Д. И. Бибиков, Ю. П. Губарь, А. Н. Филимонов. ИЭМЭЖ им. А. Н. Северцова АН СССР, ЦНИЛ Главохоты РСФСР, ВНИИ охраны природы и заповедного дела.
Волк в СССР считается вредным и опасным хищником и подлежит повсеместному, круглогодичному уничтожению. Уже больше столетия за каждого убитого хищника охотники получают вознаграждения, размеры и форма которых меняются со временем, но остаются все-таки единственным стимулом контроля численности волка. Правда, такой стимул обеспечивает эффективный контроль популяции волков лишь в период подъема численности и возрастания потерь от них в животноводстве. В остальное время охотники уничтожают тех зверей, которых им легче добыть. Регулярно забирая волчат из известных им логовищ и оставляя матерых, они занимаются «волководством» в природе. В целом же система контроля, подчиняющаяся принципу «много волков — бьем, мало — перестаем», остается малоэффективной. В борьбе с волком применялись разные методы, начиная с почти забытых ныне эмоциональных охот с борзыми, разнообразных самоловов, облав с флажками, кончая использованием современной техники (мотонарт, автомобилей, авиации) и отравленных приманок, известных еще на ранних этапах тотальной борьбы с волком.
Прежде чем характеризовать динамику численности популяций волка, следует упомянуть о причинах, которые ее определяют. Это климатические и биотические факторы, в той или иной степени связанные с солнечной активностью, а также социально- экономические и антропогенные. Последние могут действовать на популяцию волков не только отрицательно (прямое истребление и ограничение доступного корма), но и благоприятно, расширяя площадь пригодных местообитаний (вырубка таежных лесов, обводнение пустынь) и усиливая кормовую базу (искусственное увеличение численности диких копытных), а также создавая антропогенные источники корма — доступные скотомогильники и т. д. Все это помогает волку расширить ареал и увеличить численность. В динамике численности волка существенно значение и внутрипопуляционных авторегуляторных механизмов, но действие их изучено недостаточно.
Климатические экстремумы всегда отражались как на состоянии природной среды в целом, так и на популяциях волка в частности, но проанализировать эти связи в далеком прошлом сложно. Лишь последние два столетия они прослеживаются более четко. Так, первые надежные сведения об обилии волков отмечены уже для конца XVIII — начала XIX вв., что совпало с крестьянскими, наполеоновскими войнами и очень высокой солнечной активностью на рубеже столетий. Следующий крупный рост численности волков был в 60—70 гг. прошлого века. Ему предшествовали климатические аномалии (1850—60-е и 80 гг.), социально — экономические расстройства. Обилие волков сопровождали вспышки бешенства с заражениями людей от укусов хищника (Адамович, 1985). Известный знаток охоты Л. П. Сабанеев более ста лет назад писал, что в России размножение волков «… имело место только в периоды упадка народного благосостояния, в эпохи общественных бедствий и войн по преимуществу, как роковое и неизбежное последствие всякой неурядицы…» (Сабанеев, 1877, с. 230). Такая связь сохраняется и сейчас.
К концу XIX в. число волков в средней России и на Украине заметно сократилось и оставалось небольшим до начала первой мировой войны (Наумов, 1967). В начале XX века в России насчитывалось не более 50 тыс. зверей и тогда ежегодная добыча в среднем составляла около 15 тыс. ос. В годы первой мировой и гражданской войн, голода и разрухи число волков стало расти, но последующее усиление добычи до 20—30 тыс. ос. в год позволило стабилизировать популяции, чему, вероятно, способствовала низкая солнечная активность в 20—30-е годы. Мало добывали волков и во время второй мировой войны. Например, в 1942 г. в России добыли всего 4,1 тыс. особей. Ослабление борьбы с волком, условия разрухи и голода в военные и послевоенные годы на фоне двух пиков солнечной активности быстро привели к резкому подъему численности хищника, особенно в европейской части страны. По примерным оценкам, общая численность волка достигала тогда 150—200 тыс. В конце войны контроль усилился — в 1944 г. в России добыли 43 тыс., а всего в СССР — 62 тыс. зверей. В последующее десятилетие ежегодная добыча составляла около 30 тыс. волков, но численность их вместе со снижением солнечной активности, судя по заготовке шкур, в конце 50-х годов пошла на убыль.
