Теперь приступим к таким завоеваниям микробиологии, с которыми, наверное, не может сравниться до сих пор никакой другой триумф человеческого разума и о которых ни один культурный человек не может думать без чувства гордости за все человечество, достигшее подобных успехов.
Победы, которые одержала наука над заклятыми и могучими врагами человеческого рода, доказывают, что человек, несмотря на все свои промахи, заблуждения, подчас массовое легкомыслие и массовое отупение, все-таки по природе велик, и свойства полубога должны в конце концов задавить в нем свойства зверя. Но пока еще полубог проявляется только в виде отдельных, самых выдающихся представителей человечества…
Познакомиться с тем, каким образом наука постигла способы верной победы над болезнями, составляет обязанность каждого культурного человека, а между тем как мало распространены сведения об этих победах, конечно более блестящих, чем победы, одержанные, например, во время Крестовых Походов или Тридцатилетней войны. А между тем человек, не имеющий понятия о только что упомянутых событиях, или случайно не прочитавший какого-нибудь второстепенного произведения одного из классических писателей, стыдится этого, как признака необразованности. В то же время он не находит ничего неприличного в том, что не имеет понятия о природе грома и молнии, не понимает, почему солнце — источник жизни на земле, не знает истории величайших завоеваний человеком природы, завоеваний, перед которыми меркнут самые крупные столкновения людей между собой из-за своих всегда мелких материальных интересов. Ничто так много не дало людям как точные науки, а до сих пор они не получили равенства с так называемыми науками словесного характера в общественном самосознании.
Как смотрела медицина на заразные болезни до того момента, когда в нее влилась новая струя, благодаря микробиологическим открытиям? Нам, людям 20 столетия, трудно даже представить себе эту почти средневековую психологию. Считалось, что зараза представляет собой какую-то опасную, измененную часть самого больного, а не что-нибудь постороннее, проникшее в организм извне. С этой заразой борется при ее проникновении в тело таинственная жизненная сила, которую врач и должен поддерживать, укрепляя ее для борьбы. О том, чтобы приступить к изучению природы болезни при посредстве приемов точных наук не только не помышляли, но осмеяли и беспощадно выбранили бы всякого, кто решился бы выступать с подобного рода проектами.
При всей своей замкнутости и отчужденности от точных опытных наук, медицина не могла не отметить, что при различных заболеваниях размножаются в теле микроорганизмы, роль которых неизвестна. Точно также при брожении сахара всегда находили дрожжи, которые производят какую-то невидимую, таинственную работу.
Историческую роль в изменении взглядов на природу болезней сыграло изучение сибирской язвы скота, ужасной заразы, опасной и для человека, а среди рогатого скота производившей огромные опустошения.
В 1855 году Поллендер наблюдал в крови животных, больных сибирской язвой, палочковидные образования и показал, что это не нити тягучего вещества свертывающейся крови, а, по всей видимости, какпе-то крошечные растения. Автор спрашивает себя, не являются ли замеченные им крошечные существа источником заразы? Но тотчас другой ученый, Брауелл объявил, что находил подобные же образования не только при сибирской язве, но и при многих других болезнях и считает эти организмы гнилостными микробами, разлагающими трупы и появляющимися иногда в крови еще до смерти животного. Мало того, по мнению этого исследователя, можно вызвать у животного сибирскую язву, привив ему каплю крови больной лошади, несмотря на то, что никаких бактерий в такой крови заметить невозможно. Делафон возражал Брауеллю, что он смешивает несколько различных микробов, но точно доказать это не был в состоянии.
Медицина того времени обнаруживала мало интереса к подобного рода наблюдениям. Ей представлялось странным и смешным, чтобы мощная жизненная била лошади или быка была побеждена ничтожной палочкой, едва видимой в микроскоп и, кроме того, появляющейся только за несколько часов до смерти животного в его крови, а между тем как болезнь тянулась гораздо более долгое время.
Талантливый французский врач Давэн, интересовавшийся успехами микробиологии и знавший могущество микроорганизмов, производящих брожения, рассуждал иначе. Он определенно считал палочковидную бактерию, встречающуюся в крови больных животных, единственной причиной сибирской язвы, и показал, что все ученые, признававшие возможным заболевание в отсутствии бактерии, либо не сумели ее обнаружить, либо принимали за сибирскую язву другие бактерии. Многие впрыскивали животным кровь умерших от сибирской язвы трупов и получали заразу и смерть без характерной палочки, кишащей в крови при сибирской язве. Но в таких случаях привитые животные умирали просто от гнойного заражения, а не от сибирской язвы.
Однако, Давэн не мог дать удовлетворительного объяснения некоторым явлениям, сопровождающим распространение заразы. Он сам убедился, что при гниении трупов умерших животных сибиреязвенная палочка погибает под натиском гнилостных микробов, но находил возможным допустить разнос заразы мухами, напитавшимися высохшей кровью, в которой зародыши заразы еще не погибли. На это возражали, что подобное объяснение не может заставить понять, почему в некоторых местностях имеются настоящие адские пастбища, на которых заражение скота почти неизбежно, между тем как соседние луга никакой опасности не представляют. Неужели мухи, несущие заразу, держатся только на каких-то определенных участках. Кроме того, если бы зараза передавалась мухами, то первые места болезни должны были бы появиться на поверхности тела, на самом же деле это бывает весьма редко и болезнь, большей частью, начинается во внутренних органах.
Знаменитый немецкий врач и ученый Р. Кох справился с этой трудностью. Он обнаружил, что сибиреязвенная бактерия образует споры, которые не разрушаются при гниении трупов, а при благоприятных условиях прорастают и дают новых бактерий, ядовитость которых от этого не уменьшается. По мнению Коха, зараза передается пасущимся животным с пищей, так как на траве находятся споры сибиреязвенной палочки.
