Изучение характера свиноводства на Новой Гвинее представляет особый интерес, так как Новая Гвинея является одним из немногих районов, где до недавнего времени встречались общества, развивавшиеся в относительной изоляции от внешнего мира и в значительной степени сохранявшие свой первобытный облик.
Конечно, это относится далеко не ко всем этническим группам. Так, многие из прибрежных обществ по крайней мере в течение века, а некоторые и гораздо дольше общались с европейцами, что весьма заметно отразилась на их культурном облике. Некоторые группы Западного Ириана (и не только прибрежные) на протяжении нескольких сотен лет прямо или косвенно контактировали с мусульманским миром островной части Юго-Восточной Азии. Напротив, папуасы Центральных нагорий впервые встретились с европейцами лишь в 30-е годы XX в., а процесс их вовлечения в систему капиталистического хозяйства начался лишь в 50—60-е годы. Однако модернизация аборигенной культуры под влиянием извне совершилась далеко не сразу. Первые иноземные товары, как правило, включались в систему местного хозяйства и в традиционную систему ценностей, принципиально мало что изменяя в образе жизни островитян. Даже батат, завезенный португальцами в XVI в. и совершивший, по мнению некоторых специалистов, целую революцию, с самого начала был интегрирован в местную систему хозяйства и социально-экономических отношений, а связанные с ним изменения происходили исключительно в рамках законов развития первобытного общества. Последнее дает в руки ученых уникальный материал, позволяющий проследить модификацию традиционного общества от классической, первобытности до ранней стадии ее разложения. Таким образом, изучение папуасов Новой Гвинеи требует дифференцированного подхода, а их сравнительное исследование может проводиться лишь с учетом исторической картины.
В целом общества папуасов Новой Гвинеи могут быть отнесены к хозяйственно-культурному типу ранних (мотыжных) земледельцев, однако следует иметь в виду, что, во-первых, характер земледелия в различных районах острова существенно различается, а во-вторых, для некоторых коллективов земледелие является подсобным занятием, тогда как основную пищу дают собирательство и рыболовство. Положив в основу критерия эволюции уровень развития хозяйства (изменение акцента хозяйственной деятельности от присваивающего к производящему хозяйству, переход от экстенсивного к интенсивному земледелию), удается построить весьма правдоподобную схему развития хозяйства и общества папуасов Новой Гвинеи и, что особенно важно, проследить этапы эволюции раннего скотоводства от доместикации отдельных животных до содержания стад животных и сложения особой системы их выпаса.
Папуасы держат домашних собак, кур и иногда прирученных местных животных, однако наиболее показательным для них является свиноводство. Зарождение свиноводства прослеживается у этнических групп, обитающих в северной части Западного Ириана в горной области в верховьях р. Тор. Основу местного хозяйства составляет собирательство саго, обильного в этих краях, и в меньшей степени рыболовство, тогда как роль земледелия второстепенна. Богатство окружающей природной среды позволяет населению жить более или менее оседло. В этих условиях оказывается возможным приручение поросят, которых мужчины ловят на охоте. Специальное разведение свиней у жителей р. Тор отсутствует. За поросятами ухаживают женщины, подкармливая их земледельческими продуктами. Поросят очень любят и считают их членами семьи, кровными родственниками. Таким образом, отношение к ним имеет черты, типичные для содержания животных-«любимчиков». Когда свинья вырастает, ее неизбежно убивают на мясо для совершения той или иной церемонии социального либо религиозного характера. Однако и здесь сохраняются черты, связанные с институтом «любимчиков». Ни хозяин, ни члены его семьи не имеют права, да и не стремятся сами убивать свинью и есть ее мясо, объясняя это обычно тем, что никто не смеет есть мясо сына или брата. Заколоть свинью приходится какому-то дальнему родственнику. Любопытно, что этот порядок напоминает охотничью практику: ни охотник, добывший дикого кабана, ни его ближайшие родичи не имеют права есть мясо этого животного. Вместе с тем полного тождества между этими обычаями не наблюдается, так как свинину запрещается есть не столько самому хозяину, сколько тому, кто ухаживал за прирученным животным. Поэтому хозяева порой отдают свинью на выпас в соседнюю общину своякам или друзьям, вознаграждая их за работу рыбой, фруктами и различными предметами быта.
Свиньи у населения р. Тор находятся в обособленной индивидуальной собственности их владельцев, мужчин и женщин. В случае смерти хозяев всех принадлежавших им свиней убивают, что соответствует традициям местного погребального обряда, требующего уничтожения личных вещей. Никому не позволяется есть мясо таких свиней, и его выбрасывают собакам. Вместе с тем, получая куски свинины во всех остальных случаях убоя свиней, папуасы не без основания полагают, что свиньи выращиваются хозяевами на благо всей общины, и всегда подкармливают животных излишками пищи.
При запрете на мясо собственных свиней выгода от их содержания, казалось бы, весьма эфемерна. Однако это не так. Как правильно подчеркивает Г. Остервал, эта выгода заключается в том, что хозяин использует свинину для обмена, приносит ее в дар свойственникам, выполняя свои социальные обязанности перед ними, а также повышает свой престиж, деля мясо между сородичами и друзьями. За мясо, полученное на пиру, необходимо обязательно впоследствии отдаривать.
Прирученных свиней у жителей р. Тор очень мало. Видимо, поэтому для главного праздника, устраиваемого время от времени в мужском доме, мужчины специально добывают на охоте кабана. Облик праздника в целом типичен для Новой Гвинеи: он имеет ярко выраженный потлачевидный характер, и приглашенные гости в ответ устраивают позже еще более грандиозный пир.
Немного более развитой характер имеет свиноводство у квома, обитающих в горном районе в среднем течении р. Сэпик. Они также приручают поросят диких свиней, хорошо откармливая их первое время около дома. Впоследствии они, как и жители р. Тор, отпускают их на вольный выпас. Квома холостят боровов, считая, что это уберегает их от одичания. Свиньи свободно бродят по округе, где их часто покрывают дикие кабаны. Таким образом, у квома стадо частично пополняется за счет приплода прирученных свиноматок.
Многие отмеченные характеристики свиноводства типичны и для других папуасских групп. Повсюду уход за свиньями почти целиком ложится на плечи женщин, но иногда им в этом помогают дети. Особой заботой окружают поросят, которых хорошо кормят и постоянно носят с собой. В некоторых группах в прошлом женщины даже порой вскармливали их грудью (бонгу, медлпа, энга и др.). В результате поросята настолько привыкают к своим хозяйкам, что постоянно сопровождают их, где бы они ни были. Таким образом, местное население неосознанно использует эффект импринтинга, привязывая животных к человеку, что препятствует их одичанию.