На рубеже 70-х годов популяция волка достигла минимума, возможно за всю историю существования этого вида в стране («Волк», 1985). Ее оценивали для СССР в 50 тыс. особей, из них 10 тыс. — в европейской части страны и на Кавказе, более 5 тыс. — в Сибири, 30 тыс. — в Казахстане и около 5 тыс. — в Средней Азии (Бибиков, Филимонов, 1974). Эта оценка — результат анализа первого широкомасштабного сбора объективной информации о численности волка. Были согласованы результаты зимнего маршрутного учета (ЗМУ) следов волка во всех районах 40 областей европейской части России (Приклонский, 1973; Осмоловская, Приклонский, 1975) и данные численности на раннюю весну 1973 г. по материалам районных охотничьих инспекций и обществ, отчетам областей и республик, а также данных о заготовке шкур волков по областям. Многие сведения из районов и областей требовали коррекции для получения конечных оценок. Однако для европейской части СССР и особенно ее средней полосы с высокой плотностью народонаселения и сильными охотничьими организациями в оценках числа волков больших различий не было (ошибка не превышала 20%). Другое дело — оценка численности хищника на огромных малонаселенных просторах Сибири, Дальнего Востока и гор Средней Азии, где тогда был допущен значительный недоучет, возможно на 5—10 тыс. зверей. И сейчас вероятная ошибка в оценках из-за трудностей учета на этих территориях может составить около 50%.
Признаки нового подъема численности волков в европейской части страны появились в середине 70-х гг. В 1971 —1976 годах ежегодный прирост их популяции в 40 центральных областях РСФСР (Приклонский, 1978), а также в Белоруссии и на Украине составил около 20%. Их численность к 1980 г. по центральным российским областям возросла до 9,9 тыс. против 2,3 тыс. в 1970 г. В эти же годы быстрый рост численности зафиксирован в Сибири и на Дальнем Востоке. Однако в республиках Закавказья, Средней Азии и Казахстане численность была довольно стабильна. В этот период роста изменялась пространственная структура популяций. В областях низкого и среднего обилия волка, примыкавших к сохранявшимся в начале 1970-х годов ядрам местных популяций, темпы роста были заметно выше, чем в самих ядрах. Таким образом, к началу 80-х годов ареал волка в европейской части СССР стал сплошным с преобладанием территорий со средним или высоким обилием хищника («Волк», 1985). Общая численность в СССР в это время составляла около 88 тыс. или даже 100—120 тыс. волков (Павлов, 1990). Усиленному размножению волков способствовали высокая численность диких копытных и браконьерство, а также бесхозяйственность в животноводстве, обеспечивавшие волку неограниченную кормовую базу. Примечательно, что именно в этот период подъема численности волков, после почти 30-летнего сохранения низких значений числа Вольфа (W<110), солнечная активность начала вновь увеличиваться. Попытки подавить рост популяций обычными мерами контроля оказались малоэффективными. Несмотря на 2—3-кратное увеличение премий и последовавшее за этим резкое увеличение ежегодной добычи численность волка продолжала нарастать. Статистическая обработка показывает полное отсутствие связи между процентом отстрелянных животных и темпами изменения численности (r = —0,16 + 0,12). Возможно, на это влияли и миграционные процессы, которые изучены пока слабо.
