Выяснение былого и современного распространения бобра в Сибири не раз уже служило предметом рассмотрения исследователей. Не упоминая о кратких, хотя и общих заключениях И. Г. Георги, И. Г. Гмелина, П. С. Палласа, К. Е. Бэра и других авторов далекого прошлого, а также А. Миддендорфа, мы имеем прекрасное по тщательности изыскание Ф. П. Кеппена, соответственные главы в современных монографиях Г. Л. Граве и А. В. Федюшина и, наконец, интересное, хотя и небольшое исследование И. В. Арембовского. Однако перечисленные труды, на которые мы не раз будем ссылаться ниже, далеко не исчерпали вопроса. Кропотливые библиографические изыскания позволяют привлечь целый ряд ценных источников [особенно М. Пихтина и Г. Н. Потанина], много нового дают опросы, и все вместе делает своевременным пересмотр всего, что нам известно о распространении, бобра в Сибири, наново.
Рассмотрение интересующего нас вопроса мы произведем по речным системам, начиная с запада, но сначала попытаемся выяснить северную границу распространения бобра в Азии. С легкой руки Линстова в литературе утвердилось странное мнение, будто граница эта проходит по 70° с. ш., что даже в Западной Сибири, по утверждению А. В. Федюшина и С. П. Наумова с Н. П. Лавровым, и на Урале, по Б. С. Виноградову и Г. А. Граве она находится на том же уровне. Между тем только на р. Енисее, где во времена исторические бобров, по-видимому, добывали в Хантайском районе, северные пределы бобрового ареала приближаются к указанной широте. На Урале же и в Западной Сибири под 70° повсюду лежит чистая тундра, во многих местах море, а за р. Енисеем граница эта еще более уходит на юг.
Северная граница бобра в Сибири не представляет собою ровной линии, и самые северные ее точки мы, поскольку возможно, установим в последующем изложении.
В бассейне р. Оби с р. Иртышом самый замечательный в интересующем нас смысле участок несомненно исстари известный, но уцелевший до сих пор Кондо-Сосвинский очаг — крупнейший во всем Старом Свете. Ниже мы во всех деталях рассмотрим его границы и распределение в нем бобров, а сейчас только укажем, что на севере он охватывает левые притоки р. М. Сосвы, от истоков почти до устья, с юга р. Конду до Турсунтского Тумана, с востока — истоки левого притока р. Оби, р. Нягн-Егана, а с запада — р. Тапсуй приток р. Б. Сосвы.
В остальном в пределах Восточного Приуралья мы находим только более давние следы пребывания бобров.
Самым южным из них должно считаться обнаруженное П. П. Сушкиным на р. Эмбе. Остатки бобра, совершенно тождественного с современным, были найдены этим исследователем в совсем пустынной местности. Автор делает предположение о распространении здесь в прошлом густых лесов; нужно сказать, однако, что для оправдания данного нахождения достаточно предположить, что здесь имели распространение позднее исчезнувшие уремы, в которых, как увидим ниже, бобры отлично уживались.
Из ближайших к востоку мест отметим спорные данные о нахождении бобров в Акмолинском округе. Именно Г. А. Граве рассматривает ряд заметок о нахождении колонии бобров в Атбасарском районе. Или, например, некто В. К. сообщает, что по сведениям газеты «Правда Востока», от 2 августа 1927 г., значительные колонии бобров обнаружены в этом уезде.
Однако знаток этих мест В. Н. Белов, по-видимому, радикально опровергает такие слухи, как основанные на недоразумении, почему впредь до получения новых сведений обсуждать этот вопрос нет оснований. Нужно отметить, впрочем, что о прошлой, по крайней мере, возможности обитания бобров в пределах Акмолинского округа можно догадываться хотя бы потому, что в аналогичных условиях они несомненно обитали. Именно, ископаемые остатки тождественных современным четвертичных бобров описаны Б. С. Виноградовым из раскопок в Петропавловском округе. Исторические факты нахождения этих грызунов на р. Ишиме мы находим у П. С. Палласа, а о прошлом обитании их в Кокчетавских горах сообщает П. М. Залесский. Идя к северу, вдоль Уральского хребта, отметим данные о нахождении бобра у Миасса, хотя пункт этот относится более к Европе; именно об этом говорит И. Г. Гмелин, а Я. П. Щелкановцев сообщает, что на озере Тургояк одна из курей носит название «Бобровой».
Отметим, что. по мнению В. М. Малахова, южная граница распространения бобра на Урале простиралась до р. Уя, откуда известна его челюсть. Материалы о распространении бобра по самому Уральскому хребту довольно значительны. Из них на первом месте стоят данные о былом их нахождении в районе р. Ивделя. В самом начале прошлого столетия о бобрах по р. Ивделю писал Попов. П. А. Словцов, не уделивший в своей знаменитой книге почти никакого места бобрам, об этих местах нашел нужным сказать: «В уединенных тамошних речках, как-то в живописном Ивделе, Колонге и даже Лозве, водились бобры с их постройками водяными».
В 1854 г. А. Рудольский сообщал о бобрах по рекам Ивделю и Ваграну, а Ф. П. Кеппен, приводя его данные, высказывает предположение, что эти грызуны уцелели там даже в его, Ф. П. Кеппена, время, что, как увидим ниже, не лишено вероятия. Через два десятилетия после А. Рудольского о бобрах в описанных последним местах упоминает Л. Сабанеев (293), который в следующей своей работе (294, стр. 5) констатирует исчезновение бобра; он сообщает, что на р. Вагране последние бобры были добыты в 1867 г., а на прилежащей р. Какве — в 1859 г. Однако, как увидим ниже, бобры сохранялись здесь еще долгое время. Так, в 1887 г. В. М. Малахов, сообщая, что некогда бобры были находимы на р. Пышме, утверждает, что в его время они в качестве редких обитателей встречались еще по берегам рек Ваграна, Сосвы и Лозьвы. В 1895 г. о наличии бобров в Богословском районе на реках Сосве и Вагране говорит А. А. Силантьев. Наконец, в 1924 г. некто С. К. сообщил, что по р. Ивделю бобры встречались еще лет 20—25 назад. Впрочем, 2 года спустя С. Корчев утверждал, что в районе р. Ивделя бобры перевелись лет 70—80 тому назад, и сообщал об известных ему остатках бобровой плотины на р. Бобровке, которая впадает в р. Талтыю приток р. Ивделя.
Мы не будем рассматривать вопрос о распространении бобров в Западном Приуралье, но отметим, что сведения о таковом многочисленны, а о бобрах в бассейне р. Печоры слухи появлялись до недавних лет. Согласно поверью зырян, опубликованному Ф. А. Арсеньевым, бобры, которые исчезли на р. Печоре лет за 50 до пребывания там этого автора, по мнению туземцев, «ушли за Камень», т. е. за Урал.
Для лиц, интересующихся распространением бобра в этом бассейне, я приведу еще небезынтересное упоминание С. В. Максимова. В Пустозерске промышленники сообщали этому автору, что они не часто, но промышляют бобра, причем считают его зверем, заходящим из-за Урала.
Переходя к Восточному Приуралью, остановимся на бассейне р. Туры. Здесь прежде всего отметим данные И. Д. Черского, описавшего остатки бобра из торфяников Тюменского округа. Однако, бобры были распространены в этом бассейне во времена гораздо более новые. Обратившись к истории, мы видим, что в 1599 г. с вогулов Тюменского и Пелымского уездов «емлют ясак: соболи и лисицы и бобры и белку». В том же году, в числе ясака, посланного из Верхотурья, значится 24 бобра и 10 ярцев. С. В. Бахрушин в своей работе по истории колонизации Сибири в XVI—XVII вв. отмечает жалобы туземцев р. Сылвы на то, что строгановские люди погромили «и медвянные их ухожья и бобровые гоны и рыбные ловли». В 1600 г. туринский новокрещен жаловался на отбитие у него русскими бобровых гонов по р. Черной близ Верхотурья. Наконец, по материалам, собранным В. И. Шунковым в 1652 г., среди зверей, коими платили ясак в Тюменских волостях, были бобры, при этом, как видно из архивной выписи, «и бобры и ярды и кошлоки», т. е. не случайно попавшиеся, а промышлявшиеся систематически. Как несомненный показатель былого богатства Тюменского округа бобрами, нужно рассматривать тот факт, что на печати г. Тюмени изображены лисица и бобр.
Добавим совершенно точные сведения о былом распространении бобров в Тюменском округе, которые нам дает переписка Тюменского и Тобольского воевод, ведшаяся в 1623—1628 гг., по вопросам сбора ясака (287). Там говорится: «Тюменского уезду Канирские и Бичкурские и Терсецкие волости ясачных татар платят нам ясак по вся годы бобрами и лисицами и белками» и далее: «Озера от Тюмени в шти днищах, на которых они речках и озерах бобры добывали».
Для низовья р. Иртыша интересно отметить показание И. С. Полякова, который говорит, что при отце его проводника (т. е. примерно в начале прошлого столетия) бобры встречались на речке Бобровке, близ юрт Цингалинских.
О бобрах в бассейне р. Тавды можно также найти немало известий. Так, Г. Ф. Миллер приводит грамоту, датированную 1600 г., о сборе ясака с Пелымских туземцев, в которой бобры упомянуты рядом с соболями. В 1596 г. в грамоте царя Федора Ивановича в Пелым говорится: «а принесли они нашего ясаку за нынешний за 104 год только 2 сорока и 20 соболей да 1100 белок за 2 сорока и 20 соболей, а всего собольмы, бобры и белками принесли на нынешний на 104 год за 5 сороков». Из этой выписки видно, что бобр не только встречался в местности, но стоял не далее, чем на третьем месте в числе сдаваемой в ясак пушнины. В новейшее время о бобрах на р. Пелыме сообщал И. С. Поляков, указывая, что на промысел их туда ходят некоторые остяки с р. Оби. Однако из работы Ф. П. Кеппена выясняется, что в действительности сведения И. С. Полякова должны, якобы, относиться к притокам М. Сосвы; мне же удалось выяснить из расспросов старожил и сопоставлений, что скорее всего данные И. С. Полякова относятся к р. Ессу притоку р. Конды. Что бобров на р. Пелыме нет издавна, видно хотя бы из того, что И. Я. Словцов в своей обстоятельной статье об этой реке вовсе о них не упоминает. Как показали многочисленные расспросы, особенно сведения, данные мне В. П. Сидоровым, который за ряд лет промысла хорошо изучил бассейн р. Пелыма, в настоящее время о бобрах по этой реке никто не помнит. Наоборот, ниже по р. Тавде бобры, видимо, сохранялись гораздо дольше, именно от жителей Таборинского района я слышал, что еще при их отцах бобр встречался на некоторых притоках р. Тавды в пределах этого района.