Уход за взрослыми животными сводится к обеспечению их кормом один или два раза в день и изредка к их лечению рациональными или чаще магическими способами. В течение дня свиньи пасутся сами по себе и бродят где им вздумается. Поэтому при относительно «многочисленном поголовье они представляют реальную угрозу для огородов, и папуасы пытаются осуществлять некоторый контроль за стадом. Чаще всего огороды обносят для этого частоколом или каменным забором, а иногда окружают канавами, причем в прибрежных районах изгороди ставятся далеко не везде, тогда как в нагорьях они встречаются регулярно. Иногда (в некоторых районах Центральных нагорий) изгородью обносят и поселки, чтобы днем держать свиней за их пределами, а дани долины Балем в некоторых случаях даже огораживают пастбища. Другим методом, который характерен лишь для наиболее развитых земледельцев нагорий, является выпас свиней, при котором дневной контроль за стадом поручается кому-либо из взрослых или старшим детям. Кое-где пастухами служат мужчины низкого статуса. Любопытно, что если в Центральных нагорьях на это, как правило, отваживаются лишь наиболее бедные люди, которых в результате начинают презирать еще больше, так как они взялись за женскую работу, то в Западных нагорьях уход за поросятами, напротив, считается весьма почетным занятием и им не гнушаются даже зажиточные люди. В наиболее развитых районах заботятся также и о месте ночевок свиней. В Центральных нагорьях поросята до полугода обычно ночуют в женских домах в тех же помещениях, что и люди, но для взрослых свиней в домах отводятся специальные отсеки — стойла. Там же, где дома строятся на сваях, как, например, у экаги (капауку), свиньи ночуют под домами. У дани долины Балем и у населения о-ва Колепом свиней на ночь загоняют в специальные свинарники, где у каждого животного есть свое стойло. Свинарники известны и у медлпа в Центральных нагорьях. Здесь их возводят в районе пастбищ богачи, обладающие крупными стадами. Напротив, в более отсталых районах папуасы в меньшей степени заботятся о свиньях, которым зачастую приходится ночевать в кустах.
Папуасы Новой Гвинеи почти повсеместно кастрируют боровов, считая, что тем самым животные, с одной стороны, становятся более спокойными и менее опасными, а с другой — скорее
жиреют и отращивают более крупные клыки. Вследствие этой практики во многих районах рост стада возможен лишь в результате гибридизации одомашненных свиноматок с дикими кабанами (помимо уже упоминавшегося приручения диких поросят). Однако в Центральных и Западных нагорьях практикуется содержание боровов-производителей, что повышает контроль за воспроизводством стада и ведет к сознательному искусственному отбору. Количество производителей всегда мало. Так, в центральной части долины Ваги каждая родовая община (150—200 человек) держала не более 1—2 производителей, соседская община у дани (300—400 человек) тоже 1—2, а у экали 1—2 производителя приходилось на несколько соседских общин. За использование производителей всегда полагалась плата либо раковинами, либо поросятами от приплода. Переход к содержанию производителей наблюдается у папуасов группы маринг. Некоторые из них (цембага) этой практики совершенно не знают. Напротив, другие (бомагаи-ангоянг) хотя и холостят всех боровов, но иногда позволяют домашнему борову до кастрации покрыть несколько самок.
Хотя обычно и считается, что свинья — весьма плодовитое животное, поголовье этих животных во многих районах Новой Гвинеи растет крайне медленно. Местные свиньи могут плодоносить дважды в год. По данным Д. Хаулет, за один раз они приносят в среднем 2—4 поросят. Однако в наиболее развитых районах свиньи, возможно, более плодовиты: средний приплод у свиней экаги составляет 6 поросят. Таким образом, в Западных нагорьях, где уход за поросятами лучше, стада размножаются быстрее, чем в Центральных и Восточных нагорьях. Для последних весьма типичной представляется картина, нарисованная Р. Раппапортом. По его наблюдениям, в период полевого сезона у цембага было реализовано лишь 14 из 100 потенциальных беременностей свиней, причем в связи с высокой смертностью среди поросят к концу сезона от всего приплода осталось лишь 32 поросенка, т. е. чуть больше 2 поросят от каждой свиноматки. По данным Л. Поспнсила, у экаги 52% поросят не доживает до возмужания: 27% гибнет при рождении, а 25%—от болезней или режется на мясо для совершения каких-то церемоний. Большое влияние на скорость роста стада оказывают и некоторые обычаи. Так, в случае любых невзгод и бед (болезнь, смерть, неурожай и др.) полагается убивать одну или несколько свиней. Тем самым общества, постоянно страдающие от болезней и превратностей погоды, находятся в гораздо худших условиях по сравнению с другими. Любопытно, что именно таково соотношение между папуасами низменностей и нагорий: первые живут в гораздо менее здоровой природной обстановке, где свирепствуют малярия и другие болезни. Некоторые другие обычаи, встречающиеся у горных папуасов, также замедляют рост стада. Так, гадсуп выращивают лишь часть поросят, принесенных свиньей, тогда как остальных они «неизменно отпускают на волю. Общее «представление о скорости роста стада дают данные, полученные у цембага: в «хорошем» месте стадо в 60 поросят за шесть лет разрослось до 169 голов.
Таким образом, следует ожидать, что стада у папуасов относительно немногочисленны, что и подтверждается прямыми статистическими подсчетами. Правда, прежде чем ими пользоваться, следует иметь в виду, во-первых, стремление папуасов скрывать от чужого глаза точное количество своих свиней, а во-вторых, цикличность колебаний состава стада от праздника до праздника. В среднем по Новой Гвинее эти колебания происходят в рамках от 0,2 до 2,5 животного на человека. В наиболее развитых свиноводческих районах накануне праздника на человека приходилось: у чимбу — 1,0, у райапу энга — 2,3—3,1, у дани — 3 свиньи. У мае энга, видимо, примерно в середине цикла насчитывалась 1,0—1,3 свиньи на человека. Более скромные цифры получены у маринг: 0,3—0,5 в начале цикла и примерно 0,8—1,0 ,в конце. Эти данные становятся еще более показательными, если сопоставить их с частотой проведения праздников.
Центральное место в этих праздниках занимает убой свиней и распределение свинины, причем если на побережье и у более отсталых папуасов нагорий используют, как правиле, единичных животных, то в Центральных и Западных нагорьях это число достигает нескольких сотен или даже тысяч голов. К сожалению, далеко не всегда удается выяснить, сколько мяса реально получает каждый из участников праздника, и не только потому, что количество участников сильно колеблется, а главным образом потому, что гости зачастую относят полученные куски свинины в свои общины, где раздел мяса продолжается. Ясно, однако, то, что в период праздника люди получают мяса много больше, чем в будни. По описанию М. Рей, кума в такие периоды наедаются до рвоты и потом снова едят. У цембага во время праздника на человека приходилось по 5—6 кг свинины, которую съели за пять дней. У чимбу на одном из праздников. присутствующим досталось по 2—3 кг мяса.
