В 1831 г., в сентябре, по возвращении из геологической экскурсии и при содействии Генсло, Дарвин был зачислен в качестве натуралиста в состав экипажа британского военного брига «Бигль».
«Бигль» готовился под начальством капитана Фиц-Роя к длительному плаванию. Он отправлялся к берегам Южной Америки для исследования Патагонии, Огненной земли, побережий Чили, Перу и островов Тихого океана, для изучения условий плавания, обследования и съемки берегов и выполнения различных специальных поручений английского адмиралтейства. Путешествие предстояло длительное и не совсем безопасное. Дарвин без колебания покидает берега родной страны. 27 декабря 1831 г. маленький 235-тонный бриг, распустив паруса, уходит в далекий океан…
Ко времени, когда Дарвин отправился в свое знаменитое путешествие, он был уже высоко образованным человеком. Эдинбург и Кембридж, не выполнив своего прямого назначения, косвенно способствовали умственному развитию молодого Дарвина. Он был в курсе современной ему изящной словесности, хорошо знал научную литературу в области ботаники, зоологии и геологии, был опытным натуралистом и обладал основательными знаниями в области методики зоологических, ботанических и геологических полевых исследований. Генсло в своем письме к Дарвину от 24 августа 1831 г. оценивал его как законченного натуралиста, способного по-настоящему наблюдать и «отмечать все то, что заслуживает быть отмеченным в естественной истории». Путешествие на «Бигле» продолжалось с 27 декабря 1831 г. по 2 октября 1836 г. Ученик Генсло превзошел все ожидания своего учителя. Как говорит Дарвин, «путешествие на «Бигле» было, конечно, самым важным событием моей жизни, определившим всю мою последующую деятельность». Натуралист «Бигля» должен был обслуживать на борту корабля все естествознание. Он был «геологом, ботаником, зоологом». Я был вынужден, — пишет Дарвин в «Автобиографии», — внимательно сосредоточиться в нескольких отраслях естественной истории, благодаря чему изощрялись мои способности к наблюдению, хотя, прибавляет он; они были хорошо развиты и ранее».
Всего важнее было изучение геологии посещенных стран.
Среди книг, взятых Дарвином с собою, был первый том «Основ геологии» Лайелла (1830). «Эта книга, — писал Дарвин, — оказала мне большую пользу… Самое первое исследование, которое мне пришлось сделать, продолжает он, обнаружило мне с полной очевидностью громадное превосходство основной точки зрения Лайелла, по сравнению с идеями авторов других сочинений». Это признание Дарвина тем более интересно, что Генсло, напутствовавший своего ученика, предупреждал его о необходимости использовать богатый материал «Основ геологии», но ни в коем случае не следовать смелым реформаторским взглядам Лайелла. Вопреки советам Генсло, Дарвин обратил большое внимание именно на идеи Лайелла.
Путешествие было длительным. В связи с задачами, поставленными перед «Биглем», Дарвин имел возможность производить частые поездки на берег, совершая порою довольно длительные натуралистические экскурсии, исследуя геологию, флору и фауну посещенных местностей.
Несомненно, геологические исследования Дарвина представлял» выдающееся явление в науке, а их результаты были знаменательны.
Так, изучая геологию Южной Америки, Дарвин твердо убеждается в несостоятельности «изобретенной» теории катастроф и подчеркивает, следуя Лайеллу, значение естественных факторов в истории земной коры и ее животного и растительного населения. Палеонтологические находки в Южной Америке сопоставляются им с современной фауной этого материка. Ему тотчас бросается в глаза тесное сродство между рымершими и современными животными Южной Америки — «между многими вымершими неполнозубыми и современными муравьедами и броненосцами. Наконец, еще более близкое родство между ископаемыми и современными видами Ctenomys и Hydrochoerus (туко-туко и водосвинки). Некоторые формы поражают его тем, что совмещают признаки нескольких современных отрядов. Эти факты свидетельствуют о связях между формами геологической современности и геологического прошлого — явление, которое производит на Дарвина глубокое впечатление. «Я не сомневаюсь, — пишет Дарвин в своем дневнике, — в том, что это удивительное сходство между вымершими и современными животными одного и того же материка прольет когда-нибудь больше света на вопрос о появлении и исчезновении организмов на земной поверхности, чем какой бы то ни было другой разряд фактов».
Никто другой, как именно Дарвин и «пролил свет» на эти факты, показав позднее в своем «Происхождении видов», что отмеченное им сходство между вымершими и современными видами объясняется тем, что последние — изменившиеся (эволюировавшие) потомки первых. Дарвин фактически установил наличие преемственных связей между современными и вымершими формами.
Далее Дарвин обратил пристальное внимание на факты географического распределения живых существ. Так, сравнивая фауну Южной и Северной Америки, Дарвин задумывается над причинами их значительного различия. В Южной Америке — ряд форм (американские обезьяны, лама, тапиры, ленивцы, муравьеды, броненосцы), которых нет в Северной; в свою очередь в последней имеются формы, отсутствующие в Южной Америке. Дарвину и в голову не приходит рассматривать эти факты статически, с точки зрения, теории творения. Напротив, он залагает основы исторического метода в зоогеографии, оценивая фауну Южной и Северной Америки в ее изменении, в ее соотношениях с геологическим прошлым. Дарвин вскрывает причины зоогеографического разобщения и изменения первоначально сходных фаун Южной и Северной Америк.
