Больше всего на болотах водится птиц. Доктор биологических наук М. С. Долбик (1959) подсчитал, что в Белорусском Полесье обитают 250 видов, в том числе 192 — гнездящиеся.
Из птиц, которых мы хорошо знаем с детства, можно назвать аистов, журавлей, цапель, уток, куликов. Очень популярны и любимы в народе журавли. После зимовки в теплых краях стройными косяками
летят по небу эти красивые, грациозные птицы. Сердце переполняет нежное и теплое чувство при виде этого незамысловатого треугольника. В голубом просторе время от времени раздается знакомое до боли протяжно-певучее курлыканье. Утомленные птицы радостно приветствуют свою милую родину и нам приятно, что после вынужденной командировки на юг они остались верны ей. Сергей Есенин был убежден, что: «Никто под окрик журавлиный не разлюбит отчие поля.»
В Третьяковской галерее можно увидеть картину художника А. С. Степанова «Журавли летят», написанную в 1891 году. Деревенские ребятишки, бедно одетые, пристально всматриваются в небо, по которому живым пунктиром «тянет» журавлиный клин. Дети — впечатлительный и любопытный народ, на картине они изображены очень взволнованными.
Почему журавли во время перелета выстраиваются в треугольник, так волнующий нас? На этот вопрос нет убедительного ответа. Одна из распространенных версий такова: клин легче рассекает воздух и облетает движение. Каждый впереди летящий образует воздушную волну, которая помогает следующему за ним в строю и так далее. Труднее всего, естественно, приходится вожаку, поэтому ведущие периодически меняются, чтобы передохнуть в хвосте стаи. Все в данном рассуждении вроде логично, но мы знаем, что другие птицы летят по-иному: цугом, косым рядом, а то и просто бесформенной массой. Это никак не объясняет наша версия. Есть в птичьих перелетах и другие, не до конца понятые моменты. Что влечет воздушных путешественников в такую даль: холод, голод или нечто другое? Как передается чувство обязательности миграции недавним несмышленым птенцам? Что служит пернатым маяком в пути: солнце, луна, звезды, броские приметы рельефа или какие-то излучения? Чад этим величайшим в жизни птиц событием задумывался А. Эйнштейн, специалисты дискутируют по этому поводу до сих пор.
«Наше уважение к журавлю растет по мере того, как распутывается древняя история земли, — считает Олдо Леопольд. — … Журавли живут и существуют не в узких рамках настоящего, но на широких просторах эволюционного времени. Их ежегодное возвращение — это «тик-так» геологических часов, И они сообщают особое благородство месту, на которое возвращаются».
Только за один голос можно полюбить журавлей, уверяет нас известный орнитолог К. А. Воробьев. Неравнодушен к ним белорусский писатель Кастусь Киреенко:
«Журавлиная радость, журавлиная печаль…
У кого не сжималось сердце — и всегда так нежданно-негаданно! — когда с еще теплого неба осени зазвучит и тоскливое, и жалостливое «кур-лы», «кур-лы»… И кто не носил в душе бесконечного умиления и радости, услышав то же «курлы» после зимы над затверделой, но уже пахнущей глубинными соками землею, что так жаждет новой жизни и нового расцвета. Один и тот же напев, но сколько таится в нем для нас оттенков! Я не однажды думал о таинственности этого журавлиного «кур-лы» — что с ним нас роднит, почему, даже не видя, куда направляется журавлиный клин, мы безошибочно узнаем — из теплых краев он возвращается на родину или улетает от нас за теплое далекое море?»
Кастусю Киреенко удалось однажды подсмотреть, как празднуют возвращение в родные края сами журавли, как переживают они свое счастье. Случилось это в районе озера Палик в Березинском заповеднике. Было только самое начало рассвета, когда в предутренней настороженной тишине до него донеслись волшебные звуки. Раздалось «такое торжественное, призывно высокое, что даже стрелы холода прошли по спине:
— Ку-у-у-ур-р-р… у-у-р-р…
— Ку-у-у-ур-р-р… ур-у-у-р-р…
Прозвучало, между небом и землею, словно скатилось с синего облачка за лесом и заколыхалось над затуманенной рассветом рекою. А через мгновение снова:
— Ку-у-у-ур-р-р… у-у-ур-р!..