На р. Конде, замечательной тем, что в ее бассейне бобры сохранились до наших дней, они известны издавна и упоминаются не только всеми авторами, исследовавшими этот бассейн, но и в общих описаниях Сибири, в экономических и ведомственных изданиях. Первые сведения этого рода мы находим в исторических документах. Так, в 1594 г. при конфискации «животов» кондинского князя Агая было отобрано: 426 соболей, 13 лис, 61 бобр и 1000 белок. Несомненно, такой процент бобров в пушной сокровищнице князя должен быть признан высоким. Там же в грамоте, относящейся к 1596 г., о сложении недоимок с Большой Конды говорится: «а в прошлом в 103 году взял с них Василий Толстой нашего ясаку собольми и лисицами и бобры 21 сорок и 20 соболей».
Писали о бобрах на р. Конде, как сказано, многие, начиная с основоположников научной сибирской литературы, как П. С. Паллас. Кроме упомянутых, мы назовем И. Я. Словцова, А. А. Дунина-Горкавича, К. Д. Носилова, П. Инфантьева, Б. Городкова, Л. Р. Шульца и т. д. Притом те из авторов, которые хотят уточнить свои показания, говорят единогласно о верховьях Конды и М. Конде, т. е. о местах, где бобры, как увидим ниже, живут и посейчас.
Наоборот, о бобрах на р. М. Сосве, речке, до последнего времени весьма мало исследованной, литературные сведения весьма бедны и относятся больше к новейшему времени, почему мы их рассмотрим ниже, при описании существующего бобрового очага.
Само название этой реки несомненно происходит от имени интересующего нас грызуна. Именно, И. Ф. Брандт (45) сообщает, что по-турецки бобр называется Кондус (современное турецкое Kunduz), по-татарски Кундюс, по-киргизски Кандус. Естественно, что тюрские народности в северо-восточном Приуралье прозвали реку по самому замечательному ее признаку — исконному обилию бобров.
Также бедны наши данные о нахождении бобров по р. Б. Сосве (не считая указанного ее притока М. Сосвы). Только за последние годы появился ряд заметок о бобрах на р. Тапсуе, совершенно неосновательно, как увидим ниже, опровергаемых В. В. Васильевым (59). Кроме них мы можем только отметить весьма интересное замечание И. Я. Словцова о том, что в 1887 г. был добыт бобр в Ляпинской волости, что дает нам пример одного из самых северных пунктов нахождения бобра в Сибири.
Что касается бобровых поселений на р. Б. Сосве, наблюдавшихся в 1740 г. спутниками Делиля, то нужно сказать следующее. Р. Б. Сосва, при том близком расстоянии от Березова, на каком нашли на ней бобровые поселения упомянутые лица, для жизни этих грызунов решительно непригодна. Наоборот, берега впадающей в р. Обь у Березова р. Вогулки (которую можно рассматривать и как приток р. Б. Сосвы) от самого устья благоприятны для бобров. Они жили по этой реке недавно, по воспоминаниям старожилов, лет 80 тому назад; по другим сведениям, которые я собрал в Березове, в верхнем и среднем течении этой реки, где довольно обычна осина (едва ли не самый северный пункт произрастания этой породы в Сибири) бобры жили в еще более новое время. Ближайший к Березову пункт былого и недавнего, судя по остаткам, обитания бобров на этой речке находится, как сказал мне осматривавший его охотовед И. Д. Безматерных, по притоку р. Вогулки р. Бобровке, километрах в 15. Здесь-то скорее всего и обнаружили бобров спутники Делиля.
О бобрах в самом Березове, который в свое время был выдающимся торговым центром Тобольского севера, существует немало данных. Так, И. Г. Георги в числе других зверей, составляющих основу пушной торговли Березова, впереди соболя ставит бобра. Полсотни лет спустя Ф. Белявский говорит о вывозе бобров из Березова и о 50 шкурках этого вида, виденных им в этом городе лично. Наконец, Н. А. Абрамов, не говоря о количестве бобров в продаже, описывает качество их и сортность, из чего видно, что в его время бобр был обычным объектом торговли.
О нахождении бобров в качестве пушного товара в Обдорске, о чем, например, для 1834 г. сообщает на основании литературных данных, Б. Городков (82), трудно пока сказать что-либо кроме предположения, что они завезены были туда извне; отметим, что в литературе известны случаи нахождения в Обдорске бобровых шкурок даже с клеймами Лейпцигской ярмарки.
Необходимо отметить, что некогда бобр встречался около Обдорска. Именно при раскопке стоянки древнего человека в устье р. Полуя Адрианов нашел в ней большое количество костей бобра. Стоянка эта относится к I—III вв. нашей эры, когда, по изысканиям Б. А. Тихомирова (433), в этих широтах произрастала соответствующая растительность.
Из правых притоков р. Оби отличался в прошлом обилием бобров Казым, о чем ранее всех сообщил тот же П. С. Паллас. Держались они там, по данным Н. А. Абрамова, до половины прошлого столетия, так же как на реках Агане и Пиме. Наконец, интересно привести последние из данных о бобрах на р. Агане, принадлежащие охотоведу Светоносову («Отчет по обследованию р. Бобровки в целях выяснения пригодности последней для выпуска бобра», Березов, 1937, районная контора Заготживсырье). Автор обследовал речку «Инквой-Еган» (Бобровая), левый приток р. Амни, притока р. Казыма. По его словам, никто из ныне живущих туземцев не помнит на ней бобра, но со слов отцов и дедов им известно, что когда-то эти звери здесь обитали. Светоносов отмечает плохие кормовые условия речки.
Следуя по р. Оби на юг, мы находим, что по рекам М. Югану и Ваху, по сведениям, собранным С. М. Чугуновым, бобры водились до 70-х годов прошлого столетия. На р. Куль-Егане, правом притоке р. Ваха, согласно опросов Шмидта, бобры водились около 1870 г. Эти сведения, как увидим ниже, были ошибочно отнесены к р. Тазу.
Заканчивая с так называемым «Тобольским севером», вернемся к р. Иртышу. Говоря о бобрах на его притоках, прежде всего остановимся на реках Демьянке и Таре. Во времена, последовавшие за покорением Сибири русскими, бобры были обычны в Тарском округе, что видно хотя бы из наказа, данного Москвой строителям города Тары, относящегося к 1593 г., в котором говорится: «…соболи и лисицы черные на государя, а куницы, белки и лисицы красные и бобры, то ратным людям в раздел». Во времена П. С. Палласа бобров на р. Таре было еще много. Для р. Тары же Ф. П. Кеппен приводит сведения Смоленского, передающего со слов, татар, что в этом округе бобры водились еще в 1760 г., а далее подчеркивает свое сомнение (очевидно, напрасное) к точности данных Г. Колмогорова о том, что бобры на р. Таре водились еще в 1856 г.
Сведения о бобрах на р. Демьянке более новы и принадлежат В. Е. Ушакову. Так, он сообщает, что отец одного из охотников, дававших ему сведения, помнил бобров на верховьях рек Туя и Демьянки и уточняет время их там исчезновения «70—80 лет назад».
Наконец, обратившись к последней сводной работе о зверях Урала, мы увидим, что в ней насчитывается речек с названием, происходящим от слова «бобр», в Предуралье 16, в горном Урале 12, в Зауралье 15 и «почти столько же населенных пунктов.., «Бобровой». В заметке же анонима Ю. Л. С. говорится, что в Омской области былое пребывание бобров констатировано в следующих районах: Знаменском, Тевризском, Уватском, Кондинском, Ларьякском и Сургутском.
Таким образом в пределах Тобольского, или, как говорят сейчас, Тюменского севера распространение бобра в прошлом было огромным и во многих пунктах он держался до недавнего времени. К этому можно еще с уверенностью прибавить, что далеко еще не все места былого обитания бобров здесь выяснены и количество их при тщательном обследовании можно чрезвычайно увеличить.
Выше по р. Иртышу нам удается обнаружить прежнее пребывание бобров в таких даже местах, где ныне совершенно отсутствует лесная растительность. Так, Г. Е. Катанаев, изучая архивы, нашел донесение казаков, датированное 1626 г., о том, что калмыки приносят в Ямыш продавать бобров; он же сообщает, что по притокам р. Иртыша в пределах Киргизской степи существовали в период заселения их русскими большие леса, в которых водились бобры.
В. И. Цадкин любезно сообщил, что при раскопке городища Б. Лог в Омске (В. Н. Чернецова) в слоях, относящихся к I тысячелетию до нашей эры и началу I тысячелетия нашей ары, обнаружены кости бобра, лося и обыкновенного оленя.
Казачий голова, посланный из Тобольска в 1626 г. на оз. Ямыш с целью подыскания места для постройки острога, пишет в своем сообщении: «и калмыцкие люди приносят к ним продавать лисиченки красные полские, и бобришка и корсаки и овчины и тулупы овчинные, а болше того рухляди никакие не видали».
Наконец, в интересном «Описании новые земли сиречь Сибирского царства» 1672 г. упомянуто, что в земле Черных Калмыков, по р. Иртышу от Ямышева озера и до Зайсана «бобров много».