Привлекая для зоогеографических выводов палеонтологический материал, Дарвин писал, что в недавнем прошлом «Северная и Южная Америка стояли ближе друг к другу по характеру своих наземных обитателей, чем теперь». Причина утраты прежнего сходства заключается в том, что общие обоим материкам формы вымерли, а в дальнейшем произошла изоляция фаун Южной и Северной Америки друг от друга благодаря наличию непроходимой преграды в южной части Мексики. Здесь раскинулось обширное плоскогорье и «только немногим видам удалось пройти через, эту преграду».
Итак, современная фауна Южной и Северной Америки — результат естественных процессов. «Я не знаю, — говорит натуралист «Бигля», — другого случая, где бы так определенно обозначались и эпохи, и способ распадения одной большой области на две хорошо охарактеризованные зоологические провинции».
Дарвин широко синтезирует данные зоогеографии, геологии и палеонтологии, и кажется, что анализ фауны Америки дан не человеком, еще далеким от эволюционной теории, а напротив, — зоогеографом-эволюционистом, вооруженным историческим методом исследования. Особенно интересны данные, собранные им в отношении Галапагосских островов. Этот архипелаг расположен в Тихом океане на экваторе, в 700 км от западных берегов Южной Америки. Здесь Дарвин имел возможность изучать своеобразные эндемичные (встречающиеся только в данном месте) формы галапагосских мухоловок, вьюрков, дроздов-пересмешников, галапагосского канюка, сову, своеобразную галапагосскую морскую ящерицу — амблиринха, черепах и т. п. Дарвин обращает внимание на ряд замечательных фактов, характеризующих фауну Галапагосских островов.
Ему бросается в глаза, что галапагосская фауна несет на себе печать сходства с фауной Южной Америки, но вместе с тем отлична от нее, так как представлена сходными, но все же другими видами. Дарвин спрашивает себя: «почему здесь коренное население было сотворено по американскому типу организации?». Он еще не дает категорического ответа на поставленный вопрос. Он только тщательно записывает факты в свой дневник, размышляет над ними, анализирует их и, вместе с тем, сопоставляя их, с удивительной проницательностью устанавливает связи между ними. Однако ответ на поставленный вопрос уже ясен из замечания Дарвина, что животные островов Зеленого мыса, отличаясь от фауны африканского побережья, все же носят африканский отпечаток, между тем, как на Галапагосском архипелаге (примыкающем к Америке) они носят печать американского происхождения.
В этом сопоставлении звучит вывод из него. Очевидно, обитатели островов Зеленого мыса — это изменившиеся (эволюировавшие) потомки африканских форм, тогда как формы Галапагосских островов — эволюировавшие потомки форм Южной Америки. Впрочем, сам Дарвин занят пока что не выводами, а собиранием фактов. Он обращает внимание на то, что каждый остров галапагосской группы имеет некоторое число своих форм, явно родственных формам других островов той же группы, но в то же время отличающихся от них. Например, на каждом острове галапагосской группы имеется своя форма вьюрка, но все они, вместе взятые, образуют одну естественную группу. «Можно действительно представить себе, — пишет Дарвин, — что был взят один вид и модифицирован в различных концах архипелага». Другими словами, все галапагосские виды вьюрков, очевидно, произошли от одного первоначального. В этом решении вопроса подчеркнуто несогласие с теорией творения. Дарвин высказывает ясно выраженное сомнение в том, чтобы «творческая сила» (творец) создала для каждого острова особый вид вьюрка. Не без чувства легкой иронии пишет он: «чрезвычайно удивляешься количеству творческой силы, если можно употребить это выражение, проявившейся на этих малых, голых и скалистых островах». Во время путешествия Дарвин еще не высказывает какой-либо эволюционной концепции, он пока еще не эволюционист, а только строгий и пристрастный критик креационизма, — строгий потому, что он хочет верить прежде всего фактам — пристрастный по той простой причине, что при первом же соприкосновении с фактами он все яснее видит Несостоятельность креационизма. Так, в 1835 г. в черновой записи о галапагосских дроздах-пересмешниках, Дарвин прямо пишет, что «зоология Архипелага вполне заслуживает исследования, ибо такого рода факты подорвали бы неизменность видов».
«Бигль» проделал большой кругосветный путь. Покинув Англию, он сперва следовал вдоль восточных (атлантических), а затем западных берегов Южной Америки. В сентябре 1835 г. он достиг упомянутых выше Галапагосских островов, а затем пересек Тихий океан, чтобы обследовать прибрежные воды Новой Зеландии и Австралии. В мае 1836 г. «Бигль» — у берегов Африки. Обогнув ее южную оконечность, «Бигль» 17 августа снова очутился в Атлантическом океане, пересек его и, посетив еще раз берега Бразилии, направился на родину. 2 октября 1836 г. корабль бросил якорь у берегов Англии.