В 1979—83 гг. численность волков, как в целом по СССР, так и в европейской части, казалось бы, стабилизировалась. Суммированные по областям цифры ЗМУ в эти годы весьма близки, однако более глубокий анализ по областям показывает, что в наиболее населенных волками областях, занятых волго-балтийской, волжско-камской и поволжской популяциями, численность волков к 1983 г. снизилась. Возможно это оказалось результатом интенсивного истребления хищников. В этот период наблюдалась существенная корреляция между показателями изменения численности и процентом изъятия волков (r = —0,34—0,35±0,1; t>3). Однако, учитывая, что к 1983 г. система учета волков в РСФСР несколько изменилась, наличие такой связи может оказаться и артефактом.
В 1983—1985 гг. на фоне наметившегося снижения наступила общая стабилизация численности волка в СССР. Области, где численность изменилась более или менее резко (более чем в 2 раза), составляют менее 1% территории. Слабое увеличение происходит в отдельных, изолированных друг от друга областях, и это никак не связано с процессами, происходившими на этих территориях в предыдущий период. Зона снижения численности в основном охватывает север волго-балтийской популяции, а также области Украинского Полесья и юга России, примыкающие к территории падения численности в предыдущем периоде. Снижение численности на юге Сибири также по-видимому продолжает процесс, на метившийся еще в 1979—83 гг. Выявленный факт более заметного снижения численности в эти годы в густонаселенной волками волгобалтийской популяции и на юге Сибири, где также отмечалась высокая плотность волков, заставляет предположить, что основная причина снижения численности кроется в том, что плотность населения в этих регионах достигла своего экологического предела Уместно вспомнить, что на верхнем пределе современного подъема численности (конец 70-х — начало 80-х гг.) соотношение численности волка и животных-жертв, включая домашний скот, было достаточно напряженным во многих регионах (Губарь, 1982). В этих условиях степень изъятия волков (в 1983—85 гг. она стабилизировалась в России на уровне 15,0—18,5 тыс., на Украине — 1,0—1,2 тыс., в Белоруссии — 1,4—2,0 тыс., Казахстане — 14,2— 16,2 тыс. особей) проявляет, казалось бы парадоксальный характер связи с динамикой численности хищников. Связь между процентом изъятия волков и изменением их численности, хотя и не вполне достоверная, в этот период оказывается положительной (r = 0,27±0,12; t=2,25). Это показывает, что стабилизация численности зверей произошла на оптимальном для популяций уровне, т. к. именно при этом уровне биологические системы стремятся к стабилизации и особенно чутко реагируют на искусственное сокращение усиленным размножением. Именно в подобных условиях отмечалось увеличение плодовитости и даже наличие двух самок при одном самце (Рябов, 1988). При этом изъятие волков могло оказаться не сдерживающим, а стимулирующим фактором.
Второй этап снижения численности волка включает 1985— 1988 гг. На этот раз зоны снижения численности в Европе охватили почти весь Север, Урал, большую часть Поволжья, Полесье, Предкавказье. В результате этого снижения произошла нивелировка плотности волков в ядрах и на периферии почти всех европейских популяций. В целом же их сокращение здесь было настолько заметным, что фиксировалось даже при суммировании по крупным регионам. В Сибири зона снижения численности изменила свою конфигурацию за счет включения в нее новых областей при одновременной стабилизации ее в Туве и на Дальнем Востоке и даже слабом подъеме численности в Забайкалье. Влияние слегка сократившегося в этот период изъятия волков вовсе перестало сказываться на динамике их численности (r = 0,083± 0,12).