Конечно, свининой питаются не только на этих многочисленных праздниках. Однако убой свиней и поедание свинины, за редкими исключениями, обязательно сопутствуют той или иной церемонии (рождение, брак, смерть, обращение к духам, строительство дома, вынос судебного решения, прием гостей и т. д.). Малочисленное поголовье свиней неспособно регулярно снабжать население мясом; главной пищей островитян остается растительная. О роли мяса в их рационе можно судить по таблице, которая со всей очевидностью показывает, какой серьезной проблемой является нехватка белковой пищи для папуасов. Правда, включенные в таблицу данные о количестве животных белков требуют некоторых оговорок. Дело в том, что расчеты потребления свинины, которую едят нерегулярно, производить всегда крайне трудно. Поэтому некоторые авторы учитывают лишь данные о содержании в пище мяса диких животных и рыбы. Те же, кто пытается делать расчеты, исходя из потребления мяса домашних свиней, всегда предостерегают против абсолютизации своих показателей. Как бы то ни было, мясную пищу папуасы едят крайне редко. В дневном рационе бомагаи-ангоянг она составляет 0,86%, у цембага—1,0, у райапу энга — 1,5 (мясо и рыба), у сиане — 2,3, у чимбу — 0,5%. В период охотничьего сезона у населения о-ва Коленом лишь в 11% трапез входила пища, содержавшая животные белки, причем мясо составляло лишь 3,0%.
Как показал Р. Раппапорт, в некоторой мере нехватка животных белков компенсируется использованием в пищу широкого набора корне — и клубнеплодов. Однако это не решает проблемы полностью не только потому, что в мясе необходимые организму вещества содержатся в наиболее концентрированном виде, но и потому, что только в нем есть некоторые витамины, необходимые для нормального развития организма. Особенно остро белковая проблема стоит в нагорьях, так как возможности для рыболовства здесь весьма незначительны, а количество дичи прогрессивно убывает с ростом населения и площадей, расчищенных из-под леса. Поэтому в районах с наибольшей плотностью населения свиньи представляют порой единственный более или менее надежный источник мясной пищи. Не менее важную роль свинина играет и в питании жителей ряда мелких островов и некоторых этнических групп нагорий, которые сами не разводят свиней, а получают свинину в обмен у соседей.
В некоторых случаях свиньи и свинина служат важнейшими, а порой и единственными предметами обмена для получения жизненно важных вещей, отсутствующих в данном районе. Так, необычайно крупные стада свиней (по 3 свиньи на 1 человека), разводимые корофейгу, служат, по мнению ряда специалистов, для того, чтобы выменивать у соседей растительную пищу в условиях периодически повторяющихся засух и голода. У дани одни группы регулярно платили свиньями другим за позволение жить в их расположении или за право доступа к каким-либо ресурсам (например, к залежам соли).
Другие важные хозяйственные назначения свиней заключаются в том, что они могут вскапывать землю на огородах, уничтожать сорняки и унавоживать почву. Поэтому после сбора урожая свиней, как правило, пускают в огород, причем эффект от этой практики тем выше, чем дольше люди пользуются огородами. Он наиболее высок там, где огороды постоянны. У чимбу навоз используется далеко не везде, В верхней части долины чимбу свиней выпускают в огород, и они удобряют почву. Напротив, в центральных и южных районах для свиней существуют отдельные пастбища, навоз с которых не собирают. Санитарная роль свиней, о которой иногда пишут, представляется весьма проблематичной. С одной стороны, они, конечно, поедают отбросы и фекалии, но, с другой, — являются столь же очевидными разносчиками заразы.
Наличие свиней ставит перед людьми важные проблемы, и прежде всего проблему кормов. Дело в том, что природные условия для развития традиционного свиноводства на Новой Гвинее малоблагоприятны. Здесь весьма остро стоит вопрос о пастбищах. В нагорьях под пастбища обычно отводятся открытые степные участки, слишком трудоемкие для земледелия. Однако площади степей относительно невелики, хотя они постоянно увеличиваются в результате деятельности людей. Поэтому люди должны сами обеспечивать свиней основным кормом, причем прожорливость свиней делает эту задачу крайне обременительной. По подсчетам, произведенным у цембага, райапу энга и зкаги, на прокорм свиней уходит до 49—73% всего урожая батата, так как для одной свиньи требуется примерно 1,4 кг батата в день. Р. Раппапорт высчитал, что 13—15 свиней потребляют батата и маниока не меньше, чем 16 человек. Он же определил, что для прокорма одной свиньи требуется засадить участок в 600 м2, т. е. такой же, как и для одного человека. Все это свидетельствует о том, что свиноводство существенно влияет на развитие местного земледелия и в особенности на объем труда женщин, которые ухаживают за свиньями и регулярно занимаются земледелием. Ясно, что размер стада зависит прежде всего от количества женщин в хозяйстве. Попытки определить предел, до которого может возрастать нагрузка женщин, показали, что в Центральных нагорьях одна взрослая женщина может прокормить максимум 8—9 животных, однако, как заметил Р. Раппапорт, в этих случаях часть труда неизбежно перекладывается на плечи детей. Поэтому нормальной нагрузкой женщины является уход примерно за четырьмя свиньями. Еще меньше нагрузка у женщин экаги, где нормальным считается уход за двумя свиньями. Вот почему в наиболее развитых обществах нагорий огромную роль играет многоженство, характерное для 25—35% женатых мужчин. В более отсталых группах многоженцы встречаются гораздо реже. Отсутствие женщины в хозяйстве вообще не позволяет заниматься свиноводством. У цембага отмечен случай, когда смерть жены заставила мужчину убить всех своих свиней, так как о них некому стало заботиться. Впрочем, многоженство является лишь одним из способов увеличения поголовья свиней. Об этом говорит хотя бы тот факт, что у развитых земледельцев и свиноводов хули даже «большие люди» имеют, как правило, по одной жене. Другим способом служит отдача свиней на выпас в соседние общины родичам, свойственникам или друзьям. Это делают также и для того, чтобы избежать больших потерь в случае эпидемий и вражеских нападений. Кроме того, к этому особенно часто прибегают богачи, которые пытаются таким способом уклониться от обязанности отдавать свиней на коллективные нужды. Райапу энга обычно отдают своих свиней туда, где есть хорошие пастбища или же где поголовье свиней крайне малочисленно. За выпас свиней всегда полагается плата (раковинами или поросятами).
Наконец, еще одним способом избежать вредных последствий роста стад (одичание части особей, повышение вероятности краж, падежа, потравы и т. д.) является рассредоточение общины и рассеянное расселение отдельных семейных групп по всей ее территории, что достигает своей кульминации к началу праздника. Чем более развитой характер имеет свиноводство, тем больших масштабов достигает это явление. Так, если у сиане на основном поселении живет постоянно 70% населения, то у цембага — лишь 10—30%.
Сопоставляя приведенные данные с материалами о географическом распространении интенсивных методов свиноводства (наличие пастухов, стойл, искусственного отбора и т. д.), нетрудно сделать вывод об относительно высоком уровне развития свиноводства в Центральных и Западных нагорьях, что прямо связано с наличием здесь наиболее высокоразвитого на Новой Гвинее земледелия. Е. Уоддел не без основания связывает возросший контроль за стадом с формированием в этих местах системы постоянных полей.
