Мечта переселенца
Когда от безземелья, горькой нужды и гнета помещиков уходили крестьяне из Подмосковья и с Волыни, с Поволжья и из Полесья на вольные сибирские просторы, многие переселенцы вместе с горстью родной земли везли в Сибирь бережно завернутые в жалкое тряпье корешки боровинок, антоновок, наливов, анисов, скрутов.
Медленно тянулись на восток бесконечные железнодорожные составы из вагонов четвертого класса, битком набитые переселенцами. И хотя чуть не на каждой остановке радивый садовод смачивал корни под краном вечно холодной водогрейки, а то и просто в ближайшей луже, многие яблоньки погибали еще в дороге. Но некоторые из них доезжали все же благополучно и потом еще добрую сотню верст от железнодорожной станции тряслись в телеге до какой-нибудь затерянной в тайге Сосновки или степной Березовки. Здесь, на окраине кержацкого села, переселенец первым делом копал, под усмешки старожилов, ямки и бережно высаживал истосковавшиеся по земле растеньица.
Проходило несколько дней, и — о радость! — робко развертывались зазеленевшие почки, и тянулась яблонька к яркому сибирскому солнцу.
За лето на девственной почве деревцо вытягивалось чуть ли не в человеческий рост. Но вот наступала осень. Облетали пожелтевшие листья берез, а яблонька все еще стояла зеленой. В таком наряде и заставали ее сибирские морозы… Весной вновь распускались кудрявые соседки-березы, зацветала черемуха, а яблонька оставалась голой. Еще и еще раз подходил к ней ее незадачливый хозяин, проверял верхушку, и она с унылым хрустом ломалась: вымерзла, высохла яблонька, не вынесла лютой зимы. Не хватило ей короткого сибирского лета, не успели вызреть ее нежные побеги, не смогла она подготовиться к жестокому испытанию морозами и буранами. Погибло дерево. С грустью смотрел на нее хозяин, качая головой:
— Правду говорят старожилы… Забыть надо здесь про яблоню!
— Наше яблоко — картошка! — хмуро шутили крестьяне-сибиряки.
Да что говорить о сибирских крестьянах!
В 80-х годах прошлого столетия в Красноярске отбывал ссылку известный садовод Л. П. Симиренко. Он завел у одного из местных богачей оранжерею, в которой и работал. Симиренко и мысли не допускал, что в Сибири возможно плодоводство под открытым небом.
Не хотели слышать о сибирском садоводстве и тогдашние деятели официальной науки и чиновники «самодержавного величества». Служил в царском департаменте (министерстве) земледелия профессор В. В. Пашкевич. Зная из статей и писем сибирских последователей Мичурина об их героической борьбе за сибирское яблоко, профессор Пашкевич решил помочь сибирякам. Он обратился к одному из влиятельных членов тогдашнего государственного совета, чтобы правительство хоть как-нибудь поддержало энтузиастов сибирского плодоводства. Высокопоставленный сановник только руками замахал:
— Сибирское садоводство — это химера, несбыточная фантазия досужих людей. Я не потерплю, чтобы казенные деньги тратились на эту пустую затею!
Однако ни маловеры-ученые, ни царские бюрократы не могли убить заветную мечту сибиряков о саде. Сибиряков не удовлетворяла та яблоня, которую они знали и имели в своих садиках, — дикая сибирская яблоня, что растет в лесах по берегам рек вблизи Байкала и дальше на восток. Правда, эта яблоня самая зимостойкая в мире. Она безболезненно переносит пятидесятиградусные морозы. Но плоды ее лишь отдаленно напоминают яблоко: они настолько мелки (величиной с некрупную горошину), что яблоню зовут «ягодной»; ягодки же ее — твердые, кислые и терпкие — рот связывают. Обычно они остаются висеть на дереве на своих непомерно длинных плодоножках и съедобными становятся только после морозов.