Определенный интерес может представлять ретроспективная оценка тех показателей численности, которые были получены в начале 80-х годов, в то время, когда Госохотучет РСФСР только
Начинал свою деятельность. Неоднократно указывалось, что ЗМУ дает заниженные результаты. Анализ данных ЗМУ показал, что это касается в первую очередь регионов, более плотно населенных человеком, где места проведения массовых учетов и наиболее «волчьи» угодья не совпадают. В малонаселенных же регионах, наоборот, чаще наблюдалось завышение результатов (Губарь, 1982). Так как специализированных учетов волка проводилось очень мало, наиболее удобным корректирующим основанием для определения его поголовья на больших территориях служило количество истребленных зверей (эта величина обычно несколько больше числа заготовленных шкур). Далее следовал расчет по модели годового изменения численности волка, так как в зависимости от возрастного состава истребленных волков (доли волчат, изымаемых при охоте на логовах) можно предполагать ту или иную минимально возможную численность. Таким образом, мы могли лишь предполагать, что и корректированные данные вполне могут быть заниженными. Теперь, когда в нашем распоряжении материалы ЗМУ и других учетов, а также сведения о добыче за большой срок, можно попытаться оценить возможный недоучет. Судя по форме кривых изменений численности и добычи волков, можно считать, что все предыдущее десятилетие, а также 70-е годы заготовки шкур сильно отставали даже от возможного уровня, не говоря уж о таком, который сдерживал бы подъем численности волка. Поскольку представление о численности складывается из того, как происходит истребление (на основании числа встреч), то и оценки даже опытных региональных специалистов могут оказаться заниженными при неявном «набухании» волчьих очагов. В таблице 1 в колонке 2 представлены данные из известной монографии «Волк», где распределение областей несколько иное, чем принято в статистической отчетности. В таблице сделаны соответствующие оговорки. Необходимо заметить, что в соответствующей таблице в монографии «Волк» не выправлена опечатка: для Западной Сибири вместо суммы 2380 (так следует и из текста) напечатано 9380. Эта ошибка благополучно перекочевала и во второе издание книги М. П. Павлова при цитировании той же таблицы (Павлов, 1990, стр. 86—87), что заметно искажает конечный результат по РСФСР.
В колонке 3 — экспертная (наша) оценка, полученная коррекцией данных ЗМУ (колонка 4) по уровню истребления. К сожалению, верхний возможный предел, который мы пытались найти через анализ кормовой базы волка (Губарь, 1982), смазан из — за большого количества легкодоступных для волков пищевых отбросов, павшего скота и т. д. В колонке 5 представлена попытка заново, на основе всех имеющихся материалов оценить численность волка в 1981 г. (ретроспективная экспертная оценка). В целом по РСФСР она не так уж сильно отличается от предыдущих результатов, но по отдельным регионам ошибки могли быть значительными. В следующих колонках представлены результаты
ЗМУ 1990 г., их экспертная оценка. По 1991 г. данные ЗМУ неполны, во многих областях провести учет этим методом не удалось и дана только экспертная оценка. Несомненно, численность волка за десятилетие заметно упала, однако на этом фоне происходят местные изменения численности, временные подъемы и т. п.; по крайней мере, снижение численности было не столь значительно, как падение заготовок. Вместе с тем, и динамика заготовки шкур не синхронна по областям. Увеличение заготовок (истребления) обычно отстает от роста численности. Все это говорит о том, что в настоящее время более или менее верно оценить численность волка на больших территориях можно только на разных материалах, анализируя всю совокупность фактов, добытых различными методами.
Возвращаясь к оценке состояния популяции волка в конце 80-х годов, заметим, что данные о динамике численности волка за последние два года малопригодны для детального обсуждения. Разработанная в 1987 г. в России новая (в организационном плане) методика учета численности волков путем картирования их семейных участков (Губарь, 1987) внедряется медленно, что связано с нынешним разладом хозяйственной жизни. Статистика заготовки шкур, свидетельствующая о 1,5-кратном ее сокращении в целом по стране (36,3 тыс. в 1988 г.; 23,8 тыс. — в 1989) и 2-кратном в Казахстане (соответственно 15,8 тыс. и 7,8 тыс.), отражает не столько динамику численности волков, сколько резко увеличившееся оседание шкур у охотников, а также переключение большого числа «волчатников» на более прибыльные виды промысла.
