Мы, сибиряки, горды сознанием, что северяне-садоводы были в первых рядах последователей Мичурина с самого начала его творческой работы. Заря деятельности Мичурина явилась и зарей садоводства Севера.
Нигде учение Мичурина не имело столь ревностных учеников, как в Сибири. Это не случайно. Именно сами суровые условия сибирского климата наталкивали каждого, кто мечтал о садах в столь суровых условиях, на мичуринский путь.
А кто пробовал упорствовать, блуждать под влиянием идей пресловутой акклиматизации с перенесением в свой сад готовых, исторически сложившихся в иных природных условиях сортов, то того сама сибирская природа, выражаясь образно, брала за шиворот и ставила на мичуринский путь. Это путь выведения своих, местных сортов, воспитываемых с эмбрионального состояния и до возмужалости в условиях той внешней среды, в которой предстояло им жить и плодоносить. И если сибирские садоводы и вели споры между собой — одни ставя во главу угла искусственную гибридизацию крупноплодных европейских сортов с сибиркой, другие — предпочитая более доступный, как им казалось, посев семян из плодов от свободного опыления, — то те и другие твердо сходились в одном: единственно надежный и подтверждаемый практикой метод, позволивший говорить о возможности северного садоводства, это выведение и воспитание в местных суровых природных условиях своих местных сортов.
Поистине, для северян, при самых первых шагах их работы, сорт решал успех дела!
Конец прошлого столетия явился начальной стадией северного садоводства. Именно в то время, на фоне тусклой действительности тогдашнего Севера, вспыхнуло целое созвездие славных зачинателей и энтузиастов северного садоводства.
В. В. Спирин в Никольске Вологодской губернии. Н. В. Кузьмин в Ветлуге, К. Н. Коршунов в Твери, М. Ф. Копылов в Сызрани, Е. Незнаев в Уфе, А. Ф. Перевощиков в Уржумском уезде Вятской губернии перекликались со своими собратьями за Уралом, где жили и творили оибирское садоводство П. С. Комиссаров под Омском, в станице Усть-Заостровской Акмолинской области, Н. Ф. Кащенко в Томске, братья Крутовские и А. И. Олониченко в Красноярске, М. Г. Никифоров в Минусинском уезде Енисейской губернии, И. А. Ефремов в еще более далеком Благовещенске, под Владивостоком И. Л. Худяков… Всех их роднила мичуринская идея, все они были связаны в той или иной мере с И. В. Мичуриным, переписывались с ним, получали от него советы, указания, саженцы, семена, посылали ему семена и саженцы интересовавших Мичурина сибирских и дальневосточных растений.
Это были те 90-ые годы прошлого столетия, когда еще не было великого транссибирского железнодорожного пути, когда требовались месяцы, чтобы добраться откуда-нибудь из Енисейска в Москву, это было тогда, когда наш великий писатель А. П. Чехов на перекладных трясся по грязным ухабам сибирского тракта и, проехав от Тюмени до Томска, лаконично констатировал: «Садов нет». Садов он не встречал и дальше по дороге до самого Великого океана.
Но сады были! Но их было так мало и так они были малы, что не мудрено было их не заметить «а огромных, тогда пустынных сибирских просторах. Сады были даже там, куда надо было, свернув с магистрального тракта, тащиться еще сотни километров в сторону. Но и туда доходило живое слово Мичурина, не только слово, но и его дело.
«Из семян, полученных от г. Мичурина, у меня выращивается несколько десятков деревьев Китайской гибридной яблони и Аниса одичавшего», — писал на страницах журнала «Плодоводство» садовод затерянного в горах Зыряновского рудника М. Ипатьев в Змеиногорском уезде Томской губернии. Несколько раньше Ипатьев упоминает о полученных саженцах мичуринских сортов яблони.
Да, уже в конце 80-х годов XIX и начала XX века в Сибири росли и плодоносили мичуринские яблони. Мичуринский Ермак завоевал сердца сибирских садоводов. «Наконец, в моем собственном маленьком питомнике выращивается около 130 яблонь в 60 сортах. Здесь есть представители всех северных районов… Из них некоторые благополучно зимуют без всякого прикрытия уже четвертую зиму, дают вполне хороший прирост и, несомненно, придя в возраст, вознаградят меня плодами. В минувшее лето я снял с молодой яблоньки Ермак (гибрид Мичурина) с десяток очень нарядных яблочек, прекрасных для варенья и вкусных для десерта. Другой экземпляр Ермака у меня зимует уже три зимы и ни разу не страдал от мороза», — сообщал В. М. Крутовский из Красноярска в журнале «Плодоводство» № 9 за 1903 год.
