Начало ботанических исследований в России, относящееся к 1725—1775 гг., совпадало по времени с научной деятельностью Карла Линнея.
При этом постепенное развитие и становление описательного метода Линнея, достигшее вершины в его сочинении «Species plantarum», не могло не оказать влияния на становление в России описательной ботаники. Влияние это, первоначально небольшое, стало определяющим после выхода в свет названного сочинения и прихода в науку людей, воспитанных на взглядах Линнея и на его описательном методе, так или иначе бывших его учениками. В России это становление происходило в шестидесятых и начале семидесятых годов.
Наряду с установлением Линнеем знакомства и деловых связей с западноевропейскими учеными он вступил в переписку и с петербургскими ботаниками — Амманом и Сигезбеком, имена которых были известны на Западе.
Переписка Линнея с Петербургом, начатая в 1736 г. и продолжавшаяся почти сорок лет, вызывалась более всего прямым интересом его к растительному миру России. Ближайшей задачей Линнея было получение из России интересовавших его предметов натуральной истории, в особенности растений и прежде всего семян. Старания его в этом отношении были успешны: в Упсалу из ботанических учреждений Петербурга (Академии наук и Медицинского сада) многократно отправлялись посылки с семенами и гербариями, а иногда и с живыми растениями. Связь эта была, следует сказать, неодносторонней, так как время от времени растения в Петербург прибывали и из Упсалы. Обмен растениями, научными изданиями и переписка с Линнеем были настолько желательны в Петербурге, что Академия наук избрала Карла Линнея в 1754 г. своим почетным членом. С этого времени связь Линнея с петербургскими учреждениями усилилась и стала более систематической.
Нужно сказать, что составить сколько-нибудь полное представление о корреспондентских связях Линнея с учеными, работавшими в России, трудно, так как до настоящего времени опубликована лишь небольшая часть переписки Линнея, относящаяся к этим связям.
Одну из задач этого очерка составляет самое краткое рассмотрение переписки Линнея с российскими ботаниками.
В автобиографических записях Линней указывает, что среди петербургских корреспондентов его были Mounsey и Енс Абраам (Ens Abraham). Оба названных лица были видными врачами. Mounsey (в России его звали Манзе или Мунзей) был гоф-хирургом, а Енс Абраам был в чине штаб-лекаря и, кроме медицинской практики, занимался коллекционированием растений. (См.: В. Рихтер. История медицины в России, т. III. М., 1820).
Нас интересовало при этом выяснение вопроса о становлении в России описательного метода Линнея. Из опубликованной до сего времени переписки, в сущности, ничего по этому вопросу извлечь нельзя, и о становлении его метода мы можем судить лишь по фактическим публикациям отечественных ученых. При просмотре опубликованных писем было обнаружено, между прочим, обсуждение в письмах некоторых теоретических вопросов, по которым Линнеем и его корреспондентами были высказаны мнения, мало у нас известные или даже неизвестные.
Становлением в России описательного метода Линнея и биномиальной номенклатуры мы обязаны, как сказано, лицам, которые так или иначе были учениками Линнея. Таковые могут быть разделены на две группы, численно почти равные. Одну группу составляют непосредственные ученики Линнея, учившиеся у него в Упсальском университете и даже защитившие там докторские диссертации. Большинство из них позднее почти не занималось описательной ботаникой и на развитие ее влияния не оказало.
В другую группу входят лица, в большинстве непосредственно у Линнея не учившиеся, но воспитанные на его работах и в своей научной деятельности руководствовавшиеся его методом. Они-то и направили должным образом развитие русской ботаники.
Вот это разделение учеников Линнея на две группы, а также естественная периодизация развития описательной ботаники — до и после выхода в свет «Species plantarum» — и необходимость вспомнить лиц, которые были известны Линнею только по их работам, определяют разделение нашего очерка на четыре части. В первую, очень маленькую часть входят четыре исследователя России, не бывшие ни корреспондентами, ни учениками Линнея, основные работы которых были ему известны в рукописях. Вторую часть составляют справки о российских учениках Линнея, учившихся в Упсале. Третья часть содержит сведения о российских корреспондентах Линнея до выхода в свет «Species plantarum». Четвертую, и последнюю, часть составляют сведения об учениках и корреспондентах Линнея, работавших в России в шестидесятых и семидесятых годах.
I
Первые исследователи флоры России не были ни учениками, ни корреспондентами Линнея, и тем не менее Линнею было известно об их работах. Через петербургские ботанические учреждения — Медицинский сад и Ботанический сад Академии наук — в Упсалу посылались растения и семена, собранные ими в путешествиях, а в 1744 г. Линней получил из Петербурга копии их рукописных «флор», хранившихся в Архиве Академии наук. Исследователи эти были врачами (и в то же время натуралистами), работавшими в России.
Первый по времени из исследователей России, интересовавшийся растениями, был Шобер Готлиб — лейб-медик Петра I. Им было написано сочинение, содержащее описание растений окрестностей Москвы, оставшееся в рукописи, — «Vegetabilia circa Metropolin Moscuam». Шобер совершил в 1717—1720 гг. путешествие на юго-восток европейской России, обследовав каспийское побережье в северной и северо-западной его частях. Много семян растений было собрано им в прикаспийской полупустыне. Семена эти распространялись позднее по аптекарским огородам России, попадали также и за границу, в частности в Упсалу. Об одном из интереснейших растений, впервые собранном Шобером и носящем его имя, Линней опубликовал в «Новых комментариях» Петербургской Академии наук («Novi Commentarii») в 1761 г. специальное исследование — «Nitraria planta obscura explicata». Материалы, доставленные Шобером, были частично включены в первую сводную работу по флоре России, опубликованную академиком Амманом в 1739 г.
Лерхе Иоган Яков — военный врач, главный врач Астраханского корпуса, в 1733—1735 гг. многократно проезжал по территориям, примыкающим к западному побережью Каспийского моря, от Астрахани до Баку и Шемахи, занимаясь, наряду с прочим, и ботаническими наблюдениями. К этому времени относится его рукописное сочинение «Персидская флора в областях, прилегающих к Каспийскому морю» («Flora persica in confinibus maris Caspii»). Эта рукопись в копии была отправлена Линнею. Следует заметить, что восточный берег Каспия в большей его части принадлежал тогда Персии. Позднее, в 1745—1747 гг., Лерхе совершил второе путешествие, уже, собственно, в Персию, в качестве врача посольства князя Голицына, проникнув до Ленкорани и Решта.
Гейнцельман Иоган Готфрид, служивший ранее в походной канцелярии фельдмаршала Миниха, участвовал в 1734—1737 гг. в так называемой Оренбургской экспедиции И. И. Кирилова. Материалы Гейнцельмана как отчетные, так и коллекции (преимущественно семена) отправлялись в Академию наук академику Амману, которым и были отчасти опубликованы. В библиотеку Линнея были присланы из Петербурга копии двух рукописных флор Гейнцельмана — «Flora samarensis tatarica» и «Flora tatarica orenburgensis».
Гербер Трауготт — основатель и директор Аптекарского сада в Москве, в 1739—1741 гг. сделал два путешествия — одно по левобережному Поволжью, другое по верхнему Дону. Его рукописные «Волжская флора» и «Донская флора» («Flora volgensis» и «Flora tanaicensis») были в копиях посланы в Упсалу Линнею. Со ссылкой на рукописную «Донскую флору» («Flora tanaicensis») Линней установил вид Gypsophila paniculate, (качим метельчатый) — широко распространенное в южнорусских степях растение из семейства Гвоздичных.
II
Непосредственными учениками Линнея было несколько россиян — петербуржцев и москвичей. Одни из них были коренные русские: Карамышев, Афонин, братья Демидовы, другие были но происхождению иностранцы: немец Иоган Бекман и шведы Богислав и Иоган Горнборги. Четверо из названных лиц были не только слушателями Линнея или студентами в Упсале, но и получили докторские степени в результате защиты в медицинском факультете Упсальского университета под председательством Линнея диссертаций, которые были напечатаны.
Учился в Упсале и получил докторскую степень также петербуржец X. Э. Гоппиус, защитивший 6 сентября 1760 г. диссертацию о человекообразных (Christian Emmanuel Норрius. Anthropomorpha. Upsaliae, 1760, Septemb. Перепечатано в «Amoenitates Academicae», VI, 1763, стр. 63). Известен перевод этой диссертации на русский язык: «Карла Линнеа разсуждения первое о употреблении коффеа второе о человекообразных переведены С. корректором Иваном Тредьяковским. В Санкт-Петербурге печатана при Артиллерийском и Инженерном шляхетном кадетском корпусе иждивением типографии содержателя X. Ф. Клеена 1777 г.». Переводы посвящены кн. А. А. Вяземскому.
Диссертации были напечатаны отдельными изданиями, а также помещены в серии «Amoenitates Academicae», а одна из них была перепечатана Жилибером (Fundamenta botanica ed. Gilibert, v. И, стр. 487—499). Следует заметить, что работы петербуржцев Богислава и Иогана Горнборгов в России совершенно забыты и не упоминаются в библиографиях.
Карамышев Александр Матвеевич (Karamyschew A., de, 1744—1791), «русско-сибирский дворянин и императорского Московского университета студент», защищал в Упсале у Линнея 16 мая 1766 г. Диссертацию показывавшую необходимость развития естественной истории в России («Dissertatio academica demonstrans Necessitatem promovendae Historiae Naturalis in Rossia»).
Карамышев ранее учился в гимназии при Московском университете, в котором потом был и студентом. Вместе с М. И. Афониным он поехал за границу, причем в Упсале учился у Линнея натуральной истории, а у профессора Валериуса химии и металлургии. Вернувшись на родину, Карамышев преподавал в Петербурге в Горном училище в 1774—1779 гг. химию и металлургию, работая одновременно в Берг-коллегии (так называлось Горное ведомство). В 1779—1789 гг. Карамышев был в Иркутске директором банковской конторы, в 1780—1781 гг. одновременно работал и директором Нерчинских заводов; в 1790—1791гг. он был связан с Колывано-Воскресенскими заводами. Карамышев был членом-корреспондентом Российской Академии наук и Стокгольмской Академии, а также деятельным членом Вольного экономического общества.