О нахождении бобров в районе Семипалатинска в те же приблизительно времена собрал сведения В. А. Селевин. Наконец, отмечу указание В. И. Липского, приводящего слова Г. С. Карелина о том, что бобры водились прежде между Семипалатинском и Омском у поселка Бобровского.
Издавна известен и сохранился до сих пор бобровый очаг в бассейне р. Черного Иртыша. Честь его открытия, видимо, принадлежит так называемым «каменщикам» — предприимчивым и бесстрашным пионерам освоения русскими Алтая, вольным поселенщикам Бухтармы. Как сообщает Г. Гагемейстер, они пробирались в своих смелых странствованиях на р. Малый или Черный Иртыш, привлекаемые большим количеством обитавших там бобров.
В специальной литературе одно из первых указаний на упомянутый очаг принадлежит Г. С. Карелину. Именно, В. И. Липский в своей книге о флоре Средней Азии приводит относящееся к 1840 г. сообщение Г. С. Карелина о том, что бобры есть, хотя и очень редки, на р. Курчуме, но что, напротив, они весьма многочисленны в р. Калджире. В письме же Г. С. Карелина, помещенном в журнале «Акклиматизация», говорится более обще, а именно, что бобров очень много на речках, впадающих в р. Черный Иртыш. В 1867 г. Г. Н. Потанин пишет о бобрах, убитых на р. Кобе, притоке р. Черного Иртыша. Позднее, в 1881—1883 гг., он же указывает обитание бобров на р. Улюнгур и озере того же названия. В 1882 г. некоторые данные о бобрах в этом районе собрал A. М. Никольский. Следующее описание данного очага сделал B. Ф. Ладыгин, который специально его обследовал; он говорит, что бобр живет по р. Урунгу после впадения в нее справа рек Чингиль и Цеген-Гол и даже на оз. Улюнгур. Сообщение В. Ф. Ладыгина повторил в своей книге П. К. Козлов и по тем же, очевидно, данным писал о бобрах на р. Черном Иртыше А. П. Седельников. В июле 1906 г. рассматриваемый район посетил В. В. Сапожников. Он был на р. Урунгу, но ничего о бобрах узнать не мог. Факт примечательный в устах столь авторитетного исследователя (!). Г. Е. Грумм-Гржимайло в своей сводной работе о Монголии говорит, что в р. Урунгу бобр есть ниже устья р. Чингиля, но подчеркивает, что сведения о бобре на р. Черном Иртыше не могут считаться достоверными. Как одно из последних и важных сообщений, приведем свидетельство знатока Зайсанской котловины и ее фауны В. А. Хахлова. Сообщая, что в Зайсанской котловине как таковой бобр исчез в связи с изменениями, внесенными в местную фауну колонизацией местности русскими, автор указывает последний известный ему случай появления в ней бобра. Оно произошло в 1915 г. на р. Уйдене, причем животное было добыто. К изложенному ничего не прибавляют нового не раз цитированные сводки о бобре Г. Л. Граве и А. В. Федюшина, а равно сводная статья А. М. Колосовао фауне Алтая, и можно было бы думать, что это замечательное местообитание бобров вымерло, если бы не лично сообщенное мне интересное указание охотоведа А. Н. Перменева. Работая в Зайсане, он в 1940 г. установил, что около устья р. Черного Иртыша было найдено два трупа молодых бобров, принесенных полою водою.
О былом распространении бобра в пределах Монгольской народной республики прежде всего говорят многие палеонтологические находки, известные в специальной литературе. Сведения о современном его распространении собственно отсутствуют, если не говорить о таких туманных указаниях, как, например, замечание Авриля (1687 г.) о том, что русские, торгующие с Китаем, находили бобров у монголов и узбеков. Тем более интересным представляется изложение новых данных, которые мне удалось собрать за годы пребывания в Монголии.
От разных лиц я слышал, что бобры встречаются на р. Булган, в системе р. Черного Иртыша, которая протекает на крайнем севере Монголии, по границе с Синьдзянем, в пределы которого и уходит. Наиболее подробные пока сведения об этом замечательном участке мне сообщил Ф. С. Попов, неоднократно наблюдавший и добывавший бобра на Булга не весной 1945 г.
Ф. С. Попову известно, что бобры в значительной плотности населяют участок реки, лежащий между государственной границей и сомоном, расположенный к западу от нее, вверх по реке, и устраивают там все присущие им постройки. Эта часть реки хорошо облесена лиственными породами, которые бобр употребляет в пищу. Русло реки разбивается на протоки и по всем по ним встречается бобр. Попов не имеет сведений о том, есть ли на р. Булгане бобры выше сомона, но ему известно, что ниже по реке, в пределах Синьдзяня, они встречаются, но редко, так как подвергаются усиленному преследованию. Летом обитатели сомона уходят в горы, и на р. Булгане остаются только пограничники. Поэтому в наиболее опасное для них время бобры находятся в относительной безопасности и мало боятся человека. Однако их все же добывают, о чем говорят нередкие у местных монгол бобровые шапки.
Студент Монгольского университета Цибегмит сообщил мне, что бобр встречается в Тамчи-Сомоне, на речке Баян-Гол, на южном склоне Монгольского Алтая, но никаких подробностей я не узнал.
Летом 1947 г. мне удалось органивовать экспедицию в бассейн р. Булгана. Внезапная болезнь оторвала меня от работы по дороге, и собрать сведения о бобре я поручил моему ассистенту Анударину Дашидорджи. В своем письме, опубликованном позднее в докладах Академии наук СССР, он сообщил мне, что бобры на р. Булугуне (Булгане) живут только на протяжении 40 км от границы Синьдзяна вверх по течению.
Самое важное, что следует подчеркнуть в отношении обитания бобра в Монголии, это то, что этот очаг расположен вне лесной зоны. Долина р. Булугуна с его зарослями, с уремой из ив и тополя является оазисом среди пустыни. Если бобр может довольствоваться для своего обитания такими условиями, несомненно, что он мог жить в долинах большинства рек южной Сибири, Казахстана и других районов, где сейчас находят его остатки вне лесной зоны. Нет надобности подобно многим авторам объяснять исчезновение там бобра изменением физико-географических условий. Бобр в таких местах просто истреблен человеком несколько ранее, чем в лесах.
Нужно еще сказать, что на севере центральной Монголии есть р. Мензя, впадающая в р. Чикой. Выяснилось, что настоящее название ее Минчжи-Гол, производимое от монгольского имени бобра. Хотя нельзя не отметить, что в представлении некоторых монголов «минчь» значит выдра, а о бобре же большинство рядовых монголов не имеют никакого представления, данный факт заслуживал пристального внимания. Не имея возможности побывать в этом районе, я просил Ю. С. Желубовского, ведшего геологические исследования в Западном Хентэе, собрать сведения о бобре. Осенью 1947 г. он любезно сообщил мне следующее. Память о бобре жива среди жителей Западного Хентэя. Бобр на р. Мензе жил, притом во времена недавние. Ему передавали, что якобы последнего бобра добыли лет 20 назад. Последнее, впрочем, требует проверки. Лично Ю. С. Желубовский следов деятельности бобра на р. Мензе в посещенных им местах не заметил.
В отношении распространения в наши дни бобров в Семиречье приведем сенсационное по своему значению сообщение, которое мне сделал М. Д. Зверев, работавший последние годы в Семиречье. Именно, на притоке р. Или, недалеко от районного села Джалана, в среднем ее течении, на северо-восточной границе Алмаатинского государственного заповедника, студент зоологического отделения местного университета обнаружил у крестьянина бобровую шапку. Расспрашивая ее владельца, он установил, что шкурка снята со зверька, добытого верстах в 15 от деревни, где они живут постоянно. Студент посетил это место и обнаружил типичные бобровые пни и погрызы, а также норы; хаток он не нашел, но, по словам местных жителей, встречаются здесь и они, М. Д. Зверев полагает, что мы имеем перед собою факт обнаружения нового очага бобров в Азии, исключительную важность которого едва ли требуется разъяснять. К сожалению, этот замечательный случай остался до сего дня не расследованным. Следует подчеркнуть, что если оказалось возможным существование неведомого очага бобров в месте столь доступном, то насколько более вероятно, что кое-где по сибирским таежным дебрям еще обитают колонии этих замечательных животных, о которых мы и не догадываемся.
О распространении бобров в пределах так называемого «Нарымского края» имеются сведения, начиная от времен покорения Сибири. Так, С. В. Бахрушин приводит относящуюся к 1641 г. жалобу казаков на то, что самоеды пограбили нарымскую государеву казну «все соболи и бобры» и «отгромили два вьюка бобров», из этого видно, что бобры в ту пору занимали видное место в пушных заготовках по округу. Проезжавший через Нарымский край в царствование Алексея Михайловича в Пекин посол Н. Спафарий отмечал в своем дневнике богатство проезжаемых местностей пушным зверем, в частности, рек — бобрами. Именно, он говорил о бобрах на притоке р. Кети, р. Лисице, особенно выделяя сведения о самых лучших черных бобрах, добываемых на правом (точнее, левом, так как Спафарий считал реки не по общепринятому порядку, а по пути своего следования) притоке р. Кети р. Пыгме, вытекающей из болот. Ниже им упомянута р. Сочюр, впадающая с левой стороны в р. Кеть, на четвертой доле пути от Маковского острога, на которой добываются бобры высокого качества.
Близ этих мест, а именно в районе Обь-Енисейского канала, остатки бобров нашел в свое время Гуляев. По свидетельству С. М. Чугунова, Карачевский-Волк доставил в Томский университет череп и другие части скелета бобра, найденные при расчистке р. Язевой. Сам автор, перечисляя местных млекопитающих, замечает: «говорят встречаются и бобры». Ниже он в виде предположения говорит: «возможно он еще уцелел в северо-восточном углу канала, в пределах Енисейской губернии». Такое заключение было для его времени не лишенным основания хотя бы уже потому, что память о недавнем обитании бобров сохранялась среди местного населения еще в 1927 г., когда я производил там обследование. Правда, точных сведений мне собрать не удалось, но, принимая во взимание характерную скрытность туземного населения во всем, что касается бобра, догадки С. М. Чугунова сохраняют значение до сего дня.