Современное состояние популяции волка в СССР приближается к тому, которое было в начале 70-х гг., хотя и не достигает минимума тех лет. Надо заметить, что густо заселенные волками зоны Закавказья, участки ареала сайгака в Казахстане, горные районы Средней Азии и Казахстана, (Bibikov, 1988), подвергавшиеся сравнительно слабому антропогенному воздействию в рассматриваемые два десятилетия как бы выпали из процессов, охвативших европейскую часть СССР и Сибирь. Изменения численности волков, происходившие здесь, по-видимому, носили характер кратковременных флюктуаций.
Анализ процессов изменения состояния популяций волка в 1972—1990 гг. показывает, что ежегодное многотысячное изъятие волков при существующей организации не играет определяющей роли в динамике их численности; на фоне большинства региональных кривых хода заготовок хорошо просматриваются колебания (2—4 года) явно природного характера. Это объясняется прежде всего экономическими причинами: при современной системе оплаты, ориентированной на повсеместное снижение численности волков, существует некий «критический» уровень трудозатрат (связанный прежде всего с плотностью населения зверей), при котором охотнику просто не выгодно заниматься их добычей.
В то же время до сих пор волк наносит существенный ущерб народному хозяйству. Вполне вероятно, что в скором времени этот ущерб будет наноситься не только какому-то неопределенному («народному»), но вполне конкретному хозяину. Очевидно в таких случаях все-таки лучше шире пропагандировать и экономически поддерживать другие известные приемы, в том числе и изъятие волчат. Этот и другие приемы летних охот менее трудоемки (хотя и не гуманны!), они не так резко нарушают пространственную структуру населения. Если уничтожить последних взрослых волков, то освободившаяся ниша вскоре при современных условиях будет занята одичавшими собаками. А с кем из них выгоднее бороться — с волками или собаками — пока неясно, пожалуй, с собаками труднее. Многие авторы склонны считать, что не следует все-таки уничтожать последних взрослых волков, тем более, что они могут служить объектом охоты, в том числе и валютной.
Хозяйственно допустимый уровень численности волка должен быть вдвое ниже современного (Губарь, 1989). Однако существующая система контроля не выполняет этой задачи, она лишь маскирует естественные процессы в популяциях волка. Снижение численности ведет к снижению истребления, которым у нас принято объяснять последующий рост численности, и наоборот, естественное снижение численности после ее пика объясняется усилением борьбы. Нужна принципиально иная система оценки эффективности наших действий по контролю численности волков в виде мониторинга состояния и продуктивности популяций диких копытных, подобно тому, что делают на Аляске и в Канаде (Бибиков, Караваева, 1990). Наш опыт ограничивается лишь территориями заповедников, где в свое время такое слежение за воздействием истребления волков на популяции диких копытных удалось организовать (Филонов, 1979 и др.).
Кроме того, современная система контроля численности волка не учитывает природных и экономических особенностей территорий, на которых хищник обитает, хотя принципы системы контроля, компенсирующие этот недостаток, основанные на экологических и экономических показателях, сформулированы давно («Волк», 1985 и др.). Отсутствие стимулов для внедрения научных рекомендаций в практику было характерно для функционирования прежнего государства. Сейчас старая система контроля численности волка разрушается: инфляционные процессы снижают действие премий; всеобщий дефицит делает недоступными для «волчатников» технику, горючее, запчасти; местные власти и общественность ограничивают применение ядов; увеличение стоимости аренды и переход на хозяйственную самостоятельность делают невозможным применение авиации; новые более прибыльные промыслы вызывают отток квалифицированных кадров. В этих условиях система контроля численности волка должна потребоваться, прежде всего, там, где она экономически необходима, следовательно, сделанные ранее разработки, вероятно, найдут заинтересованных исполнителей. Но до того можно ожидать подъем обилия волков из-за углубляющегося распада старых механизмов контроля и постепенного становления цивилизованного подхода к управлению популяциями волка. Важно, чтобы к идее мониторинга и дифференцированного подхода к взаимоотношениям «человек— волк» и в разных по условиям хозяйствования регионах пришли не только ученые, но и руководители охотничьих ведомств, как и почитаемый охотниками журнал «Охота и охотничье хозяйство».