Ошибки быть не могло: то, безусловно, клич журавлей. Клич был неполный, незаконченный, в нем не хватало того завершения, к которому мы так привыкли, провожая журавлей осенью и встречая весной. Но зато как оно звучало, это «ку-ур!» Никогда в жизни я не слышал в журавлином кличе столько силы, столько, я сказал бы даже, могучего величия. И до сего дня не могу подобрать слов, чтобы передать всю красоту звучания того утреннего журавлиного крика. Я назвал бы его перезвоном серебряных труб, созвучным органной мощи. Но в нем выразительно слышалась также и нежная радость жалейки, что-то такое знакомое, трепетное, чему не знаешь названия, но всегда услышишь в своей душе…»
Предельно осторожно, ступая буквально на цыпочках, Киреенко направился в сторону услышанного клича. В конце густого орешника он различил в тумане множество серых журавлей, которые кружились в нескончаемом праздничном хороводе вокруг озерца. Разбившись на пары и пританцовывая высокими тонкими ногами, они забрасывали кверху головы и призывно трубили. Гремела, катилась над лугом торжественная симфония. Пары с педантичной размеренностью взмывали в воздух и, проплывая над кочковатым долом, снова садились. И столько радости и нежности заметил в их невообразимых танцах и перекличке писатель, что самому захотелось стать участником этого прекрасного хоровода, кружиться вместе с птицами, летать и кричать о сладости встречи с родной весенней землей.
По сообщениям зарубежной печати на одном из озер Швеции полюбоваться издали весенними «па» царственных птиц собирается на берегу до двадцати тысяч любителей ежедневно. Так велика к ним народная любовь. Кандидат биологических наук Э. Н. Голованова (1985) подчеркивает: «В жизни людей журавли всегда занимали особое место. Если бы не было этих птиц, скольких бы песен, танцев, сказок и стихов мы не досчитались! Испокон веков эти удивительные существа дарят людям радость и вдохновение».
«Предрассветная перекличка журавлей служит сигналом для всего леса, — писал в очерке «На глухаря» хороший знаток белорусской природы А. И. Куприн. — Заяц начинает вопить своим дрожащим, гнусавым и прерывающимся сопрано, где-то близко около нас чуфыкнул задиристо и резко тетерев, сова расхохоталась на вершине высокого дерева… И опять все стихает, погружаясь в прежнюю чуткую дремоту».
Бывая на Полесье и у себя на Смоленщине, я не раз слышал (чаше всего ранним утром или в вечерние часы) чарующую журавлиную музыку. Иногда казалось, что сам воздух звенит и гудит от их голосов. А вот наблюдать вблизи весенние или же брачные ритуальные танцы не доводилось. Журавли всегда настороже, держат человека на почтительном расстоянии. Они в любую минуту готовы взмыть в воздух, как только почувствуют, что безопасная дистанция нарушена. О приближении врагов своевременно дадут знать специально назначенные и зорко следящие за обстановкой часовые. А вот птенец журавля, по воле рока потерявший родителей, легко приручается. И привязывается к хозяину настолько, что готов следовать за ним буквально по пятам куда угодно. Но осенний клекот стаи в небе заставляет и его рваться в облака и лететь вслед уносящемуся треугольнику. Инстинкт превыше всего!
Осенний отлет и прощальные крики журавлей, действительно, наводят щемящую грусть. Оттого так много тоски в посвященных этому событию песнях. Вспомним хотя бы вот эту:
«Ушло тепло с полей и стаю журавлей ведет вожак в заморский край зеленый. Летит печально клин и весел лишь один, один какой-то журавленок несмышленый.»
Птицы уносятся в туманные дали. И хотя они отличные летуны, мы знаем, путь предстоит нелегкий. Махать крыльями придется долго и днем и ночью, в теплынь и в непогоду. Что их ждет за морями? Как сложится там их жизнь? Смогут ли вернуться назад? Эти вопросы невольно возникают у каждого, кто видит плавно скользящие в поднебесье стаи. Поколения людей прощались с ними с тревогой в душе. И теперь их перелет никого не оставляет равнодушным.