Любопытно, что воспоминания о некогда бывшем изобилии бобров на р. Кети я обнаружил в преданиях остяко-самоедов, обитающих в верховьях р. Таза, куда они пришли сравнительно очень недавно.
О бобрах соседней с р. Кетью с юга р. Чулыма мы имеем свидетельство Г. Гагемейстера, по данным которого они не были там редки еще в 1846 г. Г. Э. Иоганзен, исследовавший р. Чулым в 1915 г., не упоминает о бобрах в своей работе. Однако сведения об этих грызунах живут среди местного населения до сих пор. Именно в 1940 г. я получил данные от Новосибирской охотинспекции о том, что по р. Бобровке, притоку р. Улу-Юл, впадающему в р. Чулым, бобры жили еще 40—50 лет назад.
По левобережью р. Оби в этих широтах точные данные о пребывании бобров имеются в отношении бассейна р. Васьюгана. Так, И. Я. Словцов (329) писал, что в 1820 г. «последний» бобр был добыт на р. Агыл-Яге, притоке р. Васъюгана. Указание на вероятное нахождение бобров на р. Васъюгане делает А. П. Седельников. В 1927 г. опросом васъюганскйх туземцев: я установил, что в верховьях этой реки, в частности выше юрт Айполовых, бобры водились лет 75—80 назад, но и в ту пору были весьма редки. Примерно той же давности сведения я имел о правых притоках р. Васъюгана Чежап-Кы и Нярль-Кы; для притока последней, р. Б. Кагаль, Новосибирская охотинспекция подтвердила мне эти сведения, сообщив, что установлено обитание там бобра 90 лет тому назад. В своей сводной работе о Нарымском крае А. Ф. Плотников утверждает, что бобры в нем водились только, до 40-х гг. прошлого столетия. Н. Н. Костров в 1872 г. (166) указал, примерно, тот же срок, сообщая, что «лет 30 тому назад в реках Нарымского края водились еще бобры». М. А. Кастрен в 1856 г. писал, что в Томском крае бобр почти исчез. Таким образом литературные сведения немного не совпадают с данными моего опроса. В. П. Аникин и другие авторы, писавшие о крае после А. Ф. Плотникова, не упоминают о бобрах. Исключение составляет только А. Янушевич; он утверждает, что по рекам северной части Нарымского округа бобры водились полсотни лет тому назад.
К сожалению, он не приводит никаких фактов, подтверждающих это интересное сообщение.
О «великом множестве» бобров по «Оби, Енисею и Томе» Ф. П. Кеппен приводит свидетельство, относящееся к 1786 г. Однако для Томска и возглавлявшейся им территории мы имеем гораздо более точные, замечательно интересные сведения о бобрах, заключающиеся в небольшой статье Г. Н. Потанина о торговле этого города в половине XVII столетия. Остановимся на ней подробнее. Автор цитирует торговые документы того времени:
1652 г. «К Руси через Камень» отпущено «бобров, ярцев и кошлоков карих и рыжих и вешних 732. Бобров и ярцев карих 20, бобров рыжих (54 у ярцев рыжих 34, бобров и ярцев рыжих 180, бобров и ярцев карих 110, кошлоков малых 96». В Тобольск вывезено в том же году: «бобров карих 5, бобров красных 5, бобров красных же вешних 10, ярцев и кошлоков 9».
1653 г. Отпущено из Томска в Россию 28 июня «бобров карих и рыжих, больших и малых 598, ярцев 32, кошлоков 80, бобров, ярцев и кошлоков вместе 71, черевеси бобровой 5 п. 2,75 фунта, струи бобровой 5 пуд., 16,5 фунтов». 6 августа. «Черевеси бобровой 6,5 фунтов, бобров карих и рыжих 93, кошлоков 23, ярчиков 3, струи бобровой 3,5 фунта». «Отпущено в разное время в Тобольск бобришков и ярцев рыжих 20, кошлоков 2, черевеси бобровой 1 фунт».
1652 г. «Калмыки» (телеуты) привезли в Томск: «47 бобров, в том числе 1 с черевесью, 2 черевеси и кроме того 15 ф. черевеси, струи бобровой 7,75 фунта и каиру бобрового 1 фунт».
1653 г. «Из Калмыков», поступило бобров 1, кошлоков 1 и 3 фунта черевеси.
«Из Киргиз» 6 бобров; 6 кошлоков.
«Из Чулыма» 2 кошлока, ½ фунта черевеси.
«Из Красного Яру» 4 бобра.
«Из Енисейска» 2 бобра, 1 фунт черевеси.
1652 г. Из Енисейска 2 бобра, 1 фунт черевеси.
Мы вернемся еще ниже к приведенным данным, а пока отметим, что, они не единичны. Так, в 1609 г. из Кимской волости, находившейся между Енисейском и Томском, ближе к последнему, черные бобры шли наравне с соболями. В грамоте Томскому воеводе от 1681 г. о сборе ясака упоминаются взятые в Томском уезде «2 бобра чернокарих». В 1610 г. в ясак, собранный в Кузнецкой волости, бобры входили как значительная часть. Одним словом, приведенные данные показывают с несомненностью, что в те удаленные времена бобр не только встречался по всему Томскому краю, включая Шорию; но был и обычным объектом промысловой охоты. О былом богатстве этим зверем верховьев р. Томи свидетельствует также название главнейшего из левых притоков этой реки — р. Кондомы, несомненно происходящего от тюркского «Кондус» — бобр.
Впрочем, о существовании бобров в пределах Кузнецкого округа мы имеем гораздо более новые сведения. Именно, в работе Д. Н. Беликова о первых насельниках Томского края есть следующее указание. В 1764—1766 гг. работала комиссия по расследованию притеснений, чинившихся русскими коренному населению в Томском и Кузнецком округах. В одном из документов названной комиссии, относящемуся к населению Колывано-Воскресенского горного округа, где особенно давали себя чувствовать эти беззакония, говорится, что русские отняли у туземцев места, где находились бобровые гнезда.
На водораздельных пространствах рек Оби и Иртыша бобры обитали в пределах Барабинской степи. На это мы встречаем указания у Г. Ф. Миллера и у других старинных авторов, но исчезли бобры из этих мест очевидно рано, и сомнение Ф. Л. Кеппена в достоверности показания И. Ф. Брандта, будто они встречались там в 1850 г., вполне основательно.
Были распространены бобры и на Алтае. Так, в чертеже всей Сибири времен Алексея Михайловича в месте стечения рек Бии и Катуни показано много бобровых речек. П. С. Паллас обнаружил их в районе Тигерецкого поста. В. Зверинский в 1868 г: привел бобра в перечне пушных зверей Алтая. А. М. Колосов, ссылаясь на старых авторов, сообщил о редком нахождении бобра по р. Курчуму в южном Алтае. Наконец, П. М. Залесский в своей интересной заметке говорит о существовании в прошлом бобров попрекам Калджир и Алтык в южном Алтае и даже о том, что эти грызуны держались будто бы до начала нашего века в Больше-Сумультинской даче, к югу от Немала. Отметим также его данные о былом пребывании бобров в Западном Алтае и у оз. Шира, в местности ныне вовсе безлесной.
Заканчивая о распространении бобров в Западной Сибири, остановимся на прошлом обитании их в бассейне р. Таза. Нет оснований к предположению, что повсеместно распространенные по Сибири бобры не встречались по этой реке. Но реальные сведения, которые мы на этот предмет имеем, относятся только ко временам Мангазейским. Приведем к примеру найденный Г. Ф. Миллером, наказ Мангазейскому воеводе о том, чтобы с Мангазейской и Енисейской самояди брать ясак между прочим бобрами. Есть и еще указания на значение Мангазеи в торговле бобровыми шкурами и о том, что из этого города, шли самые лучшие бобры. Но при этом нужно помнить, что во все время своего существования Мангазея была пунктом пушного транзита для огромной области, лежавшей к востоку, и подавляющее большинство пушнины, проходившей через нее, было не местного происхождения. Да и сам по себе Мангазейский уезд имел огромные размеры. Бобры на его территории заготавливались в самых различных речных системах, что видно, например, из датированной 1633 г. отписки тобольского воеводы мангазейскому о производстве сыска о причинах недобора ясака по уезду последнего. В ней говорится о том, что против 1632 г. недобрана с шамагирей, что по р. Непе, в верховьях Нижней Тунгуски шубенка бобровая и пять бобров, в Хантайском зимовье бобр и перевесь бобровая и т. д.
Поэтому основывать на таких данных, как приведенные выше, суждение о распространении бобров по самой р. Тазу затруднительно. В последующие времена о бобрах, встречающихся по р. Тазу, упоминал А. Миддендорф. У Г. Л. Граве имеются даже данные, будто бобровые шкуры привозились с этой реки до. половины XVIII в., однако фактов о том он не приводит. Если бы, заметим от себя, в указываемое время бобры обитали бы на р. Тазе, то уже наверное это нашло бы отражение в книге И. Степанова о Енисейской губ., поминающего о бобрах в своем месте, М. Ф. Кривошапкина или П. И. Третьякова, дающего о р. Тазе достаточно подробные сведения. Обследуя бассейн р. Таза в 1929—1930 гг., я тщательно собирал сведения о его фауне, в частности и о бобрах, однако ничего о распространении последних по этой реке узнать не мог. В то же время, как я указал выше, в преданиях верхнетазовских туземцев я обнаружил крепкие воспоминания о бобрах на их старой родине — р. Кети. Из этого я заключаю, что если бобры на р. Тазе и были, то достаточно уже давно.