На Томской выставке плодоводства, организованной Н. Ф. Кащенко в 1908 году, в числе немногих других экспонентов фигурирует А. Н. Конев из Омска, представивший наряду с двумя неизвестными сеянцами плоды Ермака. Кащенко регистрирует средний размер плодов: «вышина 30, ширина 32, стебелек 26» и замечает при этом, что яблочки Ермака, выставленные Коневым, крупнее, чем ему приходилось видеть в других местах. Ермак был самым популярным у сибирских мичуринцев сортом, украшавшим донельзя скромный тогда их сортимент.
Но самое главное, И. В. Мичурин давал пионерам северного садоводства исчерпывающие советы и указания, стройную методику выведения устойчивых сортов плодово-ягодных растений для Урала, Сибири и Дальнего Востока.
До нас не дошла значительная часть переписки Мичурина с сибиряками. Но зато мы имеем такие ценнейшие документы, как его известные обращения к садоводам Севера: «К жителям суровой сибирской тайги», «К сибирским садоводам», «Садоводам Урала и Сибири», «Как выращивать на Урале плодовые деревья», «К садоводам-колхозникам и специалистам сельского хозяйства Сибири». Эти обращения представляют собою как бы итог, концентрат тех советов и указаний, которые Мичурин давал на протяжении многих лет в переписке со своими сибирскими и уральскими корреспондентами.
В своих обращениях Мичурин подчеркивал исключительную и решающую роль внешних условий на формирование молодого организма. Указывая на абсурдность попыток акклиматизации плодовых деревьев путем перенесения в Сибирь и на Урал сортов, исторически сложившихся в иных условиях климата, и призывая к выведению своих местных сортов из семян, Мичурин предостерегает от ошибок при воспитании сеянцев как от искусственного, так и от естественного опыления. Особо Мичурин подчеркивал неуместность воспитания сеянцев в таких условиях (тучная почва, удобрения), которые могут повлечь недостаточную зимостойкость растений или полную ее потерю. Но вместе с тем Мичурин предостерегал от таких факторов, которые бы способствовали уклонению сеянцев в сторону дикарей, обращая особое внимание на защиту молодых сеянцев от действия ветра.
В этих обращениях Мичурин встает перед нами во весь свой гигантский рост как материалист-диалектик. Призывая «не ждать милостей от природы», а брать их с бою, преодолевать отрицательные стороны сурового климата и создавать сорта, которым бы не страшна была эта суровость, Мичурин в то же время призывал использовать те стороны природной обстановки, которые могут сыграть неожиданную положительную роль при культуре даже явно незимостойких растений, сложившихся в иных, более благоприятных природных условиях. «Мы видим, что человек, если не побеждает природу, как это теперь привыкли самохвально говорить, то все-таки почти всегда находит лазейку к выходу из трудного положения». И на подобную «лазейку» Мичурин указывает в своем обращении «К жителям суровой сибирской тайги», говоря о возможности плодоводства в северных местах нашей страны.
«Прежде всего, обратим ваше внимание на то, что несмотря на сравнительно более продолжительные зимы многих из таких мест с большими морозами, достигающими свыше 40°, летний, хотя и короткий, период обычно бывает достаточно теплым для полного вызревания многих летних сортов яблонь средней России. Зимой все деревца таких яблонь сплошь вымерзают до линии снега, но все, что находится ниже, под защитой снегового слоя, всегда остается неповрежденным морозами. Вот в этом-то явлении мы и найдем тот выход из затруднительного положения, при котором получится возможность преодолеть все препятствия. Дело в том, что при обилии атмосферных осадков в зимнее время в этих местностях снеговой слой в большинстве бывает в один и более метр толщины, под защитой которого могут свободно выдержать самые сильные морозы многие из наших сортов яблонь».
Первоначинатели северного садоводства, руководствуясь указаниями и примером Мичурина, вывели целый ряд плодово-ягодных растений, составляющих ныне основу урало-сибирского сортимента в открытой форме культуры. Больше всего сибиряков привлекала яблоня, и здесь мы имеем наиболее обширный сортимент, включающий в 4 себя, во-первых, так называемые ранетки — мелкоплодные, но высокозимостойкие яблони, полученные в результате скрещивания дикой сибирской яблони с крупноплодными сортами; во-вторых, так называемые полукультурки — менее зимостойкие, чем ранетки, но с более крупными и более вкусными плодами, полученные обычно от посева семян крупноплодных европейских яблонь от свободного опыления.