Помимо утилитарно-хозяйственной свиноводство играет огромную «роль в социальной жизни островитян. Ни одно сколько-нибудь существенное событие в их жизни не обходится без поедания свинины. Свиней приносят в жертву духам предков в случае рождения, смерти, перехода в следующую возрастную категорию, вступления на новую ступень социальной лестницы; они неизменно входят в брачный выкуп; жертвоприношения свиней совершаются при объявлении войны и заключении мира. Свиньи или свинина составляют неотъемлемую часть всевозможных штрафов и выплат, а также считаются одним из наиболее обычных предметов обмена и часто служат денежным эквивалентом. Наконец, наличие свиней говорит о социальном статусе их владельца. Правда, эта характеристика является очень обобщенной. Некоторые из названных черт не характерны для отдельных папуасских групп, а облик других в конкретных условиях отличается значительной вариабельностью. Так, у нгаинг церемония нового урожая, видимо, обходится без поедания свинины, у дани магические обряды при строительстве мужского дома также не требуют использования продуктов свиноводства, а у населения о-ва Колепом и у телефолмин свиньи не входят в брачный выкуп. Бели убой свиней и поедание свинины у папуасов совершаются, как правило, в ритуальном обрамлении (зачастую религиозном), то в Западных нагорьях известны случаи убоя исключительно по хозяйственным соображениям. Так, у экаги хозяева порой режут свиней для того, чтобы избавиться от излишка поголовья и обменять свинину на раковинные деньги. В других районах вне церемоний разрешается есть мясо только умерших или погибших свиней, у кума лишь естественная смерть свиньи дает хозяину право использовать все мясо для домашних нужд, ни с кем не делясь. Но на практике он и в этом случае делится с членами своей общины. То же известно и у чимбу. Количество свиней, входящих в брачный выкуп, тоже сильно варьируется в зависимости как от богатства общества, так и от социальной ценности свиней. Иногда в брачный выкуп входят не живые, а убитые и специально приготовленные свиньи. Обычно требуемый брачный выкуп может быть собран лишь совместными усилиями большой группы людей, главным образом родичами по отцовской линии, а также частично материнскими родичами и «друзьями» (обычно свойственниками). Поэтому в течение длительного времени молодая семья тратит много усилий, чтобы выплатить этот долг.
Стержнем хозяйственного цикла папуасов Новой Гвинеи является или являлся до сих пор праздник, состоящий из нескольких стадий, на протяжении которых совершается прием новых членов в общину, возобновляются и укрепляются связи с дальними родственниками и союзниками, устанавливаются обменные отношения (происходит товарообмен и заключаются долгосрочные сделки), завязываются любовные связи и заключаются браки, совершаются инициации подростков, происходит смотр боевых сил, отменяются многие табу, кости умерших переносятся в особые святилища («раку»), исполняются ритуалы, связанные с культом плодородия. Праздник, с одной стороны, является показателем солидарности, могущества и престижа рода, а с другой — отражает процесс социальной и имущественной дифференциации, так как именно на празднике и при его подготовке особенно рельефно выступает роль «больших людей».
Вместе с тем и здесь отмечается значительная вариабельность. Если в целом приведенная характеристика и справедлива для всех обществ, то в каждом конкретном случае исследователями отмечается особый акцент на те или иные отдельные ее элементы в ущерб всем остальным. Так, у нгаинг массовый убой свиней является центральным событием церемоний, связанных с ритуалами жизненного цикла; у некоторых групп Восточных (форе, камано, усуруфа, джате) и Центральных нагорий (маринг) цель праздника заключается или до недавнего времени заключалась прежде всего в установлении мирных отношений с соседями и заключении военных союзов, хотя при этом большую роль играют также общение с духами предков, культ плодородия и инициации; у чимбу, кума и медлпа на первое место выступают ритуалы, связанные с молением о повышении благосостояния и о благоденствии общества, причем немалое значение имеют умилостивительные обряды, обращенные к духам предков; у населения о-ва Колепом и у дани кульминация праздничного цикла приходится на погребальный обряд, а порой и на сопутствующие ему церемонии жизненного цикла (инициации, браки); у сиане основная раздача свинины приурочена к инициациям; наконец, у ряда наиболее развитых обществ, и прежде всего у экаги, на первый план выступает престижный характер празднества. Ритуально-престижный обмен наиболее разработан в районах с относительно развитым земледелием и свиноводством и высокой плотностью населения: у экаги, дани и некоторых групп в Центральных нагорьях (энга, медлпа, каколи, менди). Только у последних встречаются такие весьма специфические виды дарообмена, как «мока» у населения горы Хаген (медлпа и др.) и «тее» у папуасов, живущих к западу от долины Ваги (энга и их соседи). Со временем эти церемонии все более секуляризируются и приобретают характер чисто престижных состязаний между общинами или отдельными индивидами. Дальше всего этот процесс зашел у экаги, у которых наблюдается становление товарного производства, интересам которого и служат различного рода праздники и другие убой свиней.
Другая тенденция, которая ярче всего видна у энга и медлпа, заключается в росте значения обмена живыми свиньями в ущерб обмену свининой. Смысл ее состоит в том, что население все более начинает понимать выгоду от свиноводства, осознавать, что живые свиньи, размножаясь, могут значительно увеличивать благосостояние людей. Любопытно, что такое отношение к свиноводству встречено именно в тех районах, где техника разведения животных отличается наибольшей оснащенностью. Наконец, третьей тенденцией, прямо связанной с двумя предыдущими, является стремление к сохранению свиней для участия в рассмотренных крупных престижных обменах. Это делается в ущерб другим церемониям, которые все чаще происходят без убоя свиней и без раздачи свинины. Отмеченная тенденция зафиксирована у каяка энга. Конечно, нельзя упускать из виду, что эти относительно новые тенденции могли возникнуть вследствие прямого или косвенного влияния процессов, сопутствовавших европейской колонизации. Действительно, многие специалисты прямо указывают на то, что до появления европейцев в нагорьях местное население имело гораздо меньше свиней. Однако следует заметить, что развитие свиноводства и связанных с ним социально-экономических отношений в течение нескольких десятилетий после начала колонизации продолжало идти в рамках традиционной системы хозяйства по законам эволюции первобытной экономики. Поэтому есть все основания считать, что вторжение европейцев лишь ускорило процессы, которые рано или поздно привели бы к тому же результату и без их влияния.
Характеризуя новогвинейский праздник, необходимо отметить еще одну его особенность, которая заключается в том, что он служит одним из важнейших (механизмов этнической интеграции. По данным М. Рей, в средней части долины Ваги люди причисляют себя к единой этнической общности на том основании, что они едят один и тот же «бег». «Бег» — термин, обозначающий лист, который употребляют только при приготовлении свинины для праздника. Таким образом, этническое самосознание объединяет лишь тех людей, которые участвуют в одних и тех же праздниках. У мае энга совместный прием пищи, и в особенности свинины, также означает дружбу или родство и в любом случае устанавливает тесные социально-экономические связи (дарообмен) между партнерами. В этой связи важно отметить, что в самых разных обществах Новой Гвинеи дарообмен чаще всего ведется со свойственниками или материнскими родичами.