В 1940 г. Е. С. Жбанов писал мне о том, что один из заготовителей пушнины говорил ему, что на каких-то юго-западных притоках р. Таза бобр сохранился даже до сего дня. В испрошенном от меня заключении я выражал большое сомнение в возможности существования там бобров в наше время, но сделал предположение о том, не сохранились ли они где-либо в неизвестных до сих пор трущобах верховьев р. Пура, откуда в 1928 г. я имел сведения об употреблении бобровой струи (оговорюсь, что, объехав эти места: верховья рек Пура, Агана, Колёк-Егана и т. д. в 1927—1928 гг., я не встретился там с воспоминаниями о бобрах).
Переходя к обзору былого обитания бобров на р. Енисее, мы прежде всего отметим самую северную точку такового, а именно Хантайский район. Для него, так же как и для Туруханска, имеются сведения о приеме бобров в ясак в конце XVII в. При этом особую ценность признавали за хантайскими экземплярами. В той же работе есть упоминание об обмене кошлоков и бобров на р. Нижней Тунгуске.
О том, что бобры обитали в пределах бассейна р. Нижней Тунгуски до недавнего сравнительно времени (во всяком случае в верховьях) показывает свидетельство А. Л. Чекановского. Последний говорит, что деревня Корелинская в вершине этой реки, близ Ербогачена, основалась привлеченная обилием бобров. Ныне же (1876 г.), замечает автор, «остались только бревна, бобрами подрезанные». Или, скажем от себя, исчезновение их произошло не ранее половины прошлого столетия. Прекрасно знающий район верховьев р. Нижней Тунгуски Н. Н. Скалой сообщил мне, что в местах, описанных А. Л. Чекановским, существуют две речки — Б. и М. Хаталанда, в переводе на русский язык «Бобровки», но память о бобрах не сохранилась среди местного населения.
Очевидно заготовки бобра были широко раскинуты.
В этих же пределах бобры сохранялись еще долго, о чем имеется много документов. Из них прежде всего назовем показание А. Миддендорфа о том, что некогда бобры редко встречались около Сумарокова. Далее к югу совсем недавние следы пребывания бобров на р. Елогуе установил в 1929 г. Э. И. Шерешевский (391), который обнаружил в шаманских принадлежностях кусочек шкуры бобра не более чем 30-летней давности. О бобрах на р. Сыме Ф. П. Кеппен приводит свидетельство Мессершмидта, во времена которого они были там весьма многочисленны. О том, что в историческое время бобры встречались в районе Енисейска, дает нам знать цитированное исследование Г. Н. Потанина, а Ф. П. Кеппен говорит даже о том, что на ярмарке в Енисейске бобровые меха продавались еще в начале XIX столетия.
О встречаемости бобров на р. Ангаре мы имеем разные сведения. В грамоте, относящейся к 1642 г., говорится о значительном количестве бобров в ясаке, собранном с илимских и кетских тунгусов. В 1675 г. Н. Спафарий, проезжая по р. Ангаре, отметил бобров на р. Мурожвой, впадающей в р. Ангару повыше р. Тасеевой, и на р. Вихоревой левом притоке р.-Ангары, устье которого находится ниже Долгого порога. О бобрах, продававшихся на ярмарке в Иркутске в 1761 г., мы встречаем указания у П. Н. Колотилова. И. Н. Шухов в 1923 г. сообщил, что А. Я. Тугаринов в недавнее время видел у крестьян на р. Ангаре бобровые шапки. В другой работе он просто указывает, что бобр встречался на р. Ангаре. Из-под Красноярска бобры вывозились в Томск в 1653 г. В 1704 г. в наказе о сборе ясака в Киргизской земле, данном Красноярской администрации, на Кайданов улус указано наложить 2 бобра. В 1865 г. И. Скороговоров опубликовал интересное сообщение о том, что на р. Бирюсе, впадающей в р. Енисей близ Красноярска и берущей начало в Кемчикском хребте, богатые бобровые гоны существовали в 1643—1644 гг. На р. Мане, впадающей в р. Енисей недалеко от Красноярска с востока, И. Г. Гмелин в 1743 г. обнаружил, что бобры исчезли уже там давно, что о них едва помнили 80-летаие старики. Однако этот ученый, очевидно, был введен в заблуждение. Именно И. Н. Шухов в наше уже время имел сведения о том, что бобры, якобы, встречаются еще на р. Мане; там. же автор со слов некоего Федорова сообщает, что в 1916 г. бобр был добыт в Канаке. Позднее И. Н. Шухов опубликовал сведения о том, что кости бобра были обнаружены в Караульной пещере близ Красноярска в 1924 г.
О том, что бобры были некогда широко распространены в Западных Саянах и бывшем Минусинском округе, мы располагаем целым рядом свидетельств. Например, в «памяти двум конным казакам, отправленным в караульный острог для призывания инородцев в ясачный платеж» от 1703 г. говорится: «…Абай дал бобра да лисицу за 5 соболей, Кочки дал бобра за 3 соболя, Содеяк дал 2 бобра небольших за 2 соболя»… Далее, в грамоте о посылке детей боярских Ивана Злобина с товарищами в Киргизскую землю для сбора ясака (1704 г.) между прочим упомянуто: «Шарданов улус 5 соболей, да ярец за 3 соболя. Большой Байкатовский улус 25 соболей, да ярец за 2 соболя. Кайданов улус 9 соболей, 2 бобра, за 6 соболей. Ингарга улус 19 соболей, лисица, да ярец за 4 соболя». Сказанное показывает, что в начале еще позапрошлого века бобры не только были объектом обычного промысла в этих местах, но отличались весьма высокими качествами. Позднее П. С. Паллас во время своего путешествия обнаружил бобров около Абаканска. В. А. Ватин приводит указание Пестерева о том, что карагинцы промышляют бобров по р. Абакану и его притокам. Ниже он говорит, что койбалы добывали этого зверя около устьев р. Ои, а также по левобережью р. Енисея, например по речке Джою.
В старину богатой бобрами считалась вся пограничная с Китаем полоса Присаянья. В сборнике дипломатических дел между Россией и Китаем Н. Бантыш-Каменского мы имеем следующее упоминание, относящееся к 1727 г. В пограничной местности, от р. Кантегира до р. Абакана изобилуют промысловые звери, в том числе бобры, которых ходят промышлять русские и ясашные люди Кузнецкого ведомства. Н. Ф. Катанов относит это замечание к земле бельтиров и сагайцев, которым н была поручена охрана пограничного знака Шабин Дабага.
К началу прошлого столетия обитание бобров на р. Абакане пользовалось известностью. Так, Е. Зябловский (1807 г.), грубо очерчивая ареал бобра в Сибири, говорит: «водится около Оби, Тобола, Ишима, Иртыша, по Енисею, Абакану, Уралу, особливо около Туруханска, Обдорска, Березова».
Что бобры обитали и, очевидно, совсем недавно на р. М. Абакане, видно из сообщения Д. Клеменца, который говорит: «были речные бобры на Малом Абакане, об этом свидетельствуют Остатки жилищ их. Остались они на некоторых речках Верхнего Енисея; но отсюда много-много привозят шкурок 10—15 в год». Как ни мимолетно это сообщение, на авторитет такого сибиреведа как Д. Клеменц положиться можно. В 1931 г. о бобрах в интересующей нас местности опубликовал. заметку П. Кузнецов (175). По словам последнего, на п. Мандате, притоке р. Амыла, бобры встречались назад лет 40. Наконец, в 1934 г. В. Н. Львов (194) выступил с утверждением, что «небольшие колонии (бобров) найдены так же на Енисее», не подтверждая, это никакими данными.
Современное обитание бобров на притоках р. Енисея в Туве известно более широко, чем другие прошлые, его местонахождения в данном бассейне.
Первые, пожалуй, сведения о нем мы находим в работе Н. М. Мартьянова, в которой упоминается хвост бобра с р. Сыстыг-Хем. Немного позднее, а именно, в 1887 г., была опубликована заметка анонима К., в которой автор говорит, что бобры сохранились на южном склоне Саян, в вершине р. Хамсары, где сойоты добывают ежегодно не более 10 бобров. Позднее данные о бобрах на реках Сыстыг-Хем и Хамсара опубликовал Ф. П. Кеппен, получивший их от Е. Бихнера и Д. Клеменца. Но наиболее подробное описание этого любопытного очага появилось в 1914 г., когда были напечатаны сразу три работы, трактующие о бобрах в Урянхае. В одной из них Д. Каррутерс сообщает, что «в лесах, одевающих саянский хребет», обитает «немного бобров» и далее, что они как редкость встречаются на верхних притоках р. Бий-Хема. Затем Г. Е. Грумм-Гржимайло упомянул о бобрах в истоках р. Енисея, подчеркнув, что они живут в норах. И, наконец, А. Я. Тугаринов в специальной заметке сделал довольно подробный обзор распространения здесь бобров со слов И. С. Скобеева. Автор пишет, что в начале 70-х гг. продутого столетия бобры были еще многочисленны по всей р. Бий-Хему (Верхнему Енисею), причем один из протоков последнего носит название «бобрового». Во время же посещения Урянхая автором бобры держались в следующих пунктах: а) на устье р. Азаса, при впадении его в озеро Тоуше-Куль, б) в одном месте по р. Бий-Хему, в) по среднему течению р. О-Хем, левого притока р. Бий-Хема, причем это самый богатый бобрами пункт. В 1921 г. были опубликованы труды Саянской экспедиции 1914 г. (32), в которых В. И. Белоусов сообщал, что ранее бобр встречался на р. Ое, откуда, по его словам, есть шкурка в Минусинском музее, а в период исследования автора эти грызуны сохранялись по рекам южного склона Саян, в частности, по озерам близ вершины р. Енисея. Отметим, что в 1926 г. тот же автор сообщил, что бобры и в наши дни живут по р. Сыстыг-Хему. В 1925 г. появились две работы, включающие данные о бобрах интересующего нас района. Именно М. И. Скобеев (326) указал, что бобры живут в северо-восточной части Урянхая, по рекам Азас, Окел и Билин, и И. Н. Шухов (403) сообщил об их недавнем обитании в истоках р. Енисея, по Кызыл-Хему, вершинам рак, впадающих в оз. Таракинское и Ашпекуль.