Сибирские садоводы мечтали о «настоящей», культурной яблоне, о той, что растет за Уральским хребтом, о яблоне с крупными, румяными, вкусными, душистыми плодами. Разведчики сибирского плодоводства, как и крестьяне-переселенцы, пытались вырастить в Сибири те же сорта яблонь, что растут в Европейской части России. Они выписывали саженцы и черенки яблонь с самой северной границы тогдашнего садоводства — из-под Москвы, Петербурга, из Прибалтики, даже из Швеции и Канады. Увы! Все выписанные сорта постигала та же судьба, что и антоновку, — переселенцев из Подмосковья. Деревья или совершенно вымерзали, или влачили жалкое существование, обмерзая и вновь пуская побеги из сохранившейся под снегом части ствола.
Некоторые садоводы надеялись, что яблоня постепенно «приучится» к суровому сибирскому климату. Пусть, убеждали они себя и других, мерзнет дерево год, пусть два, пусть хоть десять лет. В конце концов оно привыкнет к нашим морозам, приспособится, акклиматизируется, и тогда будем брать черенки с него для прививки.
Другие старались добиться своего, прививая черенки европейских сортов на дикую сибирскую яблоню. Они рассчитывали, что какая-нибудь антоновка или боровинка, привитая на «сибирке», станет зимостойкой.
Однако, и эти надежды оказывались обманчивыми, и более слабые, отчаявшись, бессильно опускали руки.
Но уже из далекого Козлова все громче и настойчивее звучал голос Мичурина. Мичурин не уставал повторять, что только тогда сибиряки добьются осуществления своей мечты, когда начнут высевать яблоню семенами, воспитывая молодые сеянцы в тех условиях, в которых им суждено жить. А чтобы результаты были вернее, Мичурин советовал скрещивать культурную яблоню с «сибиркой». Вместе с тем, Мичурин посылал сибирякам для испытания свои молодые сорта яблонь из числа наиболее зимостойких. Он и названия этим сортам давал сибирские: Таежное, Сибирский синап, Мирон сибирский, Ермак Тимофеевич, впоследствии просто Ермак.
Начиная с первых лет нынешнего столетия, стали появляться в печати сообщения сибиряков о полученных ими от Ивана Владимировича семенах, саженцах, черенках, о его советах, указаниях.
Сибиряки начали выходить на правильный, мичуринский путь создания своих собственных сортов через посев семян. Многие вышли на этот путь ощупью.
И это естественно.
В учении Мичурина заключается та правда жизни, которую найдет всякий, кто трудится на земле, кто работает с растениями не как начетчик, не как ремесленник, а как мыслитель, постигающий законы природы, использующий их на благо человека.
Первые шаги
Именно так работал с плодовыми растениями Павел Комиссаров, сын крестьянина-выходца из Казанской губернии, человек, едва владевший грамотой. Чудесное зрелище цветущих яблонь, виденное им в раннем детстве, не давало ему покоя и на второй его родине — в Сибири, — куда он еще мальчиком переехал с отцом. Павлу Савельевичу Комиссарову было около двадцати пяти лет, когда он в 1897 году арендовал в двух верстах от станицы Усть-Заостровской, неподалеку от города Омска, 24 десятины земли, на которой обязался развести сад. Замыслы и масштабы по тому времени неслыханные!
Казаки-старожилы недружелюбно посматривали на Комиссарова, но первое время ограничивались лишь насмешками над чудаком — «лапотником». А Павел Савельевич на своем участке с жаром копал, сеял, полол, что-то выращивал, поливал.
Но Комиссаров не только высаживал выписанные из-за Урала готовые саженцы крупноплодных яблонь. Он попробовал высевать также и семена этих сортов. Можно ли передать его радость, когда, наконец, стали наливаться первые яблоки на любовно выращенных им сеянцах; Правда, это были яблоки и по размеру и по. вкусу далеко не те, что на материнской яблоне, но ведь деревья эти не вымерзали!
Первому заплодоносившему сеянцу было дано название «Первак».
«Ему девятый год от посева, — писал Комиссаров в 1907 году, — с шестого — плодоносит… Ни разу не обмерзало за все девять лет. По-сибирски, это ценное яблоко, очень хорошее для варенья и для пирогов, сахару не нужно…» И он восторженно добавлял: «Пора отрешиться от старых предрассудков и думать о Сибири не так, как думали наши предшественники, что в Сибири, кроме березы, бузины да акаций с осиной, никакие больше благородные деревья, то есть растущие в России, Америке, Манчжурии и прочих местах земного шара, расти не могут».
