По вопросу о взаимоотношениях сосны и ели в естественных насаждениях, так же как и по вопросу о взаимоотношениях дуба и ели, существует большая полемическая литература, достаточно хорошо известная лесоводам. Поэтому при изложении этой темы нам придется положить ее в основу, отсылая тех, кто пожелал бы детальнее с ней познакомиться, к первоисточникам.
Г. Ф. Морозов и другие лесоводы, а особенно лесоводы-типологи, считают, что сосна и ель могут образовывать друг с другом устойчивые смешения, и признают, что в качестве коренных (свойственных нетронутой естественной природе леса) типов насаждений могут существовать как смешения сосны и ели в одном ярусе («сурамени»), так и двухъярусные насаждения из сосны в первом и ели во втором ярусе, последние — на более бедных супесчаных почвах («субори»), причем смешанные насаждения в этих условиях устойчивее, чем чистые.
Точка зрения фитоценологов, исходящих из упомянутых положений С. И. Коржинского, противоположная: если где-либо сосна и ель могут поселиться совместно, ель вытеснит сосну, так как ель порода теневыносливая, а сосна — светолюбивая. Правда, тенденция к вытеснению сосны елью установлена лесоводами уже давно, и фитоценологи позаимствовали эти сведения от лесоводов. Но лесоводы ограничивают победу ели над сосной определенными условиями местообитания, круг которых значительно более узок, чем тот, который устанавливают фитоценологи. Именно лесоводы считают, что ель, как порода более требовательная к почве, чем сосна, вытесняет последнюю лишь на почвах богатых, обычно — суглинистых. На переходных же супесчаных (суборевых) почвах ель дает устойчивые сочетания с сосной и совсем не конкурирует с ней на песчаных боровых почвах, остающихся безрадельно за этой последней.
Фитоценологи считают, что коренные типы леса на протяжении всей таежной зоны, где только ель как-нибудь может расти, представлены чистыми ельниками. Только сухой бор (Pinelum cladinosum), и то с некоторым ограничением, да сфагновые сосняки (Pinetum sphagnosum) остаются за сосной. «Пусть даже почвенные условия более благоприятны сосне, нежели ели, пусть при них сосна дает стволы особенно хорошего роста и полнодрсвесные, а ель растет посредственно или даже ниже среднего, тем не менее, раз ель могла образовать сомкнутый полог, вытеснение елью сосны в дальнейшем обеспечено, так как прекращается возобновление последней». Если где-либо существуют сосновые насаждения с еловым подростом, каков бы он ни был, — к ним неизменно применяется формула Коржинского: «Это все разные стадии одного процесса, именно смены сосновых ассоциаций еловыми». «Сосна — порода более светолюбивая, чем ель. Поэтому подрост еловый под сосновым пологом, при наличности налета еловых семян, может появиться и успешно развиваться. Напротив, как только еловый подрост сомкнется и начнет затенять почву, так прекращается возобновление сосны… Таким образом произойдет смена ассоциаций соснового леса на еловый».
Процесс смены существующих сосняков ельниками — процесс быстрый; для него, по словам В. Н. Сукачева, достаточно двух-трех столетий. Как же в таком случае объясняется то обстоятельство, что чистые ельники составляют меньшинство лесов таежной зоны, между тем как ель поселилась здесь давно и должна была бы за ряд тысячелетий своего существования отовсюду вытеснить сосну, за исключением сухих и заболоченных боровых почв? Виной этому, разъясняет В. Н. Сукачев, является человек, способствующий лесным пожарам, уничтожающим ельники и еловые ярусы в сосновых насаждениях.