Что касается груши, то сортимент ее ограничивается 4—5 сортами, выведенными хабаровским садоводом А. М. Лукашевым. По сливе основу составляют сеянцы дальневосточной — уссурийской сливы и карзинской, по имени агронома И. М. Карзина из Исиль-Куля Омской области. По вишне — различные формы степной, так называемой курганской вишни, и в меньшей степени — западно-песчаной вишни (бессеи).
Обращаясь к ягодникам, следует прежде всего сказать, что по смородине мы имеем классический пример выведения мичуринскими методами сорта Приморский чемпион дальневосточным последователем Мичурина И. Л. Худяковым. Сорт этот получен от отдаленного и ботанически и географически скрещивания западно-европейской Лии плодородной с дикой якутской смородиной, так называемой охтой или алданским виноградом (дикуша). По зимостойкости и урожайности этот сорт представляет выдающуюся ценность и недаром он вошел в стандартный сортимент всех областей Урала, Сибири и Дальнего Востока.
Мало работали северяне, за исключением В. В. Спирина, с крыжовником и в результате в стандартном сортименте у нас, как правило, основным сортом фигурирует Хаутон и его семенное потомство. Зато по малине, аналогично смородине, мы имеем, наряду с Вислухой — сортом сибирской народной селекции, такой выдающийся сорт, как Новость Кузьмина, широко распространенный теперь и в Сибири и в Европейской части СССР. Из сортов крупноплодной земляники, выведенных сибиряками, получил распространение Сеянец Штанина, по фамилии его автора омского садовода Н. Ф. Штанина; сорт этот является достойным соперником по раннему созреванию широко известной Рощинской, превосходя ее по красивой форме и привлекательности ягоды.
Остается к этому добавить, что сибиряки использовали снег как благоприятный фактор плодоводства, на что им указывал И. В. Мичурин. В Томске профессор Н. Ф. Кащенко и профессор П. Н. Крылов, а особенно в Красноярске Вс. М. Крутовский успешно работали над проблемой подснежной, так называемой стелющейся, культуры яблони, добившись несомненных успехов, плодами которых пользуются теперь сибирские садоводы.
В итоге, благодаря самоотверженной деятельности сибирских последователей Мичурина, известных нам и безвестных, была создана та база, без которой немыслимо было до работы Мичурина и его первых учеников серьезно говорить о северном садоводстве — был создан сортимент, на основе которого стало возможно развивать северное садоводство от Уральского хребта до Тихого океана. Но ученики Мичурина разделяли судьбу своего учителя. Они оставались одиночками. Напрасно они горячо и страстно доказывали возможность сибирского садоводства, напрасно они агитировали, устраивали выставки, выступали в печати, предлагали бесплатно свои сорта, сами — многие из них — затрачивая на любимое дело последние копейки, добытые тяжелым трудом. Их голос терялся в пустынных просторах, не находя отклика. Сады насчитывались единицами, а деревья в них — десятками. Так было до Великой Октябрьской социалистической революции, так было вплоть до того времени, когда Сибирь из отсталой окраины превратилась в цветущий край мощной промышленности и высоко развитого сельского хозяйства.
Именно коллективизация сельского хозяйства дала могучий толчок северному садоводству и создала ему твердую материальную и общественную базу, на которой оно стало развиваться темпами и в масштабах, немыслимых в условиях мелкого раздробленного крестьянского хозяйства. Ведь речь идет о Сибири, где у населения не было традиций в садоводстве, а идти на что-то новое крестьянину-единоличнику и не по силе и не по духу. Этому крестьянину было не до садов.
Даже после Октября, до введения пятилетних планов, положение сибирского садоводства, по сравнению с дореволюционным зачаточным его состоянием, менялось мало. Для примера процитирую заключительную часть статьи, автор которой, обследовавший в 1925 году Рубцовский округ Сибирского края (ныне в пределах Алтайского края), специально интересовался положением здесь садоводства. Рубцовский округ с его плодородными степями, родиной твердых пшениц, являлся одним из наиболее богатых среди других сибирских районов. Это был очаг самобытной культуры степной вишни; немцы-колонисты здесь разводили крыжовник. Но вот как заключает автор свою корреспонденцию:
«При своих обследованиях Коростельской степи, течения реки Алея и вообще округа, мне часто приходилось беседовать на садоводческие темы с населением, и я вынес впечатление, что оно чрезвычайно интересуется делом насаждения плодовых садов, но будучи необеспеченным, в постоянной заботе о завтрашнем дне, ему некогда подумать о садах…».