Вскоре к «Перваку» добавились новые сорта, выведенные из семян: «Вгорак», «Сибирская липчатка», «Сибирская бель», «Красавка» и др. Но в станице Усть-Заостровской давно уже косились на «богопротивные» дела Комиссарова. Выпадал ли град, постигала ли посевы засуха — во всем объявлялся виноватым «колдун»-садовод. И однажды кулаки-станичники разгромили ненавистный сад. Пришлось Павлу Савельевичу на новое место перенести немногие сохранившиеся от разгрома растения. Неудачи, лишения и непосильный труд надломили его. В сорок восемь лет Комиссаров выглядел глубоким стариком. Он бродил по Омску, ни летом, ни зимой не надевая шапки, стучался во все двери, настойчиво доказывая: «Сады в Сибири могут и должны расти!»
Он умер, не дождавшись расцвета этих садов.
Годы тяжелого труда
Девятнадцатый век. В сибирской тайге обнаружены богатые россыпи золота. Жадные предприниматели ринулись со всех концов страны на добычу. Новоявленные миллионеры не знали, куда и как истратить свои «шалые» деньги. Томский золотопромышленник Горохов решил создать в Сибири свои висячие «сады Семирамиды». Он распорядился перекинуть через реку Ушайку стеклянные галереи с пальмами, бананами и различными другими тропическими растениями, устроил в своем стеклянном саду причудливые гроты и беседки.
Нечто в этом же роде затевал и красноярский промышленник Кузнецов, который с попутными ямщиками направил молодого Алешу Олониченко в Москву для обучения в известном в те времена садовом заведении доктора Грелля.
Горячо полюбил Олониченко не виданные им ранее сады, усердно учился и работал, лелея мечту развести яблони и в родном Красноярске. Возвратившись домой, Олониченко пылко принялся за осуществление задуманного дела. Олониченко получил из Москвы черенки яблони Непобедимая, названной так потому, что после одной из суровых зим в конце прошлого столетия она оказалась единственным перезимовавшим сортом. Этот сорт яблони прекрасно прижился в Красноярске, радуя Олониченко своей скороплодностью: Непобедимая нередко плодоносила уже в двухлетнем возрасте. Но плоды ее весили в среднем 10 г и для еды в свежем виде были мало пригодны. Варенье же из них получалось прекрасное.
В 1894 году Олониченко произвел большой посев семян, выбранных из типичных плодов Аниса, Анисимовского, Аркада дымчатого, Грушовки московской, Коробовки, Новогородчины, Мирончика, Титовки и других наиболее выносливых русских сортов яблонь. От посева этих семян Олониченко получил около пяти тысяч сеянцев.
Первые два года сеянцы благополучно зимовали, но зима 1896/97 года, отличившаяся даже для Красноярска суровостью (морозы достигали 50 градусов!), большую часть их уничтожила.
Олониченко был счастлив, когда насчитал весной около двух тысяч уцелевших сеянцев. С еще большим рвением стал он ухаживать за сохранившимися растениями, отмечая этикетками и повязками из мочала те из них, которые выделялись признаком культурной яблони.
Но к этому времени промышленник Кузнецов успел охладеть к своей прихоти. Хозяйское настроение передалось и подчиненным, которые знали, что могут безнаказанно глумиться над садовником. Кровью обливалось сердце Олониченко, когда он видел, как через его участок прогоняли стада коров, затаптывавших растения.
В 1906 году Олониченко получил клочок песчаной земли под самым красноярском, при впадении речки Качи в Енисей. Натаскал он на этот участок суглинистой земли, насыпал ее в ямки и перенес сюда около двухсот оставшихся сеянцев: а в 1916 году участок с садом и питомником был затоплен водой разлившихся рек. Уцелела лишь небольшая часть растений. Олониченко перенес их в город, на свою новую усадьбу, где и продолжал опытную работу вплоть до смерти (1946 год).
