Во втором издании учебника «Общее лесоводство» проф. М. Е. Ткаченко (1952) помещена большая глава «Типы леса и современные задачи их изучения».
Как в редакторском предисловии к учебнику, так и в примечании подчеркнуто, что автор допустил на страницах написанного им учебника «спорные положения» и односторонность в оценке взглядов отдельных ученых, в частности при «изложении отдельных типологических концепций Г. Ф. Морозова, В. Н. Сукачева и других типологов, и что «научные интересы проф. М. Е. Ткаченко во многом не совпадали с интересами его предшественника по кафедре проф. Г. Ф. Морозова» и т. п.
Действительно, приходится признать, что содержание главы о лесной типологии крайне субъективно. Выше мы уже отметили субъективность и несостоятельность «критических» выступлений М. Е. Ткаченко против Г. Ф. Морозова.
Излагая взгляды Е. В. Алексеева как последователя В. Н. Сукачева и указывая целых восемь особенностей его взглядов, М. Е. Ткаченко совершенно умалчивает о главном — о типологической классификации Алексеева! Алексеевскую классификацию по плодородию и влажности почв М. Е. Ткаченко полностью приписывает… П. С. Погребняку и обвиняет ее в том, что она противоречит учению В. Р. Вильямса. По мнению М. Е. Ткаченко, «физические и биологические факторы играют не меньшую роль», чем влага и химические условия почвенного плодородия. «Состав и характер растительности являются результатами действия всех многочисленных факторов плодородия, включая влияние человека, а не одного только валового химического состава почвы или химического состава почвенных растворов». Последнее возражение не имеет к нашим взглядам ровным счетом никакого отношения, так как мы нигде не выдвигали в качестве единственных или хотя бы важнейших критериев плодородия почв ни валовой химический состав их, ни состав их растворов.
В целом же М. Е. Ткаченко полемизирует не с нами, а с основными положениями учения В. Р. Вильямса о «земных факторах жизни растений». В. Р. Вильямс, как известно, указывал, что требования растений к почве определяются двумя равнозначными и незаменимыми категориями земных факторов жизни: элементами пищи (химические условия плодородия) и водой. Возражать против основного положения учения Вильямса, утверждая, что наравне с химическими условиями плодородия и влагой должны быть поставлены физические и биологические факторы, а также человек, значит — не разобраться в элементарных основах этого учения. Как известно, В. Р. Вильямс, выдвигая на первое место биологические факторы почвообразования, раскрывая роль физических свойств почвы в формировании ее плодородия (например, роль почвенной структуры), ставил своей важнейшей задачей указать способы удовлетворения потребностей растений в двух основных (равнозначных и незаменимых) земных (почвенных) факторах жизни растений — пище и воде. Могут ли быть факторы пищи и воды равнозначны всем остальным факторам почвенного плодородия? Ясно, что нет. Курьезно звучит утверждение, что наряду с влагой и пищей естественный лес нуждается в таком факторе, как… «человек»! Ясно, что М. Е. Ткаченко выступает в данном случае не в защиту учения В. Р. Вильямса, а против него.
После отмеченного намного снижается интерес к детальному рассмотрению многочисленных возражений М. Е. Ткаченко в адрес лесоводственной типологии, так как нападение ведется с ошибочных теоретических позиций. Само собой разумеется, что М. Е. Ткаченко твердо придерживается фитоценологической тенденции к бесконечно дробному делению типов леса, к анализу, лишенному синтеза, тенденции уделять внимание самым мелким различиям при игнорировании сходства и поэтому всюду требует «порайонных» классификаций. Даже Алексеев (без всяких, к счастью, фактических для этого оснований) получает от М. Е. Ткаченко похвалу за то, что «типы леса устанавливал по районам» и только единственный упрек — за упоминание о пониженной полноте спелых насаждений в сухих борах.
Содержание типологической главы учебника М. Е. Ткаченко обогащено многочисленными конкретными примерами связей между условиями местопроизрастания, с одной стороны, и составом, бонитетом, полнотой, техническими качествами древесины разных пород и другими особенностями — с другой. С типами леса связывается даже заготовка и транспорт древесины, пищевые качества грибов, санитарно-гигиеническое и эстетическое значение лесов. В этой главе мы читаем: «Леса снижают силу ветра в тех местах, где повышенная скорость ветра открытого пространства отражается неблагоприятно на самочувствии человека». «Специалисты по болезням уха и невропатологи высоко ценят роль леса за снижение шума лесными массивами». Хотя эти выводы могли бы украсить также и любую другую главу учебника, однако в них нет ровным счетом ничего, что отражало бы достижения лесной типологии хотя бы первой половины морозовского периода, когда типологи, кроме любования отдельными примерами и кроме описания насаждений, уже начали обобщать собранные материалы, классифицировать и устанавливать собственно типологические закономерности. Принципы эпохи первоначального накопления фактов, излагаемых к тому же в виде «суммы примеров», отрицательное отношение к их обобщению — главный мотив рассматриваемой типологической главы учебника М. Е. Ткаченко.