«Все Данные говорят, что лесные пожары, будучи характернейшим явлением там, где человеческая культура стоит низко, имели место и в докультурное время… Причиной пожаров может быть не только человек, сознательно или бессознательно, но и молния. Поэтому, вероятно, даже во все времена, а особенно на известной стадии культуры человека… деятельность огня может сильно задерживать, а временами даже останавливать процесс топографического расселения ели, выражающийся большей частью у нас вытеснением сосны. Вот почему у нас обычно наблюдается, что даже так называемый первобытный сосновый лес является одновозрастным на значительных площадях, и почему до наших дней сохранились в лесу картины, представляющие различные стадии смены сосновых ассоциаций еловыми… Нынешнее значительное распространение сосны в лесах севера не есть природное первичное явление, а связано, главным образом, с деятельностью человека, так как роль пожаров, возникших от молнии или других естественных причин, ничтожна по сравнению с ролью пожаров, вызываемых рукою человека. Без влияния человека сосна на севере занимала бы лишь места наиболее сухие и болота. Большая же часть мест, заселенных ныне сосною, была бы покрыта елью. Таким образом, большинство сосновых ассоциаций не является по существу коренными, а в известном смысле временными, наподобие березняков или осинников. Тут мы имеем грандиозный результат деятельности человека, влияния ее на растительный мир — результат, до последнего времени совершенно ускользавший от внимания исследователей».
Итак, взгляды фитоценологов на сосновые и сосново-еловые насаждения, как временные, обосновываются на следующих допущениях.
1. Взаимоотношения пород определяются их световой экологией, (сосна светолюбива, ель теневынослива).
2. При установлении коренных (природных) типов леса исключаются, как факторы посторонние, необязательные, случайные или несущественные:
а) лесные пожары по вине человека (даже первобытного) и молнии;
б) отношение сосны и ели к климату и почве, в частности к увлажнению, засухам, насекомым и т. п.;
в) долговечность пород (сосна долговечнее ели), быстрота их роста, плодоношение и другие биологические особенности.
Но можно ли исключать роль человека и лесных пожаров из наших представлений о происхождении хвойных лесов таежной зоны настолько, чтобы занести эти факторы в разряд нетипичных, привходящих, внешних или случайных?
Несомненно, что световая экология сосны и ели является важнейшим их признаком, создающим ту тенденцию, которая действительно существует в природе, — тенденцию к смене сосняков ельниками. Но исключить лесные пожары, как элемент первобытной природы хвойных лесов, а вместе с ними исключить из природы и человека, значит — мыслить о неосуществленном, представлять процесс развития первобытных хвойных лесов весьма и весьма абстрактно.
В. Н. Сукачев правильно устанавливает, что лесные пожары имели место и в докультурное время наряду с пожарами от молнии. Действительно, существует целый ряд безупречных археологических доказательств, что на всем пространстве таежной зоны человек жил начиная с конца оледенения нашей равнины. Следовательно, хвойные леса таежной зоны знали лесные пожары по вине человека (и, само собой разумеется, из-за молнии) на всем протяжении своего существования, измеряемого тысячелетиями. Пожары более древних времен были, несомненно, более опустошительными, чем пожары позднейшего времени, уже хотя бы потому, что в процессе своего распространения огонь не встречал на своем пути перемежающихся с лесом вырубок и полевых участков, а также лиственных насаждений — березняков и осинников, возникающих на месте хвойных лесов под влиянием человека. Лесоохранительное законодательство Петра I было существенным фактором, уменьшившим частоту пожаров и их размеры в течение последних двух столетий, а грандиозные пожарища, простиравшиеся, по свидетельству В. Н. Сукачева, на сотни километров, встречались не так давно лишь в первобытных лесах Сибири.
Следовательно, вопреки рассматриваемому мнению, лесные пожары в исторически не столь далеком прошлом (еще и до сих пор отраженном в той или иной степени на составе наших современных таежных лесов) представляли собой закономерное природное явление для хвойных лесов таежной зоны, ибо нельзя ни молнию, ни человека, особенно первобытного, исключить из природы, если целью рассуждений является установление истины. Реальное, практическое исключение пожаров из жизни хвойных лесов возможно лишь в современных условиях интенсивного лесного хозяйства, т. е. при помощи созидающего человека.