Неузнаваемой теперь стала Рубцовская степь, как неузнаваем стал и ее центр, который 25 лет назад представлял ничтожный пристанционный поселок. Теперь Рубцовск — индустриальный город, в числе промышленных предприятий которого Алтайский тракторный завод, выпускающий трактор с маркой «АТЗ» — такой популярной на колхозных и совхозных полях Сибири. В бывшем Рубцовском округе есть такие колхозы, как имени Сталина Егорьевского района, посевная площадь которого составляет 12 тыс. га. В самом Рубцовском районе и соседнем с ним Локтевском трудно указать колхоз, который бы не имел плодово-ягодного сада. Не снедает забота о завтрашнем дне колхозников Рубцовских степей: они планируют не на завтрашний день, а на пятилетки!
Минусинский уезд Красноярского края, как и Рубцовский округ на Алтае, считался богатым в Сибири, его называли сибирской житницей. Здесь, начиная с 1885 года, в течение более 30 лет вел работу по садоводству М. Г. Никифоров. Здесь работал другой известный сибирский садовод И. П. Бедро, целый ряд других любителей, но они оставались одиночками, их пример никак не заражал массы населения.
Пятьдесят лет назад в саду Никифорова побывал его товарищ по страсти к садоводству красноярец В. М. Крутовский. Вот что писал Крутовский под впечатлением сада Никифорова, полемизируя со столь распространенными тогда скептиками по отношению к сибирскому садоводству:
«Что касается меня, то я остаюсь при своем прежнем мнении, высказанном на заседании местного Сельскохозяйственного общества в 1900 году. С тех пор прошло три года и у меня накопилось достаточно личных наблюдений и фактов со стороны, чтобы в настоящее время еще настойчивее и энергичнее отстаивать свое убеждение о том, что в Минусинском уезде не только могут произрастать плодовые деревья, но со временем может даже развиваться здесь район промышленного садоводства…».
Пророческие слова! Но чтобы им сбыться, потребовалось не только время, как думал Крутовский, но и переход общества на иные, на социалистические рельсы. Сейчас мы знаем Минусинский район, как самый передовой по развитию в нем садоводства, обогнавший по темпам этого развития многие районы старого садоводства. В Минусинском районе теперь насчитывают площадь садов, близкую к тысяче гектаров. Но к моменту коллективизации сады здесь насчитывались единицами. Еще в 1935 году здесь было всего 45 гектаров первых колхозных садов. Дальнейший рост и укрепление колхозов обусловили и развитие минусинских садов.
Наряду с колхозным, общественным садоводством растет приусадебное садоводство. Если в старых районах плодоводства основой для передовых колхозных садов служили крупные единоличные, главным образом, помещичьи сады, то в Сибири мы имеем такое примечательное явление: сначала создается общественный сад, население на живом примере убеждается в возможности садоводства, и колхозный сад является рассадником приусадебных садов, а колхозный садовод — инструктором по посадке и уходу за плодовыми деревьями на усадьбах колхозников.
Садоводство, которое было когда-то уделом одиночек-энтузиастов, твердо вошло в обиход сибирской колхозной деревни. Оно становится новой заметной здесь отраслью сельского хозяйства. Ежегодный доход от колхозного сада в 100—200 тысяч рублей — заурядное теперь явление. Но северное садоводство нельзя рассматривать с точки зрения узко экономической. Сад в колхозной Сибири — это явление, которое носит и общественно-политический характер. Цветущие и плодоносящие сады повышают и укрепляют материалистическое сознание колхозных масс, особенно молодежи, как наглядный факт силы человека по преобразованию природы, сады в сибирской деревне — это, вместе с тем, явление культурного порядка, способствующее коммунистическому воспитанию масс, пробуждающее чувство нового, возбуждающее любовь к красоте. Надо, чтобы эти чувства подкреплялись и материальными благами, и выдачу плодов и ягод на трудодни колхозников, как это теперь практикуется в передовых сибирских колхозах, надо всячески приветствовать и приумножать, чтобы сады, столь резко отличающие старую сибирскую деревню от колхозной, получали бы все большее распространение.
Еще при жизни И. В. Мичурина, под его непосредственным влиянием и при его помощи, на Урале и в Сибири возникли опытные плодово-ягодные станции и опорные пункты, сыгравшие большую организационную роль в северном садоводстве. Начало деятельности ряда этих учреждений совпало (и не случайно) с началом развитая колхозного садоводства. Опытным учреждениям надлежало, прежде всего, ответить на насущный вопрос — какие породы, какие сорта можно и следует разводить в нарождающихся колхозных садах? Поэтому первейшей задачей опытных учреждений по северному садоводству явился сбор пород и сортов, испытание и рекомендация лучших из них по зимостойкости и по другим хозяйственно-ценным качествам для производства.