Прежде чем перейти к анализу прав собственности на домашних свиней, необходимо отметить, что в целом на Новой Гвинее повседневная жизнь папуасов проходит в рамках преимущественно родовых общин в восточной части острова и преимущественно соседских — в западной, однако и на востоке во многих местах родовые общины постепенно трансформируются в соседские. Вместе с тем вопрос о собственности на свиней повсюду разрешается на индивидуальном уровне. Основная масса свиней, как правило, принадлежит мужчинам, и лишь немногие особи — женщинам. По всеобщему признанию, мужчины получают право владеть свиньями, отбирая новорожденных поросят у свиноматок и принося их домой. В то же время ухаживающие за свиньями женщины порой также пытаются предъявить на них какие-то права. Это ведет к бесконечным спорам между мужьями и женами, которые, правда, заканчиваются чаще всего в пользу мужчин. Однако в виде компенсации, используя свинью по своему усмотрению, муж обычно обязан сделать жене какой-нибудь подарок. Как бы то ни было, именно мужчина в первую очередь решает, когда и сколько свиней необходима убить, а также кому и в каком порядке раздать свинину. Правда, на Новой Гвинее во многих местах сохраняется порядок, согласно которому ни хозяин, ни тот, кому свинья отдана на выпас, не имеет права ни убить свинью, ни есть ее мясо. Этот обычай генетически восходит к традиционному порядку раздела туши дикого кабана и действует по отношению к другим домашним животным, например к собакам. Обращая внимание на распространенность этого обычая у папуасов, некоторые исследователи находят возможным трактовать его как доказательство наличия коллективной собственности на домашних животных. Однако это не так. Во-первых, указанный порядок характерен далеко не для всех папуасов: в наиболее развитых районах он отсутствует. Во-вторых, что гораздо важнее, каким бы образом и при каких бы обстоятельствах ни «дарились» свиньи или свинина, получатель, как правило, принимает на себя обязательства вернуть ее дарителю в том же или в еще большем количестве в будущем, причем это требование распространяется не только на свойственников и друзей (торговых партнеров), но часто и на кровных родственников. Дальше всего эти своеобразные экономические отношения зашли у экаги, где существовала самая настоящая купля-продажа свиней и свинины, причем покупка и оплата порой совершались одновременно.
Надо сказать, что наличие обособленной индивидуальной, собственности на свиней находит отражение и в папуасской лексике. Так, у сиане различается несколько видов собственности, причем к одному из них («амфонка») относятся личные вещи, дом жены, выращиваемые деревья и свиньи, тогда как земля и огород попадают уже в другую категорию. Аналогичное разграничение проводят и дани, которые выражают отношение человека к земле словами «вен Ум’уе-ветекма», т. е. «огороды, где работает Ум’уе» (Ум’уе — имя одного из членов общины). Однако при наличии общего термина для свиньи («вам») чужую свинью дани называют «акхо.
Признание обособленной индивидуальной собственности на свиней фиксируется и в папуасском обычном праве. Не случайно кража или увечье, нанесенное свинье, наряду с кражей женщин является одним из наиболее распространенных преступлений, поводов к войне, причин для ссор и стычек. На примере папуасов Восточных нагорий Р. Берндт убедительно показал, что за кражу свиней, совершенную даже близким родичем, полагается весьма суровое наказание. Наконец, обособленная индивидуальная собственность на свиней служит важнейшей основой для имущественной и социальной дифференциации и выделения прослойки зажиточных хозяев («больших людей»). В целом по Новой Гвинее авторитет отдельных общинников опирается на их личные качества (физическая сила, ораторские и организаторские способности, смелость и военное искусство, искусство магии) и богатство, а в особенности — на «щедрость» в его раздаче. Вместе с тем, чем более развитым является общество, тем большее значение приобретают богатство и щедрость. Богатство же, как правило, измеряется в количестве свиней, которыми обладает человек, и в количестве свиней, которое он может распределить на празднике или же во время иных церемоний. Правда, соотношение между высоким авторитетом и количеством имеющихся у человека свиней не так уж прямолинейно.
В ряде случаев «большому человеку» надо не столько иметь много собственных свиней, сколько быть связанным дарообменными отношениями с массой партнеров. Чем больше людей представляет «большой человек» на церемонии престижного обмена, тем больше у него должников и кредиторов, тем выше его авторитет. Во многих обществах сила «большого человека» прямо связана с могуществом его общины, так как в межобщинных дарообменах именно он представляет свою общину и именно через его руки проходят все предметы обмена, следующие в том или ином направлении. Таким образом, до известной степени интересы «большого человека» 1Могут совпадать с интересами общины, что бывает на руку «большим людям», которые под предлогом защиты общих интересов зачастую пытаются контролировать деятельность других общинников. Так, у райапу энга «большие люди» внимательно следят за тем, чтобы владельцы свиней были не слишком расточительны, поскольку перед лицом предстоящего обмена, «тее» община должна находиться во всеоружии. У мае энга «большие люди», пользуясь своим авторитетом и полномочиями, притесняют бедных общинников, устанавливая сроки выплат им долгов по своему усмотрению. В некоторых районах нагорий в борьбе за авторитет богачи устраивают между собой престижные пиры-состязания.
Таким образом, с развитием общества богатство все более становится привилегией избранных, разрыв между богатством и бедностью нарастает.
Материалы, собранные у некоторых папуасских обществ, позволяют выявить и истоки статуса «большого человека». У квома и у населения о-ва Колепом наивысшим авторитетом пользуется удачливый охотник, который чаще других снабжает общинников мясом диких животных, в особенности кабанов. Любопытно, что и здесь раздача мяса имеет потлачевидный характер и требует отдаривания впоследствии.
К разведению свиней папуас приступает еще подростком, получая свиноматку в подарок от отца или какого-то другого родственника. За это он обязан в будущем вернуть одного или нескольких поросят от первого приплода. Однако в основном папуасы начинают заниматься свиноводством уже после вступления в брак, причем одной из побудительных сил является стремление уплатить долг родичам, собравшим брачный выкуп. В некоторых случаях основу стада молодой семьи составляют свиньи, приведенные невестой, причем приданое становится собственностью мужа. Процесс становления индивидуального свиноводства весьма своеобразен у экаги, которые продают поросят только людям, уже зарекомендовавшим себя опытными свиноводами. Поэтому, как правило, юноши нанимаются свинопасами к богачам, от которых они получают первых свиней в качестве платы за труд.
В целом после смерти хозяина свиньи разделяют судьбу других его личных вещей, хотя и не всегда. У некоторых групп папуасов зафиксирован весьма архаический порядок, по которому личные вещи ломались или оставлялись на могиле хозяина. У других групп это происходило лишь с частью личных вещей, тогда как остальные наследовались, и, наконец, у третьих все личные вещи наследовались. По-видимому, это разнообразие отражает различные эволюционные стадии, которые были характерны и для собственности на свиней. Судить об этом позволяет отмеченная выше практика убоя всех прирученных свиней после смерти владельцев у населения р. Тор. Однако ценность домашних животных, способных размножаться, была, видимо, весьма рано осознана островитянами. Поэтому сейчас на Новой Гвинее свиньи сплошь и рядом передаются по наследству, причем, как правило, от отца к сыну. У некоторых групп предпочтение отдается старшему сыну, который и получает все стадо. Если же сына нет, то свиней наследуют брат или какой-то другой мужской родич, в чем можно видеть стремление рода не выпускать материальные ценности из сферы своего влияния. Зачастую умирающий делает устное завещание, причем в том случае, если мужчина экаги почему-либо недоволен своим сыном, он может завещать свиней не ему, а кому-то другому.