Пятьдесят два года плодотворной жизни отдал Алексей Иванович Олониченко развитию садоводства в Сибири. Он дождался осуществления своей мечты о расцвете сибирского плодоводства. Советская власть дала ему возможность побывать у Ивана Владимировича Мичурина. Дважды — в 1931 и 1934 годах — совершил Олониченко экспедиционные поездки за Байкал, в Бурят-Монголию для обследования дикорастущей сибирской яблони, для сбора ее семян с лучших природных форм (разновидностей). Давно лелеял Олониченко мысль об обследовании садов Поволжья, и ему была предоставлена возможность поехать и на Волгу, и в Предуралье, где он собрал семена зимостойкой уральской степной дикой вишни. Неустанно продолжая опыты, Олониченко уже глубоким стариком работал в своем саду, помогал колхозным садоводам и молодым любителям-мичуринцам.
Из очень немногих сеянцев, которые сохранились от посева 1894 года, Олониченко отобрал несколько сортов: Тунгус, Камасинка, Остяк, Карагас.
Особенно популярен в Сибири Тунгус. Деревья этого сорта очень зимостойки. Некрупные, 18—20 граммов весом, ярко окрашенные их плоды отличаются хорошим вкусом.
Внимательный читатель уже подметил, очевидно, что и Комиссаров и Олониченко высевали семена из крупных яблок, а получали на выросших сеянцах мелкие плоды. Да и по другим качествам и признакам деревья и плоды оказывались не похожими на материнские. Почему?
В садах все привыкли видеть ряды деревьев одного и того же сорта, одинаковых между собой во всем, а уже по плодам — обязательно. Так оно и бывает, когда деревья выращены не из семян, а размножены бесполым (вегетативным) путем — прививкой. В питомниках, где выращиваются для данной местности саженцы того или иного сорта, яблони так и размножаются. Вывел Олониченко, скажем, сорт Тунгус. Сначала у него было одно, выросшее из семечка, отборное дерево-сеянец. Черенки и глазки (почки) с него Олониченко прививал затем на дичках — сеянцах сибирской дикой яблони. С одного взрослого дерева он мог ежегодно срезать несколько сот почек-глазков и, следовательно, мог привить несколько сот яблонь. А с этих новых деревцев Тунгуса, которые распространил Олониченко, другие садоводы брали черенки и глазки и размножали этот сорт дальше. Теперь этот сорт растет не только вокруг Красноярска, но и в других сибирских краях и областях. Антоновка, которую многие хорошо знают, когда-то тоже была представлена одним единственным деревом, выращенным из семян. Теперь деревьев Антоновки тысячи, сотни тысяч, а самого родоначального дерева давным-давно уже нет, и даже неизвестно, кем и где именно этот знаменитый русский сорт был выведен.
Олониченко вспоминал, что И. В. Мичурин, беседуя с ним, «… очень интересовался акклиматизацией плодовых деревьев в Сибири. Задавал мне ряд вопросов: с чего я начал, как продолжаю опыты и каких достиг результатов.
Я, приблизительно, говорил так:
— С чего я начал? Чтобы создать в Сибири плодоводство, надо, прежде всего, выработать свои сорта. А чтобы выработать свои сорта яблони, надо было прибегнуть к научно-опытным работам по акклиматизации, надо было высевать семена из самых отборных и типичных плодов. В большинстве я отдавал предпочтение русским, самым скороспелым сортам и затем делал отбор сеянцев, лучших по морозостойкости, культурности дерева и плодовитости.
Выслушав меня внимательно, Иван Владимирович одобрил мой путь выведения новых сортов. В особенности ценным он считал, что мне удалось, хотя с огромными затруднениями и за счет продолжительного времени, вырастить собственные сорта для Сибири.