… Расул Гамзатов подарил нам образ «белых журавлей». В них превращаются солдаты, не пришедшие с кровавых военных полей. Голосами прекрасных птиц они продолжают печально окликать нас с небес. Лучшего поэтического памятника павшим просто невозможно придумать!
Журавли обитают почти по всему земному шару. Они любят преимущественно открытые пространства: влажные болотистые равнины, тундры, степи и т. д. Из имеющихся в мире четырнадцати видов журавлей у нас обитает только один — серый.
Серый журавль — самая крупная и величественная птица наших болот, достигающая 120-сантиметрового роста и 7-килограммовой массы. Размах могучих крыльев у некоторых особей превышает два метра. Имеет длинные черные ноги, вытянутую шею, продолговатый острый клюв и пышный хвост. Пернатый великан преимущественно серый и лишь некоторые перья (первостепенные маховые) или их концы окрашены в черный цвет. На голове (в области затылка) выделяется голое красное пятно и белые, расходящиеся от глаз полосы.
Селятся журавли на травяных либо моховых болотах. Не чураются и глухих лесных, а также припойменных заболоченных лугов. Кормятся и отдыхают на полях, пастбищах и пашнях. Но доя устройства гнезда, по наблюдениям Э. Н. Головановой в Хоперском заповеднике, нуждаются в воде «по колено», трясинах и топях. Ложем для него обычно служат небольшие возвышения, широкие плоскости кочек или даже остожья, расположенные в местах с хорошим обзором окрестностей. Гнезда примитивны: небольшая выемка с подстилкой из сухой травы или других растительных материалов (мха, осоки, тростника, древесных веточек и пр.). На сырых местах во избежание подтопления птицы делают такие сооружения более массивными и рыхлыми.
В кладке чаше всего два буровато-зеленоватых яйца с пятнами и крапинками серо-буро-коричневых и некоторых других оттенков. Насиживают их попеременно оба члена семейной пары. Выводок родители при первой же возможности уводят в более защищенные заросли болотных трав и кустарников. Подальше от врагов, самым опасным из которых является лисица.
Журавли всеядны. Охотно поедают как растительную (семена, ягоды, различная зелень), так и животную (насекомые, моллюски, мелкие грызуны, ящерицы, змеи, лягушки и пр.) пищу. Как и все птицы, осенью любят полакомиться спелым зерном.
В научных справочниках можно прочитать, что хозяйственное значение журавлей невелико. Но разве польза может исчерпываться только экономикой? А эстетические ценности? В природе они часто перевешивают материальные. Американцы когда-то извели своих величественных белых красавцев, а жалеть об этом приходится их потомкам. Виновата безудержная погоня за прибылью. Эпидемия мелиорации и земельный бум делали жизнь журавлей все более невыносимой. Экскаваторы осушали болота, а начавшиеся вслед за этим пожары выжигали торф до песка. Численность птиц неумолимо сокращалась. «Для них песня экскаватора оборачивалась траурным гимном. Верховные жрецы прогресса ничего не знали о журавлях, да и не желали знать. Биологическим видом больше, биологическим видом меньше — какое до этого дело инженерам? И кому нужно неосушенное болото, если уж на то пошло?» — с горечью писал О. Леопольд.
Кроме вытеснения из гнездовий (с помощью мелиорации и пожаров), птиц безжалостно убивали. И, наконец, наступил момент (в 1940 году), когда их осталась жалкая горстка — всего 20 журавлей на всю страну. Сейчас принимаются всевозможные меры по возрождению исчезнувшей было подчистую популяции. Но, как подчеркивает Р. Питерсон (1973), «еще много лет их судьба будет висеть на волоске». Интересно, знали ли отечественные мелиораторы о подобных последствиях? Обязаны были знать, ибо шли по уже проторенному западной цивилизацией (и, увы, неверному) пути.
Вынужден огорчить соотечественников. Численность нашего серого журавля также неуклонно снижается. Он давно уже занесен в Красную книгу и нуждается в охране. Всякая охота на него запрещена. Это весьма тревожный симптом. От нас зависит, уцелеют ли последние журавлиные убежища, а значит, и он сам.