Какой бы сильной ни выглядела обособленная индивидуальная собственность на свиней, ее нельзя абсолютизировать. Есть данные о том, что в некоторых случаях коллектив ограничивает право человека распоряжаться свиньями по своему усмотрению. Кроме того, отчуждение свинины происходит порой безвозмездно. Так, по наблюдениям Р. Сэлисбери, у сиане распределение свинины не создает каких-либо обязательств и не противопоставляет дарителя получателю тогда, когда больной раздает мясо животного агнатам или же отец делит свинину по поводу возмужания своего ребенка. И в том и в другом случае получателями являются кровные родичи, члены отцовского рода. По утверждению У. Кларка, община в лице «больших людей» внимательно следит за тем, чтобы в ней не было чересчур резкой имущественной дифференциации. Поэтому по мере надобности (в случае уплаты различных штрафов и т. д.) свиней забирают прежде всего у наиболее богатых общинников. Наконец, известные преимущества родичей в использовании собственности друг друга закреплены, например, у дариби в родовой терминологии: члены рода определяются как те, которые «делят богатство» и «делят мясо», а нечлены — те, с которыми обменивают богатство и мясо. О том же свидетельствуют уже отмеченные выше правила наследования, отражающие стремление удержать материальные ценности в рамках рода.
Значение свиней для островитян не ограничивается их хозяйственной и престижной ценностью. Они занимают или до недавнего времени занимали важное место в идеологических, религиозных представлениях. Любой убой свиней, за единичными исключениями, ставит одной из своих целей общение с духами, благосклонность которых можно снискать лишь частыми жертвоприношениями. Вместе с тем, как считают папуасы, духов интересует только душа свиней. Поэтому мясо в любом случае, так или иначе, делится между живыми людьми. Одной из важнейших функций праздника с массовым убоем свиней является умилостивление духов, от которых зависит благосостояние рода и счастье его членов. Любопытное описание механизма этого ритуала оставил А. Гитлоу. По его словам, медлпа готовят свинину для праздника на особых священных камнях. Тем самым священная сила переходит в мясо, а из него в людей, которые в результате должны обрести богатство и счастье. Интересно, что у некоторых более отсталых групп папуасов праздничным блюдом считается мясо не домашних, а диких свиней. Так, у населения р. Тор и у киваи накануне праздника мужчины специально отправляются в лес на добычу кабана. Однако это вовсе не означает, что доместикация свиней происходила по религиозным мотивам. Показательно, что и папуасы р. Тор, и киваи приручают диких свиней, но не используют их при организации праздника. Зато массовый убой домашних свиней для этой цели встречается у гораздо более развитых папуасов нагорий. Это доказывает, что домашние животные лишь постепенно, а далеко не на самом раннем этапе доместикации сменили диких в качестве источника продуктов для организации основных религиозных обрядов.
Та же линия эволюции выявляется и при анализе других символических действий. Так, если киваи при строительстве мужского дома используют для ритуалов части туши дикого кабана, то чимбу обмазывают «свиной дом» («болум») кровью и жиром домашних свиней. Смысл же ритуала в обоих случаях весьма близок и состоит в том, чтобы отвратить болезни от членов рода. С той же целью гадсул смазывают тело кровью и салом домашних свиней. Киваи рассматривают дикого кабана как символ силы и здоровья, а его мясо в виде лекарства предлагают больным. У многих других групп папуасов целебной силой наделяется мясо домашних свиней, причем, по мнению Р. Раппапорта, в этом есть рациональное «зерно», так как в условиях скудного мясного рациона добавочная порция животных белков действительно способна повышать сопротивляемость организма. На Новой Гвинее повсеместно известен обычай вывешивать на крышах мужских домов челюсти убитых диких и домашних свиней. Как правило, сейчас эта «выставка» имеет престижный характер. Однако в некоторых случаях удается выявить и другое ее значение: обеспечение успеха в охоте, а также вообще повышение благоденствия членов рода. У дани оберегом от злых духов служат свиные хвосты.
Земледельческий культ плодородия тоже, вероятно, первоначально включал символические действия, связанные с дикими животными. Так, у киваи встречен обычай зарывания в землю костей жертвенного кабана для повышения урожая саго. Даже кума приносят в жертву хозяину огородов дикое животное (опоссума), хотя они используют для этого также и поросят от домашних свиней. Однако расцвет подобного рода ритуалов падает уже на земледельческо-скотоводческий период. Именно с ним связаны наиболее важные жертвоприношения домашних свиней у многих групп папуасов. В этот же период возникают специфические скотоводческие магические обряды, направленные на охрану здоровья свиней, препятствующие их одичанию и т. д. У кума одним из наиболее почитаемых духов является Геру, покровитель свиней. Ясно, что в обществе, которое связывает свое благосостояние с покровительством духов, тесное общение с последними считается немаловажным фактором, влияющим на успех задуманного предприятия. И действительно, высокое свиноводческое искусство и наличие крупных стад у отдельных индивидов папуасы рассматривают как доказательство особого благорасположения к ним со стороны духов.
Таким образом, Новая Гвинея является одним из тех ныне уже крайне редких районов, где прослеживается эволюция раннего скотоводства от самых начальных этапов доместикации до относительно развитого направления в хозяйстве. Это относится не только к свиноводству, хотя оно, конечно, дает наиболее яркую картину. В восточной части Новой Гвинеи ведется также приручение казуаров. Охотники забирают их из гнезда еще птенцами и быстро приручают, используя технику импринтинга. Прирученных казуаров подкармливают земледельческими продуктами и до определенного возраста отпускают свободно бродить по поселку, лишь на ночь запирая их в клетки. Когда казуары взрослеют и становятся опасными, их привязывают к столбу и вскоре режут на мясо для устройства какой-либо церемонии или же используют для обмена. Кроме того, папуасы высоко ценят перья казуаров и скорлупу их яиц, из которой изготовляют разнообразные украшения. В принципе казуары попользуются в тех же церемониях, что и свиньи, и занимают сходное место в обменной сети. Некоторые группы папуасов сами казуаров не приручают, а выменивают их у соседей. Не будь европейской колонизации, включившей в последние годы папуасское хозяйство в рамки капиталистической товарно-денежной экономики и деформировавшей нормальный ход его развития, казуары имели бы все шансы, стать одним из видов домашней птицы. Кроме казуаров папуасы изредка приручают и некоторых других мелких животных и птиц.
Впрочем, если многие из горных папуасов и приручают казуаров, то встречаются и такие группы, у которых, напротив, эта практика находится под строгим запретом. Так, у папуасов карам существует табу на приручение и практически даже на ловлю, живых казуаров. Нарушение запрета, по их убеждению, может принести бедствия: неурожай таро и бананов, а также падение плодовитости свиней.