— Такой путь хотя и верный, — говорил Иван Владимирович, — но очень длинный. Много времени приходится ждать. Да и неизвестно, что получится от посева. Конечно, может получиться очень хороший сорт. Но для выведения его надо иметь большую выдержку и огромное терпение. Надо, — говорил он, — производить искусственную гибридизацию и затем высевать гибридные семена. Тут уже наверняка можно получить зимостойкий культурный сорт, и гораздо скорее, чем из семян от естественного опыления, от которых может получиться из нескольких тысяч сеянцев один или два сеянца новых сортов, достойных разведения…»
Как известно, И. В. Мичурин считал очень важным для успеха дела правильно подобрать родительские пары при скрещивании. Он считал, что селекционер должен расшатать наследственность и сделать молодой гибридный организм более податливым, чтобы успешнее направить строение этого растительного организма в нужную сторону. Для этой цели Мичурин советовал брать для скрещивания географически отдаленные пары, то есть растения, предки которых сформировались в разных природных условиях.
В одном из обращений к сибирским садоводам Мичурин, обобщая свои неоднократные указания, советовал:
«1. Раз навсегда отказаться от бесплодного дела простого перенесения в Сибирь плодовых растений из Европейской и Среднеазиатской частей СССР. Это перенесение ничего, кроме бесполезной траты сил, средств и разочарования, не дает.
2. Широко используя мои принципы работы, заменить простое перенесение растений выведением своих местных сортов плодово-ягодных растений.
3. При работе по выведению новых сортов необходимо:
а) брать для роли материнского производителя при скрещиваниях только местные дикие корнесобственные растения, а пыльцу брать с лучших (хотя бы привитых на дикие подвои) культурных сортов Европейской части Союза и даже из западных стран;
б) никогда не высевать гибридных семян на тучной почве, что в девяносто девяти случаях из ста приводит к чрезвычайно усиленному росту гибридов, к рыхлому строению их древесины и, в конце концов, к гибели их от вымерзания;
в) стараться выбирать для гибридных сеянцев наиболее тихие, защищенные от ветров места…»
Потомки Бугристого
Одним из первых в Сибири стал осуществлять указания Мичурина Николай Феофанович Кащенко, которого по справедливости называют основоположником сибирского научного плодоводства.
Кащенко, молодой профессор Томского университета, увлекся идеей сибирского садоводства, к которому он, как говорил «пылал неистребимой родовой страстью». Не ограничиваясь научной работой в своем саду, Кащенко пытается обобщить опыт пионеров сибирского плодоводства, пробует наладить обмен этим опытом, трижды организуя в Томске выставки по сибирскому садоводству. Но даже на самую большую выставку 1909 года Кащенко удалось привлечь лишь тринадцать сибирских участников, в числе которых наряду с П. С. Комиссаровым и А. И. Олониченко оказались и такие, как «Садоводство томского исправительного арестантского отделения № 1 (оно представило на выставку несколько яблонь… в горшках) или «Татьянинский приют» для детей-сирот, единственным экспонатом которого было единственное деревце яблони в кадке.
Но профессор Кащенко не терял мужества. Возражая маловерам, объявлявшим безнадежными попытки создания сибирского садоводства, Кащенко приводил в пример Мичурина, успешно продвигавшего садоводство с юга на север. В своей лекции 15 марта 1909 года Кащенко говорил о том, что человек может добиться успеха в тех случаях, когда необходимо «быстро изменить свойства имеющейся под руками породы и придать ей те качества, которых ей недостает с точки зрения человеческой выгоды».
И он указывал самый верный путь к цели.
«Замечено, — говорил он, — что помеси всегда более склонны к варьированию, чем потомство негибридное. Гибридизация, следовательно, оказывает подавляющее действие на наследственность и как бы освобождает от сдерживающего влияния естественно присущую каждому организму склонность к видоизменению… Значение гибридизации становится еще гораздо более ценным, если она производится человеком сознательно для достижения определенной цели и с тщательным подбором производителей… Иногда, правда, гибриды обнаруживают качества совсем неожиданные, то есть такие, которые у производителей не были заметны. Но тем лучше для нас…»
Кащенко сам на практике показал, что может дать целеустремленный подбор родительских пар при искусственной гибридизации. Для получения устойчивых и скороспелых сибирских сортов он берет, с одной стороны, дикую сибирскую яблоню и обнаруженный им в Томске местный устойчивый сеянец, по-видимому, естественный гибрид яблони «китайки» и сибирки (названный по форме плодов Бугристое), с плодами весом всего в 3 г. С другой стороны, для скрещивания с «сибиркой» и с Бугристым Кащенко берет наиболее раннеспелые русские сорта — Белый налив и Грушовку московскую. Гибриды от этих скрещиваний обещали дать прекрасный, богатейший материал для выведения приспособленных к местным условиям сортов. Но в 1912 году Кащенко вынужден был, по настоянию врачей, оставить Томск и выехать на юг на Украину.