К ботанике и собственно натуральной истории относится только названная диссертация Карамышева. В тексте, занимающем 34 страницы, вслед за общими рассуждениями характеризуется обширность Российской империи. В § VI говорится о создании Петром Великим Академии наук и Петербургского музея (Кунсткамеры), основу которого составили коллекции Рюйша и Себа. Далее Карамышев кратко характеризует деятельность следующих натуралистов-путешественников, в их последовательности: Мессершмидта, Буксбаума, Гмелина, Крашенинникова, Мартина, Стеллера, Аммана, Гейнцельмана, Гербера, Лерхе, Шобера и Гортера. При этом Карамышев сообщает, что в библиотеке Линнея находятся рукописи работ Гейнцельмана, Гербера, Лерхе и Шобера (Heinzelmann — Flora tatarica-orenburgensi, Flora samarensis tatarica; Gerber — Flora volgensis, Flora tanaicensis; Lerche — Flora persica in confinibus maris Caspii; Schober — Vegetabilia circa Metropolin Moscuam). Следующий параграф содержит информацию о публикации ботанических сочинений в «Комментариях» Петербургской Академии. В § VIII содержится небольшой перечень животных (млекопитающих и птиц), описанных по материалам Петербургского музея. В § IX называются некоторые амфибии, пресмыкающиеся и некоторые рыбы. Рыбам, насекомым и червям посвящен следующий параграф — X. В § XI упоминаются некоторые русские растения, занесенные в Западную Европу. § XII коротко говорит о заселении страны после потопа. §§ ХШ, XIV и XV содержат перечисление сибирских растений, растущих в Упсале, причем специально отмечается, что они в Швеции достигают более пышного развития, чем у себя на родине. В § XVI говорится о климатических особенностях страны. В §§ XVII и XVIII идет речь о необходим мости дальнейших исследований страны в целях хозяйственных и лечебных. Особый интерес представляет последний, XIX, параграф, названный автором «Flora Sibirica». Здесь содержится систематический перечень 351 вида растений. Список этот, как нам удалось выяснить, не есть перечень только собственно сибирских растений. Все названные здесь Карамышевым растения указываются в первом издании сочинения Линнея «Species plantarum» для России вообще. Таким образом, «Flora Sibirica» Карамышева есть, в сущности, первая «Flora Rossica».
Афонин Матвей Иванович (Aphonin Matheus, 1739—1810), московский дворянин, защитил у Линнея в Упсале 17 мая 1766 г. диссертацию, названную «Академическая диссертация, показывающая пользу естественной истории в обыденной жизни» («Dissertatio academica demonstrans Usum Historiae Naturalis in Vita Communi»).
Работа Афонина есть рассуждение, напечатанное на 30 страницах и состоящее из двух частей, каждая из которых разбита на несколько глав и параграфов. В первой главе содержатся общие рассуждения; во второй изложены общие замечания о природе и разделении ее на три царства, а также дан перечень некоторых сочинений Линнея и диссертаций его учеников, касающихся хозяйственных вопросов, путешествий и полезных растений. В главе третьей прежде всего кратко охарактеризованы хлебные злаки; далее, в особом параграфе, дан довольно большой перечень сорных растений и преимущественно полевых, причем растения эти называются бесполезными травами (steriles herbae). В особом параграфе ставится вопрос о возможности возделывания на севере водного американского растения Zizania aquatica, что очень интересно, так как теперь, т. е. почти через два века, делаются у нас практические шаги для поселения этого растения в водоемы. В пятом параграфе идет речь о насекомых-вредителях ячменя. В четвертой главе говорится о садовых растениях как декоративных, так и плодовых, а также о хмеле и льне; в последнем разделе главы говорится о чае, причем высказывается предположение о том, что этот кустарник распространится в Европе так же, как распространена сирень. Пятая глава очень пестра; здесь идет речь и о тропических культурах, и о лесокультурах на севере, и об орнаментальных растениях южных стран, и о живых изгородях. Несколько слов сказано о травосеянии и о том, что эспарцету и люцерне не уступит в достоинстве розовый клевер. Далее упоминаются некоторые лекарственные и ядовитые растения и кратко характеризуются луга, являющиеся пастбищами для скота.
Вторая часть диссертации содержит 11 страниц и разделена на четыре главы; в первой описываются домашние и дикие животные; говорится о том, что является их пищей; во второй главе речь идет о птицах, в третьей — о пресмыкающихся и рыбах, а в четвертой — о насекомых (пчелы, шмели, блохи) и червях.
М. И. Афонин, учившийся с 1758 г. первоначально в Кенигсберге (ныне Калининград), закончил свое образование в Швеции у Линнея. Вернувшись в Москву, он после специального экзамена был назначен в 1770 г. профессором натуральной истории в Московском университете. В университете Афонин профессорствовал только четыре года, причем читал и курс земледелия. Уйдя из университета по болезни, Афонин поселился в Крыму, где занимался сельским хозяйством и поддерживал связь с Вольным экономическим обществом.
Горнборг Б. (Hornborg Bogislaus, petropolitanus), сын петербургского пастора, швед по происхождению, защищал 28 сентября 1757 г. под председательством Линнея диссертацию на тему «О перерождении хлебных злаков» («De Transmutatione Frumentorum»).
Нельзя не обратить внимания на интерес Линнея к такому вопросу и на самый факт постановки его на обсуждение. Горнборг был, по-видимому, студентом в Упсале, а тема о перерождении хлебных злаков была ему предложена самим Линнеем как диссертационная.
Работа Горнборга представляет собой небольшое по объему рассуждение, написанное на латинском языке и дополненное, по обычаю того времени, торжественными посвящениями и приветствиями. Большая часть текста диссертации (двенадцать параграфов) занята общими рассуждениями, перечислением Линнеевых сочинений и реформ и общим описанием органов растений. Центральную часть рассуждения занимает § XIII. Вот точный перевод большей части этого параграфа.
Древние верили, что хлебные злаки по ступеням вырождаются на тощих землях и при том [так]: Пшеница в Рожь, Рожь в Ячмень, Ячмень в Плевел, Плевел в Костер, Костер в Овес, так по ступеням спускаются; верили также и противному, что семена Костра или Ячменя на плодоносных почвах могут производить Рожь. Это мнение утверждали до тех пор, пока растения и их цветки рассматривали издали и беглым взглядом; после же того, как Мальпиги и Турнефор, пользуясь вооруженным глазом, изучили, описали и изобразили части цветков, даже самые малейшие с их различиями, а по их родовой принадлежности и даже различнейшие… это мнение изменилось. Ибо сказанные Злаки различаются между собой, как Овца, Олень и Верблюд, у которых ни одна часть по внешности и размерам так же не сходна, как различны родовые структуры этих злаков; при этом в своих видах они постоянно однообразны. Кто может представить себе, что Козел произошел от Зайца, а Олень от Верблюда, только тот один может согласиться, что Рожь из Овса или Ячменя появляется (Qui potest concipere Haedum progenerari a Lepore, Cervum a Camelo, ille etiam solus capiat Secale ex Avena aut Hordeo prodire).
В следующих четырех параграфах (XIV—XVII) содержатся описания морфологических особенностей соцветий, цветков и их частей у ржи и овса, а в § XVIII говорится об ошибках в наблюдениях перерождений и о возможности случайной примеси овса к «семенам» ржи.
Заключительный, XIX, параграф, очень краток; в нем содержится только следующее утверждение: «Итак, с полной серьезностью утверждаю, [что] Овес никогда не превращается в Рожь и не обнаруживалось когда-нибудь перерождения хлебных злаков (Quidquid itaque sit, serio asseveramus Avenam nunquam mutari in Secale; nec dari unquam transmutationem frumentorum)».
Горнборг И. младший, тоже петербуржец (Hornborg Johannes, petropolitanus), защитил в сентябре 1774 г. у Линнея в Упсале диссертацию «Растение Клопогон» («Planta Cimicifuga»).
Тема эта была дана Горнборгу Линнеем, видимо, потому, что Линней интересовался этим сибирским растением, описанным им в 1767 г. в ранге отдельного рода и все еще недостаточно известным, но представляющим интерес из-за его ядовитости.
Автор диссертации на десяти страничках излагает литературную историю растения, указывает на его отличия от рода Actaea, отмечает место рода в различных системах от Цезальпина до Линнея и дает ему родовой диагноз. Сообщая синонимы рода, Горнборг ссылается не только на сочинения Аммана и Гмелина старшего, но даже на диссертации Афонина и Карамышева, в которых это растение едва упоминается. После подробного описания рода автор, «чтобы ничего не пропустить», сообщает все сведения о растении, изложенные у Аммана и Гмелина, и говорит о его распространении в Даурии я Карпатах (теперь мы знаем, что европейские и сибирские растения относятся к разным видам). Описав приемы его возделывания, вернее размножения в культуре, и внешние свойства травы, автор в последнем разделе сообщает об его ядовитости и применении в лечебных целях. Диссертация снабжена рисунком, изображающим растение.
Демидовы — некоторые члены этой семьи богатейших промышленников XVIII в. интересовались естественной историей и даже оставили след в науке, в частности в ботанике. Григорий Демидов имел под Соликамском сад, который можно было назвать ботаническим. Первые краткие сведения об этом саде поступили в Академию наук через путешественника Г. Стеллера, посетившего сад Демидовых в 1746 г. Позднее, в 1771 г., сад посетил академик И. И. Лепехин, опубликовавший в 1780 г. в своем отчете «Продолжение дневных записок путешествия…» список культивировавшихся там растений. В саду были не только растения открытого грунта, но и тепличные. Лепехин называет пальмы, кактусы, лавры, кофейное дерево и т. д. Григорий Демидов широко интересовался растениями, не ограничиваясь коллекционированием случайных редкостей. В саду его выращивались и растения далекой Сибири, полученные от путешественников: Гмелина, Крашенинникова и Стеллера.
Когда Стеллер, возвращаясь в Петербург из путешествия, скончался (12 ноября 1746 г.) в пути близ Тюмени, Григорий Демидов позаботился об его коллекциях. Растения, собранные Стеллером, по крайней мере в некоторой части, были сохранены. Демидов, понимая ценность их, отправил дубликаты в Упсалу Линнею с просьбой определить растения и прислать ему названия. Линней чрезвычайно интересовался растениями Стеллера и еще раньше стремился их получить. Как далее будет подробнее сказано, барон Бьелке, бывший в Петербурге в 1744 г., предпринимал некоторые шаги для того, чтобы получить для Линнея растения Стеллера.
Немногим позднее, в 1750 г., один из учеников Линнея, Иона Галениус, защитил диссертацию «Редкие растения Камчатки» (Jonas Р. Halenius. Plantae rariores Camschatenses. Upsaliae, 1750). В диссертации описывается 26 растений, из которых почти половина сибирских. Они были присланы в Упсалу засушенными или в виде семян из Соликамска Григорием Демидовым, получившим их от Стеллера, Гмелина и Крашенинникова. В этой же работе Галениус описал несколько растений, присланных с низовьев Волги из сборов Лерхе. Прочие растения у Галениуса были, по-видимому, американского происхождения.
В 1939 г. Е. В. Вульф опубликовал в «Бюллетене Московского общества испытателей природы» (XLVIII, 5—6, стр. 27) заметку «К истории линнеевских видов растений», где фотографически воспроизведен список растений, писанный рукой Линнея и названный «Plantae Sibiricae in Horto Upsaliense». В этом списке сто названий. Сопоставляя их с перечнем видов, замеченных в Соликамске у Демидовых II. И. Лепехиным, Е. В. Вульф отмечает двадцать видов, общих для того и другого списков. Нужно заметить, что в этом нет ничего удивительного, так как у Линнея в Упсале сибирских растений было больше. Мы уже говорили о том, что Карамышев подсчитал сибирские растения Упсальского сада — их было 118 видов. Несомненно и то, что многие сибирские растения отправлялись в Упсалу и из Петербурга.