Все эти данные устраняют противоречие, возникавшее при признании бактерии единственной причиной сибирской язвы, но недостаточны для окончательного доказательства причинной связи между бактерией и болезнью. Возможность такой связи теперь трудно было бы оспаривать, но этого мало: надо точно установить, что только действие бактерии вызывает заражение. Опыты Давэна и Коха для такого доказательства были не вполне убедительны.
Давэн, правда, фильтровал кровь больного животного через животную ткань или мелкопористую перегородку, и такая, очищенная от взвешенных в ней твердых частиц, кровь заражения не вызывала. Заразное начало находилось в виде твердых частиц, а не в растворе, но ведь кроме бактерий из крови при фильтровании отделяются различные другие твердые частицы; какие из них надо считать причиной болезни, осталось невыясненным.
Кох пошел дальше: он внес в каплю кровяной сыворотки капельку зараженной крови, по прошествии некоторого времени, снова взял из смеси капельку и внес в новую каплю сыворотки, повторив этот прием восемь раз. Последняя, восьмая, культура могла вызвать болезнь у здорового животного.
Однако и здесь вместе с бактериями каждый раз переносились из капли в каплю разнообразные другие вещества, только в восьмой капле предполагаемое ядовитое начало болезни должно было быть разбавлено в несколько раз, но это не могло иметь решающего значения, так как было известно, что заразные яды можно разбавлять во много раз (в 500 раз для сапа), и все-таки они оставались опасными. Если бы Кох умел в то время изготовлять чистые культуры, то он, вероятно, изобрел бы более убедительные доказательства, но тогда он еще не умел их готовить, а потому окончательное решение вопроса о причине заразных болезней вынес тот единственный человек, который в описываемое время был во всеоружии микробиологической техники, а именно Пастер.
В течение некоторого времени, снабженный своими драгоценными сведениями относительно брожений и свойств микробов, их вызывающих, Пастер только со стороны присматривался к прениям по поводу жгучего в то время вопроса медицины; наконец он выступил на арену сам, и его появление имело решающее значение.
Из своих прежних опытов Пастер знал, что кровь здорового животного не содержит в себе зародышей микроорганизмов и в стерильных условиях никогда не портится. Отсюда можно было заключить, что на крови легко получить чистую культуру сибиреязвенной палочки. Это предположение вполне оправдалось, и вскоре обнаружилось также, что бактерию можно выращивать на подщелоченной моче и на некоторых искусственных смесях. Такими приемами вопрос, над которым столько бились и спорили менее гениальные ученые, был сразу же разрешен.
Возьмем чистую культуру бактерии в 50 кубич. сантиметрах питательной жидкости, заразим одной каплей ее новых 50 куб. сант. стерилизованного раствора и, когда культура снова разовьется, повторим наш прием еще много раз. Все вещества, которые мы вносим в раствор первой культуры из зараженной крови, окажутся разбавленными в 1000 раз; во второй культуре они разбавлены уже в миллион раз, в третьей в миллиард раз и т. д. В десятой культуре капля первоначальной зараженной крови растворена как бы в целом океане, и все вещества, находившиеся в ней, за исключением только одной бактерии, рассеялись до того, что никакой самый точный анализ не может обнаружить их следов. Только бактерия не подверглась такому разбавлению, потому что в каждой культуре она нарастала в огромных количествах. Одна капля последней культуры убивает кролика или морскую свинку точно также, как капля крови больного сибирской язвой животного; между тем, между культурой и кровью есть сходство только в одном обстоятельстве — в присутствии бактерии. Все остальные составные части питательного раствора и крови не имеют между собой ничего общего. Значит, только бактерия может быть причиной болезни. Вот могущество точного естественно-научного метода: он дает такие ответы, против которых должны замолчать самые ожесточенные противники и скептики. Словесные науки этим методом в его кристальной чистоте не обладают, а потому и не могут приводить к таким результатам.
Итак, было доказано, что причиной сибирской язвы является специальная бактерия, и вот Пастер провозглашает знаменитый лозунг: борьба с болезнью сводится к борьбе с микроорганизмом, вызывающим болезнь. Все прежние приемы медицины, исходившие из того положения, что болезненное начало представляет собой какую-то органическую неправильность или ненормальность самого больного животного, и направленные к исправлению таких ненормальностей, должны быть упразднены и заменены новыми, приспособленными к борьбе с непрошенными захватчиками; это они производят насилие над больным организмом, который не делает ничего другого, как только сопротивляется, по мере сил, вторжению.
Но как же теперь надо отнестись к результатам тех ученых, которые прививали здоровым животным кровь умерших от сибирской язвы трупов; в них уже не было знаменитой палочки, а в результате привитые животные заболевали и умирали. Конечно, Пастер прежде всего проверил их результаты опять — таки при помощи чистых культур. Оказалось, что в крови умерших от сибирской язвы животных, сибиреязвенной палочки, действительно, уже нет; она не выдержала конкурренции гнилостных бактерий, которые не могли хорошо развиваться в живых тканях (с ними они плохо справляются), но которые после смерти начинают усиленно размножаться, производя гниение и минерализацию трупа. В крови их мало, но во внутренних органах они просто кишат.
Давэн, к своему сожалению, этого не заметил и не мог стало быть, показать своим противникам, что они прививали своим животным новых бактерий и, следовательно, новую заразу, но от орлиного взора Пастера это обстоятельство не укрылось, он окончательно установил, что животные, получившие прививку крови от трупов, умирали вследствие заражения крови, а не от сибирской язвы.
И вот, точно по мановению волшебного жезла, исчезли все возражения против признания бактерий виновницами заразных заболеваний. Мало того, разом открылся новый путь, ведущий в таинственные, многообещающие дали.