Факультет

Студентам

Посетителям

Замечания по зоогеографическому районированию Дальнего Востока

В заключение коротко остановимся на отношениях предлагаемого нами зоогеографического районирования Дальнего Востока к зоогеографическим подразделениям края упомянутых выше авторов, которые в своих работах уделяют этому вопросу большое внимание и касаются мелких зоогеографических делений.

Со схемой зоогеографического деления А. К. Мольтрехта нельзя согласиться потому, что он, устанавливая зоогеографические области и подобласти для Дальнего Востока, не обосновывает их даже фаунистическими доказательствами, не говоря уже о том, что они не охарактеризованы автором экологически и исторически (в геологическом смысле). Например, совершенно непонятно, почему автору потребовалось выделить особую амурско-сахалинскую область, включающую территорию всего бассейна Среднего и Нижнего Амура и острова Сахалин.

Известно, что на указанном пространстве обитает несколько экологически различных фаун: маньчжурская — в среднем течении Амура, восточносибирская — в верхнем течении Зеи, охотская — на Нижнем Амуре и высокогорная, приуроченная к альпийской зоне горных хребтов, историческое прошлое которых не позволяет объединить их в одно целое. Не оправдывается также выделение зоогеографической области Северо-Восточной Сибири с четырьмя подобластями: колымско-якутской, охотско-аянской, чукотской и камчатской. И здесь автор также объединил различные по своему составу и происхождению фауны — арктическую, восточносибирскую и охотскую. В области маньчжурской фауны, в которую он, как сказано выше, не отнес почему-то районы среднего течения Амура, А. К. Мольтрехт выделяет три подобласти: маньчжурскую, уссурийскую и северокорейскую. Генетически и по составу фауна последних очень близка, и вряд ли есть основание делить занимаемую этой фауной территорию на зоогеографические единицы крупнее провинций.

В работе А. П. Семенова-Тянь-Шаньского, разбирающей зоогеографическое деление Восточной Азии, с нашей точки зрения, понятия и границы принятых автором провинций трактуются очень широко. Так, его маньчжурская провинция охватывает территории собственно Маньчжурии, всего Уссурийского края, Среднего Приамурья, юга Сахалина и северных частей Кореи, то есть все земли, на которых получила развитие фауна маньчжурского типа. Но если подойти к характеристике маньчжурской фауны с экологической точки зрения, анализировать ее се стороны динамики расселения отдельных биоценотических комплексов животных, мы должны будем признать необходимым выделить на территории этой фауны по крайней мере не менее трех провинций, которые, как это было показано выше, могут быть обоснованы не только фаунистически и экологически, но и палеогеографически.

Здесь уместно будет сказать, что вряд ли есть достаточно веские основания говорить об особом эколого-фаунистическом районировании территорий, как предлагают некоторые писавшие по этому вопросу авторы. С нашей точки зрения, зоогеографическое районирование должно быть единым и основываться на трех принципах — фаунистическом, экологическом и палеогеографическом.

Работа Б. К. Штегмана о типах орнитофауны дает наиболее правильное представление о гетерогенном характере фауны Палеарктики и об ее основных центрах развития. Однако нам кажется, что для областей распространения фауны различных типов необходимо ввести и более мелкие зоогеографические деления, которые позволили бы оттенить эколого-фаунистические особенности отдельных частей в областях развития того или иного типа фауны. Так, мы допускаем, что фауна тибетского типа, доходящая до высокогорий Северо-Восточной Сибири, или фауна китайского типа, проникающая до смешанных и лиственных лесов Приамурья, не могли оставаться в северных пределах их распространения неизменными и прошли свой исторический путь развития.

В книге Б. А. Кузнецова предлагаемое зоогеографическое деление Дальнего Востока, как было сказано выше, носит очень схематичный характер. Так же как зоогеографические деления арктической подобласти автора нуждаются в коррективах для территории Северо-Восточной Сибири, так и его зоогеографические деления Дальнего Востока в пределах расположенных южнее фаунистических зон вызывают много спорного и чаще всего не обоснованы автором, никакими доказательствами. Фауны, например, двух лесных зон Дальнего Востока — светлохвойной и темнохвойной тайги — отнесены им к одной провинции таежных лесов, которая простирается от севера Европы до Тихого океана. Более того, фауна тайги от Томска и до Охотска, Сахалина и Камчатки, по автору, входит в один восточнотаежный зоогеографический округ этой провинции.

Мы не считаем допустимым объединять в один зоогеографический округ фауны светлохвойной и темнохвойной тайги, отличающиеся по своему составу, экологии и происхождению. Правда, автор в этом округе для Дальнего Востока выделяет два района — якутский с семью подрайонами и камчатский — и тем самым уже показывает, насколько разнообразны зоогеографически эти части Дальнего Востока. Однако и с этой поправкой трудно понять, как автор объединяет в один район такие различные в эколого-фаунистическом отношении подрайоны, как горный восточноякутский, анадырский и сахалинский.