Эта работа шла по двум линиям — во-первых, выявление и изучение наследства пионеров северного садоводства, их многочисленных сортов, часто представленных в виде одного корнесобственного сеянца на усадьбе любителя, который этот сорт вывел, и, во-вторых, привлечение аналогичного материала из других районов, включая испытание обширного фонда самого И. В. Мичурина.
В результате проделанной работы по сортоизучению и сортоиспытанию, а так как время не ждало, то на первых порах и в процессе этой работы, разработаны были (сначала временные) стандартные сортименты для различных зон Урала, Сибири и Дальнего Востока. Это был крупный шаг на пути рационального построения в новых, производственных масштабах северного садоводства, принципиально отличного от любительской стадии, когда каждый действовал на свой страх и риск.
Опытным учреждениям Севера нужно было ответить на вопрос не только что разводить, но и как разводить. Здесь решающую роль играл вопрос формирования дерева, и этот вопрос был разрешен совершенно оригинально, с учетом специфики новых районов плодоводства на северо-востоке, где наряду с культурой деревьев в открытой кустовой форме была разработана агротехника яблони в стелющейся, подснежной форме. Эта когда-то любительская форма быстро получила широкое распространение, в чем несомненная заслуга профессора Омского сельскохозяйственного института А. Д. Кизюрина.
Эта форма открыла путь для введения в сибирский сортимент лучших высококачественных сортов яблони И. В. Мичурина, таких, как Пепин шафранный, Славянка, Бельфлер-китайка, Шафран-китайка и др., ныне вошедших в стандарт северного плодоводства.
Наряду с этими первоначальными шагами по широкой организации северного садоводства, важнейшей задачей сибирских опытных учреждений являлась прямая их мичуринская работа по улучшению и обогащению плодового сортимента в открытой форме свободно растущих деревьев. За эти годы большую работу по выведению новых сортов проделали выдающиеся селекционеры — научные сотрудники опытных учреждений — на Урале П. А. Жаворонков и П. А. Диброва, на Дальнем Востоке Н. Н. Тихонов и А. В. Болоняев, в Сибири А. Д. Тяжельников, И. М. Леонов и ряд других товарищей, создавших новые сорта яблонь, груш, сливы, вишни и сливовишен.
Аналогичная работа была широко проведена и по ягодникам. Здесь нужно особо подчеркнуть, что в отличие от старых, в особенности от южных районов садоводства, ягодники играют большую и должны играть еще более крупную роль в северном сортименте. Удельный вес площадей под ягодниками здесь должен быть доведен до 50 процентов. Это налагает особые обязательства на сибирских селекционеров, имея в виду, что сорта европейского (главным образом, западноевропейского) происхождения невыносливы в здешних условиях.
Целым рядом селекционеров Севера, как Н. М. Павловой (Всесоюзный институт растениеводства), А. П. Губенко (Челябинская станция), Д. А. Андрейченко (Новосибирская станция), Ю. Г. Леоновой (Минусинское опытное поле), Е. С. Дубейковской (Красноярская станция), И. И. Кравцевой (Алтайская станция) и другими, проделала большая работа по выведению новых ценных сортов смородины, крыжовника, малины. Остается добавить, что селекционеры Севера, следуя указаниям И. В. Мичурина, плодотворно работают и над введением в культуру винограда, и здесь особо надо отметить достижения по выведению новых сортов этой новой для нас культуры Н. Н. Тихонова и А. А. Рамминга.
В целом можно сказать так, что урало-сибирское садоводство если не накануне смены старого сортимента, то, во всяком случае, значительного его обогащения новыми сортами, выведенными советскими селекционерами. Задача состоит сейчас в том, чтобы как можно быстрее испытать выведенные новые сорта в широких производственных и, вместе с тем, в разнообразных природно-климатических условиях.
В большинстве своем сорта урало-сибирской селекции, безотносительно, получили они или не получили собственные сортовые названия, или числятся как элиты за номерами, — это сорта молодые, с еще не устоявшимся организмом. Поэтому как бы возникает опасность изменения молодых сортов в иных условиях, чем те, в которых они были выведены. Но можно сказать так, что тем лучше, что подобная «опасность» существует. Даже в пределах одного сибирского края, одной области, учитывая при этом огромные их пространства, разница в природных условиях огромна, и нельзя рассчитывать, что сорт, выведенный, скажем, в Минусинске или в Горно-Алтайске, будет хорош в Красноярске или в Барнауле и наоборот. Пусть наши новые сорта довоспитываются в тех природных условиях, в которых им предстоит жить дальше, пусть выявляются лучшие в этих условиях сорта.