Что бобры водились в долине р. Кемчика, можно заключить из самого названия этой реки, которое следует производить от киргизского названия бобра «камчат»; да и один из его притоков Кондолен (Кундулен), очевидно, обязан своим именем турецкому слову «кундуз» — бобр.
В заключение изложенных материалов позволительно сказать, что в прошлом, как это правильно предугадал в свое время Ф. П. Кеппен, бобр обитал по всему бассейну р. Енисея, а также сделать предположение о том, что в пределах Урянхая не угасло еще местообитание этих замечательных грызунов. Нужно ли говорить, до какой степени желательно, не теряя времени, изучить этот важный очаг и объявить заповедными главнейшие его участки.
В отношений былого распространения бобра в Прибайкалье наиболее полные сведения собрал И. В. Арембовский, глубоко изучивший этот вопрос. Особенно ценны приводимые им подробности об археологических находках. Со слов ряда исследователей, из литературных данных и на основании собственных наблюдений автор установил нахождение остатков бобра из раскопок в устье р. Китоя, у деревень Нижне-Середкино, Серово-Зверево, Исаково, лежащих между Иркутском и Братском, на р. Илиме у Игирма, у деревни Березовки, в местности Лесихе близ Иркутска и, наконец, в предместьях города. Кроме того, им указан ряд пунктов, находящихся между Иркутском и Качугой. Памятники эти автор относит к неолиту, энеолиту и последние находки к ранне-железному веку. Очевидно, что в те удаленные времена бобр густо населял Прибайкалье. Обратившись ко временам историческим, мы должны процитировать показание И. Г. Георги, что бобр прежде (т. е. ранее 1770 г.) водился во многих речках поблизости Байкала. Выше мы уже привели свидетельство П. Н. Колотилова (159), из которого видно, что во второй половине XVIII столетия в Иркутской области бобр был еще объектом промысла и торговли.
Как символ былого значения бобра в экономике Восточной Сибири следовало бы рассматривать герб г. Иркутска, на котором, как известно, изображен бобр. Однако этот вопрос довольно спорный и требует рассмотрения. Прежде всего, самое изображение на гербе может быть названо бобром лишь условно. Типичные для этого грызуна хвост и лапы сочетаются с фигурой и пастью хищника, держащего в зубах зверька, похожего на соболя и на белку.
В силу, очевидно, этого уже давно возникло мнение, что этот «бобр» есть не что иное, как «бабр», имя, которым в Восточной Сибири искони называют тигра. Так, хищником (не изменяя, впрочем, самого слова «бобр») трактует его А, Мартос. В то же время Е. Зябловский, например, изображение на гербе понимает именно как бобра.
Сомнения, казалось бы, должны считаться разрешенными В. Далем, который в специальной заметке разъяснил, что в герб Иркутску и был дан «бабр», сиречь тигр — редкий гость Восточной Сибири. Составители же герба по неосведомленности заменили непонятного «бабра» более знакомым бобром, который и утвердился в гербе этого города.
Однако с мнением В. Даля согласиться нельзя. Утверждение герба получено было Иркутском 18 февраля 1690 г. с наказом следующего содержания: «Великого государя Царя, Великия, Малые и Белые России самодержца печать в Иркутцком серебряная, вырезан бобр, от головы которого врезано же: печать государевой земли Сибирской». То есть, отметим, о соболе в зубах упоминания нет.
Трудно думать, чтобы авторы наказа и самого символа, украшающего вновь устанавливаемую государственную печать, имели в виду редчайшего, мало известного хищника далекой восточной окраины, вовсе для нее и не характерного. Это тем более, что «бабр» есть название местное, сибирское, едва ли достаточно известное тогда в Москве. Очевидно, изначала было предусмотрено изобразить на печати-гербе именно бобра, одного из виднейших пушных животных края; при этом, как видно из приведенного текста «печать государевой земли Сибирской», ей предназначалась роль гораздо более высокая, чем присвоенное впоследствии губернское значение.
Графические же искажения рисунка есть уже, видимо, результат недоразумения или плод фантазии резчиков.
Рассмотрение былого распространения бобра в Монголии сделано уже выше. Однако представляется интересным отметить еще, что в этой стране, где за недавнее время бобр найден в ископаемом состоянии, он обитал в различных пунктах и в историческое время. Это видно прежде всего из названий некоторых рек, происходящих от турецкого корня «кундуз» — «кондуз».
В списке географических названий на карте северо-западной Монголии И. А. Рафаилова мы встречаем реку Кундулен. Г. Н. Потанин упоминает реку Кундулэн (по-китайски Кундулун), встреченную им по дороге из Биркуля в Куку-Хото. Позднее он же на пути от Уясутая к Косоголу. исследовал р. Кондузанг, приток р. Этэра, протекающую в безлесной местности, но берущую начало в лесистых ущельях. Наконец, Г. Е. Грумм-Гржимайло указывает р. Кондолон (Хундулен); она течет среди лесов и лугов, в том числе лиственных (стр. 353). Ниже устья р. Сагали-Гола она пролегает в широкой, частью заболоченной долине двумя многоводными рукавами (стр. 355). На стр. 115 автор упоминает еще р. Хундургун, левый приток Джадана, который протекает в узкой поросшей лесом долине; название этой реки, очевидно, имеет тот же корень. Как видно, места эти пригодны или были пригодны для бобров.
Отметим, однако же, что В. В. Бартольд географическое название Кундулянг в Туркестане производит от турецко-монгольского «Кундулян» — шатер, ханская ставка. Таким образом, названия с корнем «Кунду» могут быть и независимы от бобра в своем происхождении. Очевидно, впрочем, что соответственные названия рек, тем более таких, которые подобно названным выше едва ли могли быть пригодными для расположения ханской ставки, вероятнее производить от имени интересующего нас животного. Наоборот, по В. В. Бартольду может быть вероятно истолковано название населенного пункта Кундулун, лежащего в Акшинском районе, близ правого берега р. Онона, на советско-монгольской границе.
Не подлежит сомнению, что специальное изучение вопроса откроет немало новых следов былого, а не исключена возможность, что и современного обитания этих замечательных грызунов в Монголии.
Переходя к бассейну р. Лены, мы находим немало сведений о распространении в нем бобров, начиная с грамот времен изначального освоения страны русскими. Так, в сборнике, посвященном описанию колонизационной политики Московского государства в Якутии в XVII в., мы находим ряд упоминаний о бобрах как в «наказах» центральной власти, так и в «отписках» с мест, из чего видно, что бобр в Якутии был в то время постоянно в поле зрения правительства. А. А. Ионин, изучая проезжие грамоты с р. Лены на Русь XVII в., обнаружил, что г. царствовании Михаила Федоровича служилыми людьми в числе прочей мягкой рухляди вывозилась масса бобров. О незаконном вывозе бобров с р. Лены (1651 г.) упоминает и В. Кулешов. В «дополнениях к актам историческим» есть упоминание о промысле бобров в районе Верхне-Майского зимовья в 1649 г. Г. Вернадский в своей работе о служилых людях XVII в. приводит интересный документ о том, что в 165Г г. енисейские служилые люди, посланные на р. Лену для сбора ясака, заворовались и покупали там для себя «лучшие соболи и лисицы и бобры». Е. Д. Стрелов, исследуя якутские архивы, нашел ведомость ясачного сбора за 1730—1731 гг., в которой говорится о бобрах и кошлоках. Наконец, замечательным документом для суждения о распространении бобра в Якутии в далеком прошлом служит наказ стольнику Головину, посланному на р. Лену в 1638 г. В нем говорится: «А по тем речкам по Чоне и по Вилюю живут Люди многие Синягири, и Нанагири соболей и лисиц, горностаев и бобров и всякого зверя и рыбы у них много. А меж тех де реки меж Нижней Тунгузки реки многие захребетные реки, и по тем рекам потомуж и людей и лисиц и бобров и всякого зверя много». Там же на странице 964 перечислены притоки р. Лены: «Ичора, Поледуй, Олекна, Витим, Киренга, Таюра, Камта, Бранта» и сказано, что на них «соболей де и лисиц и бобров и горностаев много». Словом, в эти удаленные времена бобр был широко распространен в Якутии и служил обычным объектом промысла.
Из ученых, посетивших Сибирь, первым о бобрах в бассейне р. Лены говорит И. Г. Георги. Он установил, что около 1700 г. бобры жили только около Баунтовского озера, лежащего в истоках р. Витима. Отметим, что И. Поляков, обследуя эти места более столетия позднее, обнаружил, что «найденный И. Г. Георги в окрестностях Баунта бобр исчез так давно, что тунгусы его совсем, не помнят». Добавлю, что память о бобре в верховьях р. Витима все же сохранилась, хотя бы в виде географических названий нескольких речек на языке местных тунгусов, на что обратил мое внимание исследовавший эти районы охотовед В. В. Тимофеев. Что р. Бобровка имеется близ устья р. Витима, установил еще И. Г. Гмелин. Последний автор также выяснил, что на реках Киренге и Олекме бобры исчезли около 1700 г. П. С. Паллас в 1771 г. нашел, что бобры водятся по р. Алдану. После первых исследователей Сибири наступает длительный перерыв в поступлении сведений о бобрах в бассейне р. Лены, что даже дало повод К. Е. Бэру поставить под сомнение самое существование там таковых. В середине прошлого столетия на обитание бобров по р. Алдану указал Н. Симашко, а Ф. П. Кеппен получил сведения от Н. Герца о том, что «бобр еще ныне встречается по речке Нелькан, впадающей в р. Маю». Наконец, К. в статье, относящейся к 1887 г., говорит, что бобры сохранились в самых далеких и диких местах тайги. Возможно, что, исходя из тех же источников, делает аналогичное упоминание Б. С. Виноградов.