Григорий Демидов в 1760 г. послал учиться за границу трех сыновей — Григория, Павла и Петра в сопровождении гувернера. Все они были учениками Линнея в Упсале, где специально занимались у него по трем царствам природы; интересно заметить, что Линней высоко оценивал одаренность этих юношей. Из них позднее приобрел большую известность Павел Григорьевич Демидов (1738—1821); он окончил Геттингенский университет и Фреибергскую горную академию. Вернувшись в Россию, он как знаток горного дела стал советником Берг-коллегии. Важнейшим для него, однако, был интерес к естественной истории и коллекционирование ее предметов. Коллекции и библиотека Павла Демидова, для своего времени очень богатые, были позднее пожертвованы им Московскому университету. Они были описаны в трехтомном сочинении профессором Г. И. Фишером фон Вальдгеймом (G. Fischer. Museum Demidoff. Moscou, 1807).
Будучи за границей, Павел Демидов, интересуясь естественной историей, познакомился и с другим выдающимся натуралистом XVIII в. — Бюффоном. С Линнеем Павел Демидов, по-видимому, поддерживал связь и позднее, выполняя его просьбы о присылке из России тех или других справок или предметов естественной истории. Следует заметить, что упомянутый список «Сибирских растений Упсальского сада» был передан Линнеем Павлу Демидову и сохранился в архиве. Большую известность Павлу Демидову принесли, однако, не его любительские занятия естественной историей, а пожертвования крупных денежных сумм на цели просвещения. На средства Павла Демидова был учрежден лицей, позднее получивший название Демидовского. Большие суммы пожертвовал он и на учреждение университетов в Киеве и Тобольске. Средства, предназначенные последнему, были израсходованы при создании Томского университета; они возросли к этому времени до 150 тысяч рублей.
Больший след в ботанике оставил Прокопий Демидов (дядя Павла), устроивший около 1756 г. в Москве Ботанический сад, стоивший ему громадных средств. Обширный парк, цветники и оранжереи, протяженностью 320 сажен, содержали множество растений. О богатстве сада можно судить по его описанию, сделанному академиком П. С. Палласом (Р. S. Pallas. Enumeratio plantarum quae in horto… Procopii a Demidof… Petropoli, 1781). В каталоге Палласа перечислено 2224 вида. Сад, однако, был богаче, так как в каталоге, составленном и изданном самим Демидовым, насчитывается 4363 вида (П. Демидов. Каталог растениям по алфавиту, собранным из четырех частей света с показанием ботанических характеров, находящимся в Москве в саду действительного статского советника Прокопия Демидова… Б Москве 1786 года, стр. 469). Сад Демидова — это в недавнем прошлом «Нескучный сад», находящийся в Москве на Калужском шоссе. Часть бывшего Демидовского сада занята в настоящее время Президиумом и некоторыми другими учреждениями Академии наук СССР.
Бекман Иоган (Beckmann Johann, 1739—1811) был преподавателем математики и естественной истории в протестантской школе в Петербурге, в 1763—1765 гг. Летом 1765 г. Бекман выехал в Швецию, где провел десять месяцев, из которых восемь находился в Упсале как ученик Линнея. Интересно заметить, что Бекман привез Линнею большую коллекцию засушенных растений от Фалька из Медицинского сада в Петербурге. Дневник путешествия Бекмана по Швеции был опубликован в 1911 г. в Упсале, в связи со столетней годовщиной его смерти (Th. М. Fries. Johann Beckmanns Schwedische Reise in den Jahren 1765—1766. Upsala, 1911). После окончания образования Бекман в 1766 г. стал профессором в Геттингенском университете, где с 1770 г. читал курс экономии (сельское хозяйство, горнорудное дело, промышленность, городское хозяйство). Из многочисленных сочинений его только одно было ботаническим — «Ботанический лексикон…» (Lexicon botanicum exhibens etymologiam, orthographiam et prosodiam nominum botanicorum. Gottingae, 1801).
Для истории отечественной науки очень интересны опубликованные Бекманом письма Эрика Лаксмана. Лаксман, тогда член-корреспондент Академии наук, писал из Барнаула о своих исследованиях и открытиях дружеские письма немецким профессорам Шлецеру и Бекману; с последним Лаксман учительствовал в Петербурге. Нужно заметить, что сибирские письма Лаксмана были опубликованы Бекманом без ведома автора (Е. Laxmann. Sibirische Briefe. Gottingen und Gotha, 1769. Перевод: Сибирский вестник, 1820).
III
Начало непосредственной переписки Линнея с петербургскими ботаниками относится к 1736 г., когда Линней, будучи в Голландии, снискав себе признание среди ученых и опубликовав свои первые сочинения, начал завязывать научные связи. В установлении связей с российскими исследователями Линней был особенно заинтересован, так как в их руках были неисчерпаемые возможности к изучению всех трех царств природы в обширнейшей стране, дотоле в сущности совсем не известной.
Получение в 1735 г. письма от профессора Сигезбека, управлявшего в Петербурге Медицинским садом, и посылка академику Амману в Петербург вышедшей из печати книги «Systema Naturae» положили начало сорокалетним связям Линнея с натуралистами, работавшими в России. Письма, которыми Линней обменивался с петербургскими учеными, были вызваны необходимостью выяснить тот или иной вопрос, касающийся особенностей того или другого организма. Вопросы эти во многом похожи на те, которые стараются разрешать в своих письмах ботаники и нашего времени. Совершенно естественно, конечно, что двести лет назад недоуменных вопросов возникало много больше из-за недостатка фактических знаний и неразработанности в то время терминологии и номенклатуры. Связи Линнея с Петербургом не ограничивались перепиской. Еще более важными были обмен литературой (о чем постоянно упоминается в письмах) и коллекциями, в особенности же обмен семенами.
Почти в каждом письме упоминается об отправке и получении семян.
Интерес Линнея к работам Второй Камчатской экспедиции, участники которой Гмелин, Крашенинников и Стеллер собрали богатые коллекции, был настолько велик, что Линней старался получить как можно больше научных материалов из Петербурга. Не мало трудов для этого положил в 1744 г. Стен Бьелке, один из деятелей Шведской Академии наук.
Старания Бьелке, надо сказать, увенчались немалым успехом. Через него Линней получил копии рукописных флор Гербера, Гейнцельмана и Лерхе; через него неоднократно отправлялись из Петербурга семена в Упсалу. Настойчивость Бьелке была так велика, что он выпрашивал у профессора Сигезбека «весь его сад». Бьелке же связал перепиской Линнея с Гмелином старшим.
Российская Академия наук озаботилась (1861 г.) опубликованием этой переписки из архива Гмелина, хранившегося в Тюбингене. Переписка эта действительно очень интересна, так как показывает с совершенной ясностью научные интересы обоих корреспондентов и высказывания их по таким теоретически важным вопросам, как положение человека в системе природы среди живых существ и происхождение видов растений.
В этом разделе нашего очерка уместно сказать о корреспондентских связях Линнея с российскими ботаниками — Амманом, Сигезбеком, Гмелином старшим и Крашенинниковым.
Амман Иоган (Amman Johannes, 1707—1741), ботаник и медик, немец по происхождению, член Российской Академии наук с 1733 г. В Петербурге Амман много сделал для организации ботанической работы. Им было положено начало Ботаническому саду Академии наук и приведены в порядок коллекции Кабинета натуральной истории. Амман напечатал в Петербурге две центурии восточных растений Буксбаума. В. комментариях Академии Амман опубликовал несколько небольших работ с описанием преимущественно споровых растений. Важнейшее его сочинение — «Изображение и описание редких растений Российской империи дико родящихся» («Stirpium rariorum in imperio Rutheno sponte provenientium icones et descriptiones»). Книга была напечатана в Петербурге в 1739 г. и представляет собой первое по времени обстоятельное описание растений России. Всего в этом сочинении описано 285 разных, преимущественно сибирских, растений на основании сборов Мессершмидта, Гмелина и Гейнцельмана. Очень многие растения были выращены Амманом из семян, собранных названными путешественниками.
Переписка Аммана с Линнеем относится к 1736—1740 гг. Линней, будучи в Голландии, узнал об Аммане, как о бывшем студенте Лейденского университета и ученике знаменитого Бургава. После окончания университета Амман ведал коллекциями Слоана в Лондоне, чем приобрел еще большую известность среди ученых натуралистов. Как можно видеть из письма, отправленного Амманом из Петербурга в сентябре 1736 г., Линней прислал из Амстердама в Петербург Амману вышедшую из печати работу «Systerna Naturae», спрашивая одновременно о петербургских ботанических учреждениях и об особенностях строения растения, названного Линнеем Ammania. В мае 1737 г. Линней писал об окончании «Critica botanica» и об отправке Амману «Flora Lapponica», сообщая перечень своих работ, ранее посланных в Петербург Сигезбеку. В этом же письме Линней пишет ему о том, что он никогда не называл свою систему растений естественной, что только в частях она естественна и что судить ее будет время. Очень интересно ответное письмо Аммана (ноябрь 1737 г.), в котором он, критикуя систему Линнея, пишет ему: «по Твоей системе к одному и тому же классу относятся растения, которые ничего, кроме числа тычинок и пестиков, не имеют общего и во всех прочих частях различнейшие. Какова, спрашиваю, близость, если исключить число тычинок, между Валерьяной и Ситником, между Горцем и Колокольчиком, между Генцианой, Смородиной и Борщевиком? В том же письме Амман, между прочим, сообщает, что Сигезбек написал критическую диссертацию, в которой порицает взгляды Линнея, и что она будет Академией напечатана. В январе 1738 г. Амман отправил Линнею диссертацию Сигезбека, приветствуя в письме голландских ученых Бургава, Гроновия и Ройена. Следующее письмо относится к декабрю 1739 г., когда Линней был уже в Стокгольме. С этим письмом Амман отправил Линнею свое сочинение — «Stirpium rariorum…» и работу Сигезбека «Каталог растений Петербургского медицинского сада…» («Primitiae florae Petropolitanae…»). В том же письме Амман сообщает, что не видел некоторых сочинений, и просит прислать ему издания Стокгольмской академии бесплатно. В октябре 1740 г. Линней в письме благодарит Аммана за присылку книги, поздравляет его с окончанием большой работы и указывает на тщательность описаний, хорошие рисунки и на подбор редких растений, оценивая работу Аммана, как «труд полезный, превосходный, [который] навеки сохранит Твое имя». В этом же письме Линней задает Амману несколько вопросов об особенностях отдельных растений и сообщает свое мнение о десяти из них. В связи с этой книгой Линней и Амман обменялись еще двумя письмами, выясняя особенности некоторых растений, причем в одном из них Линней изложил свои замечания в 34 пунктах. В связи с вопросами, поставленными Линнеем, Амман послал ему засушенные растения, перечень которых (37 названий) сообщил в письме от 18 ноября 1740 г.