«Потратив наиболее трудоспособный период моей жизни, почти четверть века, на изучение сибирской природы и, в частности, на опыты по выработке плодовых пород для нее, с тяжелым чувством покидал я Сибирь», — писал впоследствии Кащенко. Он не мог найти в Томске никого, кому можно было бы передать выращенные им молодые сеянцы. Лишь часть их от скрещивания «сибирки» с Белым наливом, Бугристого с Белым наливом и Грушовки московской смог Кащенко пристроить и то не в Томске, а в далеком Минусинске, у садовода И. П. Бедро. «Очень жаль, — писал Кащенко по этому поводу, — что породы, предназначавшиеся для средней полосы Сибири, будут культивироваться в ее южной полосе, где климат значительно мягче… но иного выбора у меня не было».
Когда гибридные сеянцы Кащенко начали плодоносить в Минусинске, Бедро отобрал из них ряд растений, от которых пошли популярные ныне в Сибири сорта. Особенно широко распространилась здесь Багрянка Кащенко, полученная из потомства «сибирки», скрещенной с Белым наливом. По величине плодов — это типичная ранетка с десяти-двенадцатиграммовым яблочком. Но зато дерево Багрянки отличается выдающейся зимостойкостью и урожайностью. Из потомства Бугристого, скрещенного с Белым наливом и Грушовкой московской, было выделено много сортов: Сибирская заря, Янтарка Кащенко, Сибирская звезда, Сибирское золото, Белопятнистое. Плоды этих сортов крупнее обычных ранеток и достигают у Сибирского золота и Сибирской зари 40 и более граммов. Все эти сорта летнего созревания и отличаются хорошим вкусом.
Живя на Украине, Кащенко до конца своей жизни не переставал интересоваться сибирским плодоводством. Он деятельно поддерживал переписку с сибирскими садоводами и выступал в печати по вопросам культуры яблони в Сибири.
Подснежная яблоня
Всеволод Михайлович Крутовский, как и профессор Кащенко, был высокообразованным человеком. Много лет он изучал биологию растений и, в частности, зимостойкость плодовых деревьев.
Чтобы выяснить, при какой температуре гибнут зимой яблони, он срезал с них ветви и помещал в холодильный шкаф, постепенно доводя в нем температуру до минус 70 градусов. Оказалось, что ветви безболезненно переносят даже такую чудовищно низкую температуру, если замораживание и оттаивание их производится постепенно. Значит, заключил Крутовский, разводить яблони можно и в Сибири, надо только предохранять их от резких температурных скачков. Но как это сделать в условиях континентального сибирского климата?
В 1904 году Крутовский заложил на своей даче в Лалетино под Красноярском интересные опыты. Он привил к сеянцам дикой сибирской яблони глазки (почки) свыше десятка разных сортов — Антоновки, Грушовки московской, Аниса, Апорта и других крупноплодных европейских яблонь. Прививки воспитывались в стелющейся форме, которая была названа Крутовским «арктической», так как она напоминала естественные стланцы деревьев в приполярной полосе, на крайней границе древесной растительности. Деревья «расстилались» тремя способами:
1. Прививка делалась на дичке двумя глазками с двух сторон на высоте 20—30 сантиметров от почвы. Выросшие за лето побеги осенью пригибались и деревянными крючками пришпиливались в горизонтальном положении. В таком положении пригнутые ветви продолжали оставаться и в последующие годы; появляющиеся на двух основных сучьях побеги так же пришпиливались, образуя распластанную крону дерева, а излишние побеги прищипывались.