В новейшее время чрезвычайно интересные сведения о бобрах в Якутии доставил М. Пихтин своими корреспонденциями о составе пушнины, продававшейся на якутской ярмарке между 1891—1902 гг. Они свидетельствуют о том, что еще не так давно бобр был нередким промысловым животным в Якутии и опровергает утверждение К. Е. Бэра, что бобром не торгуют на якутской ярмарке. Во времена К. Е. Бэра такая торговля несомненно имела место, хотя возможно и не получила отражения в официальной статистике. Впрочем, кроме данных М. Пихтина, о поступлении бобровых шкур на якутскую ярмарку, о бобрах, поступающих на якутскую ярмарку, говорит, например, упоминание Г. Гагемейстера, что в 1846 г. на якутской ярмарке было зарегистрировано 700 (sic!) бобров; возможно преувеличенная, цифра эта все же показательна. Думать, что обнаруженные М. Пихтиным в Якутске бобровые шкуры поступали извне, скажем, из Америки, через Чукотский полуостров едва ли возможно хотя бы потому, что в его годы достаточно уже были развиты морские пути сообщения с побережьем дальнего северо-востока Сибири. А кроме того, и это главное, мы имеем прямое свидетельство о том, что в указанное время бобры в Якутии существовали и происходил даже регулярный, их промысел. Именно, я имею в виду замечательно интересную заметку анонима М. Д. «Из области обычного права Сибирских Инородцев». Замаскированная неопределенным заглавием, она прошла незамеченной. Автор описывает своеобразное примитивное, хозяйство на бобра, существовавшее в бассейне р. Алдана еще в конце прошлого столетия. К заметке этой мы еще вернемся ниже, а пока только подчеркнем несомненность поступления на рынок местных якутских бобров в годы, когда собирал свои сведения М. Пихтин. Если прибавить к сказанному, что по данным А. А. Силантьева в Якутской области добыто в 1902 г. 12, а в 1905 г. 16 речных бобров, станет непонятным, как держалось: в литературе мнение о неизвестности или неясности распространения, и даже наличия бобров в Якутии или почему авторы последней сводки о млекопитающих этой, страны вовсе не упоминают об этом замечательном грызуне. Добавлю еще, что в 1936—1938 гг. в Якутске мне случалось видеть бобровые шапки не новые, но не очень поношенные, сшитые из шкур местного происхождения.
В какой степени был распространен бобр в бассейне р. Амура, до сих пор совершенно неясно. Большинство авторов склонно думать, что его там не было вовсе, за исключением верховьев р. Ингоды и Нерчинска, где их присутствие установил И. Г. Георги. Что в пределах Нерчинского округа бобры промышлялись и шли в ясак, видно из ведомости ясачного сбора за 1698—1699 гг., когда в этом городе было заготовлено по одному бобру. Со слов И. Г. Георги, а также цитируя Сиверса и Риттера, строит свой отрицательный взгляд на распространение бобра в бассейне р. Амура Кеппен. Г. Радде в своем первоначальном отчете о путешествии в юго-восточную Сибирь включает бобра в список зверей, добытых во время путешествия. Правда, ниже «он оговаривается, что о некоторых из перечисленных животных им собраны только сведения опросные. В окончательной же работе (278, стр. 206) он именно подчеркивает, что никаких сведений о бобрах — незнакомых жителям даже по имени — он в посещенных местах собрать не мог. Автор решительно заключает, что бобра нет и не было ни в Восточных Саянах, ни в Яблоновом, ни в Становом хребте; последнее, как мы видим из вышеприведенных данных, во всяком случае неточно. Л. Шренк отрицает наличие бобров на р. Амуре. А. Черкасов, с особой тщательностью собиравший сведения о промысловых зверях Забайкалья, не упоминает о бобрах вовсе, так же как Г. Е. Грумм-Гржимайло. И, однако, существуют весьма веские данные о том, что бобр в бассейне р. Амура существовал не только в верховьях. Следует, например, отметить, что в наказе Хабарову от 1649 г. говорится о том, что брать ясак с амурских иноземцев надлежит между прочим бобрами. Что это не просто шаблонное, а обоснованное требование, видно из того, что ниже подчеркивается указание, что у обитателей тамошних степей бобров нет, почему с них надлежит взыскивать ясак другими ценностями. Гораздо более важно, что в замечательном «Описании новые земли сиречь Сибирского царства» от 1672 г. (349) мы читаем следующее: «к самым берегам около вышеписанных рек (Гарпинка, Туйман, Шингал, Ушур), которые устьем в Амур пали, лес. небольшой и мало зверя болшего, держатся же в тех лесах и в реках только бобры, выдры, лисицы, белые зайцы, серые рыси, волки серочерные, а иного большего зверя на китайской стране правой нет, токмо в Камени, что под китайской стеною живут бобры великие». Мы уже не раз говорили о тонком знакомстве первых русских насельников Сибири с пушниной, благодаря которой они имели достаточно ясное представление о зверях. В данном же случае, когда в указании на бобра говорится, что он живет в реке и он сопричислен к числу зверей мелких, нет никакого сомнения, что автор «Описания» имел в виду именно интересующего нас грызуна. Другое дело «бобры великие», живущие далеко внутри страны. Совершенно очевидно, что здесь Дело идет о «бабре», то есть тигре, как недавно еще называли эту кошку в бассейне р. Амура. По среднему Амуру бабр был и есть редкий зверь, обитающий далеко внутри страны, по правобережью. Только в пределах Уссурийского края он был обычен в наших пределах. Совпадение в названии едва ли не есть вина переписчика, без труда переделавшего «бабра» в «бобра». Во всяком случае отнестись с доверием к автору тщательного «Описания», человеку, для своего времени несомненно выдающемуся, у нас гораздо более оснований, чем сделать мало вероятное допущение, будто бобр в своем расселении по р. Амуру ограничивался почему-то лишь истоками.
Как неопровержимый факт былого обитания бобров в бассейне Амура приведу сообщение И. В. Арембовского о сделанной им замечательной находке. Летом 1942 г. в долине р. Усату-Хила (правого, притока р. Аги, левого притока р. Онона), среди типичных культурных остатков Солютрейской эпохи (верхний палеолит, Рисс-Вюрм), вместе с костями мамонта, сибирского носорога и дикой лошади, он обнаружил половину нижней челюсти типичного Castor fiber L.
… Более того, там же, в выше залегающих отложениях, в супеси, подстилающей современную почву, среди культурных остатков гуннской эпохи (раннее железо, начало нашей эры) найден резец бобра той же формы.
Несмотря на то, что в промежуточных горизонтах остатков бобра не удалось обнаружить, мы можем отметить чрезвычайное постоянство обитания речного бобра в бассейне Онона.
Вопрос о былом или современном распространении бобров по всему крайнему северо-востоку Азиатского материка возбуждал много споров и не может считаться решенным до настоящего времени.
Приступая к рассмотрению источников, прежде всего отметим следующее. В документах исторических о речных бобрах собственно для интересующих нас мест сведений мы не имеем, но о бобрах и кошлоках вообще говорится постоянно. При этом иногда присовокупляется термин «морские» или «большие» бобры, иногда нет. Принимая во внимание тонкое знание пушнины, которым и в то время отличались русские промышленники и заготовители, нельзя думать, что они ре выделяли калана или смешивали его с бобром речным, тем более, что и до сих пор названный хищник именуется «морским бобром». Поэтому нужно думать, что во всех или большей части случаев, когда в документах говорится о бобрах просто, имеются в виду именно интересующие нас грызуны. Бели же это так, то очевидно, что с последними русские в те времена постоянно сталкивались на крайнем северо-востоке Сибири, и, следовательно, можно предположить, что речные бобры в те времена там обитали.
Переходя к новейшим данным, проследим их, следуя с юга. При этом сведения о бобрах мы находим для Гижигинского округа. Именно, В. Богородский упоминает бобра в перечне зверей местности. И. Ф. Брандт, ссылаясь на Вознесенского, тоже считает бобра в числе четвероногих обитателей округа. Наконец, самым надежным свидетельством является показание Герца, который видел «несколько сот верст южнее Гижигинска» свежую, распяленную на доске шкуру бобра; не подлежит никакому сомнению, что шкура, виденная в таком состоянии, снята с животного, добытого неподалеку.
О бобрах на р. Колыме сведения спорны. А. Аргентов сообщает, что бобров на ней нет вовсе кроме привозных. Ф. П. Кеппен приводит слова И. Ф. Брандта о том, что туземцы ездят на р. Колыму охотиться на бобров. Г. Мейдель, описывая Анюйскую ярмарку, говорит о бобрах как о значительной, но не особенно ценной части пушных товаров, однако не упоминает о происхождении шкур. В. И. Иохельсон утверждает, что в Колымском округе бобр не водится и следов пребывания его там нет; ниже он повторяет, что бобров нет в Анадырском, Гижигинском и Охотском округах и на р. Амуре. Решительно отрицает наличие бобров на Колыме С. А. Бутурлин, считая, что на крайнем Северо-Востоке шкурки их есть только привозные из Америки. С. И. Огнев приводит данные Корена о том, что бобр встречается по притокам р. Колымы, и свидетельства В. И. Иохельсона, С. А. Бутурлина и Сокольникова, опровергающие данные Корена, но своего мнения не выражает, оставляя вопрос открытым.
Изложенным не исчерпываются данные, говорящие в пользу заключения, что бобры обитали на р. Колыме. Именно, на странице 97 своей книжки об этой реке С. В. Обручев упоминает о наличии в ее бассейне речки, именуемой Бобровка; последняя, однако, не показана ни на его собственной, ни на других просмотренных мною картах р. Колымы, включая капитальный атлас под редакцией молодых. В. И. Подгорбунскому, который по моей просьбе опросил автора упомянутой книжки, последний сообщил, что речка с этим названием действительно есть в верховьях р. Колымы; он упомянул при этом, что на устье р. Бобровой живет старый юкагир, носящий прозвище «бобер», и высказал предположение, не от него ли получила название речка. Думается, однако, что слишком давно русские освоили р. Колыму, чтобы в наши дни давать новые названия впадающим в нее речкам, тем более от таких неважных причин. Приходится признать, что факт нахождения в данном бассейне речки с таким характерным названием есть веское подтверждение вполне вероятных догадок о былом (быть может недавнем) обитании р. Колымы бобрами.