Сигезбек Иоган Георг (Siegesbeck Johann Georg, 1685—1755) был приглашен в 1735 г. из Германии в Петербург для заведования адмиралтейским госпиталем. Ему же было поручено руководство Медицинским садом на Аптекарском острове (ныне Ботанический институт АН СССР). Уже в следующем году он опубликовал «Каталог растений Петербургского медицинского сада…» (Siegesbeck. Primitiae florae Petropolitanae Sive Catalogus… Rigae, 1736), в котором было перечислено 1275 растений. Нельзя не заметить, что число это по тому времени было немалое и что Медицинский сад особенно гордился многими сибирскими растениями, в Западной Европе совершенно неизвестными. Издание каталога имело целью составить опись имеющихся растений, дать руководство занимающимся изучением их и сообщить сведения интересующимся культурой растений в Европе о саде в целях обмена.
Стараясь обогатить Медицинский сад растениями, Сигезбек списывался с европейскими садами с предложением обмена. Его переписка с Линнеем относится к 1736 г., когда Линней работал в саду Клиффорта в Голландии и только что приобрел известность, благодаря опубликованию своих первых работ. Одно из открытых Линнеем растений было названо именем Сигезбека (Siegesbeckia), но наладившимся деловым отношениям был положен конец в связи с опубликованием Сигезбеком в 1737 г. работы (Botanosophiae verioris brevis sciagraphia… Petropoli, 1737), в которой он решительно выступал против мнения Линнея о поле у растений и против его половой системы, как нецеломудренных и даже безнравственных. Вместо Линнея, против нападок выступили Бровалиус (1739) и Гледич (1740); последнему Сигезбек со своей стороны безуспешно возражал (1741).
В 1742 г., в связи со смертью академика Аммана, Сигезбек был принят в Академию для заведования Ботаническим садом и занятий ботаникой и натуральной историей. В 1744 г. в Петербург приехал из Стокгольма один из деятелей Шведской Академии, Стен Бьелке, который положил много труда для того, чтобы успокоить Сигезбека, крайне рассерженного оскорбительным для него анекдотом, в котором был повинен Линней.
Однажды профессор Сигезбек получил от Линнея семена под загадочным названием Cuculus ingratus. Растение, выросшее из этих семян, и была описанная ранее Линнеем Siegesbeckia. Название, под которым это растение было прислано, обозначает в переводе «неблагодарная кукушка».
Старания Бьелке были вызваны желанием получить как можно больше растений для Линнея и особенно из коллекций Стеллера, в то время возвращавшегося из путешествия в восточную Сибирь. Бьелке писал Линнею из Петербурга: «Я просил у Сигезбека весь его сад или семена и растения от всего, что у него есть в саду: более смелая просьба, чем все мои прежние, но на нее я получил согласие…».
За время пребывания в Академии Сигезбек немало работал, заботясь о Ботаническом саде и написав на основе коллекций обоих садов несколько монографических исследований главным образом о родах из семейства Лютиковых, которые остались ненапечатанными.
В 1745 г. неуживчивый Сигезбек получил в Академии наук отставку и уехал на родину.
Интересно заметить, что еще в год приезда в Петербург (1735) Сигезбек представил в Академию наук рукопись с изложением своих возражений против системы Коперника («Dubia contra systema Copernicanam»).
Гмелин Иоганн Георг (Gmelin Johann Georg, 1709—1755), сын аптекаря в Тюбингене, окончил там же университет и в 1727 г. прибыл по собственной инициативе в Петербург для работы в Академии наук, где стал заниматься в Кунсткамере и изучать растения в окрестностях столицы. В это же время он провел печатание части «Centuria plantarum», сочинения академика Буксбаума, уехавшего из Петербурга по болезни. Академия наук положила Гмелину жалованье по 10 рублей в месяц, в сущности символическое, хотя и при готовой квартире, и только в 1731 г. он занял в Академии должность профессора химии и натуральной истории. В 1733 г. Гмелин отправился в качестве натуралиста во вторую Камчатскую экспедицию. Путешествие продолжалось десять лет, причем наиболее далекие на восток пункты, достигнутые Гмелином, были Якутск и Нерчинск. Коротко маршрут Гмелина может быть отмечен его последовательными зимовками: в 1734 г. — Тобольск; в 1735 г. — Томск, Селенгинск; в 1736 г. — Иркутск, Верхоленск; в 1737 г. — Якутск; в 1738 г. — Киренск, Иркутск; в 1739 г. — Енисейск; в 1740 г. — Красноярск; в 1741 г. — Томск; в 1742 г. — Тобольск, Туринск.
Помощниками Гмелина в путешествии были студент С. П. Крашенинников (и отчасти) адъюнкт Стеллер, совершившие самостоятельные поездки на Камчатку.
Вернувшись в 1743 г. в Петербург, Гмелин принялся за обработку коллекций, собранных в путешествии, и прежде всего за подготовку «Flora Sibirica», сочинения для своего времени удивительного и по обширности охватываемого материала и по его новизне. Это четырехтомное описание 1178 растений, иллюстрированное почти тремястами таблиц рисунков, охватывало и сибирские растения Гмелина, Крашенинникова и Стеллера и более ранние данные Мессершмидта, а также описания донских, нижневолжских и южноуральских растений Гербера, Лерхе и Гейнцельмана.
Гмелин отправился в 1747 г. из Петербурга в отпуск на родину, закончив два первых тома своей «Флоры», подготовке которых к печати и самому печатанию немало помог С. П. Крашенинников.
В 1747 г. в Петербурге вышел в свет первый том этого сочинения под названием «Flora Sibirica sive historia plantarum Sibiriae»; через два года был напечатан и второй том.
В 1749 г., находясь на родине, Гмелин уволился из Академии, не доведя работу по «Флоре» до половины.
Академия наук в 1750 г. безуспешно пыталась возобновить контракт с Гмелиным, специально оговаривая в нем завершение «Флоры Сибири».
Весною 1755 г., незадолго до смерти, Гмелин отправил в Петербург третий том «Флоры Сибири» в законченном виде, а рукописи по следующим томам были привезены в Академию из Тюбингена в том же году учеником Гмелина Кельрейтером, который был приглашен в Петербург на должность адъюнкта ботаники. В контракте Академии с Кельрейтером было специально оговорено приведение в порядок оставшихся после Гмелина материалов, относящихся до «Натуральной истории Российского государства и особливо Сибири». Выполняя это поручение, Кельрейтер и занимался, наряду с прочим, подготовкой к печати третьего тома «Flora Sibirica». Как известно, пребывание Кельрейтера в Петербурге было кратковременным, хотя связи его с Академией наук и продолжались потом многие годы. При попытке возобновить с ним контракт в 1760 г., Академия вменяла ему в обязанность подготовку к печати конца «Флоры» Гмелина. В 1768 г. при новой переписке по поводу контракта с Академией, Кельрейтер просил, чтобы Академия не настаивала на работе с оставшимися материалами Гмелина.
Приглашенный в Петербург профессор Гебенштрейт, член Российской Академии наук (1749—1759), деятельность которого, в частности и ботаническая, почти не оставила следов, также имел от Академии поручение заниматься материалами Гмелина.
Гмелин младший (Самуил Готлиб), племянник Гмелина старшего (1744—1774), приехал в Россию в 1767 г. и уже в июне 1768 отправился из Петербурга в путешествие, из которого не вернулся. В недолгое время, что Гмелин младший пробыл в Петербурге, он занимался работами по устройству Ботанического сада Академии наук, закончил обширное исследование о морских водорослях — «Historia Fucorum» (1768), где им обработаны коллекции Крашенинникова и Стеллера с Камчатки, и написал еще два небольших мемуара, один из которых был отчасти основан на материалах Гмелина старшего, предположенных к публикации в пятом томе «Flora Sibirica».
Невозможно, конечно, и предположить, что при такой занятости Гмелин младший мог уделить достаточно внимания редактированию третьего тома «Флоры Сибири», на титуле которого он значится редактором («Editore S. G. Gmelin»). Предисловие к третьему тому им подписано в апреле 1768 г., а в июле, как сказано, он уже уехал из Петербурга. Предисловие к четвертому тому было подписано Гмелином в марте 1769 г. в Воронеже, где он зимовал; на титульном листе этого тома Гмелин младший именуется рецензентом («ех recensione S. G. Gmelin»).
Таким образом, мы видим, что очень условным является существующее мнение о том, что Гмелин младший был редактором третьего и четвертого томов «Flora Sibirica». Фактически над подготовкой их к печати работал Кельрейтер и, вероятно, очень немного сделали Гебенштрейт и Гмелин младший. Действительную же редакционную работу завершил и провел печатание обоих томов, в отсутствие Гмелина младшего, ординарный профессор Петербургской Академии наук (1768—1770) Иосиф Гертнер (J. Gaertner).
Обращаясь к «Flora Sibirica», следует сказать, что постоянно высказываемые сожаления по поводу применения долиннеевской номенклатуры в третьем и четвертом ее томах, конечно, справедливы, но упреки, обращенные по поводу этого к Гмелину младшему, не очень основательны. Дело в том, что в Академии наук издавна существовало мнение о необходимости довести до конца «Сибирскую флору» Гмелина в том плане, в каком она была начата автором. В проекте контракта на возобновление работы в Академии наук с Гмелином старшим в 1750 г. академическое начальство (Шумахер и Теплов) писало, что «так как начало «Flora Sibirica» написано по методе Ро, то будет справедливым и продолжать ее таким же образом». Под методою Ро подразумевается классификационная схема нидерландского ботаника Адриана Ройена (Adrian Royen).
Пятый том «Flora Sibirica» должен был охватить споровые растения; как известно, он не был напечатан.
Дореформенность описательного метода, примененного во «Flora Sibirica», стала причиной того, что приоритет Гмелина старшего в описании множества сибирских растений по номенклатурным правилам был уничтожен. Фактические же данные, помещенные в «Сибирской флоре», были приняты во внимание Ледебуром в первой генеральной флоре нашего отечества («Flora Rossica»).
Ледебур ранее написал специальный комментарий к Гмелиновской «Flora Sibirica», переведя все сочинение на Линнееву номенклатуру (Denkschr. d. К. Bot. Gesellsch. in Regensburg, III, 1841, стр. 43—138). Интересные замечания ко многим растениям, описанным в этой флоре, сделаны также проф. Плинингером, опубликовавшим в Штутгарте по поручению Петербургской Академии наук часть переписки Гмелина старшего. В этой книге (Joannis Georgi Gmelini Reliquias… publicandas curavit… Plieninger. Stuttgartiae, 1861) опубликованы шестнадцать писем Линнея к Гмелину (1744—1751).
Как говорилось, в 1744 г. в Петербург приехал один из основателей Шведской Академии наук Стен Карл Бьелке (S. К. Bjelke), долго пробывший здесь и завязавший с русскими натуралистами самые тесные связи. Деятельность его в отношении получения научных материалов в Петербурге была очень энергична. Именно через него, как сказано, были посланы в Упсалу копии рукописных «Флор» Гербера и Гейнцельмана; через него же было отправлено из петербургских садов много семян и засушенных растений. Бьелке в стремлении получить для Линнея материалы из Сибирского путешествия Гмелина, связал Гмелина с Линнеем перепиской. Через него Гмелин послал свое первое письмо Линнею (17 февраля 1744 г.), приложив к нему небольшое количество сеуян для Упсальского сада и обещая такие посылки в будущем. Ответное письмо Линнея было датировано 4 апреля 1744 г., и оно было первым в этой переписке. Плинингер, как сказано, опубликовал в 1861 г. часть переписки Гмелина, хранившуюся в Тюбингене, в которой содержатся шестнадцать писем Линнея к Гмелину.