Среди множества пернатых, существование которых связано с сырыми лугами и болотами, выделяются своей особой благородной статью аисты — крупные птицы с длинными, как у всех любителей влажных илистых мест, ногами, шеями и клювами. Они наилучшим образом приспособлены для добывания пищи в таких условиях. Больше всех нам знаком, конечно, белый аист, с незапамятных времен мирно соседствующий с людьми. Каждый год, возвращаясь из дальних странствий, пара белых аистов начинает дружно хлопотать возле старого, уже обжитого жилища, порою отстаивая свое законное право на облюбованный семейный угол в жестоких битвах с сородичами.
Кормятся птицы на близлежащих диких и сельскохозяйственных угодьях. Каждый из нас, наверно, не единожды наблюдал, как аист мерно вышагивает у кромки болота или заросшего водоема, поедая попадающихся на пути насекомых, лягушек, ящериц, ужей, гадюк, мышевидных грызунов. Из воды и ила он столь же успешно извлекает головастиков и их родителей, а также вьюнов, карасей, жуков, моллюсков и другую живность. Десятки этих птиц сопровождают пасущихся на лугу коров, которые распугивают замаскировавшихся в траве мелких животных. Большими группами собираются они на пашнях и сенокосах, следуя зачастую прямо за машинными агрегатами. Грохот моторов и механизмов их ничуть не смущает. Ну, а пищи (червей, различных личинок и насекомых) здесь всегда вдоволь — только успевай подбирать.
Известно, что птицы — самое говорливое племя. Но у белых аистов «разговор» до удивления странный. Птенцы их еще способны издавать какие-то писки. А вот взрослые особи практически немы. Лишь щелкают клювами, словно кастаньетами. Стук этот, переходящий временами в клекот, разносится на километры. Тем не менее в нем есть разные интонации и птицы друг друга хорошо понимают. Но несмотря на отсутствие голоса (в нашем человеческом понимании), белые аисты — всеобщие любимцы. Гнезда их на развилках старых деревьев, телефонных столбах, на крышах и колокольнях всегда были украшением сельских мест. Хорошо, если бы таковыми оставались и далее. Но численность этих интересных птиц тоже повсеместно сокращается. Причины, я думаю, понятны: уменьшение кормовых угодий, химизация полей, линии электропередач, убивающие птиц в массовом количестве, и многое другое.
Черный аист в отличие от белого предельно осторожен. Он избегает близости человека и держится в самых глухих уголках болот, издавая иногда негромкое «че-ли» или «чои». Как и его белый собрат, трещит, само собой, и клювом. Внешне он выглядит, как джентльмен, одетый в черный фрак с выглядывающей из-под него спереди белоснежной рубашкой. Ноги и клюв ярко-красные. Кормится в пределах мест обитания, старательно избегая открытых луговин и пашен. Отсюда ясно, насколько важно для этих редких сейчас птиц сохранение нетронутых болотных просторов.
Как и серый журавль, черный аист занесен в Красные книги Беларуси и сопредельных стран. Жизнь его в некогда девственном приволье складывается, следовательно, не лучшим образом. Можно понять поэтому метафору Максима Танка, представившего, что он встретил знакомого аиста на… рынке. Приведем их короткий, но выразительный диалог:
— А тебя зачем сюда принесло, длинноногий?
— Хочу кое-что купить, а то в моих владениях, начисто осушенных, не сыщешь ни одной жабы…
Написано стихотворение в 1982 году, но тема остается актуальной до сих пор.
В разговоре о болотных птицах нельзя не упомянуть ловких охотников — цапель (большая белая, кстати, занесена в Красную книгу), таинственную выпь (также из семейства цапель, в Беларуси ее зовут бугаем) с голосом, похожим на рев быка; многочисленную группу куликов, к которым относятся такие широко известные, как чибис, бекасы, турухтаны и т. д.; некоторых ярко выраженных хищников (болотный лунь, змееяд, болотная сова и др.), крупных промысловых птиц, токующих на лесных болотах (тетерева, глухари), и, конечно же, огромную армию уток (кряквы, чирки, нырки и т. д.). Болота, изобилующие мочажинами, озерками, речушками, имеющие прекрасную кормовую базу и хорошо защищающие от врагов травяно-кустарниковые «джунгли» — подлинное их царство. Здесь, в недоступной глуши, они отдыхают после трудных и небезопасных суточных и сезонных перелетов, питаются, строят гнезда и выводят многочисленное потомство. Мама-утка может иметь шесть-восемь и даже двенадцать утят. Она одна их и воспитывает. Самцы избавлены от родительских обязанностей.