2. Прививка дичка производилась, как обычно, одним глазком, но выращенный однолетний культурный побег срезался на высоте 20—30 сантиметров от земли. Выраставшие из почек на этом пеньке побеги отгибались осенью в разные стороны и деревянными крючками укреплялись в горизонтальном положении, образуя плоскую крону, напоминавшую положенное на землю колесо с редкими спицами.
3. Привитая культурная однолетка яблони высаживалась в наклонном положении, а к осени пригибалась ближе к земле; новые боковые побеги, вырастающие на стволике, укреплялись, как и в первых двух способах, крючками на высоте 20—30 сантиметров от почвы. Таким образом, яблоня напоминала сваленное на землю дерево с прижатой односторонней веерной кроной.
В дальнейшем Крутовский забраковал наклонную посадку, придя к выводу, что лучшие результаты получаются в тех случаях, когда основа дерева находится в вертикальном положении.
В чем преимущества стелющейся формы яблони? Деревья-стланцы зимуют под снеговым покровом. Снег предохраняет деревья и от мороза и от ветра, то есть от излишнего испарения влаги из побегов и от резких колебаний температуры. Невозможно засыпать снегом нормальное, тридцать — сорок лет растущее вертикально дерево: для этого нужен целый снежный стог. А распластанное по земле дерево укрыть снегом нетрудно. Стелющиеся яблони, посаженные Крутовским в 1904 году, растут и плодоносят до сих пор, принося до 250 килограммов превосходных яблок с дерева.
Крутовекий тщательно наблюдал за своими стелющимися деревьями. В 1931 году им пришлось перенести наиболее суровую зиму. Температура воздуха понизилась до минус 52 градусов Цельсия, а на поверхности почвы — до минус 54. Под снегом, где располагались стелющиеся яблони, термометр показывал минус 49 градусов Цельсия. И тем не менее весной эти яблони цвели, а осенью дали нормальный урожай.
На защитную роль снега давно указывал сибирякам и Иван Владимирович Мичурин. В своем обращении «К жителям суровой сибирской тайги» Мичурин говорил плодоводам районов с суровым климатом: «Прежде всего обратим наше внимание на то, что несмотря на сравнительно более продолжительные зимы во многих из таких мест с большими морозами, достигающими свыше 40°, летний, хотя и короткий, период обычно бывает достаточно теплым для полного вызревания многих летних сортов яблонь средней России. Зимой все деревца таких яблонь сплошь вымерзают до линии снега, но все, что находится ниже, под защитой снегового слоя, всегда остается неповрежденным морозами. Вот в этом-то явлении мы и найдем тот выход из затруднительного положения, при котором получится возможность преодолеть все препятствия. Дело в том, что при обилии атмосферных осадков в зимнее время в этих местностях снеговой слой в большинстве бывает в один и более метр толщины, под защитой которого могут свободно выдержать самые сильные морозы многие из наших сортов яблонь».
Но тут же Мичурин со всей силой подчеркивал, что одна подобная культура не разрешит вопроса северного садоводства, что наряду с этим надо упорно работать над созданием местных устойчивых сортов. «Без этого,— заключал Иван Владимирович свое обращение, — не только в местностях Сибири с ее суровым климатом положительно нет возможности основать дело садоводства, но без своих местных сортов не удается садоводство даже в местностях с теплым климатом».
Крутовский прекрасно сознавал необходимость выведения местных зимостойких сортов яблонь, растущих и в обычной, открытой форме.
Хотя стелющаяся форма и позволяет сибирякам выращивать теперь лучшие крупноплодные сорта яблонь, все же дело это очень хлопотное. И Крутовский выводит сорта так называемых ранеток и полукультурок. Такие его сорта, отличающиеся высокой зимостойкостью деревьев, как Лалетино и Смена, получают все более широкое распространение в садах Восточной и Западной Сибири.
Долго сибирское садоводство считалось делом отдельных опытников-любителей. Долго еще Олониченко и ему подобным энтузиастам сибирских садов приходилось уговаривать крестьянина или горожанина посадить на своей усадьбе пяток-другой яблонь.