Письма эти очень интересны. Они показывают и отношения двух выдающихся ботаников, и их частные научные интересы, и высказывания по некоторым очень важным общим вопросам. В большей же части письма эти, часто очень обширные, касаются особенностей тех или других растений. Они в этом отношении похожи на письма наших современников, отражая естественно, уровень знания двухвековой давности. Замечания о растениях, справки и вопросы, очевидно, вызывались тем, что из описаний того времени трудно было понять, о каком именно растении идет речь в том или ином сочинении. Линней более всего в письмах интересуется русскими растениями, описанными Амманом. По поводу многих из них он высказывает свое мнение об их принадлежности к тому или другому роду, по поводу других просит дополнительно сообщить о том, сколько у них тычинок или пестиков и как устроена чашечка и пр.
Буквально в каждом письме он благодарит за присылку семян и просит прислать новые, сообщая иногда список особенно желательных ему растений.
Нужно сказать, что этот энергичный обмен семенами был вызван желанием вырастить то или иное растение, чтобы иметь возможность самому видеть его и тем самым его знать. Узнать растения по описаниям того времени, при противоречивости их, неразработанности терминологии и в сущности при отсутствии номенклатуры было очень трудно. Основная задача ботанических садов того времени и состояла в выращивании возможно большего количества растений. Каждый ботаник тогда был связан с садом или старался иметь собственный садик. В первом же письме Линнею Гмелин, отсылая в Упсалу семена, пишет, что пошлет ему семян в будущем больше, так как надеется получить плоды от растений, высеянных им прошлой осенью в его личном саду. Таким образом, мы узнаем, что Гмелин устроил в Петербурге собственный садик для выращивания сибирских растений.
В первом письме Гмелину Линней сообщает о его старых дружеских связях с петербургскими ботаниками — Амманом и Сигезбеком и выражает надежду на установление тесных отношений с Гмелином. Благодаря за присланные семена, Линней, не удерживаясь от комплимента, а в сущности отдавая должное Гмелину, пишет: «Твои заслуги в ботанике (in rem herbariam) очень велики, Ты один открыл столько растений, сколько многие другие ботаники вместе». Далее Линней пишет: «С величайшим нетерпением ожидаю Твою Сибирскую Флору» — и рекомендует при этом сообщать подробную синонимию для родов и видов или описания и рисунки при растениях новых, а также местонахождения растений.
В письмах Линнея довольно часты вопросы о морфологических особенностях животных Сибири, сообщения об отправке в Петербург семян, просьбы прислать в Упсалу издания Петербургской Академии. Нередко Линней сообщает о ходе своих работ, сообщает о выходе из печати того или другого сочинения, обещает выслать свои книги и пр.
В некоторых письмах он высказывает свое мнение по теоретическим вопросам и как бы запрашивает о них мнение Гмелина. Так, в письме от 14 февраля 1747 г. он пишет, между прочим, следующее:
«Не нравится то, что я поместил Человека среди человекообразных, но человек познает себя сам. . . спрашиваю Тебя и весь мир о родовом различии между человеком и обезьяной, которое было бы основано на принципах Естественной истории, я не знаю решительно никакого; о если кто указал мне хоть единственное. Если я назвал бы человека обезьяной или наоборот, все богословы на меня набросились бы. . .».
Нет нужды подчеркивать, насколько далеко это утверждение от наивного креационизма, в котором обыкновенно у нас обвиняют Линнея.
Очень интересно в связи с этим и письмо, датированное Линнеем 29 октября 1750 г. Здесь мы видим такое заявление: «Чем более я рассматриваю вопрос о приумножении видов посредством различного смешения, тем более укрепляюсь в этом мнении». Вот эта фраза в оригинале: «Quo magis volvo problema istud de multiplicatione specierum ex diversa copula, eo magis confirmor in hac sententia».
Далее в письме он сообщает, что этой весной получил новое растение от смешения Вероники и Вербены и что этот новый вид по облику вегетативной части был подобен Вербене, а по плодущей части сходен с Вероникой.
Это какое-то недоразумение. Невозможно, конечно, скрещивание между растениями, относящимися к разным и притом далеким одно от другого семействам.
Растение цвело, но не принесло зрелых семян. «Если в следующем году произведет, позабочусь, чтобы ты имел (их) первым», — пишет Линней.
Это мнение Линнея было и ранее известно Гмелину, решительно отрицавшему гибридное происхождение новых растений (видов).
В специальной статье, напечатанной в 1749 г. в Тюбингене, Гмелин утверждал, что гибридизация растений не приводит к созданию новых растений (видов). Эта замечательная работа Гмелина называлась «Академическая речь о новых растениях, после божественного сотворения возникших» (Sermo academicus de novorum vegetabilium post creationem divinam exortu… auctore Jo. Georg Gmelin. Tubingae, 1749).
В письме от 3 мая 1751 г. Линней пишет: «Вчера получил книжку с речью», — имея в виду, по-видимому, названную статью («Sermo academicus…»), благодарит за присылку и тут же заявляет, что он, по многочисленным наблюдениям, знает множество гибридных растений и верит, что 50 обычных растений произошли именно так (50 plantes vulgares credo sic productas). В следующей фразе, как бы свидетельствуя свое расположение Гмелину, он сообщает: «Долго читал этой ночью Твое сибирское путешествие, никто больше не достоин в ботанике, чем Ты, проведший десять лет среди варваров из-за флоры».
Эти немногие цитаты из писем Линнея со всей ясностью показывают, какие важные в теоретическом отношении вопросы ставились и обсуждались Линнеем и Гмелином. Особенно интересен, конечно, вопрос о значении гибридизации в видообразовании. Известно, что и в наше время, т. е. через два века после дискуссии Линнея и Гмелина, этот вопрос со всей остротой ставился на обсуждение М. Г. Поповым, утверждавшим гибридогенное происхождение не только видов и родов, но даже целых флор.
Нельзя не обратить еще раз внимание на письмо, подписанное Линнеем 29 октября 1750 г., где сообщается о гибридизации Вероники и Вербены. Интересен сам факт допущения Линнеем гибридизации далеких одно от другого растений, являющихся не только разными родами, но даже представителями разных их групп. Теперь мы знаем, что эти роды относятся к разным семействам. По системе же Линнея оба рода принадлежат второму классу — Diandria monogynia, в котором Вербена отделена в группу — Tetrandrae tetraspermae.
Очень интересно в письме сформулирован Линнеем и способ приумножения видов — «посредством различного смешения» («ех diversa copula»).
Латинское слово «diversus» имеет прямое значение разный, противоположный, отдаленный; слово «copula» обозначает соединение, узы, связь; «copulatio» — соединение, совокупление. Таким образом, слова «ех diversa copula» можно перевести и по смыслу и буквально: «через отдаленную гибридизацию».
Итак, мы видим, что эта формула, предложенная в наше время И. В. Мичуриным, была ясна Линнею, и в сущности именно ее он выразил в 1750 г. словами: ex diversa copula.
Идеи гибридогенеза Линней держался и дальше и даже все более укреплялся в ней.
Через 25 лет, в 1774 г., в тринадцатом издании «Systema vegetabilium», он писал (стр. 8), что первоначально богом было создано «столько различных растений, сколько есть естественных отрядов» (т. е. семейств), «что он сам же затем эти растения отрядов так перемешал между собой скрещиванием, что появилось столько растений, сколько существует разнообразных отчетливых родов.
Что затем Природа эти родовые растения. . . перемешала между собой и умножила в существующие виды, все, какие возможно…».
Таким образом, мы видим, что, руководствуясь идеей гибридогенеза, Линней сильно ограничил роль «Всемогущего Творца», полагая, что им созданы только представители семейств, что роды произошли путем гибридного смешения представителей семейств, а виды были созданы самой природой путем гибридизации родов.
С отъездом Гмелина из Петербурга на родину в 1747 г. у Линнея практически прервалась связь с петербургскими ботаниками. Эту связь он возобновил лишь в 1750 г., завязав переписку с учеником Гмелина С. П. Крашенинниковым, имя которого ему было известно из печати и по коллекциям в связи с его путешествием в Сибирь и на Камчатку. Вернувшись из десятилетнего путешествия, С. П. Крашенинников трудился в Ботаническом саду Академии наук, помогая в то же время академику Гмелину в его работе по Сибирской Флоре.
После отъезда Гмелина на родину, в сущности вся ботаническая работа в Академии легла на С. П. Крашенинникова. В следующем году он был назначен профессором Академии. К сожалению, его деятельность была непродолжительной. Крашенинников умер почти одновременно со своим учителем в начале 1755 года. Незадолго до смерти он представил Академии рукописное сочинение «О растениях Ингрии» («De plantis Ingricis»), бывшее результатом изучения им флоры Ингерманландии (почти совпадает с современной Ленинградской областью).
В рукописи было описано 506 видов растений, довольно подробно характеризованных, причем номенклатура и расположение материала отвечали Лейденской флоре Адриана Ройена. Это сочинение С. П. Крашенинникова было переработано для печати Давидом Гортером, о чем далее будет сказано.
Линней стремился установить переписку с Крашенинниковым. В первом же письме Линней задает ему несколько вопросов о сибирских растениях, интересуется печатаньем Сибирской Флоры Гмелина и сообщает новости западноевропейской литературы по натуральной истории.
Первые строки письма от 24 января 1751 г., хранящегося в Архиве Академии наук, мы приводим ниже:
Славнейшему мужу достойному Степану Крашенинникову Петербургскому профессору ботаники и натуральной истории шлет нижайший привет Карл Линней.
Любезное твое письмо от 7 декабря я получил, славнейший муж, я очень благодарен тебе за него, а также за присланные гербарии, особенно за твою лунарию.
Весьма своеобразна на твоей лунарии эта отметина на тычинках; я посмотрю на других растениях, наиболее на нее похожих, а таких у меня много, обладают ли они такими же особенностями…
Линней и Крашенинников написали друг другу только по два письма, из которых можно видеть и отношения обоих ученых и их научные интересы в 1750— 1751 гг., и общее положение дел в Академии.
Недавнее опубликование в Ботаническом журнале (т. XL, № 4, 1955) статей В. Б. Сочавы и Е. Г. Боброва, посвященных памяти С. П. Крашенинникова, в которых характеризована его деятельность, освобождает нас от необходимости сообщать здесь о ней подробно.