Свиноводство у меланезийцев в целом отличается теми же чертами, что и у папуасов. Повсюду уход за свиньями ложится на плечи женщин, хотя иногда им помогают и мужчины. Особой любовью и заботой окружены поросята. На о-ве Бугенвиль для них строят специальные загоны, тогда как взрослым свиньям приходится ночевать на улице. На островах Меланезии широко практикуется кастрация боровов, однако в некоторых случаях единичных особей оставляют в качестве производителей, а в других (на Новых Гебридах) довольно много нехолощеных самцов сохраняют из престижных соображений. Днем свиньи находятся на вольном выпасе. Поэтому для защиты от них повсюду вокруг огородов возводят изгороди, а иногда, кроме того, стараются расположить огороды подальше от поселка. Кое-где встречается, напротив, огораживание пастбищ при системе открытых полей. В некоторых случаях в целях защиты от свиней оградой обносятся отдельные дома или даже поселения. Строительство специальных стойл для свиней известно лишь в нескольких районах, в частности на Новых Гебридах.
По подсчетам Д. Оливера, меланезийские свиньи требуют не менее 5 клубней таро в день, и, таким образом, 3 свиньи за неделю съедают урожай с одного огорода. Сами островитяне считают, что уберечь свинью от одичания можно, только если очень хорошо ее кормить (по 2,3—2,7 кг растительной пищи в день). Ясно, что разведение свиней требует тяжелого труда, в особенности со стороны женщин. У сиуаи, например, средняя семья способна кормить лишь 1—2 взрослые свиньи, а всего содержать 3—4 животных. На о-ве Малекула (Новые Гебриды) отмечены несколько более высокие нормы. Там одна женщина выращивает 5—6 свиней. Напротив, у южных массим лишь богачи имеют примерно по 3 свиньи, тогда как в среднем на простого мужчину-общинника приходится 0,75 головы (или 0,17 головы на 1 человека).
Как и на Новой Гвинее, одним из способов увеличения рабочих рук для ухода за стадом в Меланезии служит многоженство. Оно повсеместно является признаком зажиточности, привилегией «больших людей», причем если на Соломоновых островах у богачей в начале и середине XX в. отмечалось до 4 жен, то на Новых Гебридах некоторые мужчины в 20—30-е годы имели по 8—12 и даже 20 жен. Многоженцы были способны держать относительно крупные стада. Так на Соломоновых островах у отдельных «больших людей» имелось по 10 и более свиней. Другую возможность держать крупное стадо открывала раздача животных на выпас в другие общины или же бедным членам своей общины, как правило, за плату, что получило особое распространение на Соломоновых островах.
Развитие свиноводства в Меланезии существенно влияет на земледельческий цикл, создавая, в частности, предпосылки для рассеянной системы расселения, подобной новогвинейской.
В некоторых районах Меланезии до недавнего времени наблюдалось приручение диких свиней и различных птиц.
Меланезийцы, как и папуасы, испытывают белковое голодание. Одним из способов решения этой проблемы является содержание домашних свиней. Однако небольшие стада домашних животных, конечно, неспособны снабжать островитян животными белками в достаточном количестве. Поэтому свиней высоко ценят, почти никогда не режут для того только, чтобы удовлетворить голод, а хранят для особых церемоний, совершаемых по всевозможным социальным или религиозным поводам. Свинина считается престижной пищей и подается на ритуалах жизненного цикла; в случае болезни или какого-то несчастья; ею платят за услуги; она составляет основу всевозможных социальных и ритуальных выплат (плата за кровь, за нарушение социальных норм, жертвоприношения духам, которые могут считаться одной из форм платы за услуги и т. д.). Большим своеобразием отличается дарообмен, входящий в брачную церемонию: если родичи жениха передают родичам невесты много ценностей, среди которых главное место занимают раковинные деньги, то от родичей невесты они получают живых свиней, Повсюду в Меланезии ведется широкий обмен свиньями, причем иногда он служит единственным способом получить необходимые продукты или вещи. Во многих районах свиньи (выполняют функцию денежного эквивалента, успешно конкурируя с раковинными «деньгами». Правда, это наблюдается не везде. В районах, где обмен достиг наивысшего развития (например, на Новых Гебридах), отмечена устойчивая тенденция, в силу которой денежным эквивалентом все чаще служили связки раковин или клыков собак, свиней и других животных. У толаев Новой Британии уже к концу XIX в. связки раковин («тамбу») в этой функции совершенно вытеснили свиней.
Раздача и поедание свинины играли огромную роль во время межобщинных праздников-пиров, которые проводились раз в несколько лет и, как у папуасов, имели полифункциональный характер. Количество розданной на праздниках пищи зависело от богатства общества. Так, если у лезу Новой Ирландии Г. Паудермейкер наблюдала пир с разделом 16 животных, а у южных массим М. Янг зафиксировал случаи убоя от 10 до 26 свиней, то на Соломоновых островах и на Новых Гебридах распределялось несравненно большее количество мяса. Я. Хогбин отмечает, что во время пиров дело доходило до обжорства. На особенно пышных погребальных пирах в честь богачей на Соломоновых островах умерщвлялось по 30—50 и более животных, а на о-ве Малекула при обряде «маки» количество жертвенных свиней доходило порой до 200.
В некоторых районах Меланезии ценились не все свиньи, а лишь животные с особыми качествами. Так, на Банксовых островах, в северной и центральной частях Новых Гебридов и на о-ве Аруе к югу от Новой Британии престижную ценность представляли лишь боровы с завитыми клыками. На о-ве Малекула свиноматок держали только для приплода. В случае их смерти мясо не ели, а выкидывали тушу в море. Для получения боровов с завитыми клыками им удаляли верхние резцы, которые мешали клыкам расти. Чем длиннее становились клыки, тей больше имелось на них завитков, тем более престижным были их содержание и их убой для той или иной церемонии. Вместе с тем к тому времени, когда клыки достигали желаемой длины, боров становился старым и тощим. Поэтому для обеспечения церемонии свининой на о-ве Малекула одновременно с ним убивали другого, уже холощеного борова. На о-ве Пентекост, расположенном рядом, боровов ценили не только за клыки, но и равным образом за размеры туши и качество мяса, считая, что «клыки — это прекрасно, но их нельзя съесть». По лингвистическим данным, подробно проанализированным Дж. Лейардом, выращивание клыкастых боровов возникло относительно поздно. О том же говорит и узкая географическая локализация этого обычая. В других районах Меланезии ценность свиней определялась иными критериями. Так, у лезу Новой Ирландии, напротив, свиноматки ценились в два-три раза дороже боровов.