Самая крупная и многочисленная среди уток — кряква. Она принадлежит к группе так называемых настоящих, или речных, уток. Больше всего ее водится в южных заболоченных районах Полесья. Кряквы любят тростниковые и заросшие ивняком болота с окнами чистой воды, окаймленные древесно-кустарниковой растительностью озера; речные старицы и затоны, а также канавы, пруды и водоемы в местах выгоревших торфяников с порослями водно-болотных трав.
Основу пищевого рациона уток составляют зелень и семена водных растений — урути, земноводной гречихи, ежеголовника, различных осок и ряска. В состав потребляемого животного корма входят водные рачки, моллюски, ручейники, личинки жуков, летающих насекомых. Иногда и сами насекомые. Утки могут часами копаться «носами» в ряске, покрякивая от удовольствия. Чувствительность кончика клюва у них поистине феноменальна. В одном из научных опытов кряква, процеживая в поисках пищи воду с песком, сумела в течение одной минуты отделить 50 припрятанных там горошин от 50 одинаковых по размеру пластилиновых шариков.
Многие утки, и в первую очередь кряквы, имеют важное охотничье значение. Сезон охоты на них регламентируется законом. И все бы ничего, если бы не многочисленные нарушения установленных правил. Есть в охоте и еще один серьезный нюанс, с которым ни раньше, ни теперь не считаются: токсичность свинцовой дроби. Поколения охотников оставили этого «добра» в болотной тине и в озерах, наверно, не одну тонну. Утки глотают его по необходимости, да и случайно. Для перетирания пищи в желудке им необходимы камешки. В илистом грунте их не всегда отыщешь. А тут рядом отливают матовым блеском очень подходящие шарики.
Свинец отравляет, конечно, не одних птиц, но и воду. В целом складывается нехорошая ситуация. Помню, о ней еще лет сорок тому назад рассказывал мне кандидат биологических наук Ю. А. Вязович, известный отечественный специалист по биологии уток. А недавно я нашел неожиданное подтверждение справедливости его слов, пришедшее из-за рубежа. Командование вооруженных сил Норвегии хочет отказаться от применения экологически вредных свинцовых пуль. Ученые НИИ обороны подсчитали, что только за один год (2001) норвежские солдаты на военных учениях послали в белый свет 72 тонны свинца. Из района стрельбищ он попадает в грунтовые воды, а с ними переносится дальше, отравляя реки и озера. Право, есть над чем задуматься!
Кряквы легко привыкают к людям. Примеров — хоть пруд пруди. Отдыхая на Нарочи, я с трудом отгонял их удилищем от прикормленного хлебом места. Пока крошки, предназначенные карасям, плавали на поверхности, утки настойчиво крутились вокруг, норовя утащить лакомые кусочки. Доверчивость их и губит. Мне сообщили, что однажды осенью ставших ручными птиц местный житель почти всех легко переловил на удочку. Остановить нахальных браконьеров очень трудно. Они действуют втихаря и часто не там, где их ждут. Но бороться с этим злом надо.
Есть на полесских болотах и птичка-невеличка (не больше воробья), к которой, однако, в последнее время приковано самое пристальное внимание отечественных и зарубежных биологов. Называется она вертлявая камышовка. Этот быстро исчезавший на нашей памяти вид и теперь под большой угрозой. В начале XX века вертлявая камышовка была широко распространена по всей Европе, но сейчас, по данным Мартина Фладе (2000), там насчитывается менее сорока постоянных местообитаний; где отмечено более десяти поющих самцов. Это чрезвычайно мало. У птицы очень узкая специализация в выборе гнездовых биотопов (от греч. «биос» — жизнь + «топос» — местность). Ей по нраву лишь низинные осоковые болота. Но площадь их сократилась на 80—90%. В Беларуси, главным образом из-за мелиорации и добычи торфа, численность вертлявой камышовки за последние 30 лет уменьшилась более чем на 90% (Козулин, Фладе, 1999). Тем не менее около 60% мировой ее популяции концентрируется в остатках наших низинных болот. Спасем их — спасем и птичку. Будем надеяться, что в природопользовании возобладают благородные помыслы.