Несколько реальнее кажутся мысли автора по поводу зоогеографического положения и деления маньчжурской фауны, хотя непонятно, почему североуссурийская и среднеамурская фауна, представляющая обедненный участок той же маньчжурской фауны (наша уссурийско-амурская провинция), выделена им в особую маньчжурско-сибирскую переходную зону. К югу от последней, то есть от линии, проведенной через пункты Ольга — Иман — Харбин, лежит, по автору, собственно подобласть маньчжуро-китайской фауны, которая в Приморье и в прилегающих частях Северо-Восточного Китая представлена южно-маньчжурской провинцией (наша приморско-маньчжурская провинция).

Мы считаем, что нет никаких оснований вводить для маньчжурской фауны на Дальнем Востоке две различные подобласти. В зональном отношении она представляет одну фауну смешанных и широколиственных лесов, которая в зависимости от широтных условий или вертикального положения представлена несколькими ландшафтно-фаунистическими подзонами. Они и характеризуют отдельные зоогеографические округа и провинции, соподчиненные подобласти маньчжурской фауны.

Специально по зоогеографическому районированию Маньчжурии, как уже было сказано, писали Б. В. Скворцов, Т. Мори и М. И. Никитин.

Первые два автора ограничиваются лишь крупными подразделениями. Б. В. Скворцов разделил весь Северо-Восточный Китай на три области, и остается неясным, почему он к даурской области относит северные и средние части Большого Хингана, населенные фауной светлохвойной тайги. Даурская же фауна, как известно, является степной и должна быть объединена с монгольской ксерофильной фауной. Границы распространения фауны в Северо-Восточном Китае двух других областей в общем виде проведены правильно. На нашей карте они соответствуют: монгольская — сунгарийско-ханкайской провинции Даурско-монгольской фауны; маньчжурская — двум провинциям — уссурийско-амурской и приморско-маньчжурской, относящимся к маньчжурской фауне.

Т. Мори, выделяя в Маньчжурии три зоогеографические подобласти (сибирскую, монгольскую и китайскую), относит к первой не только фауны светлохвойной и темнохвойной тайги, но и фауну типично маньчжурскую, населяющую Малый Хинган, Восточно-Маньчжурскую горную страну и Северную Корею. Вряд ли кто из зоогеографов может согласиться с таким нововведением автора, который к тому же и не дает сколько-нибудь убедительных доводов для объединения различных по своей экологии и происхождению фаун.

Также спорно и отнесение автором к китайской подобласти, кроме южных частей Маньчжурии, еще и Корейского полуострова. Последний все-таки ближе по своей фауне к фауне больших Японских островов.

Предлагаемое М. И. Никитиным зоогеографическое районирование Маньчжурии более детальное и отражает сравнительно точно эколого-географические группировки фауны. Оно может быть вполне увязано и с нашей зоогеографической картой, если в районе Восточно-Маньчжурской горной страны автора мы проведем разграничения на северные и южные части, достаточно хорошо отличающиеся фаунистически, и отнесем две верхние вертикальные зоны (елово-пихтовых лесов и пояс гольцов) этой страны к соответствующим зоогеографическим делениям других частей Дальнего Востока.

Что касается зоогеографического районирования островной дуги Восточной Азии японскими авторами, то граница между фаунами европейско-сибирской (нашей охотской, или берингийской) и маньчжурской на Курильских островах и на острове Сахалин в общем виде проходит на их картах правильно, но на Сахалине эту границу надо проводить не по линии Тамануки, а отнести дальше к северу, чтобы включить в маньчжурскую подобласть (наша провинция Южного Сахалина и Больших Курил) и восточные прибрежные части острова, которые фаунистически представляют обедненный участок Юго-Западного Сахалина.

Японские зоогеографы все большие острова архипелага относят к маньчжурской подобласти. Территориально мы понимаем маньчжурскую фауну в более узком смысле. Из больших японских островов мы относим к ней только остров Иезо. Остальные крупные острова архипелага вместе с Корейским полуостровом относятся нами к особой — японской зоогеографической подобласти, которая является интегральной по отношению к общекитайской лесной фауне и генетически наиболее близкой к фаунам приамурской, или маньчжурской, и северокитайской. Однако историческое прошлое этих фаун за период квартера определило самостоятельное их развитие и вызвало явные различия между ними как в составе, так и в эколого-географических группировках.

В островном секторе маньчжурской фауны мы выделили провинцию Южного Сахалина и Больших Курил, в которой уже встречаются не только одиночные виды японской фауны, но даже такие характерные для нее ценозы, как заросли бамбука. Что же касается острова Иезо, то фауна его хотя и несет по сравнению с указанной провинцией более значительный процент японских видов, но в целом она может быть скорее сближена с маньчжурской фауной. Ее надо отнести ко второй островной провинции этой фауны.

Наконец, не только на Сахалине и Курилах, но и на больших японских островах мы должны выделить ценозы более северных фаун — дальневосточной (альпийской) и таежной (охотско-камчатской), которые представлены там в виде верхних вертикальных зон в горах.