На Чукотском полуострове бобровые шкуры издавна и до наших почти дней были обычным явлением, однако, происхождение их остается спорным. Известно, что имел место приток этого товара из Америки. В порядке меновой торговли туземцев, и часть авторов утверждает, что бобровых шкур иного происхождения вовсе не было. В 1896 г. А. В. Олсуфьев опубликовал сообщение о том, что бобры встречаются в устьях некоторых небольших рек Анадырского округа. А. А. Прозоров в 1902 г. сообщил, что в 90-х годах прошлого столетия бобр встречался по островам р. Анадыря. Однако. Сокольников, решительно отвергая возможность существования бобра на всем крайнем Северо-Востоке, отводит показание А. А. Прозорова, как основанное на заведомо неверном сообщении А. В. Олсуфьева, Повторяя данные Сокольникова, Л. А. Портенко отрицает всякую возможность пребывания, когда-либо бобров на р. Анадыре, считая местные реки совсем для них неподходящими.
Можно было бы считать вопрос решенным в отрицательном смысле, если бы не данные М. А. Сергеева — глубокого знатока края. Именно он сообщил, что из пределов. края было вывезено бобровых шкур: в 1916 г. — 22, в 1922 г. — 27 и в 1923 г. — 27. Проданные в Америку шкурки эти едва ли только что перед этим поступили оттуда же. Это тем более, что в указанные годы упоминавшейся выше меновой торговле между странами были созданы препятствия, да и американские торговцы слишком хорошо освоили побережье Аляски, чтобы допускать такую примитивную, утечку пушнины через Берингов пролив.
Приведенные соображения заставляют считать преждевременным отрицание самой возможности нахождения когда-либо в прошлом обитания бобров на интересующей нас окраине и предполагать возможность того, что где-либо в дебрях этой огромной, крайне недостаточно исследованной страны бобры существовали или даже сохранились до сих пор.
Изложенные соображения в самое последнее время нашли самое серьезное подтверждение в виде материалов, пересланных мне с Анадыря Я. Ф. Самариным. Близко заинтересовавшись речными бобрами, которых он успешно изучал в Кондо-Сосвинском заповеднике, Самарин, переехав на Анадырь, занялся сбором сведений о возможности нахождения бобров на крайнем Северо-Востоке, о чем вскоре получил некоторые слухи. Упорно добиваясь их уточнения, Самарин получил, наконец, довольно убедительные сведения, которые привожу с его слов ниже.
1. 20 июня 1949 г. в Анадыре было собрано совещание старых охотников по вопросу о бобрах, причем старик К. Н. Воронцов сообщил, что в 1919 г. он видел у одного чукчи на р. Канчалане пять свежих бобровых шкур и одного неободранного бобра на нарте.
2. 6 июля 1949 г. было получено письмо от гр. Ядринцева с р. Танюрера о том, что на этой речке он сам знает остатки бобровых сооружений и пни срезанных ими осин, что эти грызуны там жили не далее 40 лет назад.
3. Зоотехник Дергачев, будучи уполномоченным по заготовке пушнины на верховьях Омолона в 1939 г., принял две шкурки речного бобра, о чем и представил официальную справку. Добыты они были коряками в капканы, поставленные на выдру. Дергачев считает, что бобры водятся на р. Омолоне, так как бобровая опушка обычна в одежде местных аборигенов.
4. От А. В. Бодрова Я. Ф. Самарин получил справку следующего содержания: «В 1945 г. я работал на территории среднего течения реки Пенжиной. Очень часто встречался с местными жителями. Один раз случайно зашел разговор с гр. Ермочковым, есть ли на их территории, бобры. Он сказал, что сейчас нет, но раньше были, только на территории р. Омолона, но в каких годах — я не интересовался. Вот все, что я слышал от местных жителей».
5. Получил он так же справку от гр. Сычева, который писал: «Это было в Марково, в 1947 г., в декабре месяце. У одного жителя была изъята шкурка речного бобра, которая была послана ценной посылкой на Большую Землю».
Совершенно несомненно, что эти замечательные данные не могут не иметь под собою фактических оснований. Приходится сожалеть, что Я. Ф. Самарин, стремившийся направиться лично для исследования недоступных, лишенных населения дебрей Омолона и Пенжиной, не смог добиться ассигнования необходимых средств.
Самое тщательное изучение открытых им местообитаний речных бобров на крайнем северо-востоке Сибири должно быть осуществлено в ближайшие годы.
Существуют ли или обитали когда-либо бобры на Камчатке — окончательно сказать нельзя. П. Крашенинников не упоминает об этих зверях вовсе. Не сообщают о них также Вознесенский, Герц к Дыбовский. Только И. Пальмер утверждает, что еще в 1842 г. бобры водились на этом полуострове. Склонен предположить возможность обитания бобров на Камчатке и М., А. Сергеев.
Очень, наконец, интересно сообщение В. Н. Гуляевой, вдовы известного пушника-дельца и знатока мехов Гуляева, которая сама хорошо разбирается в мягкой рухляди.
Опрошенная по моей просьбе В. И. Подгорбунским, она показала, что в 1912—1914 гг. она с мужем жила на Камчатке, занимаясь скупкой мехов.
При этом они покупали у коряков шкурки речных бобров, неоднократно доставлявшиеся им из глубины полуострова. Охотники не сообщали, где именно, они добывали зверей, но так как шкуры бывали свежими, предполагать завоз их извне особенно из Америки, никаких оснований не было, тем более, что торговли или обмена такого рода в. местности вообще не наблюдалось.
О том, что бобров нет на Сахалине, фауна которого изучена, впрочем, еще очень мало, согласно показывают и Л. Шренк и А. М. Никольский. Только у Н. Буссэ мы находим обратное предположение. Однако последний автор приводит только сбивчивые показания айнов о том, что бобр живет на Сахалине; основывается это только на том, что туземцы якобы «узнали» его потертый бобровый воротник. Очевидно, что по этим данным вводить бобра в фауну Сахалина преждевременно.
Окинув взором весь очерченный выше ареал бобра в Северной Азии, мы можем сказать следующее. Некогда бобр был многочисленным обитателем бассейна р. Оби с Иртышем н Енисеем, причем северная его граница на р. Оби не достигала Полярного Круга, а на р. Енисее проходила ниже 70° с. ш. Распространение бобра по рекам Тазу и Пуру неясно и требует проверки и уточнения. В бассейне р. Лены бобр был широко распространен в правобережье до Алдана включительно. В остальном места его обитаний по Якутии подлежат выяснению. В бассейн р. Амура бобр если и проникал, то достаточно уже давно и не имел в нем широкого распространения. На Охотском побережье бобр встречался, но, видимо, спорадически. Для всего дальнего Северо-Востока, включая Камчатку, вопрос о распространении бобра требует дополнительного изучения, но для утверждения полного его там отсутствия оснований нет. На Сахалине же бобра, очевидно, не бывало.
Более 200 лет тому назад Г. Ф. Миллер писал, что бобры встречаются только по эту сторону р. Енисея, так как «по ту сторону Енисея земля везде камениста и затем для сего зверя неспособна». Хотя, как мы видели выше, современник его И. Г. Гмелин, а затем П. С. Паллас С точностью установили местообитания бобров много восточнее Енисея, легенда, вызванная к жизни Г. Ф. Миллером, не умерла. В 1845 г. К. Э. Бэр писал о том, что восточнее р. Енисея бобр не встречается, и опровергал данные П. С. Палласа. К. Э. Бэр считал почему-то, что бобров в Сибири никогда не было больше, чем в его время, даже когда эта страна завоевывалась русскими. Под влиянием этих высказываний даже А. Миддендорф с большой осторожностью высказался о границе распространения бобра на восток и выдвинул неосновательную теорию о невозможности обитания бобров в области вечной мерзлоты.
Исследованиями Ф. П. Кеппена был нанесен основательный удар указанным воззрениям, а с появлением не раз цитированной уже статьи И. В. Арембовского они должны считаться окончательно похороненными. Странно поэтому видеть, что сейчас еще находятся авторы, солидаризирующиеся с изложенными отжившими суждениями. Это делает, например, без всяких оговорок Л. А. Портенко, стремясь оттенить свое отрицательное отношение к возможности нахождения бобров на р. Анадыре.
Наши материалы, дополняющие данные Ф. П. Кеппена и охватывающие более широкую территорию, чем исследования И. В. Арембовского, позволяют окончательно опровергнуть утверждения Г. Ф. Миллера и его последователей и считать установленным, что бобр не только был широчайшим образом распространен в. Сибири, но был и многочисленным промысловым животным, имевшим выдающееся экономическое значение от времен доисторических вплоть до наших дней.
Заканчивая настоящий раздел, следует сказать, что мы ожидаем новых и новых находок не только давнего, но и новейшего, если не современного обитания бобров в реках Северной Азии. Об этом можно догадываться хотя бы по тому, что всякие начинания по обследованию водоемов для выпуска бобров часто приводят к установлению в посещаемых местах следов обитания этих грызунов.
Так, летом 1949 г. В. Н. Ефимова и О. В. Скалой, обследуя р. Модышеву, приток р. Уды, притока р. Ангары, натолкнулись на р. Бобровку и воспоминания населения о бобрах. Летом 1950 г. Т. Н. Гагина, обследуя р. Куту, левый приток р. Лены, впадающий близ Усть-Кута, установила, что бобры в ее верховьях, на р. Бобровке, обитали едва ли не до конца прошлого столетия.
Можно быть уверенным, что охотоведы Сибири, строя советское охотничье хозяйство на бобра, быстро уточнят карту былого его распространения, что сильно поможет им в их сложной задаче.