Нельзя базироваться на результатах испытания в одной какой-либо географической точке и распространять выводы на всю область или край — это для всякого очевидно. Больше того, сорт, который должен быть забракован в этой точке, может дать совершенно противоположные результаты в другой.
Приведем пример из нашей работы с черной смородиной — породы относительно консервативной и, по сравнению с плодовыми деревьями, быстрее формирующей и закрепляющей свойства и признаки. Большой набор элит черной смородины нами высажен на конкурсном участке сортоиспытания в Горно-Алтайске, в Барнауле и Шипуново — все это в пределах одного Алтайского края. Теперь, по прошествии 5—6 лет после закладки этих участков, выявляется интересная картина. Некоторые сорта, которые стоят на первом и на последнем месте по плодоношению в Горно-Алтайске, поменялись своими местами в Барнауле; сорта «середняки» в Горно-Алтайске или в Барнауле оказались на значительно более лучших или, наоборот, худших местах в Шипуново.
Словом, испытание новых сортов должно быть поставлено наиболее широко — это, во-первых. Нельзя уповать на то, что в той или другой области будет организован участок государственного сортоиспытания. Задача такова, чтобы иметь в каждом крае, каждой области десятки пунктов испытания новых сортов, и, естественно, что это должны быть участки производственного испытания в тесной увязке этой работы с передовыми по садоводству колхозами и совхозами. Этот путь даст возможность наиболее надежным образом получить, во-первых, надлежащую оценку того или иного нового сорта и, во-вторых, быстро развернуть размножение того сорта там, где он даст лучшие результаты. А, в-третьих, для селекционеров это будет замечательный материал для сопоставления поведения и изменений сорта в различных географических точках, в зависимости от местных природных условии.
Те же огромные пространства, которые обслуживает та или иная опытная станция, с особой силой диктует необходимость самого широкого развертывания массовой селекции, то есть привлечение к творческой работе по выведению новых сортов масс колхозников-мичуринцев. Взять к примеру территорию Алтайского края с его многообразием рельефа, почв, количества выпадающих осадков — всего того, что характеризует и обуславливает природные условия той или иной местности. Алтайский край по своей территории далеко уступает таким территориальным гигантам, как Якутская АССР или Красноярский край. Отличие, если говорить о территории, от Якутской АССР или Красноярского края состоит в том, что значительная часть Алтая земледельческая. И если для наглядности наложить контур Алтайского края на карту Европейской части СССР, то один конец его будет под Москвой, а другой окажется у Сталинграда. На этой территории есть места, где культура картофеля или капусты является трудноразрешимой проблемой, и есть такие микроклиматические кусочки, где европейские яблони растут в открытой форме.
Поэтому для сибиряков при наших огромных пространствах с многообразием природных условий особо актуальны указания И. В. Мичурина о необходимости развития массовой селекционной работы.
«Двинуть селекцию в массы; современные темпы во всех областях общественной и экономической жизни кладут конец замкнутой, узкой кабинетной или любительской селекции. Селекция должна пойти на широкие поля совхозов и колхозов, должна быть массовой…
К делу селекции должен подойти революционный, с дерзкой пытливой мыслью, огромный коллектив.
Не отрицая величия и роли отдельных умов, я не могу не сказать того, что естественно-исторические условия складываются так, что в каждом сколько-нибудь важном в социальном отношении деле неизбежно должен работать ум коллектива».
Мы имеем блестящие примеры, когда рядовой колхозник или садовод-любитель приобщается к селекционной работе. Всем нам известно имя П. С. Ермолаева, садовода колхоза «Объединенный труд» Минусинского района. Тов. Ермолаев путем гибридизации Ранетки пурпуровой с крупноплодными мичуринскими сортами получил ряд ценных сортов зимостойких яблонь. В г. Бийске Алтайского края садовод-любитель А. М. Ожерельев получил интересный вегетативный гибрид между корнесобственным Пепином шафранным и Славянкой, что еще раз является доказательством отсутствия грани между половой и вегетативной гибридизацией.
Приведенные мною два примера взяты неслучайно.