Наиболее многочисленную группу учеников и корреспондентов Линнея составляли натуралисты, работавшие в России в шестидесятых и семидесятых годах XVIII в. Двое из них были непосредственными учениками Линнея в Упсальском университете, другие же были его учениками в том отношении, что их научный опыт был всецело основан на сочинениях Линнея. Другого они ничего и не знали, так как воспитывались, как натуралисты, на описательном методе Линнея, руководствуясь его номенклатурой. Совершенно естественно, конечно, что с их именами и связано становление в России линнеевых рекомендаций. В большинстве это были люди, родившиеся в тридцатых и сороковых годах, т. е. уже в те годы, когда Линней приобрел всеобщую известность, а их студенческие годы и начало исследовательской деятельности проходили в то время, когда слава Линнея, как натуралиста, была наибольшей. Все они, конечно, и могли идти только по пути, указанному Линнеем.
Хотя старейший из них, Давид Гортер, был всего лишь на десять лет моложе Линнея, именно ему, первым попавшему под идейное влияние Линнея, суждено было положить начало применению в России нового описательного метода.
Последним по времени в этой группе российских ученых был прославленный ученый Петр Симон Паллас (1741—1811). Паллас учился в Берлине у профессора Гледича, который хотя и был немногим моложе Линнея (Гледич родился в 1714 г.), принял его метод в самом начале его становления. Вспомним, что Гледич выступил в защиту половой системы Линнея против Сигезбека еще в 1740 г. Паллас, как ученик Гледича, с первых шагов исследовательской деятельности руководствовался описательными приемами Линнея. Важнейшее сочинение первого периода деятельности Палласа в России был его трехтомный отчет о путешествии (Reise durch verschiedene Provinzen des russischen Reiches. Petersburg, 1771— 1776), первый том которого вышел в 1771 г. Так как уже в этой книге последовательно проведена биномиальная номенклатура растений, нет нужды ближе рассматривать деятельность Палласа в связи с интересующим нас вопросом.
Таким образом, в этой части нашего очерка уместно внимательнее рассмотреть работы научных деятелей шестидесятых годов XVIII в., так как именно в этот период проходило у нас становление новой номенклатуры.
Гортер Давид (Gorter David, 1717—1783), ботаник и врач, гоф-медик и почетный член Российской Академии наук, приехал в Петербург в 1754 г. и пробыл здесь почти десять лет, после чего вернулся на родину в Голландию; он приезжал в Россию на короткое время в 1764 г.
Линней познакомился с юным Давидом Гортером в Голландии в Гардервике в июне 1735 г., куда приехал для защиты докторской диссертации в университете у его отца, профессора Иогана Гортера, бывшего в то время ректором. Линней провел в ожидании диспута несколько дней, экскурсируя с юным Гортером в окрестностях Гардервика.
Молодой Гортер, имевший уже докторскую степень и тогда, по-видимому, уже интересовавшийся ботаникой, не мог не загореться новым интересом к растениям, экскурсируя вместе с Линнеем, также не мог он и не попасть под влияние Линнея, который, будучи всего на десять лет старше своего товарища, был уже сложившимся ученым. Влияние Линнея на юношу было тем более велико, что тот видел удивительную трудоспособность Линнея и чрезвычайный успех его в ученых кругах Голландии, признание которых Линней завоевал очень быстро. Молодой Гортер потом стал профессором в Гардервике и напечатал два ботанических сочинения. В 1745 г. вышла его небольшая книга «Flora Gelro-Zutphanica» Harderovici, а в 1749 г. — руководство по ботанике: «Elementa botanica… Hardervici».
Интерес Давида Гортера, приехавшего в Петербург 1 (12) сентября 1754 г., к новой стране был настолько велик, что он уже в сентябре, как об этом писал, «обошел облесенные берега Невы, окрестные луга и поля, увидел растения, там обитающие, из которых многих не видел у себя на родине, и был охвачен желанием тщательнее их исследовать». Стремясь заняться изучением петербургской флоры, Гортер попросил дать ему из Архива Академии наук копию рукописи профессора С. П. Крашенинникова «О растениях Ингрии» («De plantis Ingricis»). Ближайшим летом Гортер начал заниматься в экскурсиях изучением растений, руководствуясь копией сочинения Крашенинникова, работу над которым продолжал и в следующие годы. В результате переработки рукописи и собственных экскурсий, Гортер в 1761 г. опубликовал книгу Крашенинникова под названием «Flora Ingrica».
Следует сказать, что дополнений и замечаний, сделанных самим Гортером к фактическим данным Крашенинникова, было немного. Важнейшим же в его работе было то, что к описанным растениям он «прибавил видовые различия из второго издания «Флоры Швеции», а также простые названия (nomina trivialia) из десятого издания «Системы Природы»… чтобы «Флора Ингрии» стала в уровень с европейскими и чтобы опубликовать ученые наблюдения мужа, заслуги коего… сделались известными чужестранцам».
Названные здесь сочинения — новейшие в то время работы Линнея. Сущность работы Гортера над рукописью Крашенинникова состояла в том, что он с большой тщательностью перестроил текст по системе Линнея, изложив материал в согласии с его описательным методом и систематически проведя биномиальную номенклатуру видов, установленную в «Species plantarum». Ближайшим образцом для Гортера было второе издание Линнеевой «Flora Svecica». Своей работой Гортер поставил сочинение Крашенинникова на высший по тому времени «уровень науки. Если бы рукопись Крашенинникова не была переработана, а была напечатана в первоначальном виде, она принесла бы очень немного пользы, так как стала бы недоступна для понимания уже к концу XVIII в., когда описательные принципы Линнея стали общепринятыми.
Работу Гортера следует, однако, рассматривать в более широком плане, и она была в действительности значительной. Дело в том, что изданием «Flora Ingrica» было положено в России начало применению описательного метода Линнея и фактическому введению у нас биномиальной номенклатуры растений.
Надо сказать, что Гортер продолжал интересоваться петербургскими растениями и опубликовал в 1764 г. прибавление к «Флоре» — «Appendix ad Floram ingricam», где поместил 22 вида растений, собранных позднее и не вошедших в основной текст. Эти растения были собраны Лаксманом, Фальком, Гортером и Штелином. Одно из них — колокольчик широколистный — собрал М. В. Ломоносов.
Следует сказать, что Давид Гортер, кроме того, сделал попытку модернизировать рукописную «Волжскую флору» Гербера. Автор этой флоры, Трауготт Гербер, основатель и директор Аптекарского сада в Москве, в 1739—1741 гг. сделал два путешествия с медико-ботанической целью: одно от Москвы по правобережному Поволжью до Царицына, другое — по верхнему Дону. Рукописные — волжская и донская флоры Гербера — «Flora volgensis» и «Flora tanaicensis» были отправлены в копиях Линнею и хранились в его библиотеке.
«Волжскую флору» Гербера Давид Гортер переписал по Линнеевой описательной методе и расположил по его системе. Эту работу Гортер сделал на основании первого издания «Species plantarum». Рукопись «Волжской флоры» видел в архиве Военно-медицинской Академии В. И. Липский; позднее она была передана в Архив Академии наук.
Уехав из России, Гортер написал «Флору Бельгии» и «Флору семи бельгийских провинций». Им же было написано руководство по ботанике — «Leer de Plantkunde Amsterdam» (1782).
Лаксман Эрик (Laxmann E., 1737—1796), член-корреспондент Академии наук с 1764 г., академик с 1770. Финляндский уроженец, швед по национальности, Лаксман учился в Або и, став пастором, приехал в Петербург в 1762 г., где был учителем естественной истории и ботаники в протестантской гимназии. Интересовавшийся естествознанием и особенно ботаникой еще на родине,
Лаксман, будучи в Петербурге, занимался изучением флоры окрестностей столицы. В связи с доложенной им работой о новых растениях Флоры Ингрии, он был избран в члены-корреспонденты Академии наук. Эта работа была напечатана Давидом Гортером в 1764 г. как «Appendix ad Floram Ingricam».
Получив назначение на место пастора прихода Колывано-Воскресенских рудников в Барнауле, Лаксман отправился в Сибирь, написав Линнею в Упсалу письмо, обещая присылку нужных ему растений. Линней ему ответил 12 VIII 1764 приветственным письмом, желая успеха в местах, «куда еще почти никто не попадал с открытыми глазами. Да ниспошлет Всевышний на вас благодать свою, чтобы вы могли видеть чудеса его и открывать их миру. Сочинения Мессершмидта, Стелл ера, Гмелина, Гербера и Гейнцельмана есть у меня в рукописях. Из сибирских растений у меня едва сотня живых в саду. Никакие другие растения так хорошо не растут в наших садах, как эти. Англичане и французы посредством многих и редких дерев и растений, привозимых ими из Северной Америки, превращают сады и замки свои в рай, но у нас эти североамериканские растения не принимаются так хорошо и редко достигают зрелости. А сибирские придали бы садам нашим новое великолепие, и вы, государь мой, можете украсить отечество наше и сделаться бессмертным в потомстве, если будете высылать мне семена трав, растущих в Сибири в диком состоянии. Более всего я желал бы Actaea cimicifuga с. 4 пестиками, а потом Hyosciamus physaloides, Fumaria spectabilis, Trollius asiaticus, многие сорта растущих там Spiraea, маленькие Ulmus frutex и другие из этих прекрасных растений, еще не попадавших в европейский сад. Каждое из них было бы драгоценным украшением. Насекомых наполучал я со всего света, и еще недавно была мне прислана коллекция их с мыса Доброй Надежды. Но ни один естествоиспытатель еще не знает ни одного из сибирских. Бесконечно обяжете меня собиранием для меня травяных семян, да насекомых…».
Лаксман, прибыв в Барнаул, начал систематически объезжать свой приход, самоотверженно занимаясь изучением природы и коллекционируя и почти пренебрегая пасторскими обязанностями. Впечатления о своих наблюдениях и сообщения об открытиях он посылал в письмах иностранным ученым, отправляя им многократно коллекции растений, насекомых и особенно минералов, которыми он очень увлекался, будучи связан с горнорудными районами. Более всего он писал своему товарищу по преподаванию в протестантской гимназии в Петербурге, Иогану Бекману, вскоре уехавшему в Швецию к Линнею, а потом в Геттинген, где Бекман стал профессором.
В связи с посылками коллекций Линнею в новейших изданиях его сочинений стали появляться описания сибирских насекомых («Systema Naturae») и растений (Mantissa plantarum, 1767), присланных в Упсалу Лаксманом.
Большую часть 1766 г. Лаксман провел в путешествии в Иркутск и Кяхту и в следующем году вернулся в Барнаул. В следующем же 1768 г. он оставил приход, которым тяготился, и вернулся в Петербург в 1769 г. Здесь Лаксман был избран в члены Вольного экономического общества, внимание учредителей которого (в большинстве это были высокопоставленные лица) он привлек своими докладами по прикладным вопросам. Известность его в ученых кругах была немалой из-за сибирских коллекций, которые он посылал разным лицам, и писем некоторым видным ученым. Среди них были, кроме упомянутого Иогана Бекмана, профессор Кальм в Або и профессор Бергиус в Стокгольме, создавший позднее знаменитый Ботанический сад (все три были учениками Линнея), а также сам их учитель и петербургский академик Паллас.