Весна сибирского плодоводства пришла в годы советских пятилеток, неузнаваемо преобразивших лицо Сибири. Из отсталой царской окраины с мелким крестьянским хозяйством, со слабо развитой промышленностью, Сибирь превратилась в край мощной индустрии, край угля и металла, фабрик и заводов, в край передового, высокоразвитого социалистического земледелия. Густой сетью школ и высших учебных заведений покрылась Сибирь. Целая армия советской интеллигенции трудится в институтах, лабораториях, на колхозных и совхозных полях, на животноводческих фермах.
За годы советской власти возникли в Сибири многочисленные опытные учреждения по плодоводству. Сады опорных пунктов Красноярской плодово-ягодной станции доходят до 60-ой параллели. Там в 1935 году был организован Ярцевский опорный пункт. Это район так называемого Туруханского края, куда царское правительство ссылало своих самых опасных врагов и где крестьяне не знали не только плодов, но и овощей и картошки. В Иркутске, в Улан-Уде, в Хабаровске, Владивостоке — повсюду имеются опытные учреждения, которые ведут энергичную научно-исследовательскую работу по сибирскому садоводству, помогая колхозам, совхозам и садоводам-любителям успешно выращивать плодовые деревья и ягодные кустарники, получать с них высокие урожаи. В Западной Сибири еще в 1933 году, при непосредственной помощи самого Мичурина, возник опорный пункт, выросший затем в Алтайскую плодово-ягодную опытную станцию. Исследователи-плодоводы работают на Новосибирской опытной станции, в Новосибирском сельскохозяйственном институте и в Томском ботаническом саду. Профессор Омского сельскохозяйственного института Александр Дмитриевич Кизюрин пользуется заслуженной известностью за внедрение в производство стелющейся культуры яблони, получившей теперь в Сибири широкое распространение.
Опытные станции и опорные пункты выявили и собрали в своих садах сотни новых сортов, созданных сибирскими мичуринцами. Часто такой сорт был представлен одним единственным корнесобственным деревом на усадьбе опытника, который сам вывел его из семян.
Все сорта испытываются, проверяются, оцениваются. Из их числа отбираются лучшие. Научные сотрудники в содружестве с колхозными селекционерами выводят новые сорта плодовых и ягодных растений, улучшающих сибирский сортимент.
Первый в Сибири крупный колхозный сад на Алтае заложил председатель сельскохозяйственной артели «Родина» в Шипуновском районе Федор Митрофанович Гринько, ныне Герой Социалистического Труда. В 1931 году Гринько посадил первые двести пятьдесят яблонь, а через несколько лет колхозный сад занимал уже 45 гектаров. Здесь выведены свои собственные сорта яблонь.
По примеру сельскохозяйственной артели «Родина» многие колхозы Шипуновского и других районов края обзавелись плодовыми садами. Знатный садовод Иван Власович Украинский из колхоза им. Фрунзе Романовского района за выдающиеся успехи в деле развития колхозного садоводства награжден высшей правительственной наградой — орденом Ленина. В нашей стране чтят и уважают доблестный труд на поприще сибирского садоводства…
Не так давно еще — в 1935 году — в Минусинском районе Красноярского края насчитывалось всего 45 гектаров колхозных садов. Сейчас во всех колхозах района имеется 840 гектаров садов. Далеко за пределами Минусинского района славится садовод колхоза «Объединенный труд» Павел Сергеевич Ермолаев. Он создал образцовый плодовый сад на площади в 23 гектара, где в стелющейся форме растут и обильно плодоносят превосходные мичуринские сорта яблонь. Ермолаев не только опытный садовод, но и замечательный селекционер, вдохновенный последователь И. В. Мичурина. Он вывел несколько прекрасных сортов зимостойких и урожайных яблонь.
Гринько, Украинский, Ермолаев и многие другие сибирские колхозники — это садоводы-новаторы, мичуринцы, преобразующие суровую сибирскую природу.
То, что для петербургских чиновников из царского департамента земледелия было несбыточной фантазией, стало в советской стране живым делом. Колхозный строй и мичуринское учение, ставшее достоянием масс, сделали возможным осуществление заветной думы сибирских плодоводов, мечтавших покрыть родной край цветущими яблонями.
Опубликовано в Книге юного натуралиста, Москва, Детгиз, 1950.