Этими примерами мы хотели бы, во-первых, обратить внимание сибиряков на использование Ранетки пурпуровой при выведении новых сибирских сортов. Для сибиряков Ранетка пурпуровая играет примерно ту же роль, какую в работах Мичурина играла китайка-мать. Здесь нужно отмести распространенное мнение, что Ранетка пурпуровая является крупноплодной формой дикой сибирской яблони (макрокарпа), мнение, которое держится со времен Регеля. Мы имеем все основания утверждать, что Ранетка пурпуровая — это сложный гибрид, в происхождении которого участвовало, по крайней мере, три вида яблонь, в том числе и сибирка, наиболее ярким признаком присутствия которой является опадающая чашечка на плодах Ранетки пурпуровой. Наша станция, например, чтобы дать в руки начинающим селекционерам-колхозникам и любителям-садоводам наиболее надежный селекционный материал для работы с яблоней, рассылает им, прежде всего, гибридные семена от опыления Ранетки пурпуровой Пепином шафранным, Бельфлер-китайкой или смесью пыльцы лучших мичуринских сортов.
Во-вторых, нам хотелось бы с особой силой подчеркнуть особое значение для сибиряков вегетативной гибридизации, одной из тончайших форм которой является мичуринский метод ментора, играющий главенствующую роль в вопросе направленного воспитания гибридов, в деле управления доминированием признаков у молодого гибридного организма.
При выведении новых сортов сибирский селекционер должен лавировать между Сциллой и Харибдой: если он «пересолит» при воспитании гибрида, тот, при всех своих прочих хороших качествах, не будет иметь главного для нас свойства — зимостойкости; если «не досолит» при воспитании, даст чересчур скудные условия молодому гибриду, он уклонится в сторону сибирки, и хотя дерево будет обладать зимостойкостью, но это дерево придется забраковать из-за мелкой величины и плохого качества плодов.
Можно сказать так, что одной только половой гибридизации для получения нового, действительно ценного сорта, далеко недостаточно. Путь к успеху — это сочетание половой я вегетативной гибридизации. В своей практике по выведению новых сортов яблони на Алтайской опытной станции мы используем в качестве ментора ту же Ранетку пурпуровую, которая у нас является излюбленным компонентом для половой гибридизации.
Понятно, что, используя Ранетку пурпуровую в качестве ментора, мы стремимся к сохранению и повышенной зимостойкости молодого гибрида. Но, скажут нам, ведь одновременно вы ведете гибрид к измельчанию и ухудшению вкуса плодов, используя ранетку в качестве ментора.
Это может быть верно и неверно. Верно, если бы мы стали подставлять Ранетку пурпуровую в «пожилом» возрасте. Но мы достигаем и увеличения размера плодов и улучшения их вкуса (что подтверждается и химическими анализами), используя Ранетку пурпуровую в возрасте 4—5 лет.
Ключ к пониманию этого явления, ключ к осмысленному управлению доминированием признаков — это вскрытие исторического пути, пройденного растением, его филогенеза, уменье видеть отражение проявлений филогенеза в онтогенезе гибридного организма.
Имея в виду сложную гибридную наследственную основy Ранетки пурпуровой, можно полагать, что в молодых деревьях преимущественное влияние оказывают одни стороны этой основы, а в старых деревьях — другие (сибирки, в частности).
Мы кратко остановились на этом вопросе, чтобы еще раз сказать, насколько велико и значительно теоретическое наследство, оставленное нам великим творцом новых совершенных сортов растений, выведенных им на основе глубочайшего понимания их природы, их наследственности. И если на заре сибирского плодоводства имя Мичурина было знаменем, под которым небольшой отряд его последователей шел в бой с суровой сибирской природой, отвоевывая у нее ее милости, то теперь, когда мы переживаем расцвет идеи сибирских садов, теперь уже целая армия сибирских мичуринцев завершит с успехом дело, начатое нашими предшественниками. Идеи и учение Мичурина есть и будут руководством к действию во всех областях теоретической и практической деятельности садоводов Севера.
Велика и ответственна в этом деле, деле преобразования суровой сибирской природы, роль наших научно-исследовательских учреждений, в особенности опытных станций по плодоводству научно-исследовательского института, носящего славное имя Мичурина.
Сибирская опытная станция — это нечто иное, как учреждение такого же рода в старых районах традиционного, развитого плодоводства. От деятельности сибирской (подразумевая — и уральской, дальневосточной) опытной станция за висит в значительной или просто решающей степени развитие садоводства в обслуживаемой ею зоне. От успешности ее селекционной работы, от того, насколько широко к этой работе привлечены массы, зависит насколько устойчивыми и продуктивными явятся сады, которые закладываются в настоящее время и будут заложены в ближайшем будущем.