Во многих местах Меланезии владельцы свиней не смели есть, а часто и убивать своих собственных животных. Как правило, это объяснялось отношением к свиньям как к «любимчикам», в которых видели своих «братьев». Однако такие представления нисколько не мешали использованию свинины в пищу. Не решаясь убивать своих свиней, хозяева широко практиковали обмен свиньями, прекрасно сознавая, что отданные животные попадут на праздничный стол. Указанный обычай не противоречил и тому, что свиньи повсюду находились в индивидуальной собственности: каким бы способом ни проводилось отчуждение свиней или свинины, получатель всегда обязан был в будущем вернуть долг. Иногда островитяне, не чувствуя себя в «силах вернуть полученное, отказывались принимать дар. На Новых Гебридах такой обмен породил самое настоящее ростовщичество, причем процент начислялся из расчета удлинения клыков проданного борова. Однако и в этом случае борьба велась не столько за реальную материальную выгоду, сколько за повышение своего престижа. Поэтому на Новых Гебридах и у лезу Новой Ирландии богачи стремились вести обмен с некоторым убытком для себя, ибо, чем больше переплачивал покупатель, тем выше поднимался его престиж.
Одной из важных статей «расхода свиней у меланезийцев в отличие от папуасов служили бесконечные взносы, вносимые в мужской союз для вступления в него и для продвижения по иерархической лестнице внутри него. Первые пиры, связанные со вступлением мальчика в такой союз, как правило, устраивал отец, но впоследствии мужчина уже сам заботился о повышении своего статуса, причем чем дальше, тем обременительнее становилось достижение более высокого ранга, которое требовало убоя множества свиней, обладавших зачастую особыми качествами (иногда приходилось истреблять до 100 животных).
Таким образом, в обществе меланезийцев богатство (в особенности свиньи) имело огромное социальное значение, а его приумножение было одной из постоянных забот людей. Богатство являлось одним из основных путей стать «большим человеком», так как высокого авторитета чаще всего добивались именно те люди, которые более регулярно, чем другие, устраивали пиры, участвовали в обменах, снабжали общинников средствами для разного рода выплат и т. д. Поэтому наличие «больших людей», кредитовавших общинников и организовывавших крупные празднества, повышавшие престиж, общины, в некоторой степени отвечало интересам всей общины. Не довольствуясь престижем, добытым на общинных церемониях, «большие люди» зачастую устраивали престижные пиры-состязания между собой, во время которых побеждал тот из них, кто мог снабдить другого большим количеством пищи, а в некоторых случаях — большим количеством живых свиней. У южных массим такой пир («абуту») организовывали в ответ на кровную обиду, нанесенную противником, заявившим, что у его соперника нет свиней.
Меланезийцы начинают заниматься свиноводством с детства. На о-ве Гуадалканал отец доверял восьмилетнему сыну пасти свинью, сохраняя за собой право собственности на нее. На Новых Гебридах отец дарил свинью новорожденному. Однако по-настоящему к накоплению свиней приступали, лишь обзаведясь семьей. У сиу ап о-ва Бугенвиль молодой муж получал свиноматку от отца или же покупал сам. Изредка свиней приводила с собой невеста. Свиньи могли переходить по наследству, хотя порядок наследования у меланезийцев, как и у папуасов, отличался разнообразием. В некоторых районах личные вещи умершего полностью или частично уничтожали или погребали с ним. У южных массим в начале XX в. в соответствии с этим обычаем всех свиней, принадлежавших умершему, съедали во время погребальных пиров. Однако у большинства меланезийцев свиньи, равно как и другое личное имущество, переходили по наследству. Традиционный порядок наследования требовал, чтобы имущество покойного оставалось в его материнском роде. Однако уже во второй половине XIX в. наблюдалась тенденция к переходу имущества по отцовской линии, причем в первую очередь это относилось к личным вещам покойного. Развитие этой тенденции фиксировалось на протяжении XX в. Так, в начале XX в. у койта и южных массим основная масса личных вещей покойного наследовалась, причем наиболее ценные из них переходили к его материнским родичам, тогда как детям оставлялось крайне мало. В 20-х годах у лезу Новой Ирландии и на о-ве Малекула основное наследство (в особенности свиньи) еще переходило к материнским родичам покойного, хотя у лезу на него в не меньшей степени претендовали и его дети. В середине XX в. на о-ве Гуадалканал большая часть наследства доставалась племянникам и меньшая — детям. Зато у сиуаи о-ва Бугенвиль наследство уже полностью переходило к вдове и детям.
Обособленная индивидуальная собственность на свиней строго охранялась обычным правом, налагавшим суровое наказание на похитителей животных. По свидетельству А. Дикона, на о-ве Малекула взять чужую свинью без разрешения считалось воровством, даже если вор принадлежал к тому же роду, что и хозяин, и взял ее на время с намерением вернуть.
Свиноводство играло огромную роль также и в религиозной обрядности меланезийцев. Ведь одна из функций всевозможных пиров с убоем свиней заключалась в умилостивлении духов, которые должны были обеспечить счастье и благоденствие людей. Считалось, что чем больше животных приносилось в жертву, тем больше шансов у жертвователя снискать благорасположение духов и гарантировать себе благополучие на этом и на том свете. Почти во всех случаях считалось, что духи довольствуются душой свиньи или ее кровью. Поэтому мясо жертвы достается людям. Однако на Соломоновых островах встречались обряды, требовавшие сожжения свиней для духов.
Даже престижные пиры зачастую имели религиозную функцию. Наиболее показателен в этом отношении обряд «маки» на о-ве Малекула, который завершал пятнадцатилетний цикл церемоний, организуемых для получения высокого статуса. «Маки» требовал жертвоприношения десятков священных свиней, которые отождествлялись с охранительными духами. В момент жертвоприношения эти духи, по представлениям островитян, вселялись в жертвователя, придавали ему силу и гарантировали благополучие в потустороннем мире. Как сообщал Дж. Лейард, свиней жертвовали для того, чтобы злой дух не сожрал душу мертвого. По сообщениям исследователей, жертвоприношения свиней на Соломоновых островах также имели своей целью обретение священной силы («мана») и обеспечение успешной хозяйственной деятельности. Тем самым признавалось, что богатство своей причиной и следствием тесно связано с общением с духами. Как показал Д. Оливер, у сиуаи дух мужского дома был связан с богачом, который чаще других устраивал жертвоприношения свиней. Впрочем, задолго до Д. Оливера эту связь подчеркнул Д. Кодрингтон, который указал, что «поскольку религиозная практика пронизывает всю жизнь людей и все успехи и достижения связываются с «мана», сверхъестественной силой, то с помощью пиров, жертвоприношений и молитв ищут поддержку невидимых сил с целью достичь следующей ступени общественной лестницы». Поэтому, хотя мужские союзы и представляли собой прежде всего социальный, а не религиозный институт, участие в них прямо связывалось с посмертной жизнью. По мнению островитян, душа человека, не убившего ни одной свиньи, будет после его смерти висеть на дереве, тогда как душа члена мужского союза обретет блаженство на священном острове. Повсюду меланезийцы вывешивали челюсти убитых и съеденных свиней на карнизах мужских домов в знак успешного общения с духами, в престижных целях, а также порой как напоминание о долге, требовавшем уплаты.
На о-ве Малекула имелись специальные колдуны, проводившие обряды умножения пищи и в том числе повышения плодовитости свиней.