В разделе «Методика выделения типов леса» указано правило, против; которого трудно что-либо возразить: «При ознакомлении с лесным массивом целесообразно идти медленно» и далее: «Можно смело сказать: чем медленнее, но основательнее лесовод разбирался в первую неделю или декаду в устанавливаемых эталонах, тем быстрее он будет работать во весь остальной период работы». Затем идут рекомендации по заложению пробных площадей, рекомендуется, чтобы в пробную площадь попадало не меньше 150—200 деревьев и т. п.
М. Е. Ткаченко подвергает обсуждению программу намеченных В. Н. Сукачевым исследований нового понятия о биогеоценозе. На основе выдвигаемого им принципиального тезиса — «биогеоценоз для человека, а не человек для биогеоценоза» — М. Е. Ткаченко ставит перед В. Н. Сукачевым также и другой важный вопрос: «Не будет ли серьезным ущербом для теории и практики последнего (лесного хозяйства) полное исключение из списка исследователей леса самих лесоводов?». Против этого также не приходится возражать, ибо, если биогеоценоз для человека, а лесовод — человек, то в исследованиях биогеоценоза лесовод обязательно должен принять участие.
В общем перед нами — начальный этап в развитии лесной типологии, когда в арсенале науки имеются хотя и яркие, но только отдельные примеры типов леса, когда речь идет больше всего о персональном составе экспедиций, о технике экспедиционного описания типов леса, когда происходит жизнерадостная организационная суматоха, подобная той, которую переживали первые наши лесоводы-типологи в девяностых годах прошлого столетия перед отправлением на места своих лесоустроительных работ. Удивительным остается лишь то, что автор учебника счел возможным обвинять лесоводственную типологию, заложенную трудами упомянутых лесоводов более полувека назад, в «игнорировании лесообразователей» и в том, что это игнорирование «могло бы закрепиться только при длительном регрессе лесного хозяйства». Кто же предостерегает от регресса? Тот, кто предпочитает оставаться на доморозовском этапе развития лесной типологии, т. е. на этапе наблюдения, описания и предельно дробного выделения типов насаждений. Любой из типов леса признается проф. М. Е. Ткаченко типичным даже в том случае, когда в качестве отличительных признаков в нем будут найдены только грибы, да и те одного и того же ботанического вида, но… различные по гастрономическим качествам!
Чтобы не быть обвиненным в голословности, приведем пример, который можно хотя бы частично расшифровать с помощью лесоводственной классификации и показать преимущества его решения современными методами.
М. Е. Ткаченко пишет: «Черника распространена в сосновых борах, начиная от Волынской обл. и оканчивая границами северной тайги. Казалось бы, можно было бы смело воспользоваться как индикатором в пределах одного района, считая, что на Украине она будет сопровождать боры I бонитета, а в Карелии III и IV бонитетов. Эта посылка неверна. Черника на Украине господствует в почвенном, покрове влажных и сырых типов леса: боров, суборей и сугрудков. Бонитет сосны в них колеблется от IV в сыром бору до I во влажном сугрудке.
Но и в этом отношении в живой природе отдельных районов приходится встречаться с ограничениями. В Карелии березняки черничные представлены то древостоями III бонитета, то в самой непосредственной близости древостоями II/I бонитета. Первые покрывают более плотные и холодные суглинистые, а высокопроизводительные березняки занимают более теплые супесчаные почвы».
Приведенные М. Е. Ткаченко показатели бонитета березняков дают некоторую возможность догадаться, что березняки-черничники I бонитета Волынской области — это влажные сугрудки (С3). Березняки-черничники II/I бонитета в Карелии если не относятся к тому же эдатопу, то представляют собой какой-либо другой, к нему близкий. Что касается карельского березняка-черничника III бонитета на плотных и холодных суглинистых почвах, то он относится к соседней экологически более высокой ступени увлажнения по сравнению с березняком II бонитета. Иными словами, если наши догадки верны (а они являются только догадками по той причине, что автор поставленной задачи не представил требуемых для определения типа леса достаточных данных), то березняк-черничник III бонитета снизил свою производительность из-за избыточного увлажнения.
Приведем пример, когда М. Е. Ткаченко выступает с синтетическим предложением. Сюда относится его вывод о том, что чернику и бруснику следует «читать экологически тождественными видами. Но брусника и черника считаются экологически разными видами не только отвергаемой М. Е. Ткаченко лесоводственной, но и фитоценологической типологией, последователем которой является сам автор экологического отождествления этих растений. Более того, своим экологическим различием брусника и черника определяют не только разладу соседних фитоценозов, но даже разницу целых их серий («вакциниозники» и «миртиллезиики» С. Я. Соколова и др.).
Следовательно, даже и данный, крайне редкий случай применения синтеза оказался из рук вон неудачным. По-видимому, советская лесная типология обладает настолько сложной методикой и таким обилием накопленного материала, что сколько-нибудь серьезное новаторство в ее области становится невозможным без предварительного овладения тем и другим.