Опытная станция должна быть не только источником новых сортов, рассадником агротехнических знаний. Надо не забывать, что эти знания должны быть донесены до людей, обычно незнакомых с азбукой садоводства, часто еще до сих пор не уверенных в возможностях и перспективах садоводства. Опытная станция должна быть поэтому и самым горячим, по-мичурински, агитатором за садоводство, быть неустанным пропагандистом мичуринских идей. Она, ее сады должны быть живым примером, образцом для наглядной агитации за сибирское садоводство. Опытная станция должна не только испытывать и рекомендовать те или иные лучшие для производства сорта, пропагандировать новые, но и уметь широко размножать от распространять их, иметь свои питомники, и организовать возможно широко колхозные питомники, сеть которых, при обширных наших пространствах, должна быть особенно велика. Опытная станция должна быть подлинным организатором колхозного и приусадебного садоводства. Она в глазах населения должна быть настолько авторитетна, чтобы каждое ее указание, каждая ее рекомендация, совет являлись бы законом для многочисленной армии садоводов.
Внимание и силы сибирских опытных станций не должны распыляться на мелочи, учитывая реальную обстановку, наличие и состав научных работников станции. Внимание и силы их должны быть сосредоточены на основных, решающих вопросах сибирского плодоводства.
Если в вопросах селекции основной упор должен быть сделан на придание ей массового характера, то в вопросах агротехники внимание должно быть сосредоточено на комплексе мероприятий, среди которых основными являются вопросы защиты от вымерзания и зимнего высыхания растений, защиты от ожогов, защиты от болезней и вредителей — вопрос, приобретающий чрезвычайно важное значение и тех неблагоприятных условиях климата, при которых самая высокая агротехника сада является непреложным требованием и необходимостью.
Актуальнейшим вопросом для сибирского садоводства является вопрос максимальной механизации и, наряду с этим, такие важнейшие вопросы, как вопросы экономики и организации труда в садах сибирских колхозов.
Вопросы эти выдвигаются самой жизнью и от решения их мы не можем уйти. Эти вопросы приобрели особую злободневность именно теперь, как никогда раньше.
1950 год был историческим годом в жизни колхозного крестьянства, когда оно единодушно, с огромной активностью, провело укрупнение своих сельскохозяйственных артелей. Этот крупнейший шаг, новый высший этап колхозного строительства, одним из результатов которого является развитие многоотраслевого колхозного хозяйства, сулит неиссякаемые перспективы для сибирского садоводства.
Укрупнение колхозов сибирскими садоводами воспринято как большое радостное событие. На Алтае, (Например, трудно сейчас найти такой колхоз, где бы не планировали закладку нового сада или расширение существующего. И если еще год назад мы говорили, что минимальная площадь сибирского колхозного сада должна быть 5 га (при существовавшей средней по алтайским колхозам в 2,5 га), то теперь такой минимальной площадью мы считаем 20 га, пропагандируя для укрупненных колхозов сады в 40—50 и более га.
Укрупнение колхозов требует от сибиряков-мичуринцев и координации своих сил.
Нельзя считать нормальным и положительным явлением, когда сибирские научно-исследовательские учреждения, работающие над вопросами плодоводства, даже те, которые состоят в одной системе научно-исследовательского института, мало или почти не связаны между собой, если не считать переписки между отдельными сотрудниками той или иной станции и случайных, очень редких посещений сотрудниками одной станции другой…
Сейчас, когда заря сибирского садоводства разгорается все ярче и былые его перспективы стали осязательной реальностью сегодняшнего дня, наши мысли с благодарностью обращаются к светлой памяти нашего учителя и друга сибирских садоводов.
«Я верил в возможность этого дела. Я верил и верю…», — писал И. В. Мичурин, говоря о сибирском садоводстве в одном из своих последних обращений «К садоводам-колхозникам и специалистам сельского хозяйства Сибири».
На протяжении всей своей славной долгой жизни, с первых шагов своей деятельности и до самой кончины, великий мыслитель размышлял о сибирском садоводстве, помогал сибирякам и вдохновлял их, огорчаясь их неудачам, радовался их успехам. Любовь к своей стране, к народу двигали чувства и помыслы этого замечательного человека, истинного патриота своей Родины. Он мечтал видеть ее самой богатой, цветущей, самой красивой в мире. Он мечтал украсить садами Сибирь, когда-то самую мрачную часть мира, «о нераздельную часть родной страны, которую он так горячо любил. Любовь свою он претворил в прекрасное благородное дело, которое ныне стало живым и близким делом миллионов советских людей. Имя Мичурина стяжало навек их благодарность!
Доклад на республиканском совещании по северному садоводству в Новосибирске (январь 1951 года).