Иоган Бекман опубликовал в 1769 г., без ведома Лаксмана, его «Сибирские письма» (Sibirische Briefe. Gottingen und Gotha, 1769), чем доставил Лаксману некоторую популярность и вместе с тем оказал плохую услугу, так как некоторые личные впечатления, сообщенные в частных письмах, лучше было бы не публиковать.
В том же году Лаксман был избран членом Шведской Академии наук, очевидно в признательность за присылку из Сибири коллекций по натуральной истории. В следующем 1770 г. Лаксмана избрали в члены Петербургской Академии, где он стал профессором экономии и химии.
В 1770 г. Академия наук опубликовала энтомологическую работу Лаксмана, бывшую первой по этому предмету в ее изданиях, а в 1771 г. в «Новых комментариях»
Академии был напечатан небольшой мемуар Лаксмана с описанием нескольких сибирских растений; другой небольшой ботанический мемуар был помещен в той же серии в 1774 г.
В годы 1769—1771 Лаксман опубликовал несколько статей в «Трудах» Вольного экономического общества о лекарственных растениях Сибири, об опыте облесения степей в районе Барнаула, о приготовлении масла из плодов степного миндаля (бобовника) и «О хороших квасцах».
В семидесятые годы Лаксман уезжал из Петербурга в путешествия по верхнему Дону и нижней Волге до Саратова, а также в Молдавию. Небольшие путешествия он совершил к верховьям Волги и на Белое море, все более интересуясь минералогией.
В бытность Лаксмана в Петербурге Академия поручила ему подготовить к печати отчеты об экспедиции Фалька. Нельзя не упрекнуть Лаксмана за то, что, продержав эти отчеты пять лет, он передал их Георги, который в свою очередь продержал их еще пять лет до опубликования.
С 1781 г. деятельность Лаксмана протекала более всего в Сибири, куда он выехал в качестве горного советника на Нерчинские заводы и когда он более всего занимался минералогией. Путешествуя в Сибири, он посетил центральную Якутию и Охотское побережье. К этому времени относится попытка его завязать торговые связи России с Японией и организация путешествия в Японию, куда он отправил одного из своих сыновей. Занимаясь прежде всего и более всего в Сибири минералогией, Лаксман уделял некоторое внимание и живой природе, посылая коллекции и письма ученым друзьям в Петербург и в Стокгольм, а также Вольному экономическому обществу.
В январе 1796 г. Лаксман умер в пути под Тобольском, стремясь на Дальний Восток в надежде на путешествие в Японию.
Описанием жизни Эрика Лаксмана мы обязаны усердию его земляка, профессора Лагуса, проделавшего очень большую работу по изучению архивов и переписки Лаксмана. Перевод книги В. Лагуса «Эрик Лаксман, его жизнь, путешествия, исследования и переписка», сделанный Э. Паландером, был издан в 1890 г. Академией наук.
Гмелин Самуил Готлиб (Gmelin S. G., 1744—1774), Гмелин младший, племянник Иоганна Георга Гмелина (старшего), окончил Тюбингенский университет и получил степень доктора медицины; он был приглашен в 1767 г. профессором Академии наук в Петербург, где пробыл до июня 1768 г., когда отправился в путешествие. За короткое время пребывания в Петербурге Гмелин младший сделал очень много, несмотря на занятость в академическом Ботаническом саду и некоторое внимание, уделенное им подготовке к печати третьего тома «Flora Sibirica», написанного его дядей. В этот период Гмелин закончил обработку водорослей, каковую начал еще за границей, дополнив материалами, собранными на Камчатке русскими путешественниками. Его монография «Historia Fucorum» была напечатана Академией отдельным изданием в 1768 г. Она содержит 239 страниц текста и снабжена гравюрами — рисунками водорослей на 33 таблицах. Число описанных здесь видов составляет 109. Особый интерес этого сочинения в том, что большинство описанных здесь растений — новые виды, которым даны биномиальные названия — nomina trivialia, в соответствии с установленной Линнеем практикой. Еще более интересны для нас два мемуара Гмелина, написанных в тот же период. Один из них — «Observations et descriptiones botanicae» — был помещен в «Новых комментариях» Академии наук (Novi Comment. Acad. Sci. Petrop., XII, 1768, стр. 508—521, tab. VIII— XIII) и содержит описание приблизительно пятнадцати видов высших растений, из которых семь описаны в качестве новых. Здесь помещены описания трех тропических видов рода Triumfetta, в дополнение к опубликованным ранее Линнеем, и четырех видов папоротников из нашей флоры, систематическое положение которых позднее определилось более точно.
Нельзя не заметить, что именно 1768 г. и именно эти работы Гмелина младшего являются первыми в отечественной ботанике, в которых при новоописаниях растения получили биномиальные названия — nomina trivialia, в это время становившиеся единственно правомерными.
Второй мемуар Гмелина — «Lychnanthos volubilis et Limnanthemum pel Latum nova plantarum genera» — был опубликован в 1770 г. в XIV томе той же серии за 1769 г. (Novi Comment. Acad. Sci. Petrop., XIV, 1769, Petrop., 1770, стр. 525—530, tab. XVII). В нем было описано два новых рода (и вида) растений, из которых в соответствии с номенклатурными правилами позднее было сохранено одно видовое название, предложенное Гмелином для рода Limnanthemum. Это водное растение из Горечавковых теперь называется Nymphoidespeltatum (S. G. Gmel.) Ktze. Что касается первого растения (Lychnanthos volubilis), то оно было описано Гмелином ошибочно и должно быть отнесено в синонимы установленного Линнеем рода и вида из Гвоздичных — Cucubalus baccifer L.
В этом же томе профессор И. Гертнер описал по Линнеевой методе два новых рода и пять видов, названных бинарными названиями.
Надо сказать, что и в дальнейшей описательной практике Гмелин употреблял только простые названия (nomina trivialia) и в отчете о путешествии и в неопубликованных рукописях, как то можно видеть в его материалах, хранящихся в Архиве Академии наук.
С. Г. Гмелин возглавил третий отряд так называемых Оренбургских физических экспедиций, отправившись из Петербурга в июне 1768 г. В первый сезон Гмелин со спутниками проехал по среднезападным районам европейской России — на Порхов—Осташков—Москву—Воронеж, где зимовал. В Воронеже к отряду присоединился московский студент Таблиц, участник персидских маршрутов Гмелина, работавший позднее вполне самостоятельно. В 1769 г. отряд прошел по Дону на Павловск и Цимлянскую, затем в Приазовье на Черкасск и Азов и далее через Царицын на Астрахань, где прошла зимовка. В 1770 г. было совершено путешествие морем через Дербент и Баку в современный Азербайджан и далее в Энзели. Следующий год Гмелин провел в Иране (Решт и Бальфруш). В 1772 г. было совершено несколько поездок по нижней Волге и в Моздок. В том же году началось длительное плавание вдоль восточного берега Каспия на Астрабадский залив и далее на Энзели, продолжавшееся и в 1773 г. В следующем году при сухопутном маршруте в Россию по западному, тогда принадлежавшему Персии, берегу Каспия, отряд Гмелина был в районе Дербента захвачен одним из местных ханов в плен. В плену Гмелин, истощенный болезнями, умер 16 июня 1774 г. Материалы путешествия последних двух лет были доставлены в Академию наук его спутниками, отпущенными из плена.
Четырехтомное сочинение было его отчетом об этом путешествии (S. G. Gmelin’s Reise durch Russland. Zur Untersuchung der drei Naturreiche. 4. Th. St. Petersb., 1770—1784). Три первых тома были закончены автором и вышли под редакцией И. Гертнера, первый том в 1770 г., а второй и третий — в 1774 г. Четвертый том на основании черновых материалов был подготовлен к печати академиком Палласом и вышел в 1784 г. Чрезвычайно редок трехтомный русский перевод «Самуила Георга Гмелина, доктора врачебной науки, императорской Академии наук, Лондонского и Вольного экономического общества члена, путешествие по России для исследования трех царств естества. 1771—1785. Петербург».
Первые два тома издания на немецком языке содержат описание пути по европейской России, а томы третий и четвертый по Персии и западному побережью Каспия. В двух первых и четвертом томах описаны десятки новых видов растений, которым даны биномиальные названия; в сочинении описаны также многие животные.
Внимательное изучение отчета о путешествии Гмелина позволяет установить его приоритет в описании многих видов растений, что отчасти уже и сделано.
Гертнер Иосиф (Gaertner J., 1732—1791), ординарный профессор Петербургской Академии наук (1768—1770), учился в Штутгарте, Тюбингене и Геттингене, закончил образование в Голландии, где учился ботанике у Ройена. До приезда в Россию Гертнер опубликовал, кроме медицинской диссертации на степень доктора, две статьи по зоологии. В Петербурге Гертнером была начата работа по классификации плодов растений, ставшая классической и не потерявшая значения и в настоящее время. Это двухтомное, богато иллюстрированное сочинение «De fructibus et seminibus plantarum…» (1788, 1791) было снабжено двумя дополнениями («Supplementum Carpologiae…»), опубликованными (1805, 1807) его сыном К. Ф. Гертнером: все сочинение было издано в Германии.
В «Новых комментариях» Академии наук за 1769 г. (Novi Comment. Acad. Sci. Petrop., XIV, 1, 1769, Petrop., 4770, стр. 47—48, 531-547, tab. XVIII—XX) Гертнер поместил ботанический мемуар «Observationes et descriptiones botanicae». В этой статье установлены и описаны новые роды —Agropyrum и Lagotis —и описаны пять новых видов, для которых даны nomina trivialia в соответствии с рекомендациями Линнея. Это был один из первых случаев применения в русской ботанической литературе биномиальной номенклатуры при новоописаниях.
Следует сказать, что Иосифу Гертнеру Академия наук обязана редактированием многих своих изданий. Ранее было сказано, что третий и четвертый тома «Flora Sibirica» были фактически редактированы и напечатаны Гертнером.
Уместно напомнить, что в 1768 г. с началом больших экспедиций, петербургские ботаники Паллас, Гмелин младший, Гильденштедт и Фальк отправились в многолетние путешествия. Из ботаников в Академии наук оставался только Гертнер, если не считать Лаксмана, который в это время больше занимался минералогией. На плечи Гертнера лег большой труд по печатанию, кроме «Сибирской флоры», сочинений Гмелина младшего: «Historia fucorum» (1768) и «Reise durch Russland», три первых тома которого вышли под его редакцией, а также многих статей Гильденштедта, Гмелина и Лаксмана в «Новых комментариях» Академии наук. Очень важно заметить, что в редактированных Гертнером сочинениях последовательно проведена биномиальная номенклатура растений. Таким образом, с кратким периодом деятельности Иосифа Гертнера в России связано решительное применение у нас описательного метода Линнея и биномиальной номенклатуры. Практическому применению этой номенклатуры в России было положено начало, как сказано, Давидом Гортером в 1761 г. в переработанной им для печати книге С. П. Крашенинникова «Flora Yngrica»; в 1764 г. Гортер напечатал Supplementnm к этой флоре, написанный Эриком Лаксманом, где растения названы по той же биномиальной номенклатуре.
