно, в трех вариантах. Ранние носители этой культуры могли жить, по крайней мере частично, одновременно с населением позднего неолита Западного Закавказья, а ее истоки уходят в VII (VI) тысячелетие до н. э. Генезис этой культуры еще не ясен. Ученые отмечают в инвентаре ее носителей некоторое сходство с более ранними неолитическими памятниками Закавказья, пишут о местной древней традиции строительства круглых домов. И в то же время ряд характерных особенностей материальной культуры и неолитических и энеолитических памятников заставляет специалистов констатировать также и факт определенного переднеазиатского влияния. Как справедливо указывает Т. В. Кигурадзе, говоря о местной основе закавказского неолита—энеолита, следует учитывать и то несомненное влияние, которое оказывали на его развитие «значительные импульсы, шедшие из южных и юго-западных областей». Г. А. Меликишвили даже предполагает наличие некоей лингвистической общности населения неолита и энеолита Закавказья и Передней Азии.
Таким образом, можно утверждать, что становление производящего хозяйства в Закавказье происходило в условиях тесных контактов местного и переднеазиатского населения. Это, конечно, вовсе не означает, что земледельческо-скотоводческий комплекс в неизменном виде проник на Кавказ с юга. Последнее могло бы произойти лишь в случае широкой миграции, следов которой в Закавказье не обнаружено. По-видимому, речь может идти только об инфильтрации каких-то мелких южных групп, которые растворились в местной среде, распространяя навыки земледельческо-скотоводческого хозяйства. Широкий набор культурных растений, среди которых встречается ряд форм, неизвестных синхронным культурам Передней Азии, свидетельствует о том, что древний местный земледельческо-скотоводческий комплекс во всей своей полноте сложился именно в Закавказье. В этом смысле и надо понимать выделение закавказского центра как особого очага древнего производящего хозяйства, произведенное Г. Н. Лисицыной и Л. В. Прищеленко, очага, который, в свою очередь, в определенные эпохи оказывал обратное влияние на переднеазиатские культуры (появление круглых домов в халифских комплексах, хирбет-керакская культура в Палестине и т. д.). Однако это отнюдь не означает, что становление данного очага произошло совершенно самостоятельно без каких-либо контактов с Передней Азией, где и земледелие и скотоводство возникли на два тысячелетия раньше и откуда в VII—VI (VI) тысячелетиях до н. э. население постепенно двигалось на север (поселки Хаджи Фирус и Яник Тепе в Северо-Западном Иране).
Таким образом, картина становления скотоводства в Закавказье была весьма сложной. По-видимому, домашние козы и овцы, по крайней мере частично, были приведены сюда с юга. Что же касается тура, то он мог, видимо, быть одомашнен местным населением самостоятельно, однако строгих доказательств в пользу этого предположения, высказанного С. К. Межлумян, пока что нет. После возникновения производящего хозяйства доместикация коз и овец, видимо, также велась в Закавказье.
На Северный Кавказ земледельческо-скотоводческий комплекс в основном проник значительно позже, чем в Закавказье.