Фальк Иоган Петр (Falk J1733—1774), в России он называл себя Иван Фалк, был непосредственным учеником Линнея в Упсале и был в то же время репетитором сына Линнея. В 1762 г. Фальк защитил диссертацию в Упсальском университете «Planta Alstromeria»; в работе содержится описание нового перуанского рода из Амариллисовых и трех относящихся к нему видов. В 1763 г., по рекомендации Линнея, Фальк был принят в Петербурге хранителем натурального кабинета лейб-медика Крузе. В 1765 г. Фальк был назначен в Петербурге профессором и заведующим Медицинским садом. В 1772 г. в Упсале Фальку была присуждена степень доктора медицины pro honoris causa. Из российских натуралистов Фальк был единственным, кого можно отнести к числу линнеевых «апостолов».
В. И. Липский в связи с изучением истории Ботанического сада (ныне Ботанический институт АН СССР) опубликовал в русском переводе письма Фалька Линнею. Из этих писем явствует, что при отъезде из Упсалы Фальк обещал Линнею сообщать все интересное о растениях России, а также присылать ему сами растения и семена.
На протяжении четырех лет (1765—1768) Фальк неоднократно и очень обстоятельно писал в Упсалу. Из его писем можно узнать с немалыми подробностями о состоянии в те годы петербургских садов, как Медицинского (что и теперь существует на Аптекарском острове), так и Ботанического (бывший сад Академии наук на Васильевском Острове). Из Медицинского сада Фальк несколько раз отправлял с оказией в Упсалу посылки с живыми растениями и с семенами, в свою очередь получая растения от Линнея для Петербургского сада.
Деятельность Фалька по заведованию Медицинским садом продолжалась до 1768 г., когда он по приглашению Академии наук, возглавил пятый отряд так называемых «физических» экспедиций Академии. Основной маршрут отряда проходил по Нижнему Поволжью, Прикаспийским степям на Южный Урал, далее в Зауралье и по Западной Сибири до предгорий Алтая (Змеиногорск, Барнаул), откуда отряд проходил обратно на запад через Тобольск, Тюмень, Екатеринбург в Казань; из Казани Фальк проехал по Волге вниз, посетил с лечебными целями Моздок и вернулся тем же путем в Казань.
Будучи человеком очень болезненным (в письмах к Линнею он неоднократно жалуется на «постоянную ипохондрию с самыми мучительными симптомами»), Фальк из путешествия обращался в Академию с просьбой освободить его от руководства отрядом, опасаясь того, что не справится с поручением Академии наук.
Академия в помощь Фальку командировала натуралиста И. Г. Георги, который в 1771 г. в составе отряда Фалька совершил несколько поездок.
Фальк продолжал руководить своим отрядом до весны 1774 г., когда в Казани, будучи в состоянии психической подавленности, застрелился.
Все путевые дневники и прочие материалы Фалька были доставлены в Академию наук. Позднее они были обработаны и подготовлены к печати И. Г. Георги и изданы Академией в трех томах в 1785—1787 гг. на немецком языке. На русском языке «Записки путешествия академика Фалька» были опубликованы в 6-м и 7-м томах «Полного собрания ученых путешествий» (1824—1825); переведен, однако, был только первый том.
Для нас особый интерес в отчете об экспедиции Фалька представляет второй том, где помещен свод ботанических данных. Это отдельная глава (стр. 91—282), содержащая перечень 1288 видов, расположенных по системе Линнея. В перечне 1139 видов — цветковые растения, 25 видов — папоротникообразные, прочие 124 вида — мхи, лишайники, водоросли и грибы. Местонахождения видов характеризованы здесь часто очень обобщенно; немало, однако, в списке растений и с точными указаниями на их распространение и местонахождения, а также их местные названия. Очень интересны примечания при некоторых растениях о лечебном или хозяйственном применении их.
Нельзя не отметить большую работу Георги по подготовке списка растений к печати. Надо сказать, что список этот находится на высшем уровне флористики того времени. Достаточно заметить, что в нем постоянно цитируется последнее издание Линнеева свода — «Systema plantarum», вышедшее в 1779—1780 гг. (Фальк, как сказано, умер в 1774 г.) и другие новейшие работы. О том, насколько серьезно относился к флористическим исследованиям в путешествии сам Фальк, можно видеть из его попыток описать новые виды из родов: Lonicera, Anabasis, Cachrys, Tulipa, Dryas, Raphanus, «Robinia», Serratula и один лишайник, названный позднее Палласом Lichen esculentus. Георги отмечает в примечаниях несколько таких случаев, именуя предположенные к описанию растения названиями, уже данными им в упомянутом издании сочинений Линнея и в напечатанных к этому времени сочинениях Далласа. Если бы работа Фалька была опубликована ранее, то за некоторыми его видами естественно сохранилось бы его авторство, по правилу приоритета.
Ко второму тому описания путешествия Фалька приложено 17 таблиц неплохих рисунков растений, в том числе некоторых, предположенных к описанию в качестве новых видов. Георги, опубликовавший материалы Фалька по экспедиции, сделал очень большое и полезное дело для общего познания природы России, обеспечив на века память о трудах своего товарища Фалька, жизнь которого была очень тяжела и так печально окончилась. Фальк и Георги, как студенты Упсальского университета, одновременно были учениками Карла Линнея.
К петербургскому периоду деятельности Фалька относится его статья в Трудах Вольного экономического общества (ч. 2, 1766) «О здешних деревьях и кустах, которые годны в садах к аллеям и шпалерникам». Эта статья интересна как первое подведение итогов интродукционного опыта в Медицинском и Ботаническом садах Петербурга.
Георги Иоганн Готлиб (Georgi J. G., 1729—1802) — в России назывался Иван Иванович Георги — померанский немец, сын сельского священника, закончил свое образование в Швеции, где учился химии и минералогии, а также натуральной истории и медицине у Линнея в Упсале. Вернувшись из Швеции в Померанию, работал как фармацевт. В связи с началом работ академических экспедиций, предложил свои услуги Петербургской Академии наук в 1770 г., был принят и отправлен в путешествие в помощь Фальку. С отрядом Фалька Георги совершил в 1770 г. путешествие из Астраханской полупустыни на Оренбург и Челябинск, откуда после зимовки в следующем году отправился на Алтай, Кузнецк и Томск. Весной 1772 г., уже в составе экспедиции Палласа, к которой Георги примкнул в Красноярске, он отправился в Иркутск. Изучение флоры района Иркутска, а также Байкала, который Георги со спутниками объехал, составляет наиболее интересную для нас часть его сибирского путешествия. В 1774 г. Георги вернулся в Петербург для обработки материалов экспедиции и публикования отчета. Двухтомное сочинение — J. G. Georgi. Remerkungen einer Reise im Russischen Reich, im Jahre 1772, Bd. I; Reise in den Jahren 1773 und 1774, Bd. II — было опубликовано Академией в Петербурге в 1775 г. В связи с этим отчетом Георги стал адъюнктом Академии наук.
Небольшую часть первого тома отчета (стр. 194—242) составляют ботанические наблюдения. Глава эта называется «Die Baikalische Flor». Она представляет собой перечень 731 вида растений, из которых 658 видов цветковых и сосудистых споровых, а 73 вида — мхи, лишайники, водоросли и грибы. Растения в списке расположены по системе Линнея. Большинство названных видов относится к собственным наблюдениям Георги, небольшая часть основана на данных Палласа, некоторые виды извлечены из «Flora Sibirica» Гмелина старшего, где они были показаны на основании сборов Стеллера, который первым исследовал область Байкала.
В списке Георги содержится около 20 новых видов, частью принятых более поздними авторами, частью забытых, почему названия оказались пропущенными в современных нам флорах. Очень интересно заметить, что в этом сочинении Георги дает биномиальные названия некоторым растениям, описанным и изображенным ранее во «Flora Sibirica» Гмелина.
Полузабытая Байкальская флора Георги заслуживает, таким образом, серьезного внимания флористов, хотя со времени опубликования ее прошло 180 лет. Она интересна также как одна из первых у нас по времени флористических работ, относящихся к небольшой сравнительно территории.
Как химик Георги опубликовал в изданиях Академии наук несколько мемуаров и с 1783 г. стал ординарным академиком по химии.
В 1790 г. Георги напечатал «Versuch einer Beschreibung der naturlichen oekonomischen Beschaffenheit des St. Petersburgischen Gouvernements» (St. Petersb., 1790, 159 стр.), где опубликован список растений Петербургской губернии, содержащий 823 вида. Работа эта — извлечение из обширного двухтомного сочинения почти того же названия, печатавшегося одновременно, в котором на стр. 445—596 помещен тот же список видов. Эта работа по флоре Петербургской губернии очень редка и ботаниками, в сущности, забыта.
В последние годы своей жизни Георги опубликовал в Кенигсберге «Geographisch-physikalische und naturhistorische Beschreibung des Russischen Reichs, zur Uebersicht bisheriger Kenntnisse von demselben» (Th. I—III, Bd. 7, 1801. Nachtrage, 1801).
Это обширное сочинение — двенадцать томов в трех частях (с общей пагинацией в 2222 + 444 стр. дополнительного тома) — представляет собой, как видно и из названия, физико-географическое и естественно-историческое описание России, как обзор существовавших в то время сведений.
Четвертый и пятый тома третьей части (стр. 609—1461) содержат: «Pflanzenarten im Umfange des Russischen Reichs nach der Folge der vier und zwanzig Klassen des Pflanzen’s systems des Ritters von Linne», т. е. «Список видов известных в то время в пределах России, расположенных но 24-классной системе Линнея». Указанный список есть свод флористических данных с учетом новейших работ отечественных исследователей (Паллас, Биберштейн) и последних по тому времени переизданий сочинений Линнея (издание Рейхардта «Systema plantarum», 1779—1780, и начало вильденовского издания «Species plantarum», 1797), которые обстоятельно цитируются.
Таким образом, это сочинение Георги представляет собой флористическую сводку по России. Сам Георги в предисловии (стр. 615) говорит, что написание настоящей флоры Россия не является его целью и было бы выше его сил.
Очень важно заметить, что общее число видов в этой сводке составляет около 3.500 (из них около ста в дополнительном томе). Это, конечно, удивительно много, если принять во внимание то, что в первом издании «Species plantarum» Линнея, вышедшем в 1753 г., для России, по нашему подсчету, было достоверно указано около 350 видов.
Таким образом, мы видим, что за период менее чем в пятьдесят лет, перечень известных в России видов растений удесятерился. Этот факт с полной убедительностью нам показывает, какой удивительной действенностью, в отношении накопления фактических знаний, обладали описательная, номенклатурная и классификационная реформы Линнея.
В 1803 г. именем Георги — Georgina — был назван Вильденовым род из американских сложноцветных. Позднее, однако, было показано, что для этого рода существует приоритетное (1791 г.) название Dahlia Cav., почему название Georgina попало в синонимы. В России же всем известные садовые растения называют именно георгинами, но мало кто знает, что они так названы по имени ученика Карла Линнея, натуралиста Ивана Ивановича Георги, научная деятельность которого протекала в России.